Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

– Повинен смерти, государь… Помилуй…

Этот случай невольно удивил всех присутствующих и тем более, что винившийся матрос вообще отличался во время службы безукоризненной честностью усердием и никогда не заслуживал наказания или выговора.

Но присутствующие были поражены ужасом, когда услышали на вопрос государя ответ матроса, который сказал, что он тот самый стрелец, который в младенчестве дерзнул занести нож на Монарха-отрока в Свято-Троицкой лавре. Продолжая далее отвечать на вопросы монарха, стрелец этот объяснил, что он тогда ещё был новичком в стрельцах, когда замешался в бунт, что потом он раскаялся в своём заблуждении и в злодеянии и только бегством спасся от поимки и казни; за тем долгое время странствовал в отдаленных областях и, наконец, выдавши себя за сибирскаго крестьянина, записался в матросы при архангельском адмиралтействе, где честно исполнял свою службу.

Пётр Первый, выслушав откровенное признание, даровал ему жизнь, простил матроса со строгим объявлением никогда впредь не показываться на глаза. Возблагодарив Бога и государя, матрос удалился из рядов. Он вскоре был послан в отдаленнейшие области Сибири.

От фельдмаршала Трубецкаго и от адмиралтейскаго экипаж-мейстера Брюйна.

Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев.

Причина конвульсий

О бунтах стрелецких некогда промолвил государь: «От воспоминания бунтовавших стрельцов, гидр Отечества, все уды* во мне трепещут. Помысля о том, заснуть не могу.

* Уды – члены. После стрелецкого восстания 1689 года мускулы головы, шеи и лица Петра I периодически сокращались в непроизвольных конвульсиях. Ред.

Такова-то была сия кровожаждущая саранча!». Государь по истине имел иногда в нощное время такие конвульсии в теле, что клал с собою денщика Мурзина, за плеча которого держась, засыпал, что я и сам видел. Днём же нередко вскидывал головою кверху. Сие началось в теле его быть с самого того времени, когда один из мятежных стрельцов в Троицком монастыре пред алтарем, куда его царица, мать его, ради безопасности привела, приставя нож к шее, умертвить его хотел, а до того личных ужимок и кривления шеею не бывало.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987

Странное лекарство для Петра

Пётр I-й с детства был подвержен припадкам безотчётнаго страха. Он не мог владеть собою в таком состоянии, которое сопровождалось яростью, иногда-же разрешалось конвульсиями, искривлявшими ему рот и совершенно искажавшими лицо его. Последнее приписывали действию яда, данного ему в детстве. Когда конвульсии делались с ним в обществе, все потуплялись; потому что Пётр не терпел, чтобы на него смотрели в это время и чем-нибудь заявляли, что происходящее с ним замечено. Если же конвульсии усиливались до чрезвычайной степени, то царский повар спешил изжарить сороку вместе с перьями и внутренностями и стирал в порошок, приём котораго помогал Государю.

Анекдоты прошлого столетия. [Извлечение из книг Шерера] // Русский архив, 1877. – Кн. 3. – Вып. 10. – С. 280-292.

Любознательность Петра

Однажды Пётр Великий, находясь в Архангельске при реке Двине и увидя довольное число барок и прочих подобных судов, спросил: откуда эти суда? Царю отвечали, что это мужики из Холмогор, везущие в город разный товар для продажи. Государь не был этим доволен, но сам хотел с ними разговаривать. И так, он пошёл к ним и увидел, что большая часть судов нагружена была горшками и прочею глиняною посудою. Между тем, как он старался всё пересмотреть и для того ходил по судам, под ним нечаянно подломилась доска и он упал в нагруженное горшками судно и, хотя не сделал себе никакого вреда, но горшечнику нанес довольно убытку.

Горшечник, посмотрев на разбитый товар, почесал голову и с простоты сказал Царю:

– Теперь, батюшка, я не много привезу денег с рынка домой!

– А сколько думал ты привезти домой? – спросил Царь.

– Да алтын бы с пятьдесят, – отвечал мужик.

Монарх вынул из кармана червонец, отдал его мужику и сказал:

– Вот тебе деньги, которые ты выручить надеялся. Сколько приятно тебе получить их, столько приятно и мне, что ты не назовёшь меня после причиною твоего несчастия.

