Тест для менеджера. Шелуха цивилизации

– надо заходить, чего топчемся то – устало сказал Витек и прошел к двери. Несмотря на уклон, около входа была небольшая ровная площадка, явно рукотворная. Витек ногой откатил камень, и с трудом открыл дверь. Та оказалась довольно тяжелой, да еще и ременные петли из толстенной кожи, совсем не держали вес двери, а лишь не давали ей упасть при открывании, хотя и были обильно смазаны, какой-то черной дрянью. Отряхнув, налетевший на Клума снег и кое как затащив носилки с ним в проход, они оказались в темной пещере. Впрочем, подобие небольшого камина и большая поленница дров, а также, четыре лежака – скамейки все из тех же небольших бревен, пристроенных таким образом, чтобы тепло от печки обогревало их, показались им чем-то нереальным. Друзья, не сговариваясь сели на одну из скамеек и замолчали, тупо уставившись перед собой. Борис не знал какие мысли были у его товарища, но у него самого как будто что то, надломилось внутри. Впервые после того злополучного ужина на земле, кажущегося сейчас, чем то, совсем призрачным их никто никуда не гнал, никто не угрожал, не орал. Тишина, которая царила в этой убогой землянке, пещере придавливала и оглушала не хуже любого крика. Очнулся Борис от этого транса от боли в спине и ощущения сырости в ногах, его жалкие обмотки, конечно же начерпали снега и совсем раскиселились.

– давай ка откроем дверь то – со скрипом вставая, сказал Борис – а то не видать ничего, надо хоть огонь попытаться разжечь.

– угу – отстраненно пробормотал Витек и пошел к двери. От слабого света стало чуть светлее, и Борис начал осматривать печь в поисках огнива, которое он уже научился узнавать. Действительно, на одном из выступов неровной кладки нашлись два камушка приметных, а между поленьями нашелся пучок сухого мха. На всех привалах розжигом занимался северянин, у которого это получалось очень ловко. Редкие искры все никак не могли разжечь даже крошечного язычка пламени, и Борис опять вдруг почувствовал черную волну злости, поднимавшуюся из нутра. Спокойно, сказал он сам себе, что-то со мной не так явно.

– Вить, давай ты попробуй, я рукожопый какой-то.

– угу – опять коротко ответил Витек – подошел и начал стучать кресалом.

Борис же решил осмотреться в землянке. За поленницей была стена из земли, явно утрамбованной, чтобы не осыпаться, а вот на другой стене к каменному зубцу, выступавшему как нарочно для этой цели была привязана веревка, которая проходила сквозь кольцо, вбитое в камень потолка, на другом конце веревки были привязаны кожаные мешки. Судя по всему, в них был такой же сушняк, ну или другая провизия. Без лестницы достать до зубца, удерживающего веревку, было невозможно, только если бы Борис залез на Витька.

– так понятно – пробормотал под нос себе Борис и двинулся к выходу, так как смотреть, в общем то, больше было не на что. Кинув взгляд на Витька, который монотонно, и безрезультатно все стучал камнями, он прошел ко входу. Снег усилился на столько, что рассмотреть что-либо за пределами сотни метров было невозможно. Как раз на пределе видимости показалась тройка людей, спускающихся со склона. Николай и Хавлик тащили Десса и, если бы не склон, который задавал движение вниз, навряд ли бы они передвигались вообще. Скорее это было управляемое падение. Борис подумал, что неплохо было бы помочь как-то друзьям, но, чтобы опять выйти в этот проклятый снег, не было ни моральных, ни физических сил. Так он и таращился, пока Николай с Хавликом не подтащили Десса на ровную площадку.

– Боря помогай давай – прохрипел Николай и этот хрип вывел Бориса из ступора. Втроем они кое как затащили Десса в землянку и уложили на одну из лавок. Хавлик деловито прощупал пульс и удовлетворенно кивнув, заметил бестолковые попытки Витька, который как зомби все стучал камнями друг об друга. Отобрав кресало, Хавлик ловко в три удара высек достаточно искр, чтобы на пучке мха заплясал крошечный огонек. С укоризной посмотрев на Витька и Бориса, которые даже не додумались положить щепок, он, бережно неся разгорающийся мох, дошел до поленницы, взял несколько мелких щепок и сложил небольшой костерок в печи. Видя, что дым не выходит в трубу, Хавлик чертыхнулся под нос и полез в печь, с металлическим лязгом вынул оттуда небольшой котелок, и сразу дым потянулся в трубу, а огонь заплясал гораздо веселее. Все, опять молча уставившись на разгорающийся огонь, сели по лавкам. Апатия накатывала все сильнее, придавливала к лавке и, казалось, все кости разом вынули.

