На краю Ойкумены. Цикл «На земле и в небесах». Книга вторая
Шеф вздохнул. Державные руки Земли в лице агента безопасности Лавра давили всякое проявление интернационализма. Да ещё и характер шефа…
– Валя, ты заметил? Великий наш марсолог Бужанский косичку на затылке завил и ленточкой красной перевязал. Именует себя самозванцем, часто смотрит в зеркало, показывает язык и похихикивает при этом. Симптом. У китайцев как с этим?
– Нормально у них. Но у нас в команде доктор! – сказал я, – Дипломированный. Или диплом фиктивный?
Он только рукой махнул. И сказал тоже на предельном серьёзе:
– Кстати о китайцах. Имел беседу с Лавром. Доктором… Как он тебя засёк?
Я понял: он спрашивает – почему я не заблокировал видеоконтроль на время посещения китайского Сектора?
– Шеф! Ну не предусмотришь всего. Да и зафиксировал он меня уже на обратном пути. И ждал в шлюзе. Хотел прижать. Да вы понимаете. Но у меня спецподготовка не слабее. Я ему не предмет жертвоприношения божеству имперской безопасности.
Шеф тяжело поднялся, опёршись рукой на моё плечо, и попросил:
– Ты держи меня в курсе. Если что. Договорились?
Я кивнул, и он вышел из дежурки.
* * *Да, шеф определённо чувствует Марс в себе! Ещё бы – пробыл в космосе больше, чем на Земле. Через день после нашего разговора одномоментно исчезли все три бура. Наша задача – добраться до воды, которой под нами море разливанное. Когда-то оно плескалось на всей плоскости Аравийской Земли. Кратер Кассини, у края которого мы обосновались, был впадиной, подобной нашей Марианской. На одну буковку отличалась всего. Промышленная добыча воды означает начало колонизации Марса землянами. Но, похоже, задача в опасности.
Видеонаблюдение за будущими скважинами непрерывное, и оно не показало ничего подозрительного. Но наш Лавр обвинил в диверсии сразу и американцев, и китайцев. Напряженность между нами из формальной переросла в психологическую. Я пришел к шефу и добился разрешения на открытое обследование буровых и общую разведку. От нас, кроме меня, Бужанский. От НАСА – Джек, тоже пилот. Китайская сторона решила выждать.
Обследование буровых ничего не дало. Земной культурный металл исчез, будто растворился в разрежённой атмосфере. Разведка принесла плоды неожиданные и шокирующие. В паре километров от нас, у предгорья, торчат из грунта несколькими рядами нержавеющие металлические колонны. Мы ещё в первый месяц, когда общение было более свободным, решили: сваи! Остатки древней пристани. Их исследование – дело следующих экспедиций, но жить рядом с инопланетным артефактом и не интересоваться им?
Панорама выглядит обычной: на северном горизонте подковой изогнулся горный массив, на западе – обрыв Кассини, позади – серебристые купола Базы. Поднимая фонтанчики серой пыли, мы с Джеком устремились к колоннам. Бужанский плёлся за нами, отставая всё больше. Не хихикает, не веселится: определённо, перед выходом получил инструктаж Лавра. Следить за мной и Джеком – то ещё поручение.
Результат вчерашней встречи с Вожачком в медотсеке? Я влез туда, как только узнал: наш доктор (за глаза Вожачок или Чекист) пригласил на приём Владимира Ивановича. Ну уж нет, хватит трепать нервы заслуженному космонавту! Отобразив на лице крайнюю обеспокоенность, я с ходу заявил:
– Доктор! Так дальше жить нельзя!
Лавр повернул ко мне возмущённое лицо, украшенное белой шапочкой с красным крестом.
– Пилот Чмель, кто вам разрешил?
Вопрос я проигнорировал и продолжил ещё более горячо:
– Вы же врач! Чем мы дышим? Всё так пресно! Что за воздух потребляется нашими лёгкими? Разве это государственный подход?
Шеф, находящийся в напряжении от беседы с Лавром, понял, в чём дело. И едва сдержал улыбку. На «государственный подход» Лавр отреагировал правильно, как я и предполагал:
– Нормальная, чистейшая атмосфера. Как на Базе, так и в скафандрах.
– Вот именно, «чистейшая», – передразнил я, – Очищенная от жизни, от вселенской энергии, от… А почему вы не включаете в него естественные ароматы? Вы же не пьёте дистиллированную воду?