От профессора и поэта Ломоносова, родившегося в Холмогорах, которому рассказывал его отец, бывший при этом происшествии.

Анекдоты и предания о Петре Великом, первом императоре земли русской и о его любви к государству. В трёх частях. Москва, 1900. Составитель Евстигнеев

О мудром олонецком воеводе

Император Пётр Великий, часто нечаянно посещавший города своего царства, около десяти раз был в нынешнем Петрозаводске, обязанном своим существованием гениальному взгляду великого преобразователя на минеральные богатства нашего края. Дорожный снаряд государя был незатейлив: летом мундирная пара, плащ, несколько белья и для прислуги деньщик или два; зимою прибавлялась шуба, шапка и тёплые сапоги. Обед монарха был готов везде, потому что он употреблял всякую пищу; кухня за ним никогда не тащилась.

В одну из поездок своих на заводы, основанные на речке Лососинке и носившие имя своего основателя, Пётр прибыл в Олонец. Подъехав к дому Воеводской канцелярии, где тогда сосредоточивалось главное управление здешнего края, монарх быстро вошёл в комнату и, встретив воеводу, седого, простосердечного старца, спросил у него, какие есть в канцелярии челобитчичьи дела. Испуганный воевода, упав на колени, дрожащим голосом отвечал:

– Виноват, всемилостивейший государь! Никаких нет.

– Как никаких нет?

– Никаких, – повторил воевода со слезами на глазах. – Виноват, государь, я никаких спорных челобитен не принимаю и до разбора канцелярии не допускаю, а всех соглашаю к миру, и следов ссор в канцелярии никогда не бывало.

Удивился монарх такой вине, такому простосердечию; подняв стоявшего на коленях воеводу и поцеловав его в голову, он сказал:

– Я бы желал и всех воевод видеть виноватыми столько же, как ты. Продолжай, друг мой, такое служение; Бог и я тебя не оставим.

Прошло несколько лет после того. В Адмиралтейской коллегии возникли несогласия между членами Чернышевым и Крейцом. Когда узнал об этом государь, то вспомнил миролюбивого олонецкого воеводу и послал к нему указ о прибытии в столицу. Тотчас определив его прокурором в Адмиралтейскую коллегию, Пётр сказал ему:

– Почтенный старик! Я желаю, чтобы ты и здесь был так виноватым, как в Олонце, и, не принимая ссорных объяснений от членов, мирил бы их. Ты ничем столько не услужишь мне, как водворив между ними мир и согласие.

К сожалению, в современных анекдотах, откуда мы заимствовали настоящий рассказ, не сохранилось имя этого олонецкого воеводы.

Олонецкие губернские ведомости. 1859, № 18.

Священник с ружьём

Есть предание о священнике с ружьём, которого Пётр встретил.

Государь остановил его и спросил, куда он едет?

Священник, не зная царя, ответил, что едет с запасными Святыми Дарами к больному.

– Зачем же ты взял ружье? – спросил Петр.

– Здесь не смирно; грабят и убивают, – ответил священнослужитель.

– Но ведь, если ты кого-то застрелишь, – возразил царь, – то не будешь больше попом?

– Не буду, – ответил священник, – но если меня убьют, то я не буду уже и человеком, а теперь куда-нибудь, да сгожусь.

Кривошлык М.Г. Исторические анекдоты из жизни русских замечательных людей. М.: Издательско-полиграфическая фирма «АНС-Принт» Ассоциации «Новый стиль», 1991.

Другое северное сказание о священнике с ружьём

В начале прошлого столетия Пётр Великий проезжал чрез селение Мегрецкое, находящееся на почтовом тракте в двенадцати верстах от Сланца к Лодейному полю. Между деревнями Заручне-Кабдева и Верхняя-Толмачёва царь встретил человека высокого роста, с проседоокладистою бородою, который тихою поступью пробирался по широкой торной дороге в одну из деревень, лежащих в отдалённом углу поселения, близь дремучего леса; у старика за кожаным поясом был засунут большой нож, а за плечами ружьё.

Пётр, остановив экипаж, спросил у прохожего:

– Кто ты такой и куда идёшь?

