Сбитое дыхание немного выровнялось и Льюис замер перед запасным входом, где внезапным «сюрпризом» оказался вышедший прямо на него охранник.
Инстинкт Говарда в виде характерных рефлексов без лишних раздумий дал телу возможность избавиться от противника. Удар костяшками пальцев в кадык и локтем в район челюсти, заставили секьюрити всхлипнуть и захрипеть. Добавив охраннику локтем по позвоночнику, Льюис окончательно подавил сопротивления оппонента, повалившегося на мощёную площадку рядом с каменными ступенями.
Подобно стремительному потоку холодного ручья воды в горах, Говард проник в дом и, вытащив из пластиковой кобуры на ремне пистолет «SIG-Sauer P-226» с глушителем, резким движением большого пальца, взвёл курок. Руки в стрелковых перчатках сжали пистолетную рукоять, а указательный палец правой руки лёг на спусковой крючок.
Сердце Льюиса замерло, и он снова почувствовал, что начинает жить. Это было подобно наркотику, отравлявшему организм и срывавшему голову, вызывая при этом чувство эйфории. Описать это невозможно! Это нужно ощутить каждой клеткой своего организма, где живут противоречия и наши страхи.
Оказавшись в небольшом холле, Говард остановился среди «развилки» в виде небольших коридоров, ведущих в разные стороны, а прямо на него смотрела массивная деревянная лестница с резными балясинами.
Принимать решения в этой жизни всегда не так просто, особенно когда времени не больше пары секунд.
Он быстро вбежал на лестницу и преодолел все ступени на одном дыхание. Завернув в коридор, Льюис осторожными шагами стал двигаться к просторному залу. Его руки продолжали сжимать рукоять пистолета, готового к стрельбе в любой момент, а сосредоточенный взгляд контролировал обстановку.
Появление в конце коридора двух встревоженных охранников с пистолетами и фонарями в руках, не стало для Говарда сюрпризом. Мысленно он уже видел, чем заканчивались их судьбы, но всегда помнил, что в этом мире есть место собственным, порой, фатальным ошибкам.
Льюис ускорил шаг и, прыгнув вперёд ногами, проскользил по дорогому паркету на левом колене. Указательный палец правой руки несколько раз выжал спуск, а лязг стали затвора возвестил о прогремевших выстрелах, звук которых частично поглотил глушитель. Пули сорокового калибра разорвали шею одному охраннику, а другому нашпиговали грудь разорвав пакетную броню жилета скрытого ношения. Кровь из сонной артерии фонтаном брызнула в сторону и тело распласталось на полу. Другой охранник повалился на небольшой столик с журналами и соскользнул на паркет.
Вскочив на ноги, Говард бросил взгляд на журнал комиксов о Бэтмене, соскользнувшего с поверхности журнального столика, осознавая при этом, что здесь могут быть дети. Возможно, он уже был стар для подобной работы, но у жизни на всё всегда оставалась своя точка зрения.
Льюис оказался в центре зала, где в стороне стоял рояль и небольшой подиум с мягкими стульями. Там всегда во время светских приёмов играл маленький оркестр музыку: Моцарта, Вивальди, Штрауса. Едва ли столь прекрасные мелодии могли изменить гостей тех раутов, ведь её, как правило, никто не слушал. Время классической музыки проходило, а взамен на сценах всё чаще оказывались непонятные разукрашенные «обезьяны» в обтягивающем прикиде.
Звук быстрых шагов в разных коридорах оторвал Говарда от коротких мыслей и он, вскинув «SIG-Sauer», прыгнул двумя ногами вперёд. Льюис скользнул по паркету и очутился под роялем, где удобно расположился, лёжа на спине.
Его сосредоточенный взгляд поймал на мушку пистолета два коридора и застыл в ожидание противника, чьи шаги были уже совсем рядом.
Указательный палец правой руки скользнул со спусковой скобы на спусковой крючок и раздалось несколько выстрелов. Лязг воронёной стали затвора и пули со стальными сердечниками сбили охранника с ног, раздробив коленные чашечки и разорвав мениски.
Противник распластался на паркете и из его руки выскользнул фонарик, покатившийся к стене.
Говард снова выжал спуск пистолета и оборвал, зарождавшийся крик охранника. Из пробитой пулей головы вытекало мозговое вещество вперемешку с кровью, и отблеск луны в этой мутной луже, оставил на душе Льюиса очередную царапину. Он понимал, что рано или поздно придёт и его время! Смерть – неизбежна!