Я сделал короткую паузу, подмигнул шефу и добавил:
– Или пьёте? Вот у китайцев это дело отлажено. А мы кто, бастарды?
У Лавра от моей наглости глаза расширились. Впервые я отметил: они у него как у красной девицы, вытянутые к вискам, в длиннющих ресницах. Надо же, как причудливо природа распределяет дары!
– Что? Вы снова тайно побывали в китайском Секторе?
– Зачем же тайно? Мы понимаем. Я не скрываюсь ни от кого и ничего не скрываю. Нечего утаивать, доктор. Вы хотите запретить мою симпатию к Венлинг?
Тут, признаюсь, меня понесло.
– У вас какая профессия первая, Лавр Иосифович? Медик или чекист?
Он сверкнул очаровательными девичьими глазками и ответил спокойнее:
– Не Иосифович! Ираклиевич! У каждого из нас несколько профессий. А главная моя миссия – предотвращение посягательств на суверенитет и национальную безопасность государства. И недопущение угрожающих действий…
Надо же, миссионер! Я не стал ждать окончания списка государственных задач и наивно спросил:
– Каких ещё посягательств?!
Он поиграл желваками, показав крепость тренированных скул, и ответил:
– Любых, пилот Чмель. А вы как считаете, Владимир Иванович?
Шеф отвечал осторожно, после вздоха:
– Но… Где здесь, на Марсе, наш суверенитет?
– В пределах территории, над которой развевается государственный флаг. Пока над Арабской Землёй, а завтра…
Я рассмеялся и заявил повышенным тоном, игнорируя смущение шефа и возмущение Вожачка:
– Что-о? Пока? Вам поставлена задача расширить суверенитет? За счёт китайцев и НАСА? Может, и марсиан включили в зону государственного влияния? Что это такое, ваш суверенитет за пределами родной Федерации?
Вот так хорошо мы вчера поговорили. И сегодня он не решился подойти ко мне перед выходом. А вот Бужанский со сдвигающейся психикой… Я оглянулся и не поверил глазам.
– Джек! Ты это тоже видишь?
Все три чужеродных серому пейзажу купола Базы охватило колышущееся марево, полупрозрачно-розовое. Бужанский, оглянувшись следом за нами, воскликнул:
– Мираж… Не может быть!
И на самом деле, для такого эффекта нужна плотная горячая атмосфера. А тут… Серебро куполов, окрашенное в цвет утренней зари, отсвечивало ярко и тревожно. Но главное: над всей невероятной картиной застыл громадный красный шар.
– Надо возвращаться, – прошептал марсолог-«самозванец».
«Если успеем вернуться, – подумал я, – если красный НЛО не расплавит или распылит Базу». Шар приковал внимание. Такого быть здесь не могло. А если оно есть – Марс живой. Борьбу за суверенитет Лавру придётся отложить. Или отменить. Мы медленно, как в воде, двигались назад. Марево постепенно успокаивалось, краснота шара угасала. Наконец волнение марсианского воздуха сотворило нечто похожее на розовое полупрозрачное зеркало. А по нему пробежали тени с человеческими очертаниями. Ноги, руки, головы. Человеческие тени, и без скафандров!
* * *Видеоконференция привела к ожидаемому решению: новые попытки бурения отложить, организовать разведку окрестностей. Записи загадочного миража отправили на Землю. Лавр закодировал в докладе особое мнение: происшедшее «сотворено» одной из конкурирующих сторон международной экспедиции. Уверен, он попросил новых полномочий и дополнительного оружия со следующим транспортом. Оставалось ждать реакции Земли. Как общей, так и национальных. Боюсь, они не совпадут.
На разведку отправились опять трое, но уже на транспорте. Только вместо марсолога – похихикивание у того перешло в приступы громкого смеха – пошёл Ронг. В переводе с китайского Воин. Марсоход НАСА мягко и плавно покачивало, как шлюпку на легко волнующемся море. Цель наша – территория бывшей пристани. Посмотреть-потрогать и измерить уровни радиации в широком диапазоне. Но ни посмотреть, ни потрогать не удалось.
Я остановил машину в пятидесяти метрах от первых свай. На воображаемой плоскости-настиле не существующего для нас пирса застыли обнаженные мужчина и женщина в масках. Она – словно статуя из красного золота, окруженная цветным сиянием. «Хрустальным свечением» – подумал я вслух. Мужчину окутывали пляшущие языки фиолетового пламени.