– Я есмь, – отвечал старик, – грешный иерей Бога вышнего, по фамилии Окулин, и держу свой путь к больному, желающему перед смертью покаяться и причаститься.

– Если ты служитель Божий, – сказал ему царь, – то зачем одет в мужицкую сермягу и ещё носишь при себе оружие, по подобию охотников, воров и разбойников? Я не верю, старик, твоим словам и званию и потому прошу сопровождающих меня (обратившись к ним) сейчас же взять и представить в канцелярию Олонецкого воеводства на спрос и суд по закону.

– Ваше царское величество, – возразил без страха, смело Окулин. – Делайте со мною, что хотите, – я тут весь. А суд воеводы на Олонце я видал, да и по его суду оправдан бывал. Поведаю же теперь вашему светозорному уму, могучий государь, что в дремучих лесах нашей волости водятся воры и разбойники, кои посягают на моё правдою нажитое достояние, заключающееся более в металлах (деньгах), поэтому я не из скопидомства, когда ухожу из дому, тогда и металлы свои уношу от их лому, а в защиту себя, да и для острастки этих недобрых людей ношу, аки воин, оружие на своих чреслах и раменах, облечённых от ненастья в рубище серого цвета.

– Когда такую речь ведёшь, – ответил ему Пётр, – то скажи мне: сколько денег у тебя и на что ты их бережёшь? Разве не знаешь того, что в положении воина наши молитвенники нарушают правила святой православной церкви Христовой?

В ответ на это Окулин сказал:

– Я Божий закон читал, но деньгам своим счёту не давал; на, государь, прими их в жертву от шестидесятилетнего старца с усердием и доброю волею великому царю-батюшке на русскую флотилию и армию. – И отдал свой металл.

Пётр Великий, приняв деньги, оставил старца Окулина и впоследствии вызвал его в Питер и там сделал его членом высшей духовной коллегии.

Олонецкие губернские ведомости. 1872, №37.

Северная кокоша

Ехал Пётр Первый на свои чугунные заводы. В Святозере – остановка: лошадей переменяли.

Зашёл Пётр Первый в избу и видит: суетятся, бегают.

– Что, – скаже, – за беготня?

– Бог дочку дал, – в ответ ему хозяин.

– Ну, – скаже, – проздравляю, а меня проздравь с крестницей. Посылайте за попом.

Хозяин хотел было промышлять куму.

– Вот кума, – скаже царь, – чего лучше, – и кивае на старшую дочку.

Пришёл поп, окрестили. Пошло угощенье. Водку на стол подали. Пётр Первый пошёл в свой чебодан и добыл оттуль свою чарку. Налил себе и выпил. Налил куме и потчует; застыдилась кума, не пьёт. Петр Первый упрашивает. Не пьёт.

– Выпей, – говорит отец, – не спесивься; ничего ведь; коли царь просит, надо выпить.

Дочь выпила и краснет. Любо царю, что девка зардела, и почал он шутить с ей и пуще стыдить. Снял с шеи кожаный галстук и повязал на ейну шею девочью; с рук – перщатки, долиной по локоть, и надел на ейны руки белые; затым пожаловал ей свою государскую чарку, на память, что водку пил.

– А что мне-кова крестнице дать? – проговорил царь. – Ничего с собой не прихвачено. Экая она бессчастная! Ну, – скаже, – в другой раз буду – не забуду.

Приезжает другожды на заводы с государыней.

– Я, – скаже, – здесь крестил у кого-то. Надо бы пожаловать; оногдась (в прошлый раз) ничего со мною не случилось.

Отыскали, у кого крестил Пётр Первый. Государыня наприсылала бархату, парчей и всяких басистых (красивых) материй, а опять-таки куме, а крестнице опять ничего.

Вот уж доподлинно, не мимо идёт царское слово: как назвал ее бессчастною, так и было. Государева крестница выросла, жила, а всю жизнь была кокоша (несчастливица) горегорькая.

Пётр Великий в народных преданиях Северного края, собранных Е. В. Барсовым. М., 1872.

Сказание о жирном быке с чёрным сердцем

Однажды ехал государь Пётр в Архангельск по большой дороге, приехал и крестьянину и видит, что живёт исправно, по приезду видно, на сарае корму, под окном дров, на дворе скотины много. И спрашивает государь:

– Что, крестьянинушко, хорошо ли тебе жить? Кажись всего у тебя в сытость.