– у вас тут чего лес, что ли под боком – донеслось от входа хриплое карканье Кромхильда – тепло они наружу выпускают.

Все, кроме Клума и Десса, который так и не пришел в себя, встрепенулись и раскрыли слипающиеся глаза.

– давайте парни помогите затащить Иису – устало проговорил северянин, обращаясь к Борису и Витьку – он там неудачно упал и сейчас без сознания, но вроде жив.

Борис обратил внимание на то, что на плечах Кромхильда были не снежинки, а кучи снега, и выходя за дверь понял почему. За то время, пока они пытались наладить быт в пещере, наступили серые сумерки и снег настолько усилился, что буквально в двух шагах уже ничего было не видно, а снежный покров уже смог достигнуть, на вид сантиметров тридцать. Борис на секунду застыл, пораженный этим серым безмолвием и пеленой белого снега, в очередной раз ощутив себя мелкой букашкой, но потом встряхнувшись помог Витьку затащить купца внутрь. У того была внушительная шишка на голове, ближе к затылку и он уже начинал приходить в себя, открыл глаза и стонал. В пещере тускло горел очаг, в подвешенном на крюке котелке опадала горка снега, а неутомимый Кромхильд, с помощью Хавлика стащив мешки уже копался в них и, даже радостно усмехался.

– кладите его вон на тот лежак – распорядился он – пока толком не пришел в себя размотайте ему ногу, да не загораживай ты свет то, дылда. Витек, кому эти слова были адресованы, даже не ответил, в своей обычной манере, а просто кивнув, отошел к своему лежаку.

Борис же, как и велели, начал разматывать кожаный ремень на лодыжке у купца. Нога выглядела скверно, опухла и посинела. Подошедший Кромхильд оттеснил его и начал осторожно ощупывать ногу в ступне.

– Пришел в себя купец – спросил он, и дождавшись слабого кивка, продолжил – я сейчас буду надавливать, ты говори, где больно, а где нет, понял.

– а ты чего столбом стоишь – обратился он к Борису. Если честно, то этот простой вопрос поставил Бориса в затруднение, он уже настолько был вымотан, раздавлен всеми неприятностями, что чувствовал себя скотиной, которая идет только после удара хлыстом. Подойдя к своему лежаку, он облокотился спиной на стену и просто вырубился. Опять сон, который видел Борис был слишком реалистичен. Люди, в простой одежде из серого холста, сажали саженцы. Делали они это на берегу большого пруда, берега которого плавно переходили в буйство рогоза и камыша. Мужчины были сосредоточены, женщины радостно переговаривались, стоя небольшими группами, а малышня и вовсе, носилась с криками и визгами между ними. Солнце играло на желтеющей листве лип и кленов, которые росли в округе. В чистом воздухе разливалась радость и такая благодать, которую можно ощутить лишь когда ты маленький и совершенно беззаботный. В группе из трех мужчин, один ровно держал саженец, второй, самый старший из них, зачерпнув деревянное ведро воды, с улыбкой наблюдал за юнцом, который забрасывая лопаты земли в ямку, очевидно торопился.

– Антипка, да не торопись ты, чай танцы то все одно только вечером случаться, тебе ж не третий кафтан прихорашивать – смеясь сказал он.

– дядька Ляксандр, так ведь стрельские то до танцев придут исчо.

– ах вот оно что, ну тогда беги, воин, вон отдай Тимофею лопату то. Юнец сделал, что велели и быстро растворился.

– куда это младший сероглазов то побег – спросила подошедшая к ним женщина – барин выходной дал, а он бежит как ошпаренный, опять чай драку какую затевают со стрельскими. Женщина строго посмотрела вслед юнцу и поправила жилетку из овчины на большом животе, который выдавал, что скоро она станет матерью.

