Берг

– Что… Что случилось, Корвин? Зачем ты её бьёшь? Что происходит?

– Она будет подчиняться только тогда, когда будет бояться… Она не боится ни тебя, ни меня… Она сбежит при удобном случае, или перережет нам глотки… когда представится случай…

– Давай отпустим её…

– К чёрту! Мы привезём её графу Лион…

Корвин резко поднялся, найдя кусок чёрствого хлеба и мешок с ячменём.

– Пойду покормлю лошадей… Подели хлеб…

Ушёл. Алдор перевёл взгляд на девушку. Она уже снова сидела на стуле, молча смотрела мимо остановившимся взглядом, пальцами выбирала из спутанных волос листья и мусор, не глядя, рассеянно, как слепая. Он подошёл к ней и спросил первым:

– Как тебя зовут?

Она подняла на него глаза и через время ответила:

– Вэллия…

Точно, он уже слышал это имя, отец называл её по имени ночью. Для неё выходка Корвина была открытием, да и для Алдора тоже.

– Ты смелая…

Она усмехнулась и добавила:

– А вы – подлые…

Алдор помолчал, глядя на неё.

– Тебе нужна тёплая одежда и обувь.

– Я хочу домой…

– Я – тоже хочу и приложу все усилия, чтобы добраться до него быстрее, и ты мне не помешаешь. Можешь забыть пока о своём отце, замке, слугах, кто ты вообще такая… Многое придётся делать самой… Понятно?

Она в ответ лишь отвела глаза. Пальцы её рук дрожали, может быть, от пережитой истерики, а может быть, и от холода.

Вернулся Корвин, заметил, что хлеб так и лежит, сам разломал его на две части, свою съел и начал копаться в камине железной кочергой.

– Я же говорил, снег будет…

– Никто и не спорил, тебе виднее…

Алдор разделил свой кусок хлеба на две части, одну протянул дочери графа. Та посмотрела снизу с удивлением, быстро глянула в спину Корвина, будто опасаясь, но хлеб взяла. Конечно, голод не тётка, пирога не подаст.

– Нам надо найти тёплую одежду для неё, – заговорил Алдор, и Корвин глянул через плечо. – У неё даже обуви нет, по снегу босиком ходила…

Корвин усмехнулся, передёрнув лопатками.

– Я не пойму что–то, где ты её взял, в кровати, что ли? Может, ты комнаты перепутал? Вместо графа попал в спальню к его дочери?

– О чём говоришь? Ну, тебя! Она просто не вовремя зашла пожелать спокойной ночи папочке… А обувь где–то потеряла по дороге…

– Ну-ну… – Корвин помолчал, потом добавил: – Надо найти ей крестьянскую одежду, но в деревню сейчас не сунешься… Надо обшарить всё здесь, может, что-нибудь есть… хоть мужское…

– У меня где–то в сумке есть чистая рубашка, – вспомнил Алдор, начал искать.

– Я гляну в других комнатах, кто–то же здесь жил, может, что и осталось.

Корвин ушёл искать по смежным комнатам. Алдор нашёл рубашку. Конечно, она будет большая ей, и рукава длинные, но она, по крайней мере, сухая. Девчонка сидела безучастная на вид, неторопливо заплетала спутанные волосы, встретив прямой взгляд Алдора, запахнула на себе полы верхнего плаща, прячась под него.

– Вот, нашёл, переоденься… – Алдор протянул ей рубашку. Девчонка чуть отодвинулась.

– Я не буду… в мужское…

– Она чистая, я не носил её, ну, потёрлась немного в сумке, и всё…

– Не буду… – Подняла упрямые глаза.

– В мокром лучше? – Промолчала, опуская взгляд. – Тебя силой вытряхнуть из твоей ночнушки? – Алдор разозлился на это упрямство.

И девчонка поспешно взяла рубашку из его рук. Только оглянувшись, Алдор понял, почему она это сделала: пришёл Корвин. Тащил в руках целую охапку разномастной одежды.