– Возвращайтесь! – раздалась в шлёмах команда шефа.
Повторили ее на двух языках. И тут же последовал вибрирующий баритон Лавра:
– Ни в коем случае! Это галлюцинация! Чмель! Приказываю провести проверку!
Какой уверенный командный тон! Интересно, как тестируют галлюцинации на инопланетных территориях?
– Чем прикажете проверить? – рассмеялся я.
И услышал:
– Лазерным излучателем марсохода, пилот-инженер!
Я посмотрел на Джека, затем на Ронга. И мы дружно расхохотались. Машина сделала широкий разворот, я с удовольствием посмотрел на дуги следов от каучука колёс и весело сказал:
– Возвращаемся, шеф. Как говорил наш Рэй, «запахло зверьём и рептилиями».
* * *Земля молчала слишком долго. Что свидетельствовало: консенсус там отсутствует. Нет общечеловеческого понимания целей и задач интернациональной экспедиции. А в первую очередь – способов их достижения. Режим дней и ночей на Базе сломался. Не было ни объединяющей стратегии, ни мобилизующей тактики.
Рядом с бездействующими буровыми установками шастали розовые тени. В самых разных местах возникали и пропадали туманные, дымящиеся зеркала. Я не выпускал из рук «Марсианские хроники». И при всяком удобном случае цитировал Брэдбери. Нашёлся английский оригинал и перевод на китайский, меня поддержали Джек и Венлинг. Мы вычислили коллегу Лавра в команде НАСА. Том, официально исполняющий должность инженера-химика, оказался не столь упёртым, как Лавр. Кто чем занят на деле в китайском Секторе, выяснить не удалось, у них всё скрыто от постороннего любопытства. «Чекистом» может оказаться и Венлинг.
Зеркала пропадали, появлялись. И вот – начали передвигаться, сливаясь в одно громадное, заслоняющее всю наблюдаемую из иллюминаторов реальность.
– Это не зеркала! Не зеркало! – объявила Альфи, единственная дама в команде НАСА, очаровательная афроамериканка, – Это открывается Марс. Настоящий, живой…
И посоветовала Тому с Лавром изучить «Марсианские хроники». В ответ на её прозрение в громадное невозможное зеркало нацелились лазеры всех Секторов. Настало время непрерывной боевой готовности. Без личного оружия нам запретили не только выходить, но и находиться в помещениях Базы. Лазерные пушки могли в любой момент нацелиться друг на друга. Три перекрёстных луча… Лавр надеется на успех превентивного удара?
Дисциплина в российском Секторе ужесточилась, но моей свободы не убавилось. Я молча игнорировал все ограничения. С Джеком и Венлинг мы разработали простенькую кодировку и ежесуточно обменивались сообщениями. Требовалось объединить усилия и нейтрализовать представителей спецслужб в единый час. Обстановка предписывала сделать из трех Секторов единую Базу. Пока психика экипажей окончательно не расшаталась. В моём Секторе адекватно вёл себя один Владимир Иванович. Химик Суббота разделил самооценку Бужанского, объявил Марс непознаваемым, себя графом и потребовал поместье на горе Олимп. И за свою нормальность я уже не ручался – мог устроить мятеж в любой, самый неподходящий момент.
Но пришла волшебная ночь под двумя лунами. Точно в центре между тремя куполами возникло Зеркало – впервые ночью! – и состоялся спектакль. Нам показали кусочек инопланетной жизни. Проявление непонятного разума… Действие удивительным образом проникало в каждого землянина, скрытого за металлом и пластиком. И воздействовало на все органы чувств.
…Набережная, замощённая розовым светящимся камнем. Легкий накат фиолетово-зелёных волн. Ощутимое давление плотного, насыщенного приятными ароматами воздуха. И яхта, розово-золотая в нежном двулунном свете, под изящными светло-сиреневыми парусами. Безветренно, паруса висят. На яхте десяток марсиан в масках разного цвета и выражений. В руках у них неизвестные инструменты; исполняется строгая, нарочито ритмичная мелодия. На возвышении, обняв тонкой бронзовой рукой коричневый ствол мачты, женщина в туманном одеянии исполняет завораживающую песню. Все мы, включая Лавра, замерли в потрясении.