– да пущщай бежит, парни то они должны драться – сказал мужчина, улыбаясь – а ты иди уже, не студись. Посмотрев, с любовью вслед уходящей жене, он взял ведро и аккуратно вылил его под саженец.

– да, Ляксандр, правильно отпустил его – нарушил тишину его товарищ по труду – кабы не драки, уделали б мы с тобой того англичанина здоровенного в окопах то, до сих пор ребро ноет к непогоде.

– да уж, слава Богу, вернулись целыми Тимша, землю то пахать все лучше, чем кровью харкать от газа то немецкого.

– как назовешь ребеночка то – перевел диалог на более приятные темы Тимофей

– ежли доча будет, не знаю еще, а если сын, так же Александром.

– ну Ляксандр Ляксандрыч, хорошо звучит, сказал Тимофей, улыбаясь и отряхивая руки. Мужчины, улыбаясь пошли вслед за вереницей людей, двигающихся к залитому солнцем пригорку, на котором стояли дома. Ощущение счастья и безмятежности стало таким ярким, что, всхлипнув Борис проснулся и задыхаясь, как будто не дышал весь сон, ощутил, что в бороду стекают две соленые дорожки из глаз. В пещере было темно, очаг едва теплился, во тьме слышалось прерывистое дыхание людей. Борис с трудом разогнул совершенно затекшую ногу и уставился в потолок приходя в себя. Пытаясь понять, что же так его тронуло в этом сне, что он плакал, он незаметно опять уснул, на этот раз уже без сновидений.

Первое время в их убежище, Борис смутно запомнил. Сваренная похлебка, котел которой варили по мере того, как прежний опустошался. Жесткий лежак, казавшийся лучше всех матрасов и постелей, которые он видел в жизни, темнота, прерывавшаяся бликами от очага и забытье, вязкое, которое не отпускает из своих объятий. Кромхильд, из глубины земляной пещеры притащил скрутку шкур, которые хоть и пованивали тленом, но под ними было тепло, да и кругляши лежака они немного смягчали. Он же показал всем дырку в земляном полу, которая была отхожим местом, обложенную камнями и оборудованную заглушкой из глины и травы, для того чтобы не сильно воняло. Причиной очередного пробуждения Бориса была как раз потребность посетить туалет, по серьезному поводу, громкое бурчание и ощущение кирпича в кишках, об этом говорили недвусмысленно. Встав с лежака, он обнаружил, что все кроме купца с сыном и Десса бодрствуют, сидя возле очага, не было так же и Витька. Кирпич в кишках рвался наружу, а Борис, уже направившийся к дырке, был остановлен Кромхильдом.

– так, если срать хочешь, то давай на улицу, пока еще возможно, нечего тут вонь лишнюю разводить.

Борис кивнул и прошел на выход, открыть дверь убежища оказалось не так-то легко. Снег не пускал и пришлось немного напрячься. Прищурившись от света, Борис закрыл дверь и вдохнул морозный воздух. На сколько хватало взгляда везде был снег, он шел густой занавесью с седого неба, он хрустел под ногами, сугроб начинался в двух шагах от двери и достигал середины бедер, по бокам же, наплывы снега, который сдувало с крыши их убежища и вовсе достигали высоты его роста. По сугробу с левой стороны были видны следы, которые очень быстро снег заметал, как будто карабкался человек. Подумав, что гадить перед дверью будет не очень, Борис начал карабкаться по следам. Картина, которую он там увидел заставила его неловко замереть. Грязный Витек, который выглядел как персонажи картин Босха вытирал руки и тихонько хихикал. Отросшие волосы, слипшиеся в сальные колтуны, грязные разводы на острых скулах и белоснежные, сделанные хорошими стоматологами, зубы. При этом сидел он в утоптанной лунке из снега, а штаны были накинуты на плечи.

– о, здорово Боря – хихикая, сказал Витек – давай присоединяйся, только ха-ха, не вляпайся, а то уже тут почти все отметились.

Борис в замешательстве огляделся, пролез немного выше и так же, утоптав лунку, приступил к делу. Витек же, видя настороженный его взгляд, прокомментировал свое веселье.

– да вот вспомнил, как ругал секретаршу новенькую, за то, что она плохую туалетную бумагу закупила, ха-ха-ха, а теперь вот снежком очко подтер и хорошо, бодрит, бля… ха-ха-ха.