– Всё, что нашёл… Что–то ветхое, что–то ничего, в сундуке нашёл вот… неплохой… – Из кучи одежды, брошенной на пол, вытащил мужской камзол с вышивкой и пуговицами. – Приличный… Может, немного великоват будет… – Кинул его девчонке без вопросов. – А из вот этого выбери сама. – Отбросил в сторону двое ветхих брюк-бриджей, пахнущих плесенью и слежалыми вещами. – Надо найти какую-нибудь обувь…

Алдор смотрел дочери графа в лицо, реакция её была однозначной, скривившись, как от невыносимой боли, та смотрела на все эти вещи и, казалось, вот–вот расплачется от отчаяния. Но не сказала и слова против. Молчала, глядя на всё это.

– Переодевайся! – приказал Корвин.

– Я… Я не хочу в мужское… – Это была только слабая попытка сопротивления, перемешанная со страхом.

– Ничего страшного. Будет возможность, найдём женское, но не сегодня… – Корвин на удивление оставался спокойным.

А Вэллия эта вдруг расплакалась, опустив голову, расплакалась тихо, без рыданий и истерики, так, как плачут от настоящей боли одиночества и невыносимой тоски. Она понимала, что слушать её никто не будет, что её желания или нежелания никого не интересуют. И поэтому плакала.

– Прекрати это… – Корвин повысил голос и отвернулся, давая понять, что всё – уже решённый вопрос. Её отчаяние можно понять, заставить девушку надеть на себя мужскую одежду? Конечно… Простолюдинку-то не заставишь, а эту…

Она продолжала плакать, но на неё никто не обращал внимания. Корвин рассудительно объяснял:

– Сейчас, пока есть время, не мешало бы выспаться, меньше будет хотеться есть, да и когда в другой раз удастся ещё? Надо следить за окнами, мало ли что, чтоб никто не нагрянул, и не взяли нас спящими… И её надо контролировать… – Указал глазами на девчонку за спиной.

– Давай, я первым покараулю, а ты ложись… – предложил Алдор. – Пока светло, поищу какую-нибудь обувь…

– Ладно, – Корвин легко согласился, а через время Алдор вернулся к девчонке.

Та всё также сидела на стуле, опустив голову, старалась никого не замечать. Все вещи лежали грудой на полу, нетронутые. Алдор не стал ничего говорить ей, так и так она никуда не денется.

– Не стоит сушить на себе мокрую одежду. – Голос Алдора прозвучал примирительно, без злости или резкости, но ответ получил совсем не такой.

– Какое вам дело?

Она глядела исподлобья, не скрывая злости. На Корвина она, наверное, глядела бы по-другому.

– Я не хочу, чтобы ты заболела… – Голос его был негромким, но твёрдым, настойчивым.

– Вы хотели убить моего отца, да? – Она перевела разговор на другую тему, заговорила о том, что её волновало вот уже сколько времени.

– Хотели, – согласился Алдор.

– Почему? За что? Что он вам сделал?

Алдор немного помолчал, не зная, как сказать всё, что он мог бы и хотел бы сказать о графе Вольдейне.

– Твой отец – жестокий подлец, если ты этого не знала. Он давно заслуживает смерти.

– Неправда! Мой отец не такой, вы, наверное, что-то путаете. Мой отец всегда был хорошим человеком, хорошим отцом… Я люблю его…

– Прекрасно! – Алдор развёл руками. – Я и не прошу тебя ненавидеть своего отца. Может быть, у тебя и нет для этого причин – у меня их полно, и я сейчас не собираюсь обсуждать их с тобой. Понятно?

– Вы просто выполняете приказ графа Лионского, так? Я же знаю, что они с отцом ненавидят друг друга, что всё идёт к войне… Поэтому вы…

Алдор перебил её нетерпеливо:

– При чём тут граф Лион? Не говори о том, чего не знаешь. У меня у самого масса причин желать смерти твоему отцу…

– Может быть, он смог бы договориться с вами. Вы простили бы его, вернули бы меня…

Алдор не дал ей договорить, снова перебив:

– То, что сделал твой отец мне, не прощается, а чтобы отомстить ему за всё, твоей смерти мне будет мало.