«Песня, которую пела женщина, была странная, страшная, необычная. Она пыталась остановить слова, срывающиеся с ее губ, но они продолжали звучать». Слова песни несли угрозу, мелодия усиливала безотчетный страх. Точный смысл нам, землянам, оставался неясен. Спектакль завершился за полночь, но никто из землян не думал о сне. Первым обрёл самообладание Лавр:
– «Марсианские хроники» сжечь! Пусть ее читают в Секторе НАСА. Патриотизм – наше оружие. Мы не позволим галлюцинациям сорвать государственную задачу. Вода Марса – наша, российская вода!
– Именно, господин обер-прокурор, – поддержал его я, – Несогласных – расстрелять на месте несогласия.
Он замолчал, и долго сверлил меня противоестественным девичьим взглядом, пытаясь понять, серьезно я говорю или нет.
– Сжигай-не сжигай, – неожиданно вступил в разговор Суббота, – Мы ее успели наизусть выучить. Если вам не терпится что-то сжечь, у меня тоже нашлась бумажная книга. Как попала в багаж, не припомню.
Он передал книгу Лавру. «Граф» мыслил удивительно трезво. Я успел прочитать название: «Сборник постановлений Правительства РФ по развитию космонавтики и освоению околосолнечного пространства». И с трудом удержался от приступа смеха. Сопротивление Лавра сломлено. И не силовым методом. Следующим сдался Том. Происшедшее в китайском Секторе осталось тайной. Возможно, у них и не было агента спецслужб. Да и зачем он, если они все мыслят в едином, национальном ключе? То есть все так или иначе – агенты в любых обстоятельствах.
Излучатели сняли с боевого дежурства. Сектора сблизили так, что стало возможным соединить их безшлюзовыми коридорами. Но Земля не торопилась. Зеркала не появлялись, как и грозный красный шар. Однако ожидание неприятностей, внедрённое в нас песней на яхте, не оставляло. Наш Сектор ежедневно навещали Венлинг и её коллега Бию – очень маленькая, почти карликовая китаянка, похожая на скромненькую девочку-школьницу. Российский экипаж познавал ритуал восточного чаепития. После недели тренировок все три «дружины» собрались на родине чайного церемониала. Да, на родине – ведь над куполом развевается национальный флаг.
Круглый невысокий стол, горящие свечи, расслабляющий аромат. Никакого Марса рядом, никакого давления неведомой угрозы. Я смотрел на Венлинг, слушал нежный голосок Бию, вплетённый в восточную мелодию и тихий звон фарфоровых чашек.
– Виртуализация способна поглотить и муху, и слона… В ритуалах – спасение. Бытие – субстанция ускользающая…
Вот тебе и школьница! Вон как Лавр сидит – челюсть отвисла, хоть подвязывай. Он таких слов и слыхом не слыхал. А уж в таком исполнении! И возникла надежда: вдруг его пробьёт искра человеколюбия? И не понадобится полное разоружение двух агентов почти дружественных стран.
На общем чаепитии я попытался понять тех, в ком не успел разобраться как следует. Из моей команды – Субботу и Бужанского. Из НАСА – Дэна, экзобиолога и океанолога с безобразно накачанными мышцами; Эйбла, энергетика нашего общего корабля; и Альфи, даму с красивым природным загаром, ответственную в своём Секторе за жизнеобеспечение. Из китайцев загадка Шан и Вэйж. Но тут определить что-то без винного застолья проблематично, лица их выражают абсолютный нейтралитет.
В целом положительные мальчики и девочки, подготовленные, крепкие, психоустойчивые. Были… Почему же они так легко ложатся под своих спецагентов? Преданность национальным идеям? При чем здесь она? Соединить их, идеи, слить в единую концепцию хотя бы в таких проектах – и ноль вопросов.
Но… Ведь и МКС уже столько лет нет! Висят над планетой сразу несколько станций, дублируют все основные научные программы. Толк минимальный при максимальных расходах. В основном слежкой друг за другом заняты. Вот и хаос вокруг Земли. И тут будет не лучше. Я посмотрел на Лавра – тот сидит скованно, как китайский болванчик. Когда он таким стал? Не родился же идеалом суперпатриота?
Территориальное объединение и общее невинно-чайное застолье активизировали Марс. На этот раз нам показали своеобразный художественный – или документальный? – фильм по книге Рэя Брэдбери. Они ее тоже заучили наизусть. Я смотрел на происходящее через иллюминатор китайского Сектора и слушал Бию, вполголоса на русском языке воспроизводящую строки из «Марсианских хроник».