А крестьянин отвечает:

– Нет, надёжа государь. Мы работаем, стараемся; вот как господа-то живут противу нас, так далеко лучше.

Тогда Пётр Первый говорит:

– Ну к моему приезду назад выкорми ты быка, чтобы был он жирён, а сердце в нём было чёрно.

Государь уехал, а крестьянин закручинился: как выкормить быка, чтобы был жирён, а сердце в нём было чёрно? Потом стал он ходить по кабакам и расспрашивать, как бы выкормить быка, чтобы был он жирён, а сердце в нём было чёрно.

Один приятель вызвался и говорит:

– Экой ты! Купи, – говорит, – медведя и поставь медведя и быка в одную конюшню и корми их сыто. Как медведь, – говорит, – рёхнет, а бык медведя ужаснётся и назад присядет, он будет думать, что медведь его съест.

Так крестьянин и сделал: медведя купил и в угол быка поставил и кормил до приезда царского. Пётр Первый оборотился, опять заехал к крестьянину и спрашивает:

– Что, – говорит, – выкормил ли быка?

– Выкормил, надёжа государь!

– Ну, убей, – говорит, – его, посмотрим, таков ли он, как я хотел.

Как быка убили, так действительно оказался таким: был он жирён, а сердце в нём гнилое, чёрное. Государь и говорит:

– Ну, расскажи же теперь, как ты быка купил, что разное у него мясо, и как ты сердце гнилое в нём сделал.

Крестьянин в ответ ему:

– Надёжа великий государь! У меня в конюшне в одном углу стоял бык, а в другом медведь; как медведь рёхнет, бык так назад и сядет, оттого сделалось в нём и сердце чёрное.

Тогда государь и говорит:

– Так, – говорит, – и господин живёт, которому завидуешь ты: сегодня во всём у него продовольствие, а сердце всё в нём тлеет, как под суд не попасть. Завтра может лишиться всего и остаться без куска хлеба. А ты, – говорит, – грешишь, что Бога не славишь: поработал ты, лёг спать и руки за голову. Подать отдал и ни о чём ты не тужишь. Сердце у тебя спокойное, не тлеет оно, как у этого быка.

Так государь и разговор кончил.

Криничная Н.А. Предания Русского Севера. Санкт-Петербург, «Наука» С.-Петербургское отделение. 1991.

Грубость воронежских граждан

Государь устроил в Воронеже корабельную верфь и часто приезжал в этот город. В великий пост потребовал его величество кислой капусты; послано было за нею к членам магистратским, состоявшим из тамошнего купечества. Те были тогда в собрании; посоветовавшись о том, заключили так: «Если один раз дадим капусты, то уже и всегда не только государю, но и всем при нём находящимся отпускать её будем принуждены, а чрез то и у самих нас может быть недостаток», – рассудили отказать, как будто бы нет у них капусты. Государь, ведая, что это происходит от одного грубого их воспитания, не огорчился на них, но почувствовал только крайнее сожаление о такой грубости. Он послал одного из денщиков осмотреть у членов ледники – тот нашёл в них целые чаны капусты. Государь, призвавши их к себе, представляет им, с отеческою милостию, их глупость и грубость, что они государю своему, пекущемуся о их благосостоянии, отказывают в ничего не значащей малости, имея у себя с излишеством. Не могли они не почувствовать и милости его, и своего непростительного поступка; упав к ногам его, они со слезами просили в том прощения. Монарх, сделав им ещё увещание, прощает их, пригрозя, однако же, что если они впредь подобное сему что учинят, то б страшились гнева его.

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876

Старец Митрофан против нагой Венеры

Когда великий государь, устроя в Воронеже верфь корабельную, сооружал флот, к поражению турок и к отнятию у них Азова необходимо нужный, тогда архиерей Митрофан от избытка, так сказать, усердия своего к государю и отечеству в простых, но сильно над сердцами народа действующих поучениях возносил хвалами намерения государевы и увещевал трудящихся в работах и весь народ к ревностному содействию отеческим попечениям сего монарха. А когда проведал он, что происходила в деле том некоторая остановка от недостатка в казне денег, то он оставшиеся у него от благотворения его 6 000 рублей серебряными копейками привёз к государю и, вручая оные его величеству, говорил:

– Всякой сын отечества должен посвящать остатки от издержек своих нужде государственной. Прими же, государь, и от моих издержек оставшиеся сии деньги и употреби оные против неверных.