Девчонка долго смотрела снизу в его лицо, не веря тому, что слышала. Молчала. Потом сказала с отчаянием в голосе:

– Вы что-то путаете… вы с кем-то путаете моего отца, что-то не то говорите… Так не может быть… И при чём тут я? Я-то не сделала вам ничего… Я даже не понимаю, о чём вы говорите, что вам надо… Я в своей жизни никого не обидела…

– Переодевайся, – прервал её тираду Алдор. – Я отвернусь, а потом пойдём искать тебе обувь.

Девчонка поджала губы с обидой, шепнула:

– Я не хочу…

– Я просто вытряхну тебя из твоей рубашки, и ты волей-неволей вынуждена будешь одеться в то, что есть, без вопросов. Ты этого хочешь?

Она промолчала, и Алдор отвернулся, давая ей время. Когда посчитал, что прошло достаточно, обернулся. Она всё также сидела на стуле, поджав колени к груди, и держала оба кулака у лица. По-прежнему в своей старой одежде. Это разозлило Алдора вконец, взбесило не на шутку. Он в два-три шага преодолел разделяющее их расстояние и, схватив девчонку за запястья, рывком поставил на ноги, аж стул упал на пол.

– Понятно! По-хорошему ты не хочешь… Хорошо!

Алдор сорвал с неё плащ, отбросил его назад, потом второй, поймал ночную рубашку за ворот обеими руками и со всей силы рванул вниз. Одежда затрещала по швам, и девчонка, глядя огромными изумлёнными глазами, закрылась руками, пытаясь скрыть обнажившуюся грудь, попыталась вывернуться из пугающих её объятий.

– Не надо… пожалуйста… Я сделаю, сделаю всё, что вы хотите… я переоденусь… я надену это… Обещаю… Пожалуйста, не трогайте меня… Прошу вас… Я всё сделаю…

Алдор заметил что-то в её кулаке и, поймав за запястье, с силой разжал пальцы, сдавив их поперёк, через костяшки. В кулаке оказался кусок чёрствого сухаря, что он ей сам дал недавно. И на губах были крошки. Всё это время, пока он ждал, она преспокойно сидела себе и грызла хлеб.

Это почему-то удивило Алдора, и он отпустил её, хотя и хотелось ударить за ослушание. Девчонка отвернулась, закрываясь руками, встала боком. При свете дня под ночной рубашкой угадывалось её тело, женское тело… Алдор отвернулся, приказывая:

– Поторопись!

Он слышал, как она, давясь слезами, переодевалась. Когда обернулся, она успела надеть лишь бриджи и рубашку, прятала лицо от взгляда Алдора, закрывалась локтями. Рукава рубашки были длинными ей и сильно. Алдор подошёл и стал сам подворачивать их вверх, чтоб не висели. Девчонка не сопротивлялась, глядя исподлобья, только вздрагивала от рыданий. Алдор говорил ей негромко:

– Так будет теплее, сама увидишь, насколько будет теплее…

Перевёл взгляд и только сейчас заметил, что сквозь ткань рубашки просвечивается её тело, девичья грудь. Боже! Что за испытания на его голову! Точно, девчонки им ещё не хватало.

Подобрал с пола котарди – камзол и, стряхнув с него пыль, распахнул, подставляя ей. Приказал:

– Быстрее!

Она втолкнула руки и молча стояла, пока Алдор застёгивал расшитые пуговицы. Камзол заметно висел на плечах, рукава доставали до пальцев, а полы – до середины бедра. Да. Но это всё же было лучше, чем то, что было до этого, да и под свободным камзолом не так видно женское тело. Меньше будет любопытствующих вопросов. Если волосы из–под одежды не доставать, она вполне сойдёт за молодого парня.