– «Они жили на планете Марс, в доме с хрустальными колоннами, на берегу высохшего моря, и по утрам можно было видеть, как миссис К ест золотые плоды, растущие из хрустальных стен…»
А за прозрачным стеклопластиком расстилалось бескрайнее море. Но всё остальное – как в древней земной фантастической книге.
– «Под вечер, когда древнее море было недвижно и знойно, и винные деревья во дворе стояли в оцепенении, и старинный марсианский городок вдали весь уходил в себя и никто не выходил на улицу, мистера К можно было видеть в его комнате, где он читал металлическую книгу, перебирая пальцами выпуклые иероглифы, точно струны арфы. И книга пела под его рукой, певучий голос древности повествовал о той поре, когда море алым туманом застилало берега и древние шли на битву, вооруженные роями металлических шершней и электрических пауков».
А вот эти строки соответствуют истине почти точно. Словно их автор на самом деле собственными глазами видел демонстрируемое нам. Вот и заключительная сцена… Слушаю Бию и стараюсь проникнуть в предназначенный нам, землянам, смысл поставленного действия. Марсиане привязали его к книге Рэя, потому что она – земная. Так, посчитали они, будет понятнее. Потому что задействует все наши чувства, эмоции, переживания. Знание, сплетённое с эмоциями, не может не изменить состояние человека. А через него – воздействовать на решения и поступки.
– «В то утро миссис К, словно вылепленная из жёлтого воска, стояла между колоннами, прислушиваясь к зною бесплодных песков, устремлённая куда-то вдаль.
Что-то должно было произойти.
Она ждала.
Она смотрела на голубое марсианское небо, словно оно могло вот-вот поднатужиться, сжаться и исторгнуть на песок сверкающее чудо.
Городок бурлил. Марсиане входили и выходили из домов, они приветствовали друг друга, на них были маски – золотые, голубые, розовые, ради приятного разнообразия, маски с серебряными губами и бронзовыми бровями, маски улыбающиеся и маски хмурящиеся, сообразно нраву их владельца».
Всё! Занавес закрылся, зеркало исчезло.
На этот раз я уверен: нам показали настоящий, реальный Марс. Потому что в заключение пришло предупреждение – без всеземного объединения у нас не будет и единого шанса на освоение Красной планеты. Мало того, – свернётся и Лунная программа.
Через день – в обмен на книгу Рэя? – мне подарили марсианскую книгу. Повинуясь внутреннему импульсу, сопровождаемый давящим взглядом Лавра, я натянул скафандр и вышел. Она лежала у входа, поблескивая металлом. Но я знал, что это – Книга.
* * *Металл светленький, страницы шелестят, изгибаются, но не мнутся. Знаки расположены строчками, некоторые повторяются. Алфавит? Это потому что я не китаец… Но и алфавит зубрить не надо – Книга сама себя читает, и звуки родного мне языка рождаются в сознании. Говорящая, телепатическая Книга. Что означает: куда нам со всей нашей астронавтикой и лазерами до марсиан! Открылось пока только Вступление. Или Предисловие. Условие Контакта – диалог между двумя едиными солнечными цивилизациями. Едиными…
Итак, они не повелись на объединение исследовательской Базы. Чужой суверенитет не примут. Игр в демократию не признают. Просто возьмут и закроют Марс для землян. Как – совсем неважно. Внешний вид Книги и мой комментарий улетели на крыльях радиоволн. Но слова пилота к делу не пришьёшь, их на Земле не примут за аргумент. А систему письма там не расшифровать. Грустно стало так, что я готов разрыдаться. Мы на пороге Встречи, но она – скорее всего – не состоится.
Море – оно никуда не уходило. Аравийская Земля и кратер Кассини – его дно. Марс давно спрятался от Земли снаружи: мы видим и ощущаем то, чего на деле нет. И наша База трехсекторная, великолепно серебряная, присутствует не на Марсе, а где-то рядом с ним. Мы тут – временные тени, претендующие на колонизацию чуждого мира. Вооруженные агрессоры, готовые за право первого уничтожить сами себя. Патриоты планетарного масштаба…
Мы с шефом надеялись на положительное решение ООН, безоговорочно поддержанное всеми государствами. Но все получили жёсткие инструкции от родных правительств. «Никаких территориальных уступок соседям по исследовательской станции!» – так в концентрированном виде выразил высшую волю Лавр. Приоритет страны – и никак иначе. Другими словами: вода Марса или наша, или ничья. Резонно – первенство здесь решит все спорные проблемы там. Как им доказать, что приоритет здесь невозможен? Лавр ожил, наполнился прежней энергией, словно ничего и не происходит перед его носом. Готовится разводить мосты с НАСА и китайцами. И сверлить марсианскую кору. Таким путём можно стать героем и войти в вечность. Виртуальную государственную вечность.