Можно себе представить, с какою милостию принял монарх толикое свидетельство любви к отечеству и нестяжания сего добродетельного мужа. Целостность усердия такового доказал он и в продолжении, отсылая всегда накоплявшиеся у него от издержек деньги к государю, а в отсутствие его в Адмиралтейское казначейство, при записках своих: «На ратных».

Следующее же происшествие паче ещё докажет нам, колико монарх уважал его добродетели.

Его величество имел маленький свой дворец на островку реки Воронежа; вход в оной украшали статуи языческих богов, как то: Юпитера, Нептуна, Минервы, Геркулеса, Венеры и других. Однажды монарх велел сему архиерею быть к себе во дворец сей. Старец тотчас же пошёл, но, войдя во двор и увидя помянутые статуи, в числе коих и нагую Венеру, поворотился назад и ушёл. Донесли о сём монарху, и его величество, не понимая причины странного поступка сего, послал по него паки, но сей добродетельный, но, впрочем, простодушный и неучёный пастырь сказал присланному:

– Пока государь не прикажет свергнуть идолов, соблазняющих весь народ, то он не может войти во дворец его.

Великий государь не мог не огорчиться на него; он послал вторично к нему с таковым указом, что, если он не придёт, то ослушанием предержащей власти подвергнет себя смертной казни.

– В жизни моей государь властен, – ответствовал он, – но неприлично христианскому государю ставить языческих идолов и тем соблазнять простые сердца. И так охотнее он примет смерть, а не подтвердит присутствием своим сих языческих чтилищ.

Сколь ни был государь раздражён таковым грубым ответом и непослушанием архиерея сего, но, любя и почитая в нём добродетели его, снёс сие терпеливо. Поелику же происходило сие уже пред вечером, то монарх, услыша благовест в соборе в большой колокол, спросил: разве завтра праздник? Но как ответствовано, что не было никакого, то и повелел монарх узнать сего причину от самого архиерея.

Что ж ответствовал он присланному к нему?

– Понеже мне от его величества сказана смерть, того ради он, яко человек грешный, должен пред смертию своею принесть Господу Богу покаяние и испросить грехов своих прощение соборным молением, – и для сего-то назначил он быть всенощному бдению.

Государь, получа такой ответ, вместо того чтоб более ещё прогневаться, не мог удержаться, чтобы не рассмеяться, да и тот же час послал ему сказать, что он его во всём прощает, и для того перестал бы тревожить народ необыкновенным звоном. Сего ещё недовольно: снисходительнейший государь повелел снять соблазнившие его статуи. Архиерей, на другой сего день уведав заподлинно, что статуи те сняты, пришёл к государю благодарить его за оное. Какой был при сём между ими разговор, неизвестно, то только верно, что великий государь не отменил к нему ни любви, ни уважения своего, он пожаловал ещё дому архиерейскому несколько крестьянских дворов и в каждый приезд свой в Воронеж заезжал наперёд к нему. Когда же монарх в один приезд свой по обыкновению заехал прежде к нему, то нашёл его при самой уже смерти, тронут был тем даже до слез. Чувствительный государь пробыл у него до самыя его кончины и своими руками затворя ему очи и, дав повеление заготовить всё к приличному его погребению, вышел весь в слезах. Когда же настал день погребения, то монарх на вынос тела его прибыл со всеми знатными и морскими офицерами и мастерами корабельными, и когда готовились духовные поднять гроб его, тогда великий государь, обратяся к пришедшим с ним:

– Стыдно нам будет, – сказал, – если мы не засвидетельствуем нашея благодарности благодетельному сему пастырю отданием ему последней чести. Итак, вынесем тело его сами.

При слове сем монарх принялся первый за гроб его. А по отпетии погребальной панихиды его величество паки с вельможами и офицерами своими поднял гроб и опустил оный в землю.

Слышал от воронежских старожилов.