– Ну вот, разве плохо? – Алдор оглядел её с ног до головы. – Зато теплее…

Девчонка сомкнула босые ноги, чулки она не сняла. Брюки тоже висели на ней. Алдор предложил:

– Пойдём, поищем что-нибудь на ноги. Возьми… – Протянул ей её недоеденный сухарь. Она взяла и левой рукой стёрла со скул выступившие слёзы.

Алдор обшарил несколько комнат, девчонка всё это время была рядом, стояла незаметной тенью, еле слышно хрустела своим сухарём. Проголодалась. Алдор всё больше и больше ловил себя на мысли, что у него к ней нет особой ненависти, как должно было бы быть к ЕГО дочери. Он столько лет жил мечтой о мести, столько лет желал этого – сделать больно этому человеку, сделать больно его семье, тем, кого он любит. А теперь… Как она сказала: «Я никого в своей жизни не обидела…» Должна ли она теперь платить за грехи своего отца? А разве его близкие, – мать, сестра, брат, – они в чём–то были виноваты перед её отцом? Перед графом Вольдейном? За что их убили? Он воевал с отцом, а убил почти всю семью, остался только Алдор.

– Надо посмотреть в кладовке… – предложила вдруг молчавшая до этого Вэллия.

– Где она?

– Возле кухни, под лестницей… – Алдор удивлённо вскинул тёмные брови: «Откуда знаешь?», и девушка пояснила: – Я уже была здесь, это охотничий домик отца… Правда, уже пару лет здесь никто не охотится…

– Что так? – поинтересовался Алдор, скидывая не пригодившиеся вещи в сундук.

– Здесь стало мало дичи, сейчас отец охотится в другом лесу.

– А–а–а… – Алдор поднялся. – Пойдём, найдём твою кладовку… Это хорошо то, что ты говоришь, значит, сюда вряд ли нагрянут.

Девчонка опустила голову, для неё это было совсем нехорошо, она хотела бы другого. Что поделаешь, в жизни бывают неудачи.

Она оказалась права. В кладовке Алдор нашёл пару потёртых кожаных сапог, у одного начал распускаться шов наверху, поэтому, наверное, их и бросили здесь.

– Примеряй… – Алдор выбросил их в коридор. Выглядели они жалко. Пыльные, засохшие, и, наверное, будут легко пропускать воду. – По снегу пройдёшь – помоются, походишь немного, разносишь под себя, это кожа, она мягкая…

Вэллия не без труда натянула сапоги, заправила в них брюки, потопталась на месте, шепнула:

– Большие…

– Это лучше, чем когда маленькие, – заверил её Алдор со знанием дела. – Пойдём проверим лошадей…

Она шла следом даже на улице, а Алдор следил за звуком её шагов, чтоб не отстала и не бросилась бежать. Корвин приготовил немного более–менее зелёного сена, и Алдор раздал его лошадям. Обернулся. Девчонка стояла перед входом в конюшню и пригоршней снега протирала свои сапоги. Главное, не терять её из виду, не дать ей пропасть. Она шустрая, глазом не успеешь моргнуть, и пропадёт. А она ещё должна пригодиться.

Алдор вышел к ней, и она вскинулась к нему навстречу, глянула снизу, стряхивая грязный снег с пальцев и ладони. Спросила вдруг:

– Вы не убьёте меня?

– Если ты будешь послушной… Не будешь выкидывать чего-нибудь… ты просто ещё один шанс в наших руках… На всякий случай, чтоб твой отец не придумал чего-нибудь… опасного…

– Когда вы покинете наши земли, вы отпустите меня?

Она уже верила ему, её глаза озарились надеждой. Она верила, что именно так и будет.

– Конечно… – Алдор пообещал ей, хотя не был уверен даже в завтрашнем дне.

Но пусть верит, если это так важно для неё, если это надо, чтобы она оставалась послушной. Что лучше, ложь или страх, посеянный Корвином его пощёчиной? Во лжи, конечно, разочарование тоже тяжёлое. Со страхом живёшь сейчас, а во лжи разочаровываешься потом…

Они вернулись в дом. Вэллия закуталась в плащи, отогреваясь после улицы, сидела на стуле, наблюдая в окно за заснеженным лесом. Алдор, раскопав свои сумки, нашёл иглу с ниткой и зашивал разорвавшийся кожаный пояс одной из седельных сумок.