Плевать на Лавра! Дальше Предисловия Книга не дается. Шелестит светлыми страницами, пружинит тёмно-сиреневой твёрдой обложкой. Отодвинув Вожачка, я вошёл в шлюзовой отсек, натянул скафандр. Требуется побродить в одиночестве, иначе расплачусь или разорву Лавра с Томом на мелкие кусочки. Далеко уйти не удалось. Остановил марсианин, облаченный в легкую накидку цвета неба, с металлической маской печали на лице. Мы постояли минуту, затем медленно двинулись в сторону кратера – океанской впадины. Подошвы моих ботинок оставляли ребристые следы, босые ноги марсианина не взвихрили и микрограмма пыли. В своей реальности, думаю, он идёт по воде.
Говорил он кратко, но фразы разворачивались моим сознанием в целые страницы смыслов. Под занавес беседы расспросил о биографии Рэя Брэдбери. И, прощаясь, продекламировал:
«Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.И звезда с звездою говорит……В небесах тожественно и чудно!»Я прямо одеревенел. Откуда он это? Из меня что-ли вытащил?
– Решил я, это образ твой…
– Не мой, – прошептал я пересохшими губами, – Это стихи одного из моих любимых поэтов. Его нет среди живых…
Всё! Мы потеряли не только живой Марс. Мы потеряли всё Небо…
* * *Пока я бродил и беседовал с марсианином, власть в российском Секторе распоряжением из недостижимой столицы перешла к Лавру. Владимир Иванович – его зам. Свежий шеф встретил меня ехидной усмешкой и объявил:
– С этого момента я запрещаю пилоту Чмелю выход наружу без моего личного разрешения.
Я попытался озвучить кое-что из полученного недавно знания, но он остановил меня:
– Вы находитесь под неизвестного типа внушением. И распространяете психическую заразу кругом. Вы – вредный психопат, как врач утверждаю.
– Психопатический гений? – с надеждой спросил я.
– Вы на грани безумия. Теряете лицо гражданина. Но ваши способности я признаю. На Земле разберутся…
* * *Безумное наваждение… Да мне такого не придумать и за сто лет. Ладно! С судьбой экспедиции ясно. Но свою-то могу откорректировать? Шелестящая металлом Книга всегда со мной. Лавр делает вид, что её нет. Иллюзия, наведённая психом-пилотом. Думаю, он уверен в истинности собственных умозаключений. И действует искренне, убежденно. Без идиотов нигде не обойтись.
К скафандрам не пробраться. И что? Я переворачиваю прохладные страницы и мысленно говорю с их автором. Положил рядом «Марсианские хроники», раскрыв на портрете Брэдбери. Как теперь называть мою комнату три на два метра? Каютой? Или карцером? Иллюминатора даже нет. Можно наблюдать за внешней ситуацией через монитор. Механическим электронным глазом.
Рыдать расхотелось, до прибытия подкрепления к Лавру восемь месяцев. Срок моего предварительного заключения? Прибудут и другие резервы, в том числе в конкурирующие Секторы. Противостояние поднимется на вершинный виток. Задача каждой стороны: держать две другие под непрерывным наблюдением и находиться в недоступности для внезапного нападения. Они решили освоить Марс привычными земными методами. Что предпримет в ответ Красная планета, не предугадать. Но я уверен – обещание своё они выполнят. При несоблюдении Условия – никаких у нас перспектив. Не видать ни воды, ни даже временных поселений.
Книга раскрылась сама по себе. Металлический шелест прервал размышления. Я поднялся с кровати, посмотрел на себя в зеркало. И удивился: что это? Или кто? Нет, я, без сомнения, но… Рубашка в зеленую и пурпурную полоску, синий пиджак, джинсовые брюки, кроссовки. Такого набора у меня никогда не было. Да и быть не могло. А, вот в чём дело! Только что я не седой, да и в лице оптимизма не хватает. А так – вылитый Рэй.