Анекдоты, касающиеся до гогударя имперазпара Петра Великого, собранные Иваном Голиковым. Изд. третье, исправленное, дополненное и умноженное. М., 1807.

Ходатайство дочери о пенсии отцу

Его величество на пути своем в Воронеж*,

*В период с 1694 по 1709 год, в связи со строительством Азовского флота, Петр I был в Воронеже восемь раз. Установить, к какому времени относится данный рассказ трудно. Ред.

под вечер в ненастную погоду, заехал ночевать в деревушку к одному вдовому дворянину, которого не случилось тогда дома и который по делам был в городе. А как государь езжал просто, с малым числом людей, да и, кроме одного крестьянина и двух дворовых старух, никого из служителей тут не находилось, то и сочли его проезжим офицером. Государь, вошед в покой, встречен был дворянина того дочерью осьмнадцатилетнею, которая его спрашивала: «Ваша милость кто такой?» – «Я проезжий офицер, заехал к отцу твоему переночевать». – «А как тебя зовут?» – «Петром!» – отвечал монарх. «Много есть Петров, – продолжала она, – скажи своё прозвание». – «Михайлов, голубушка». – «Пётр Михайлов! – повторяла девушка с некоторым видом удивления и радости, – ах, если бы ты был тот Пётр Михайлов, который ездит в Воронеж строить корабли и который слывёт нашим царём, как бы счастлива была я!»

«А что ж?» – «Я бы попросила у него милости!» – «Куда как ты смела, – сказал он ей, – какую милость и за что?» – «Такую, чтоб он пожаловал что-нибудь отцу моему за то, что под городом Орешком (Шлиссельбург) на приступе весь изранен и отставлен капитаном, получает только порутчицкое жалованье, имеет двадцать душ и насилу себя и меня пропитать может, да из этого уделяет ещё брату моему, который в службе констапелем». – «Правда, жалкое состояние, да что делать?» – «Знать, царь про то не ведает». – «Скажи мне, училась ли ты чему-нибудь?» – «Отец мой выучил меня читать и писать, а покойная мать моя учила меня шить и хозяйничать». – «Не худо. Прочитай-ка что-нибудь и напиши». Дворянка сие исполнила, показывала ему шитье и холст, который сама ткала.

«Хорошо, – сказал ей проезжий офицер, – ты – достойная девушка, жаль, что я не тот Пётр Михайлов, который может делать милости. Однако, молись Богу, может быть, при случае, царю донесу, он меня довольно знает и жалует!»

Девушка поклонилась, побежала, принесла ему тотчас квасу, хлеба, масла, яиц, ветчины и без всякой застенчивости от всего сердца потчивала. Потом отвела ему особую горницу, приготовила изрядную постелю, а государь, покоясь, встал рано и, подаря дворянской дочери пять рублей, сказал: «Поклон отцу, и скажи, что заезжал к нему офицер корабельный Пётр Михайлов. Прощай! Желаю, чтоб подаренные пять рублей принесли тебе за доброе поведение и за старание об отце своём пятьсот рублей».

На возвратном из Воронежа пути его величество отправил к сей дворянской дочери денщика с таким приказанием: «Бывший недавно у тебя в гостях офицер есть самой тот Пётр Михайлов, которого видеть и просить желала. Хотя по пословице: Бог высоко, а царь далеко, однако у первого молитва, а у другого служба не пропадает. За службу отца твоего указал его величество давать ему капитанское жалованье, а тебе, яко достойной дочери его, посылает приданое – пятьсот рублей с тем, что жениха сыщет сам». Что государь вскоре и исполнил, выдав её за зажиточного дворянина и флотского офицера в Воронеже.

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.

Предсказание Петра I о Чёрном море

Когда царь Петр, в 1696 году, взял Азов, тогда при всех бывших при этом взятии сказал:

– Теперь мы, слава Богу, один угол Чёрного моря уже имеем, а со временем, может быть, и весь его иметь будем.

– Далеко, государь, и трудно им обобладать, – сказали на это предстоящие.

– Не вдруг, а помаленьку, – отвечал царь.

– Бог знает, государь, можно ли, – говорили бояре.

– А вот как можно, – сказал царь, стоя в своем шатре на ковре, – я вам покажу.