Вэллия думала над словами, сказанными про её отца этим человеком. Алдор… Его звали Алдор… Так назвал его один раз второй, тот, с чёрными опасными глазами. За что они хотели убить его? Что за нелепая месть? Разве что-то отец не рассказывал ей?

Из двух дочерей он всегда любил больше старшую, и времени проводил больше с Келлой, чем с Вэллией, когда сестра ещё была жива… Вэллия больше была с няньками и дядей-крёстным. А сейчас так тем более, отцу некогда. Келлы нет вот уж три года, она выбросилась из окна башни буквально перед самой своей свадьбой. Она не одобряла выбор отца, хотела другого жениха, вот и свела счёты с жизнью. Всю возможную заботу отец после этого стал отдавал ей, Вэллии. Да, он сильно занят, у него мало времени на семью. Разве мог он совершить что-то, за что заслуживает смерти от этих людей? Они что-то путают, какая месть может быть отцу? За что? Да, он строг, серьёзен, но за это не убивают!

Вэллия медленно перевела взгляд на этого Алдора. Он работал, не поднимая головы, и не знал, что на него смотрят. Длинные тёмно–русые волосы падали на лицо, разделяясь ото лба налево и направо, доставали почти до нижней челюсти. Странная причёска, у них в замке мужчин так не стригли.

Она опасалась этих чужаков, они во всём были чужими, и внешне, и поведением своим, и странным желанием убить графа. Этот ещё ничего, с ним можно было договориться. Хотя именно он украл её, именно он хотел убить отца, и именно он рвал на ней одежду. Боже… Что она тогда пережила!

Вэллия вздохнула, боясь вспоминать всё это. Тот, второй, он был опаснее. Он больше знает в житейском плане, больше готов к трудностям, но он и более жесток, как строгий хозяин. И ещё, он знает эти места, может, он из местных? Он знает про деревни вокруг, знал про вот это место. Откуда? Вэллия тяжело прикрыла глаза. Его она боялась. Из них двоих именно его она боялась больше всего. Если бы не он, этот Алдор, скорей всего, давно бы уже отпустил её, он предлагал это другому… Господи… Как это могло случиться с ней?

Вэллия осторожно потёрла пальцами тонкий порез на шее от кинжала. Что она уже пережила за этот сумасшедший день? Что ещё дальше будет? Хоть бы они, в самом деле, отпустили её, как обещали… А можно ли верить их обещаниям? Всё равно, надо хоть во что–то верить, или она сойдёт с ума.

Она снова вздохнула, и Алдор поднял на неё глаза, оборвал нитку. Взгляды их скрестились.

– Лучше поспи, мало ли, что ночью будет… – предложил он ей негромко.

– Не могу… – прошептала в ответ чуть слышно.

– Почему? Боишься?

Она промолчала, отводя взгляд в сторону. Надо подождать немного, они доверятся ей, перестанут следить строго, и она сбежит. Пусть пеняют на себя… Но он прервал её мысли, снова заговорив:

– Надо привыкнуть. Мы теперь по ночам будем двигаться, а днём спать. По-другому нельзя… Никто жалеть тебя не будет, мы будем идти, и ты – тоже. Нам будет есть нечего, и тебе – тоже…

– Я поняла вас… – перебила его Вэллия. – А вы бы на моём месте тоже преспокойно спали себе после того, как вам к горлу приставляли оружие? Спали бы в руках чужих людей, что угрожали убить вашего отца?

– Моего отца уже давно убили… И мать – убили… – Он сбрасывал в сумку вещи, что достал прежде, чем начал зашивать её. – И брата убили и сестру убили… Мне тебя не понять.

– М-м-м… – протянула Вэллия. – Понятно…

– Что тебе может быть понятно? Что ты вообще можешь в этом понимать? – Он повысил голос, и в углу поднялся Корвин. – Ты ничего этого не видела, я один всё это видел и с этим живу… Что ты можешь в этом понимать? – Он поднялся и рывком, не скрывая раздражения, отбросил в угол к вещам сумку.

