Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом
Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.
Звёзды правду говорят
Астроном Лексель, член Петербургской Академии наук, исследовал, было ли во время рождения Петра или за 9 месяцев до оного какое-нибудь небесное необыкновенное явление. «Пресветлой звезды близ Марса (правда) не оказалось, но прочее планет течение было весьма благополучным предзнаменованием».
Пушкин А.С. История Петра. Подготовительные тексты. ПСС в 10 т. Изд. «Наука». М. 1965. Т. IX.
Царевич получает в подарок саблю
Царевич был окрещён июня 29, в субботу, на праздник верховных апостолов Петра и Павла, в Чудовом монастыре, от патриарха Иоакима. Восприемниками были брат его царевич Феодор Алексеевич и тётка его, царевна Ирина Михайловна. Рассказывают, будто бы на третьем году его возраста, когда в день именин его, между прочими подарками, один купец подал ему детскую саблю, Пётр так ей обрадовался, что, оставя все прочие подарки, с нею не хотел даже расставаться ни днём, ни ночью. К купцу же пошёл на руки, поцеловал его в голову и сказал, что его не забудет. Царь пожаловал купца гостем, а Петра, при прочтении молитвы духовником, сам тою саблею опоясал. При сём случае были заведены потешные. Перед своею кончиною царь назначил приставниками к царевичу боярина Кирилу Полуехтовича Нарышкина и при нём окольничих князя Петра Ивановича Прозоровского, Фёдора Алексеевича Головина и Гаврила Ивановича Головкина. Царь Алексей Михайлович скончался 30 января 1676 года, оставя Петра трёх лет и осьми месяцев.
Пушкин А.С. История Петра. Подготовительные тексты. ПСС в 10 т. Изд. «Наука». М. 1965. Т. IX.
Отвращение Петра Великого от воды в детстве
Царица Наталия Кириловна, мать ироя нашего, в вешное время посещала монастыри и при переезде чрез один ручеёк, от наводнения сделавшийся нарочитою рекою, имея пятилетнего сего сына своего на руках спящего и сама несколько воздремавшая, шумом сильно стремившегося ручья сего и криком людей пробудившись и увидя воду в карете и оную несколько наклонившуюся и опрокинуться готовую (по крайней мере, страх представил ей сие), сильно закричала. Царевич, от сего крика пробудившийся, увидя бледность испуганной матери, воду в карете и шумное стремление воды, столько поражён был страхом, что тогда же получил лихорадку.
Таковое сильное впечатление в сердце младого государя произвело такое отвращение от воды, что он не мог взирать на реку, на озеро и даже на пруд равнодушно, и, хотя он всячески старался скрывать сей страх свой, однако ж, приметен оной был по тому, что никогда не видали его ни плавающего по водам, ни переезжающего в брод чрез реку, и ниже чтоб когда-либо искупался он в реке или в пруде, что продолжалось даже до четырнадцатилетнего его возраста. В сие-то время освободился он от страха сего следующим образом.
Князь Борис Алексеевич Голицын, занимавший при нём место дядьки, предложил его величеству позабавиться псовою охотою; и, хотя младый государь не: любил сей охоты и во всю жизнь свою оною не занимался, но при сём случае, из уважения к просьбе сего князя, согласился на оное. Но время сей забавы князь, желая истребить в государе страх от воды, с намерением завёл его к берегам реки Петры. Монарх, увидя реку, остановил коня своего. Князь спросил тому причины, и государь с видом огорченным сказал:
– Куда ты завёл меня?
– К реке, – ответствовал князь. – Ваше величество видите, сколь утомилися лошади и запылились охотники, так нужно лошадям дать отдохнуть и прохладиться, а людям вымыться. Родитель твой, – заключил князь, – часто сие делывал и в сей речке сам купывался.
И не дожидаясь ответа, поехал чрез оную. А между тем все охотники, по предварительно данному приказу, раздевшись в миг, очутились в реке купающимися. Сначала на сие досадовал монарх, но увидя князя переехавшего и с другого берега, приглашающего его к себе, постыдился показать себя страшащимся воды и, сделав, так сказать, некоторое насилие себе, осмелился въехать в реку и переехать оную. Все бывшие при его величестве и за ним следовавшие, ведая страх его, обрадовались сему, да и сам монарх ощутил уже в себе от сего переезду некоторое удовольствие.
Царь, брат его, узнавши о сём, чрез несколько времени пригласил его с собою в село Измайлово, в котором было несколько прудов, способных к купанию. Он дал тайно приказ молодым своим царедворцам, что, когда будет он с царём, братом своим, прогуливаться у прудов, чтоб они, разрезвяся, сталкивали друг друга в воду. Всё сие было исполнено, и, хотя младый государь крайнее на сие оказал негодование, но сии, однако же, молодые люди, по данному же приказу раздевшись, начали в воде купаться и резвиться. Резвость сия мало-помалу рассмешила младого государя, и он уже смотрел на то с таким равнодушием, что, наконец, согласился на предложение брата своего и сам с ним последовать их примеру. И с того времени совершенно миновалось отвращение его от воды.
В сём-то селе монарх вскоре после сего нашёл старый и брошенный ботик, который возбудил в нем чрезвычайное желание к заведению морских сил (…).
(Из рукописи Крекшина. Он неоднократно уверял автора в справедливости рассказа. Прим. И. Голикова).
Анекдоты, касающиеся до государя императора Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.
Случай из записок голландца
[Не однажды потом Пётр оказывался в северных морях]. Походы сии сопровождались иногда и опасностями. Однажды постигла его (Петра Первого. – П. К.) буря, приведшая в ужас всех его спутников. Все они прибегнули к молитве; каждый из них ждал последней минуты своей в морских пучинах. Один Пётр, безбоязненно смотря на штурмана, не только поощрял его исполнять свой долг, но и показывал ему, как править судном.
– Прочь от меня! – вскрикнул нетерпеливый моряк. – Я сам знаю, как надо править, и знаю это лучше тебя!
И подлинно, он с удивительным присутствием духа переправил корабль через все опасные места и провёл его к берегу сквозь гряды каменных рифов.
Тогда, бросясь к ногам царя, он умолял простить его грубость.
Пётр поднял штурмана, поцеловал его в чело и сказал:
– Прощать тут нечего, а я должен ещё тебе благодарностию, не только за спасение наше, но и за самый ответ.
Он подарил штурману в знак памяти своё насквозь промокшее платье и назначил ему пенсию.
Из записок голландца Схельтемы, переведенных П. А. Корсаковым//Сын отечества. 1838. Т. 5. Ч. 2. Отд. 6.
Неустрашимость Петра в море
Государя постигло [гораздо позднее] крайнее бедствие в безопытном ещё плавании его на Белом море, когда от жесточайшего штурма и самые опытные мореходцы приведены были в ужас, лишивший их всякой решимости, кроме одного его и простого кормщика; на сём же морском судне находилось несколько иностранцев, взятых им с собою из Архангельска; один из сих о сём бедственном приключении изъясняется так: «Когда царь, в 1694 году, от пристани Архангельской выехал в океан, то такая страшная поднялась буря, что все, с ним бывшие пришли в чрезвычайный ужас, и стали молиться, приуготовляясь к смерти; один только младый государь казался нечувствительным к ярости свирепствующего моря. Он, равнодушно возложа на себя обещание, – ежели благовременный подастся случай и не воспрепятствуют государственные нужды, – побывать в Риме, и отдать поклонение мощам св. апостола Петра, своего патрона, пошёл к кормщику и весёлым видом ободрял к должности всех унынием и отчаянием поражённые сердца» *), он только один с монархом в общем том страхе не потерял решимости, и как
*) См. Acta еrиditоrum, anno 1708 pag. 218.
сиe засвидетельствование важно, яко от иностранца, не могущего быть пристрастным. Но мы дополним ещё здесь оное. Помянутый кормщик был тамошний нюхонский крестьянин Антип Панов; *)
*) Кормщик, спасший Петра Великаго во время бури на Белом море, в 1694 году, как видно из подлинных документов назывался Антоном Тимофеевым. Петр по выходе на берег, собственными руками сделал в полторы сажени вышиною крест и поставил на том месте, где вышел на берег, на кресте виднелась голландская надпись: «Сей крест сделал шкипер Петр, в лето Христово 1694.» – (Двинские записки т. II, стр. 147, примеч. 123).
сей крестьянин был презнающий на тамошнем море кормщик, то, когда государь, пришед к нему, стал ему в деле, его указывать, и куда должно направлять судно, то сей с грубостию отвечал ему: «Поди, пожалуй, прочь; я больше твоего знаю и ведаю, куда правлю». И так, когда управил он в губу, называемую Унские рога, и между подводных каменьев, коими она была наполнена, счастливо проведя судно, пристал к берегу у монастыря, называемого Петроминским, тогда государь, подошед к сему Антипу, сказал: «Помнишь ли, брат, какими ты словами на судне меня отподчивал?». Крестьянин, в страхе падши к ногам монарха, признавался в грубости своей и просил помилования. Государь поднял его сам и, три раза поцеловав в голову, сказал: «Ты не виноват ни в чём, друг мой, и я обязан еще благодарностью тебе за твой ответ и за искусство твоё».
И тогда же, переодевшись в другое платье, всё бывшее на нём, измоченное даже до рубашки, пожаловал ему в знак памяти и, сверх того, определил ему же годовую до смерти его пенсию.*
* По более достоверным письменным свидетельствам видно, что царь подарил кормщику своё мокрое платье, даже до рубашки, выдал 5 руб. на одежду, 25 руб. в награду и навсегда освободил от монастырских работ. О последующей судьбе Антипа Панова народное предание повествует следующее: царь Пётр, подаривши Антипу свою шляпу, даровал ему вместе с ней право бесплатно пить водку везде, во всех царевых кабаках, во всех избах, где бы и кому бы ни показал он эту шляпу. Панов этим лакомым правом не замедлил воспользоваться и неустанно злоупотреблял им до такой степени, что, наконец, опился и умер от запоев. Сам И. Голиков прокомментировал эту запись так: Первая часть рассказа принадлежит некоему иностранцу. Вторая сообщена бывшим архангелогородским, а потом московским первой гильдии купцом Михаилом Андреевичем Мамоновым, слышавшим сие от самого Антипа Панова.
Анекдоты, касающиеся до гогударя имперазпара Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.
О происхождении и дальнейшей судьбе Антипа Панова
Один из польских панов, явившись в Нюхчу для грабежа и разорения, остановился у Святой горы с западной стороны для ночлега со своими приверженцами. Но в ту же ночь ему было видение, будто на его людей напал страх, так что они стали бросаться в озеро, находящееся при горе, а сам пан ослеп. Проснувшись, он рассказал об этом видении своим сподвижникам и, заявив, что с этого времени он оставляет своё преступное ремесло, отправился к местному приходскому священнику и принял от него святое крещение с именем Антипы, по фамилии Панова. Впоследствии, живя в Нюхче, он вполне усвоил искусство мореплавания и, как опытный моряк, управлял судном Петра Великого и спас царя и всех его спутников от верной смерти в Унских Рогах.
Получив от царя в подарок фуражку, по предъявлении которой любому виноторговцу он мог пить вина бесплатно сколько угодно, Антип Панов слишком неумеренно пользовался этим правом и умер от пьянства.
Краткое историческое описание приходов и церквей Арангельской. епархии. Вып. III. С. 149.
Повенецкий Пётр посильнее московского Петра
[В царствование Петра Великого Повенец был простым селом, принадлежавшим Вяжицкому монастырю]. Однажды государь с небольшой флотилией плыл по северной части Онежского озера, как раз близ того места, где впадает река Повенчанка. Не успели суда пройти небольшой остров, лежащий в одной версте от нынешнего города, как вдруг поднялась буря и началось страшное волнение на озере. Царская флотилия принуждена была от острова повернуть назад и пристать к берегу (с тех пор остров этот стал называться – Воротный).
Тут на берегу была церковь в честь первоапостолов святых Петра и Павла, так государь у попа совета спросил, можно ли ему идти в озеро. Поглядел поп на небо, да и сказывает:
– На карбасе я проеду, а тебе, осударь, на больших судах идти не достоит; и суда растеряешь, и народ загубишь без всякой пользы.
Рассерчал осударь на попа и пошёл в озеро. А поп на берегу стоит, да и говорит:
– Я, осударь, с литургией тебя подожду!
Не прошли суда до Воротного, как стало их пошвыривать – поневоле осударю пришлось назад вернуться и в церковь зайти. Кончились обедни, подходит осударь к честному кресту и говорит попу с усмешкою:
– Не попом бы тебе быть, батя, а матросом! Спасибо за науку! Вижу, что повенецкий Пётр куда будет посильнее московского Петра.
Поневоле пришлось Петру отложить всё дело до завтра, но времени он не терял и распорядился тотчас же переписать селение Повенец в посад, или рядок, отобрав его от монахов, а для того, чтобы последние не остались от такого распоряжения в убытке, приказал вознаградить Вяжецкий монастырь доброю деревнею в Новгородском уезде. Говорят ещё, в тот же самый день было положено основание и Повенецкому медноплавилыюму и железно-делательному заводу.
Майнов В. Петр на Олонце // «Дело». 1883, №6.
Об архангельском корабеле Осипе Баженине
…С противоположной стороны <Двины>, на горе открывается (…) вид села Вавчуги. Там еще живут свежими преданиями о Петре Великом, там ещё недавно был он, гостил не одни сутки у богатого, умного владельца Вавчуги Баженина, которого любил ласкать и жаловать великий император. (…) На самой верхней террасе, на вершине Вавчужской горы, красуется сельская церковь старинной постройки, с колокольни которой открываются чудные и разнообразные виды, как говорят, больше чем на семьдесят вёрст. На эту колокольню входил с Бажениным Пётр Великий, три раза навещавший Вавчугу. На этой колокольне, но народному преданию, великий монарх звонил в колокола, тешил свою государеву милость. И с этой-то колокольни раз, указывая Баженину на дальние виды, на все огромное пространство, расстилающееся по соседству и теряющееся в бесконечной дали, Великий Пётр говорил:
– Вот всё, что, Осип Баженин, видишь ты (а глаз досягал чуть не самого Архангельска) здесь: все эти деревни, все эти села, все земли и воды – всё это твоё. Всё это я жалую тебе моей царской милостью!
– Много мне этого, – отвечал старик Баженин. – Много мне твоего, государь, подарку. Я этого не стою. Я уж и тем всем, что ты жаловал мне, много доволен.
И поклонился царю в ноги.
– Немного, – отвечал ему Петр, – немного за твою верную службу, за великий твой ум, за твою честную душу.
Опять поклонился Баженин царю в ноги и опять благодарил его за милость, примолвив:
– Подаришь мне всё это – всех соседних мужичков обидишь. Я сам мужик, и не след мне быть господином себе подобных, таких же, как и я, мужичков. А я твоими щедрыми милостями, великий государь, и так до скончания века много взыскан и доволен.
Милости государя состояли в том, что Баженин получил сначала звание корабельного мастера, а потом вместе с братом (Фёдором) назван именитым человеком гостиной сотни, мог отправлять свои корабли за море с разными товарами, имел право держать пушки и порох, мог без всякой пошлины вывозить из-за моря все материалы, нужные для кораблестроения, нанимать шкиперов и рабочих всякого звания, не спрашивая согласия местных властей. Всё это Баженин получил за то, что был одним из первых и лучших ценителей начинаний Петра и был первым основателем и строителем первого русского коммерческого флота (…) Весной 1694 г. был спущен с вавчужской верфи русский первый корабль с первым русским коммерческим флагом – «Святой Пётр» (…) В 1702 году Пётр, в третий и последний раз посетивший Двину, сам спустил в Вавчуге два новых фрегата.
Максимов С. В. Год на Севере // Избранные произведения, в двух томах. М., 1987. Т. 2.
Пётр Первый на лесопильном заводе при Вавчугской верфи
Раз Пётр, за веселою пирушкою, в доме Баженина, похвалился, что остановит рукою вододействующее колесо на бывшем тогда при верфи лесопильном заводе. Сказал, и тотчас же отправился на лесопильню. Перепуганные приближённые тщетно старались отклонить его от задуманного им намерения.
Вот наложил он могучую руку свою на спицу колеса, но в то же мгновение был поднят на воздух. Колесо, действительно, остановилось. Сметливый хозяин, зная хорошо характер Петра, успел распорядиться, чтоб оно вовремя было остановлено.