Выкатившись из-под рояля, Льюис встал на колено и поймал на мушку очередного секьюрити, сразив его упреждающим огнём. Гильза взмыла вверх и, брякнувшись о паркет, покатилась в сторону. Пуля навылет пробила правое запястье охранника и из его руки выпал «Glock 17».
Секьюрити рефлекторно, находясь под действием адреналина, направил луч светодиодного фонарика туда, откуда прилетел свинец, но Говард успел увернуться от «паучка» яркого света.
Указательный палец правой руки выжал спуск, и пуля сорокового калибра пробила охраннику стопу. «SIG-Sauer» встал на затворную задержку, возвестив Льюису о том, что магазин пистолета пуст. Как всегда, нечто подобное случалось не в самый удобный момент, но к этому Говард был готов всегда.
Резким ударом левого локтя в район лица противника, Льюис свернул ему нос откуда в разные стороны брызнула кровь. Секьюрити всхлипнул и свалился на колени перед своим неизвестным врагом.
Говард схватил кистью левой руки противника за горло и сжал, чтобы охранник не смог ничего выкрикнуть.
Быстро сменив одной рукой в пистолете пустой магазин на полный, он плавно нажал на рычаг сброса затворной задержки и перевёл свой взгляд на переполненное ужасом окровавленное лицо секьюрити.
– Хватит дрожать, как селёдка, после вылова! Отведи меня к своему хозяину! Живо! – подняв охранника за горло и поставив насколько это было возможно на ноги, жёстким, но при этом спокойным голосом произнёс Льюис.
Металл глушителя впился секьюрити в мокрую от пота кожу лба и Говард схватил своего оппонента за ворот пиджака.
– Хорошо, – чуть дрожащим голосом промямлил охранник и, превозмогая ужасную боль в раненной стопе и стараясь не задохнуться от заливающий кровью рот, повёл Льюиса вперёд.
Экскурсия по второму этажу дома продолжалась. Говард мимолётным взглядом оценил убранство интерьеров. Картины и скульптуры удачно сочетались с изяществом гобеленов. Небольшие скульптуры подчёркивали утончённость остального мелкого антиквариата, включая старинные часы разных эпох.
Льюис понимал, что при тревоге большая часть охраны направится туда, где в этот момент находится хозяин. Для этого не нужно быть оракулом или провидцем, достаточно просто хорошо знать своё ремесло.
Охранник, чувствовавший уткнутый в затылок металл глушителя, хромая и истекая кровью, вывел Говарда в столовую, где его гарантированно ожидал большой «сюрприз» в виде стволов телохранителей банкира и швейцарских гвардейцев, охранявших кардинала де Флюи.
– Отпусти его немедленно, мать твою!!! Бросай оружие! Подкрепление, где вы, чёрт вас дери?! – слова главы охраны банкира сыпались, как пули из стрелявшего пулемёта, раскалявшие ствол.
– Отпустите меня! Я не хочу умирать! – захлёбываясь в собственной крови и частично даваясь ей, коротко промолвил охранник, продолжая оставаться у незнакомца в заложниках.
– Бросай оружие!!!
На мгновение Льюиса посетило ощущение, будто, время замерло, а где-то на другой стороне в параллельной Вселенной живут: чудеса, счастье и покой. Там нет одиночества и боли, а смерти никогда не было и не будет!
Говард выпустил из левой руки отворот пиджака своего заложника, еле державшегося на ногах от пробитой пулей ступни и, отпрыгнув в сторону, оказался за кадкой с декоративной пальмой. Он выдернул чеку из свето-шумовой гранаты и, вытащив её из подсумка, отпустил предохранительную скобу. Мягким, но резким движением левая рука бросила гранату в скопление охраны, а в ответ в сторону Льюиса посыпались выстрелы.
Яркая вспышка ослепила охрану и банкира и швейцарских гвардейцев, а оглушающий звон ударил противнику по слуху.
Говард сделал кувырок в сторону, очутившись рядом с парадной лестницей, по которой на помощь спешило подкрепление.
Левая рука вытащила из подсумка модульного бронежилета на левом камербанде осколочную гранту, а указательный палец правой руки вырвал чеку. Предохранительная скоба отлетела в сторону, и Льюис «ласково и с трепетом» покатил гранату по мраморной лестнице.