– Что шумишь? – Корвин глядел спокойно, чуть улыбаясь со сна. Вэллия чуть плотнее запахнула на себе плащи, глядя на Корвина исподлобья.

– Да так… – Алдор отмахнулся.

– Это она, да?

– Да нет, всё нормально…

Корвин подошёл ближе к Вэллии, смотрел прямо, сверху, вдруг ставшим суровым взглядом.

– Если ты будешь плохо вести себя… – начал было, и Вэллия нахмурилась тревожно, опуская взгляд. – Лучше будет, если ты вообще будешь сидеть, не открывая рта…

– Всё нормально, Корвин! – Алдор попытался успокоить его, преградил путь. – Оставь её в покое… Мы просто разговаривали…

– Зачем вообще с ней разговаривать? Она не заслужила этого… Кто она такая? Пусть сидит и молчит…

– Ладно-ладно, успокойся…

– Я не люблю болтливых женщин, какого бы происхождения они ни были, все они пустоголовые болтушки… Их интересуют только красивые платья и беззаботная жизнь.

– Успокойся, Корвин, не ругайся, ничего страшного не произошло… – Алдор уже закрыл девчонку собой, но Корвин пытался глядеть ей в лицо через плечо товарища. Вэллия не сводила с него огромных удивлённых глаз, глядела исподлобья, и её взгляд ещё больше раздражал Корвина.

– Я хочу, чтобы в нашей компании её было не видно и не слышно, чтоб она даже дышать боялась…

– Хватит! Она и так тебя боится!

Корвин остановился и оглядел Вэллию с ног до головы. Спросил:

– Ты заставил её переодеться?

– Она сама справилась.

Корвин отвернулся, оглядываясь по сторонам. На улице уже вечерело, осенний день короток, скоро сумерки лягут по низинам, наступит вечер.

– Подождём до темноты, и надо будет выходить… Я сменю тебя… Ты лошадей смотрел? – Алдор в ответ кивнул головой. – Ладно…

Скоро Вэллия осталась с Корвином одна, старалась не глядеть на него, прятала глаза в сторону, чувствуя, как от внутреннего переживания дрожат пальцы, и сердце начало стучать громче и чаще. Корвин молча собирал вещи, укладывал пожитки по сумкам, от нечего делать наложил дров в камин – только огонь поднеси, и пламя займётся. Вот на радость кому-то, кто, заблудившись, набредёт на этот дом. Ещё раз проверил лошадей и, зайдя с улицы, столкнулся с прямым взглядом Вэллии, спросил резко:

– Что смотришь?

Она опустила взгляд и промолчала. Корвин подошёл ближе и встал рядом.

– Что вы ругались? – спросил негромко через зубы, и Вэллия вскинула голову, глядя снизу вверх. Шепнула чуть слышно:

– Мы не ругались.

Корвин помолчал задумчиво и опустился вдруг к ней на корточки, заглянул в лицо. Начал говорить, отделяя каждое слово:

– Ты его не трогай и лишних вопросов не задавай. Твой отец угробил всю его семью, у него личные счёты с ним… И лучше вообще молчи… Так будет лучше…

– Вы ошибаетесь, мой отец не мог…

Он не дал ей договорить, качнувшись вперёд, больно взял пальцами за лицо, впиваясь в горячие щёки. Вэллия ахнула и жаром испуганного дыхания обожгла его ладонь изнутри.

– Прекрати эти разговоры… Мы и так слишком долго возимся с тобой, тебя следовало бы убить и бросить здесь до весны… пока не найдут случайно…

Вэллия резко мотнула головой, попыталась освободиться и даже вскинула руки, собираясь закрыться или оттолкнуть его. Корвин отпустил её, но сумел поймать за запястье.

– Чем тише и послушнее ты будешь себя вести, тем дольше проживёшь.

