Караван

Ася увидела его душу.

Душу, чьё присутствие отвергалось бы светлейшими умами вида человеческого. Душу, от преследования которой её носитель годами откупался всеми правдами и неправдами, укрываясь под брезентом мужественности и зрелости.

Ася была готова трижды поклясться памятью покойной матушки, что переживаемый ею казус не имеет аналогов в их совместно нажитом любовном омуте. Может, она намеренно выманивает на свет лишь самое чёрное, что водится в характере её супруга, трусливо замалчивая об обратной стороне Луны? Что, если она гипертрофирует и выдаёт за норму самую мерзотную гнусь, которая не является нормой даже в таком проблемном обществе, как наше? Только, чтобы освободить себя от ответственности за принятие ключевых решений и наступившие последствия оных? Баренцева толком не успела разбросать в голове внезапно нагрянувшие зёрна сомнений, заслонивших картину её привычного мироздания, как огонёк в Роминых глазах исчез, простояв всего-то мгновенье.

К сожалению или к счастью, Ася ошибалась. Не случилось ничего такого, чего ещё не случалось. Человеческий мозг – субстанция сволочная, стачивающие углы так же, как морская вода размягчает стёкла. Если бы Ася размотала временную петлю, она бы увидела блаженную красавицу в больничной палате с подвешенными ногами и сидящего у изголовья её кровати неказистого мужчину. Он, отложив в короткий ящик плен невероятных стереотипов о мужчинах, читал вслух любимую детскую сказку Баренцевой про девочку Инфанту и её день рождения, а в глазах его лучезарно переливался свет. Глаза того мужчины светились какие-то считанные минуты, но, тем не менее, светились.

Это было сродни тому, как действует опухоль. Она перекрывает кислород всему светлому, что только может извлечь изнутри человек. Этот сгусток заточён глубоко во тьме, но он ещё не сломлен и не изгнан со своего насеста. Иногда ему удаётся пробиться сквозь прорези в черепной коробке, демаскируя своё местонахождение. Глупо, конечно, но Ася в этом свято себя убеждала, выставляя мужа на поруки единодушного перевоспитания. Как бы то ни было, чем дольше она пыталась встать на верный курс, тем мрачнее становились её надежды отыскать тот самый Баренцев маяк и дать по шапке его одиноко дремлющему смотрителю.

Муж так и не начал оправдывать авансы. И его сегодняшний манёвр, нечаянно напомнивший захворавшей даме о том, что в эту ночь её вновь стукнула обухом по голове случайная комбинация двузначных чисел, не стал исключением. Рома, поди, и сам удивился фактору внезапности, сыгравшему на руку его сентиментальности. Поэтому, не дожидаясь реакции супруги на его странный плевок в вечность, стремительно прошёл в комнату. По-слоновьи обойдя её периметр так, что дощатый пол едва не провалился, он окинул взглядом всё, что плохо лежало, а после принялся колупаться в тумбочках. Затем переключился на перетряхивание шкафа с кроватью, оставаясь, при этом, неуместно немым, как бездна Челленджера.

Единственная свидетельница данной мизансцены намеренно не подавала признаков присутствия. Ася сотню раз видела данную картину, где остервенелая увлечённость мужа поисками чего-либо в пределах жилплощади всегда заканчивалась для неё одинаково – катастрофой. Асю белым фосфором начали разъедать флэшбэки. Рома продолжал чинить обыск без всякого на то постановления. Он вытаскивал вещи, стучал ящиками и скрипел дверными петлями, а женщина продолжала на это смотреть, пытаясь придать происходящему смысловую нагрузку.

Смысл свойственен всему. Даже этому малознакомому фетишизму, не говоря уже о триллионах иных сочетаний действий и событий. Если смысл неуловим с первого взгляда, значит, нужно просто сменить линзы, расширить масштаб поисков или отойти на дистанцию для лучшего обзора.

Статус стороннего наблюдателя был закреплён за Баренцевой, как земля за колхозом. И всё, что она получила за свою исправную выслугу лет, находилось сейчас, в буквальном смысле, у неё под ногами. Тушь для ресниц, компактная пудра, блеск для губ, по разу примеренные футболки, платья, несметное количество пар носков и комплектов нижнего белья, скрепленных этикетками. Несколько пустых рамок, завёрнутых в пищевую плёнку, выцветшие фотографии, которые Ася так и не повесила над кроватью, не найдя момента для укладки домашнего очага.

Её сердце осталось таможней, где яркий поток людей, закатов, баров, комнат и вещей в бешеном темпе спортивного состязания чередовали друг друга на длинной дистанции без финишной черты. Баренцева корнями вросла в свою роль актрисы второго плана, не успевая срезать пупырчатую плёнку и вскрывать броские упаковки окружающего мира. Под этими выдающимися в своей помпезности плодами дизайнерского безумия мирно покоилась человеческая идентичность, одиноко надевшаяся на долгожданный звон лопаты с обратной стороны гробовой крышки.

Всё временно, и всё требует времени. Тем более, если речь идёт о раскопках духовных могильников. Про это Ася осведомлена не понаслышке, учитывая профессиональные пристрастия мужа. Она не сумела вывести в кустарных условиях химический состав, способный начисто растворять ржавые и дурно пахнущие пятна непостоянности. Стало быть, и до всех вещей на полу Ася так и не добралась, не найдя толку в распаковке этого хлама, впрочем, как и самой себя. Уж что-что, но в данном качестве женщине сложно подобрать равного соперника.