Раздался взрыв, поглотивший сопротивление группы быстрого реагирования, сменившийся на крики, хрипы и стоны.
Говард схватился за пистолет-пулемёт, висевший на одноточечном ружейном ремне, и, вскочив на ноги, пригнувшись вошёл в столовую, открыв прицельный одиночный огонь по охране банкира и швейцарским гвардейцам.
Ответный огонь оказался крайне непродуктивным и кроме лишней порции адреналина с Льюисом ничего не произошло.
Охрана была полностью выведена из строя. Бронежилеты скрытого ношения были пробиты остроконечными пулями мелкого калибра, нанёсшие телохранителям и секьюрити смертельные и крайне тяжёлый ранения.
Сопротивление было подавлено и в столовой воцарилось безмолвие, прерываемое детским всхлипыванием. Шоковое состояние семьи банкира было легко объяснимо. Детей, как и жену к подобным ситуациям нельзя подготовить, да и сам Ксавье в данной ситуации не находил своего места. Постоянный хозяин положения внезапно оказался беззащитным, несмотря на все свои деньги, охрану, связи в разных эшелонах государственной власти. Льюис понимал, что полиция едва ли объявится на вилле, но исключать полностью этого было неоправданной глупостью. Когда человек находится между жизнью и смертью, то готов абсолютно на всё! Это простая психология, где даже умные слова Зигмунда Фрейда были не нужны!
– Никому не двигаться, тем, кто ещё мыслит немного пожить! – хладнокровным, спокойным тоном доходчиво произнёс Говард. Он выпустил из рук пистолет-пулемёт, где магазин был практически пуст и вытащил из кобуры на ремне пистолет, направив его в сторону детей, дрожавших от страха и обхвативших головы руками, продолжавших сидеть на стульях за обеденным столом. По деревянным ножкам стульев текла моча, разбавлявшая кровь мёртвых телохранителей и швейцарских гвардейцев, погибших в попытке закрыть семью хозяина и кардинала де Флюи. Страх парализовал всех, как детей, так и жену Ксавье. Сам банкир неотрывно смотрел на Льюиса и его поднятые вверх руки ходили ходуном. Кардинал же, будто, застыл на стуле, а его взгляд застыл на трупе швейцарского гвардейца, чьё мёртвое тело лежало в луже крови.
На обеденном столе царил апокалипсис в виде разбитой посуды, стрелянных гильз и пищи, которая была уже не пригодна к использованию. Кровь пропитала белоснежную скатерть и запах пороха щекотал в носу.
– Что вам нужно? – робко и тихо спросил кардинал, пытаясь встать из-за стола со стула. Тело не слушалось его разума, а сам разум находился в частичном коллапсе.
– Не стоит так волноваться! Мне нужны, только вы кардинал и ваша правда! – произнёс спокойным беспристрастным голосом Говард.
– Но, я ничего не знаю… Я лишь слуга Господа, – растерянно, дрожащим голосом произнёс Дженнаро де Флюи, на чьём лице никак не исчезала замершая гримаса, подобно той, которая появляется у человека пытающегося закрыться от пули в голову ладонями рук.
– Я не думаю, что все так просто! Вы же знали отца Бернардо из Доминиканского Ордена и знаете о человеке, убившего его. Точнее о том, кто отдал приказ! Отец Джакомо перед смертью признался, что вы так же виновны в смерти отца Бернардо. Люди не врут в подобные моменты! Кто такой этот «Девятый»? Я жду ответов и без них не уйду. Не стоит провоцировать меня и узнавать на что я готов, чтобы получить эту информацию! – сжав в руках рукоять пистолета и держа на мушке крупного сановника Ватикана, произнёс Льюис.
– Но, я не могу об этом сказать! – растерянно протяжно и тихо промолвил кардинал.
– Я вижу, вам больше всего нравятся страдальцы! Думаю, вы любите искать новых святых мучеников, так может поищем их среди присутствующих?! Выбор здесь богатый: разновозрастной и даже разнополый! Просто подарок для столь содержательного времяпрепровождения, – окинув сидящих за столом домочадцев банкира и его самого, с циничной усмешкой подметил Говард. Он, и в самом деле, не знал, насколько далеко готов зайти в поисках правды. Ему не хотелось думать о том, что везде и во всём правды и лжи бывает строго поровну. У всего в этом мире, как и у любой монеты: аверс и реверс. Смотришь на одну сторону и видишь ответ, не задумываясь о том, что на другой стороне так же есть ответ! Многоликость заблуждений, суждений, трактовок, доказательств, чтобы в конце пути, возможно, постичь истину…
– Постойте не делайте ничего плохого! Молю вас, как и любое возможное божественное проявление! – начал Дженнаро де Флюи, медленно поднимаясь со стула и чувствуя, как трясутся его колени. Кардинал осознавал, что подобным людям не предлагают деньги. Они им не нужны! Для них деньги это такой же ресурс, как информация, оружие или боеприпасы. Такие люди ищут не правду, а оправдание для себя, пытаясь заслужить Божью милость раскрытием заговоров, тайн и борьбы со злом! – Не нужно больше жертв! Я скажу, что вы хотите, но не убивайте больше никого.
– Правда всегда дорого стоит! Не правда ли, синьор де Флюи?! – с издёвкой сказал Льюис, продолжая, держать кардинала на мушке. – Всем выбросить свои смартфоны на стол и зайти в кладовку.
Ксавье и его жена оставили свои смартфоны на обеденном столе и медленно стали подниматься со стульев. Дети продолжали дрожать, обхватив головы руками, но руки родителей смогли немного привести их в чувства. Они зашли в кладовку и закрыли за собой дверь.
Льюис подошёл к только что закрывшейся двери, переступая через мертвые тела охранников, и положил левую ладонь в тактической перчатке на спинку деревянного стула. Он подпёр ей дверь, чтобы оттуда не смогли выбраться и, вновь, навёл «SIG-Sauer» с навинченным на ствол глушителем на кардинала. – У нас мало времени! Я слушаю!
– Вы меня убьёте? – испуганно спросил Дженнаро де Флюи.
– Всё будет зависеть от вас и ваших ответов! – посмотрев в глаза кардинала сосредоточенным взглядом, произнёс Говард. Прибор ночного видения частично мешался для установления психологического контакта, поскольку оставлял выражение его глаз недоступным для синьора де Флюи. Льюис достал из административного подсумка смартфон и включил диктофон.
– Отца Бернардо никто не хотел убивать! – начал кардинал, аккуратно присев на стул за обеденный стол. – Однако, существовала возможность, что он сможет докопаться до ряда фактов, которые становилось всё сложнее и сложнее от него скрывать. Каждый человек в этом мире чья-то марионетка или кукла для спектакля, режиссёр же всегда остаётся в тени! Иногда ты знаешь его имя, его слабые места, сущность, но какая-то мелочь постоянно не даёт свершить над данным негодяем или негодницей справедливый суд. Ведь, тогда мы должны осудить и себя самого! Его решили убрать с театра действий, как и его терциария, верного пса, фанатично и преданно служащего ему. Видимо, этот пёс сейчас передо мной…
– До чего мог докопаться отец Бернардо? – монотонно спросил Льюис, продолжая параллельно размышлять над словами кардинала. В них присутствовал не только смысл, но и то, в чём Говард не решался себе признаться. Это был не психологический приём подавления со стороны синьора де Флюи, а всего лишь желание задеть самого Льюиса.
– Отец Бернардо был не простым доминиканцем. Он был рыцарем Ордена Хранителей Меча. Он и его братья вели борьбу не просто с ересью, но и с сильными мира сего. Следы Ордена Хранителей вы найдёте в Сиене в аббатстве Сан-Гальгано. Это предместье городка Колли ди Травале. Оно находится в тридцати километрах от Сиены. Как выйти на них, я не имею ни малейшего понятия! Что касается «Девятого» то это человек. Его настоящего имени я не знаю, у него много псевдонимов и тайн. Он работает на Таинственный Синдикат.
– Что это за Синдикат?
– Не знаю о нём толком ничего, кроме того, что эта одна из структур, так называемого «теневого правительства».
– С какой целью этот человек выходит на вас?
– Синдикату нужны свои люди в Ватикане, и я не думаю, что одинок в данном аспекте. Просто никто не знает другого в лицо! Мне больше нечего сказать…
Льюис остановил запись на диктофоне и убрал смартфон обратно в административный подсумок.
– Что вы решите?
– Решает только время, синьор де Флюи! – обойдя стол и зайдя за спину кардиналу, ответил Говард. – А я простой человек и та самая марионетка, как вы выразились! – усмехнувшись, добавил Льюис и, взмахнув рукой, ударил Дженнаро рукоятью пистолета чуть выше ушной раковины по голове.
Кардинал без чувств распластался на обеденном столе, а Говард исчез в следующее мгновение в тёмном коридоре. Он спустился по лестнице, перескочив через двух мёртвых и одного тяжело-раненного охранника, лежавших на ступеньках. Льюис выскочил из дома на площадку, где шумел фонтан и были слышны звуки приближавшихся экипажей полиции и карабинеров.
Говард сунул пистолет в кобуру на ремне и плюхнулся на водительское сиденье чёрного «Альфа-Ромео». Он немедленно запустил двигатель и ударил по газам. Вынырнув с территории виллы, Льюис лобовым ударом снёс запор кованых ворот и оставил отлетевшую часть бампера на мощёной дороге. Говард снова выжал педаль газа и направился к месту, где оставил свой внедорожник…
Глава 2
Цюрих. Сорок лет назадТёплое весеннее солнце ласково припекало чёрный седан «Альфа-Ромео», ехавший по извилистой дороге, словно, уж, скользящий по водной глади заводей тихой реки. Средний силы поток воздуха проникал в салон автомобиля через опущенное наполовину дверное стекло и трепал собранные в хвост чёрные волосы профессора Паскуалины Сильвани. Дорога открывала живописные места, а также стройность и строгость Альп, приласканных небесным светилом. Сказочные пещеры, оскалы скал, величественное Цюрихское озеро и неповторимый воздух, которым невозможно было надышаться; всё это великолепие являлось родиной синьорины Сильвани, где жило не только её сердце, но и душа. Здесь она родилась и выросла, тут были сделаны её первые шаги в осознанно выбранной ею профессии. Учёный и врач-генетик – это больше, чем профессия! Это призвание, такое же, как и руки хирурга, несущие в этот мир надежду, разделяя жизнь и смерть, не смотря, на то, что силы человека и природы не могут тягаться друг с другом. Люди неизбежно проиграют в этом сражении, но борьба будет продолжаться: за каждый день, месяцы или годы, а может всего за один час, за который, порой, можно успеть сделать больше, чем за всю жизнь.
Паскуалина добавила газа, нажав на педаль акселератора и положила правую руку на рычаг коробки передач. Солнце время от времени продолжало светить в лобовое стекло, падая на линзы солнцезащитных очков профессора Сильвани. Мгновения далёкого детства, всплывавшие в памяти, часто бередили душу, а жизнь вела дальше по уготованному серпантину горных дорог с его спусками и подъёмами. Прошлое и настоящее всегда рядом, но Паскуалина считала, что человеку принадлежат лишь те секунды, пробегающие здесь и сейчас. Прошлое – это совсем другое! Человек – его хозяин лишь отчасти, потому что не в силах что-либо изменить. В нём присутствуют: наука, наказание и мудрость, способная превратить тяжёлые испытания в счастье! Думать о превратностях собственной судьбы профессор Сильвани не хотела, разбавляя мгновения смятений циничностью и сарказмом колких шуток. Её жизнью была наука и научные работы, имевшие достаточный вес в среде учёных генетиков и врачей, лечивших врождённые патологии. С каждым новым поколением процент генетических заболеваний рос в пугающих масштабах, но Паскуалина была уверена, что это только лишь малая часть огромного айсберга, скрытого под ледяной водой.
Профессор Сильвани поправила своими изящными пальцами левой руки солнцезащитные очки, и вернула ладонь на руль. Загородные ландшафты с сочной зеленью, горы, чистое небо и стройные деревья потрясали воображение, рождая в нём сюжеты для детских сказок. Благородные рыцари, коварные разбойники, злые колдуны и колдуньи, а где-то рядом и тем не менее вдалеке, спящая принцесса, которая верит, что очнётся от принизывающего холодом вечного сна. Сказки – это один из элементов культуры любого народа и в тоже время наследие с оплавленным отпечатком сургуча на временных летописях. Культура народов мира для Паскуалины была любимым хобби. Изучение цивилизаций и динозавров, полюбившихся ей с детства. Она с удовольствием собирала всевозможные статуэтки на эту тему, заботливо выставляя их на стеллаже в гостиной. Главная романтика в жизни профессора Сильвани – это была помощь людям! Она очень хотела победить смерть, особенно детскую. Малыши, умиравшие от генетических патологий и мутаций, подобно острому лезвию наносили ей раз за разом удар под самое сердце. Паскуалина не отчаивалась и с ещё большей озлобленностью бралась за работу, продолжая верить в собственные силы и свой разум.
Профессор Сильвани на мгновение посмотрела в зеркало заднего вида и тут же перевела внимание на приборную панель, постоянно контролируя скоростной режим. Стать случайной жертвой «прикрас» горной дороги не входило в её планы, хоть, пусть и до наполеоновских масштабов ей было очень далеко. Плавно переключая механическую коробку скоростей, она не выпускала из левой руки руль и продолжала слушать одну из местных радиостанций. Приятная и лёгкая музыка лучше всего настраивала её на рабочий лад, в отличие от «Летучего Голландца», подходившего лишь для активного штурма очередной ступени на карьерной лестнице. Её коварство заключалось в триумфе, местами с признаками лицемерия и зависти, способным раскачать любую лестницу, не смотря, на кажущуюся прочность. Искажение реальности и сладкие речи, были одним из самых звонких тревожных сигналов. Научная среда – это особая клоака, где после падения, тебя с удовольствием ещё и присыплют отборной и вонючей грязью. Всё это имело место быть, но сейчас ей бояться было некого, кроме самой себя. Загадочная научная работа открывалась перед ней и маячила возможным открытием, чтобы попытаться изменить этот мир.
Новенькая чёрная «Альфа-Ромео» была подарком её работодателя и очень нравилась своей хозяйке, дополняя её отменный вкус во всём и, в автомобилях, в частности. Дорога уходила всё дальше от города, а её ландшафт неизменно напоминал о сути человеческой судьбу. Ветер скользил по её овальному миловидному лицу, ласково щекоча своим потоком небольшую горбинку на носу, подчёркивавшей некую эстетичность и грацию. Мраморный цвет кожи добавлял всему образу аристократичности, хотя «голубой крови» в её жилах не текло. Молодость и красота способна исправить множество недочётов в жизни, но эти две «сестрицы» слишком изменчивы и жестоки. Они привыкли уходить по-английски из гостей и никогда не возвращаться, оставляя после себя лишь множество вопросов и осколки разбитых желаний и одной большой красивой мечты…
Паскуалина плавно переключила рычаг коробки передач, став, немного набирать скорость. Небольшой прямой участок дороги приближал её к месту работы. Ветерок, проникая в салон, продолжал ласкать её шелковистую кожу лица, а также напоминал о его прикосновениях. Возможно, это был мужчина всей её жизни или очередной бурный и по-своему темпераментный роман. Если бы кто-то ещё несколько месяцев из её подруг сказал бы, что у неё произойдёт знакомство с послом СССР в Швейцарии, то она бы лишь рассмеялась! Однако, жизнь любит делать нам сюрпризы и искусно шутить над своими «игрушками». В детстве мы решаем судьбы своих игрушек, а позже сами становимся разного рода фигурками, в цепких руках судьба. Человек не хозяин своей любви, а только участник и от его чувств ничего ровным счётом не зависит!
Профессор Сильвани свернула с дороги в сторону клиники, которая своим уникальным архитектурным комплексом, открывалась перед ней. Это здание больше всего походило по своей сути на замок, где хранились тайны и секреты, а её целью было частично их приумножить. Наука всегда и во все времена уводила своих «рабов» в далёкие края, где знания вели непримиримую борьбу с Божественным. Выиграть в те времена мысль не могла, а её адептов щекотали пеклом костры Святой Инквизиции на площадях. Наука, которой Паскуалина отдала много лет: свою юность и молодость, показывала несовершенство человека. Теорию Дарвина можно поливать грязью во время самых жарких полемик, бравируя тем, что её автор был масоном, но отрицать возможность его трудов было глупо и недальновидно! Любой учёный, даже самый умный имеет мотив для своих исследований, подобно преступнику, желающему исполнить свой «чёрный» замысел. Однако, пусть дубина неандертальца не вводит в заблуждение! В этом мире всё условно! Йети и интеллектуал многим схожи! Разница лишь в воспитании и развитых способностях индивидуума. Истина всегда посередине и рождается в битве противоречий!
Профессор Сильвани аккуратно припарковала свою машину на стоянке возле клиники, перемежая размышления о науке с поиском настоящего женского счастья. Пусть, это отчасти лишь красивый миф, но красота, именно, и спасает этот мир изо дня в день! Да, она очень разная и подчас непонятная, но со временем её тёмные штрихи превращаются в разноцветные.