Пётр спустился на землю и, чрезвычайно довольный этим распоряжением, поцеловал Баженина, находчивость которого дала ему возможность сдержать своё слово и вместе с тем избавила его от предстоявшей ему неминуемой гибели.
Криничная Н.А. Предания Русского Севера. Санкт-Петербург, «Наука» С.-Петербургское отделение. 1991
Северное сказание о царском привольном житье
Вставал осударь до солнышка и променаж себе делал, а там воды изопьёт и указы писать станет, да так день деньской и пишет указы, потому ввечеру до сотни кульеров в разные концы скачут – осударево слово развозят. О ту пору случилось осударю во время прогулки подойти к промысловой зимушке, а там двое промышленников живут и промеж себя разговаривают. Вот один и сказывает:
– Вот кому жизнь-то привольная!
– Кому? – спрашивает другой.
– Да царю! Лежи целый день, а там отдохни от лёжки-то.
Сейчас на тот же день приехал к зимушке от осударя посланный, забрал того промышленника, что житьё царское хвалил, и привёз его прямо к осударю.
– Вижу я, – сказывает ему осударь, – твою добродетель и захотел тебя за то наградить; будь ты при мне вроде как лакеем, и вся твоя служба только в том и будет, что спи, когда я спать буду, и не моги глаз закрыть, пока я не лягу.
Обрадовался промышленник несказанно такому благополучию и стал уже азям снимать, потому осударь почивать ложился; только он азям-то скинул, а в двери-то и стучатся.
– Выдь, – сказывает осударь, – да погляди, кто там.
Пошёл он – царя нужно.
– Что тебе?
– На Москве хлебушка нету.
– Подай перо и бумаги.
Подали, и стал царь писать и прописал с час времени, а там стал читать и вычитал, чтобы изо всех городов в Москву хлеб свозили и народу без процента взаймы давали.
Ушёл посланный, а уж в двери иной ломится.
– В Питере по воскресным дням народ без тебя, осударь, работать гоняют и твои царские денежки бояре в карман кладут, а народ износился и впроголодь ходит.
И туда написал осударь указ, чтобы по воскресным дням народ не нудить и деньги платить, а ослушников повесить! Ладно! Не успел кульер уйти, а в двери ещё глядит:
– Смилуйся, осударь батюшка, вели правды сыскать! Воевода на Низу жён отбивает, животинки отнимает, в кабале держит народ православный.
У промышленника один глаз так и липнет, а у осударя ни в одном глазу сна нет, и сидит он и пишет без перестачи. Воеводу сменил, в Шлюшин в крепость послал, а народу за десять лет все подати простил. Солнышко в окошечко глянуло, а новый кульер ломится – глядь, ан это его же товарищ промышленник.
– Гони его! – Шумит осударь. – Спать хочу!
А у лакея-то и сон прошёл, и азяма не накинул – на улицу в рубахе выскочил.
– Что приключилось?
– Плохо дело! Воевода пришёл, зимушку разорил, всё полесованье на себя отобрал и тебя искать велел, хочет заместо своего холопа в ратники сдать!
Как кинется наш полесовщик к царю!
– Батюшка, помилуй!
А тот:
– Спи, брат, спи! Али не видишь, что я спать лег.
И взмолился полесовщик осударю, чтобы он от себя сон отогнал и спас его от воеводской неправды, а царь и говорит:
– А хороша ли, друг милый, жизнь царёва? Полно весь ли он день лежит, а ночью от лёжки отдыхает?
Понял тут полесовщик, что осударь услышал его слова неразумные, и покаялся.
– Так ты и знай, – проговорил осударь, – у тебя одна голова на плечах неразумная, а у меня на плечах все ваши неразумные головы. Ты об одной своей позаботился и спать не захотел, а как мне обо всех-то неразумных головушках думать надлежит, так и век я не усну, а усну – так сильный прижмёт слабого, пойдёт тягота и неправда, голод и безвременье и вражеское попленение.
Майнов В. Петр на Олонце // «Дело». 1883, №6.
О предполагаемой поездке государя в Рим
О предполагаемой поездке государя в Рим, Корб (Корб фон Иоганн Георг – дипломат, секретарь посольства императора Леопольда I к царю и великому князю московскому Петру Первому в 1698 году. – Е.Г.) приводит рассказ самого Петра. «Когда я плыл», – говорил Пётр боярам, – «со многими из вас из Архангельска в Соловецкий (Solowizi) монастырь, я был, как вам известно, угрожаем кораблекрушением; я пройду молчанием столь большую боязнь смерти и неминуемой, так сказать, гибели, которая вами тогда овладела. Теперь уже нам не угрожает предстоявшая гибель, мы спаслися, но я считаю справедливым и надеюсь, что и вы на это согласитесь, исполнить клятвы и обеты, данные вами святым. Я тогда, заботясь не столько о своём спасении, сколько об избавлении вас всех, дал обет Богу и святому моему Ангелу, Петру Апостолу, поклониться ему в Риме, при его гробе. Скажи, Борис Петрович (обратился царь к своему фельдмаршалу Шереметеву), в каком состоянии находится Римская область и её города? Ты там был, и потому можешь сообщить вернейшие о ней сведения». – Шереметев похвалил приятный климат и красоту местности. Царь, выслушав его, сказал: «С некоторыми из вас я поеду туда, покорив Турка, и таким образом исполню данный мною обет». Царь поехал бы в Рим и исполнил бы свой обет, если бы недавние столь опасные происшествия в его владениях, по случаю возникшего возмущения (стрелецкий бунт), не вызвали его в Москву».
Дневник И. Корба, в издании М.И. Семевского. Москва, 1869 г.
Другое сказание на эту тему
В 1714 году государь, будучи на Финском заливе с флотом, от Гельсингфорса к Аланду, претерпел великую опасность, угрожавшую самой жизни: ночью поднялась жестокая буря и весь флот находился в крайнем бедствии, все думали, что погибнут. Его величество, увидев робость корабельщиков своих, решился сесть на шлюпку и ехать к берегу, зажечь там огонь, чрез что дать знать близость берега. Бывшие на корабле офицеры, ужасаясь отважности государя, все пали к ногам его и просили неотступно, чтоб он отменил такое гибельное намерение и чтоб им это повелел исполнить. Но государь, показывая подданным на море бесстрашие, не послушал их, сел с несколькими гребцами в шлюпку и поплыл. Рулём его величество управлял сам, а гребцы работали сильно в гребле; но, борясь долго против волн, они начали ослабевать и уже потопления ожидали. В таком их отчаянии, Пётр встал с места и в ободрение кричал им: «Чего боитесь, Царя везёте! Кто велий, яко Бог! Бог с нами, ребята, прибавляйте силы!». Такая речь возобновила мужество во всех – пробился он сквозь валы до берега, куда вышед, зажёг огонь и тем дал знак флоту, что он счастливо туда прибыл, и что они также не далеко от берега. Государь, измоченный весь водою, обогревался у огня с гребцами и спросил: «Есть ли на шлюпке морской сбитень и сухари?». Ему подали, он выпил стакан, съел сухарь, велел выпить стакана по два матросам и потом заснул близь огня под деревом, покрывшись парусиною.
Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.
Третий рассказ на эту тему
Всем известно, что Пётр Великий в молодости не терпел воды, и когда предлагали ему прокатиться по Яузе или по великому пруду, всегда отказывался от этих прогулок. Но с летами пропала в нём эта ненависть и заменилась настоящею страстью к плаванию, так что чрезвычайная смелость в водной стихии даже иногда ввергала его в очевидную опасность, в то время, когда он не умел ещё порядочно править рулём, уже перестал бояться воды. Так случилось однажды в немецком море; разъярённыя стихии хлестали борт лодки, заливая её, перекидываясь чрез палубу; матросы шептали про себя молитву.
– Не бойтесь!.. Император Пётр утонуть не может. Слыханное ли дело, чтобы Русский царь утонул в немецком море, – сказал государь и сказал правду.
В Петербурге Император, пригласил в Кронштадт нескольких иностранных министров посмотреть на новыя гидротехническая работы и часть флота готоваго уже вступить в море; они отправились на голландском буере, которым управлял сам Пётр.
Как только переехали половину, вдруг на взморье поднялся сильный ветер с запада, Император приметил вдали туман с поднимающимся облаком и ожидал скорой бури.