– Мне обещали, что отпустят меня… на границе графства… – она шепнула в ответ, не сводя испуганного взгляда; говорить было больно.

– Кто обещал тебе это? Ты смеёшься?

– Вот… – Она дёрнула подбородком в сторону, где в дальнем углу спал Алдор.– Обещал… он… Алдор… – само собой вырвалось у неё это имя, и, поняв, что не должна была, Вэллия опустила глаза.

– Кто? – Корвин нахмурился.

– Отпустите меня… – Она потянула руку, выкручивая запястье, попыталась заговорить о другом. – Мне больно… Вы делаете мне больно…

Но Корвин не отпускал её. Она злила его. Что это у неё за секреты с ним? О чём они уже успели договориться? Что она ему за это пообещала? Корвин притянул её к себе и зашептал в лицо через зубы:

– О чём ты говоришь? Кто и что наобещал тебе? О какой границе графства… Что вы делали здесь… без меня?

Вэллия скривилась от боли и подозрений.

– Отпустите… Вы делаете мне больно…

Корвин помолчал немного и оттолкнул её от себя, поднимаясь на ноги.

– Я ещё поговорю с ним.

Вэллия опустила голову, растирая запястье. Губы дрожали, страх сковал тело. Господи… Что же это происходит. В груди родился кашель, и она раскашлялась, зажимая губы кулаком. Неужели она заболела? Всё-таки заболела…

Она испугалась своего кашля, он показался ей слишком громким, и Вэллия зажмурилась, ожидая, что Корвин сделает ей замечание или даже ударит. Но он почему-то промолчал. А в груди всё ещё скребло и вызывало новые приступы кашля. Она уже и не знала, как остановить его, только сжималась сильнее, да стягивала на себе полы плащей. В конце концов, этот кашель разбудил Алдора. Вместе с Корвином они вдвоём вышли на улицу и долго разговаривали о чём–то, Вэллия не прислушивалась. Она, перестав вдруг кашлять, тихо замерла, глядя в сторону.

«Папочка… Найди меня, пожалуйста… Помоги мне… Не оставляй меня… Я не хочу… Я не хочу с ними… Помоги мне… Мы совсем недалеко, совсем рядом…»

Они вернулись и начали собираться. Вэллия с тревогой ждала, что её ждёт, глянула в окно – сумерки сгущались, по мрачному небу плыли тяжёлые тучи, словно опять грозили снегом. Деревья стояли неподвижными, замершими.

– Вставай и пошли! – приказал Корвин, и Вэллия вскинула огромные глаза.

На улице она стояла, ждала, пока собирали лошадей. Тайная мысль не давала ей покоя. Их трое, а лошадей только две, они либо убьют её, либо бросят здесь. Лучше бы бросили, она почему-то ждала именно этого. Она сама бы выбралась из леса, она сумеет найти дорогу, пешком выйдет, только бы не убили и не связали, бросив здесь. Она уже так замёрзла, так устала и хочет есть, что не сможет бороться и сопротивляться, не справится со всем этим.

Молча смотрела на руки Корвина, управляющегося с сёдлами, подпругами, сумками, как основательно и спокойно он всё это делал, без спешки, без суеты. Алдор держал лошадей за уздечки и что-то негромко советовал. Про неё как будто все и забыли.

– Отпустите меня… – прошептала вдруг Вэллия, и они оба повернули к ней головы.

– Я разве не предупреждал тебя, чтобы ты молчала?

Голос Корвина сухо разбил все её тайные надежды, Вэллия опустила голову и носком сапога ковырнула снег. Хорошо, она будет молчать, раз он так хочет. Она ждала, терпеливо и молча ждала, тайно надеясь, что её оставят, но Корвин первым сел в седло и приказал, протягивая сверху руку:

– Иди сюда.

Вэллия глянула снизу и переспросила:

– Вы… вы не отпустите меня, да?

– Иди сюда… – он повторил настойчиво и дёрнул рукой нетерпеливо.

Вэллия быстро встретилась глазами с Алдором и шагнула вперёд, опять попыталась: