Рождество в Фогвуде

– Я вас понял, сэр, – кивнул Спенсер. – Что-нибудь ещё?

– Мы с женой пока разместимся в моих комнатах. Скажите Джейн, чтоб перенесла из голубой спальни в мой гардероб зимние вещи, вечерние платья и домашнюю одежду Лары. Она сообразит, что ещё…

Его прервал резкий звонок, прозвучавший в коридоре.

– Простите, сэр Артур вызывает, – произнёс Спенсер и, поклонившись, проследовал в большую гостиную.

Джеймс остался на месте, не столько из любопытства, сколько с тревогой ожидая его возвращения. Вскоре дворецкий вернулся и, проходя мимо, на мгновение задержался.

– Я понял, о чём вы говорили, сэр. Я лично обслужу этого господина.

– Что случилось? – спросил Джеймс, уловив лёгкое шипение в последней фразе.

– Сэр Артур отправил меня за поводками. Мне приказано увести собак в заднюю часть дома на всё время пребывания здесь мистера Симонса.

Он ушёл, а Джеймс глубоко вздохнул и припомнил часто повторяемую женой фразу: «Терпение – добродетель». Если даже Спенсер не удержался от шипения… Две русские псовые борзые Винс и Феба были любимцами сэра Артура, баловнями всех обитателей замка, как членов семьи, так и слуг, и неизменно вызывали восхищение гостей. Они были красивы, аристократичны и ленивы, редко проявляли агрессию и живописно смотрелись на атласных диванах. На памяти Джеймса их впервые выгоняли в задние помещения.

Вскоре в гостиную пробежал Джейк с поводками и через минуту вывел грациозных борзых из комнаты и повёл под лестницу, где располагалась дверь в задние помещения. Встретив взгляд Джеймса, он огорчённо пожал плечами и пообещал:

– Мы о них позаботимся, сэр.

Потом оттуда появился незнакомый мужчина лет сорока в тёмной ливрее и белых перчатках. Заметив Джеймса, он остановился.

– Я Марк Джексон, сэр, мне приказано проводить мистера Симонса в его комнату.

– Я сам его провожу, мистер Джексон, – нехотя проговорил Джеймс.

– Зовите меня Марк, – произнёс тот сдержанно.

– Как скажете, – ответил Джеймс и прошёл в большую гостиную.

Бросив взгляд на отца, он в очередной раз испытал сыновнюю гордость за него. Сэр Артур был, как обычно, спокоен, полон достоинства и очень доброжелателен. Только когда мистер Симонс направился к дверям, он, поймав взгляд сына, позволил себе измученно закатить глаза к потолку. Джеймс ответил ему полной сочувствия улыбкой и вышел вслед за гостем.

Через несколько минут он быстро сбежал по лестнице и снова вошёл в большую гостиную, где сэр Артур стоял у камина и задумчиво смотрел на огонь.

– Что случилось? – спросил Джеймс, подходя к отцу.

– Ничего, – обернулся тот. – Ах, ты о собаках? Он увидел их на диване и сказал, что они отвратительные создания и портят мебель. Винс зарычал, Феба оскалилась. Я велел увести их, чтоб они его не покусали.

– Они никогда не реагировали так на гостей.

– Они прекрасно распознают эмоции. Впервые на них смотрели с отвращением. Они не привыкли к этому.

– Я тоже, – признался Джеймс. – И как он тебе?

– Джо прав. Неприятный тип. Его резкая манера выражаться не выходит за рамки приличий, хотя и неприятна. Но в нём есть что-то другое… Крайняя меркантильность, цинизм… Нет, не только. Понимаешь, мне кажется, он рассматривает дочь, исключительно, как товар, и весьма деловым тоном предложил после чая обсудить условия женитьбы Тома на ней.

– Условия? – переспросил Джеймс.

– Да, он рассматривает это как сделку и хочет оценить, насколько она выгодна. Мне показалось, что если наши условия его не устроят, либо мы не примем его условий, сделка не состоится.

– Ну, брось, папа! – неожиданно для себя растерялся Джеймс. – Как он может её продавать. Она взрослая девушка, совершенно самостоятельная. Он может отказать в благословении, но не может запретить ей выйти за Тома.

– Как мне показалось, он думает иначе. И рассматривает дочь, как свою собственность.

– С другой стороны, – Джеймс задумчиво посмотрел на вошедшего в гостиную Спенсера, – мы можем его выслушать, верно? И даже если он нам не нравится, то ради Тома и Вэлери мы можем быть с ним предельно учтивы.

– Хорошо, что ты это понимаешь, – одобрительно кивнул сэр Артур и, обернувшись, посмотрел, как Спенсер принялся очищать диван от собачьей шерсти широкой мягкой щёткой. – Я склонен терпеть его ради счастья Тома. Мне кажется, что эта девушка для него такая же удача, как Лара для тебя. Даже если его условия мне не понравятся, я попробую склонить его к компромиссу.

– Но мы ведь не пойдём у него на поводу? – тревожно спросил Джеймс.

Сэр Артур удивлённо взглянул на него, а потом улыбнулся.

– Вот уж не думал, что когда-нибудь ещё услышу в твоём голосе такой детский страх пополам с протестом.

– Он напомнил мне мистера Гудмэна, учителя латыни, который имел дурную привычку бить школьников линейкой по рукам, – признался Джеймс. – Он наводил на меня ужас. К счастью для меня, он умер через год после моего приезда в школу. У него был цирроз печени.

Сэр Артур обнял сына за плечи.

– А ты уже вырос, стал сильным и отважным мужчиной, и вряд ли мистер Симонс решился бы ударить тебя линейкой по рукам.

Джеймс расслабился и с улыбкой кивнул.

– Ты меня поймал, папа. Только с тобой я ещё решаюсь быть ребёнком и искать защиты. Да Лара иногда вытаскивает из меня своими маленькими нежными пальчиками детские страхи, и утешает на своей груди.

– И мы оба гордимся твоим доверием. Всё будет хорошо, мой мальчик. И у Тома тоже. А теперь я хотел бы сделать несколько звонков. Спенсер, будьте любезны подать чай сюда.

– Слушаюсь, сэр Артур, – тут же вытянулся в струнку дворецкий, и лишь после того, как хозяин вышел из гостиной, вернулся к своему занятию.

Джеймс присел в кресло у камина и задумчиво смотрел, как пылает на буковых поленьях весёлый огонь.

Я закончила распаковывать подарки и вызвала Джейн, чтоб она помогла мне аккуратно разложить их. Карточки из коробок я сложила на серебряный поднос для писем, чтоб потом передать Джейку, а открытку, подписанную профессором Дугласом Перишем, сунула в бювар Джеймса, чтоб он не забыл лично написать ответ. Джейн заверила меня, что уберёт упаковку и коробки из комнаты и наведёт здесь порядок. Уже выходя, я бросила взгляд в камин и увидела серебряную рамку. Стекло лопнуло. Фотография сгорела. Я вдруг пожалела, что позволила Джеймсу сжечь её. Я бы просто обрезала часть с физиономией этой стервы, а остальное припрятала. Вспоминая его лицо на той фотографии, я невольно испытывала странное чувство тревоги и щемящей нежности. Нет, я не влюбилась в того мальчишку с ледяным взглядом, каким он когда-то был. Скорее, разглядела в лице своего мужа черты этого самого мальчика, мятущегося и страдающего от ревущих в его груди слишком взрослых страстей. И ещё сильнее влюбилась именно в него, своего Джеймса, взглянув на него с иной, незнакомой стороны.

– Туда что-то упало? – услышала я рядом озабоченный голос Джейн.

– Мистеру Джеймсу не понравилась фотография, – объяснила я. – Немного кардинально…

– Такое с ним случается, – неожиданно улыбнулась Джейн. – К этому все привыкли. Я достану её, когда буду чистить камин.

– Только не обрежьтесь стеклом, – попросила я.

Уже спускаясь по лестнице, я вдруг подумала, что в доме наверняка есть старые альбомы с фотографиями, где я найду много снимков Джеймса. Такой обязательно должен быть у тёти Роззи. Может быть, для фотографий своего любимого племянника она завела особый альбом и с удовольствием покажет его мне.

Я сразу же прошла в большую гостиную, откуда слышались голоса, и застала там Джеймса, Тома и Дэбби, которые обсуждали вновь прибывших гостей. Сев рядом с мужем, я прислушивалась к разговору и скоро поняла, что старая виконтесса очень мила, непосредственна и ранима, виконт по виду – славный малый, а от мистера Симонса всех, кроме сэра Артура, пробирает дрожь. Он даже выгнал в задние помещения собак, что было воспринято как вопиющее кощунство. Тем не менее, Джеймс призывал брата и сестру к сдержанности и терпимости.

– Нам нужно его расположение, иначе с браком могут возникнуть проблемы, – увещевал он, и его слова, судя по всему, были обращены более всего к независимой и прямодушной Дэбби.

– Какие могут быть проблемы? – пожала плечами она. – Если Вэлери любит Тома, если они хотят пожениться, что он может сделать? Мы имеем вес в обществе, наша семья богата. Даже если он будет возражать, хотя не знаю, с чего бы ему это делать, они всё равно поженятся, и он не сможет им помешать!

– Тем не менее, в наших интересах избежать кривотолков и скандалов, – возразил Джеймс. – Потому личная просьба: держи свою легендарную язвительность при себе. В данном случае, лучше промолчать, чем блеснуть меткой остротой. Ради Тома.

– Да, ладно… – отмахнулась она. – Только б не хотелось, чтоб он испортил нам Рождество!

– Надеюсь, не испортит, – как-то не слишком уверенно проговорил Джеймс и посмотрел в сторону двери.

На пороге гостиной стоял высокий светловолосый мужчина в сером костюме и доброжелательно улыбался, глядя на нас.

– Не помешаю?

– Конечно, нет, ваша милость. Входите, – произнёс Джеймс, поднявшись ему навстречу. – Разрешите представить вам мою супругу Лару и сестру мисс Дэбору Оруэлл.

– Как я рад видеть этих прелестных дам! – воскликнул он, подходя к нам. – В вашей семье все дамы так красивы? Вэл говорила, что мисс Дэбора и мистер Джеймс близнецы. И, увидев вашего брата, мисс, я подумал, как же должен выглядеть такой безупречный образ в женском исполнении! И не ошибся! Вы не просто очаровательны! Вы очень красивы, – он галантно склонился к её руке, а потом обернулся ко мне и в шутливой манере продолжил: – А о миссис Оруэлл в этом сезоне так много говорили. Её красота стала популярной темой для бесед в мужских компаниях, где особенно наслаждались минутой славы счастливцы, побывавшие на вашей свадьбе. Все с нетерпением ждали вашего появления в свете, но вы так и остались для многих чарующей загадкой. Неужели ваш ревнивец-муж прятал вас от алчущих взоров в башне из слоновой кости?

– Он не такой тиран, – рассмеялась я. – Просто сразу после свадебного путешествия он поехал на раскопки в Египет, а я увязалась за ним. И мне жаль, если я разочаровала некоторых джентльменов, до которых дошли несколько преувеличенные слухи обо мне.

– Они не преувеличены, – взглянув мне в глаза своими чёрными очами, твёрдо заявил он. – Каюсь, я думал, что эти парни преувеличивают ради красного словца, но, уверяю, действительность превзошла все ожидания. А ваша готовность следовать за супругом в Египет, где, я полагаю, был минимум элементарных удобств и устрашающе жарко, вызывают моё искреннее восхищение и некоторую зависть, которую я к нему испытываю по этому поводу.

– Вы очень любезны, милорд, – улыбнулась я, с достоинством принимая этот изысканный комплимент. В конце концов, я его действительно заслужила.

– О, нет! – рассмеялся виконт. – Зовите меня Чарли. Так гораздо проще, и в данной ситуации уместнее, – он перевёл взгляд на Джеймса и присел в кресло напротив него. – Честно говоря, мистер Оруэлл, я давно хотел с вами познакомиться. Мне рассказывал о вас Арчи Мердок.

– Граф Литлстоун? – мрачновато усмехнулся Джеймс. – Представляю себе!

– Ты знаком с лордом Литлстоуном? – заинтересовалась Дэбби.

– Мы учились в одной школе, – нехотя ответил он. – Пару лет…

– И в первый же день знакомства выбили ему зуб? – уточнил виконт, внезапно рассмеявшись.

– Это правда? – обернулся к брату Том.

– Он был сам виноват, – пожал плечами Джеймс. – Приехал весь такой гордый и тут же начал качать права, попытался пробиться в лидеры. Нормальное поведение для молодых особей мужского пола на чужой территории. Я бы не стал возражать, если б он не начал с того, что ударил младшеклассника, который попытался его отшить.

– И ты дал ему сдачи за младшего товарища?

– Я просто сказал ему, что нападать на слабого – не признак силы. Скорее, наоборот. И посоветовал впредь выбирать противника той же весовой категории. Он весь распушился и двинулся на меня, благородно сообщив, что был чемпионом школы по боксу. Я чемпионом не был, он был года на два старше и при том же росте – шире в плечах. В общем, я решил, что для того, чтоб уравнять шансы, имею право на небольшую хитрость. И ударил его головой. Может, я не рассчитал, а, может, тот зуб давно собирался покинуть свои ряды. Короче, спустя минуту он отплёвывался кровью, называл меня плебеем и обещал со мной разобраться.

– Ты и вовсе пришёл в ярость? – усмехнулся Том.

– В те годы я не так часто приходил в ярость, мой мальчик. Я пребывал в ровном состоянии тихой злобы. К тому же, он был прав. Он уже тогда был графом, как старший сын маркиза, а я оставался простолюдином. Потому я предельно вежливо объяснил ему, что как лицо низкого происхождения оставляю за собой право при необходимости избирать те способы защиты, которые соответствуют моему социальному положению. Больше он ко мне не лез, и к младшеклассникам тоже, по крайней мере, в моём присутствии.

– И он не нажаловался на твое поведение?

– Думаю, он был слишком горд для этого. Сказал, что навернулся на узкой винтовой лестнице и ударился лицом о дубовые перила. В любом случае, со стороны преподавателей мне ничего не грозило, а учащиеся к тому времени уже поняли, что со мной лучше не связываться.

– Это правда, что вы захаживали после занятий в спортзал к учителю физкультуры, потому что уговорили его научить вас тривиальному уличному мордобою? – заинтересованно уточнил виконт.

– Так вот в чём секрет лояльности Арчи? – усмехнулся Джеймс. – Мистер О´Майли, действительно, учил меня мордобою, но не тривиальному. Он пятнадцать лет прослужил в морской пехоте и сам предложил мне дополнительные занятия, видимо, решил, что с моим характером и без навыков самообороны, меня прибьют, едва я выйду за стены школы. Это спасло мне жизнь в первый же месяц моей службы в Афганистане. Я обходил ночные посты вокруг лагеря. Их было трое, и они напали сзади. Мне могли перерезать горло, но я отделался лёгким ножевым ранением в руку.

– На самом деле Арчи очень уважает вас, – заметил виконт. – И ваша эскапада на войну, как и последующее погружение в археологию, вызывают у него едва ли не восхищение.

– Наверно, он сообщил вам об этом за игрой в бридж после пары бутылок портвейна. Арчи просто устал от многочисленных ограничений и обязанностей, которые налагает на него высокий пост в Министерстве иностранных дел, – усмехнулся Джеймс. – Он отважный парень, но не решается ослабить узел галстука, чтоб хоть раз в жизни сделать то, что хочется, но не соответствует его общественному положению.

– Возможно, но Берти Телбот и вовсе живёт без галстука, но тоже высокого мнения о вас.

– Ты знаком с майором Телботом? – воскликнул Том и обернулся ко мне. – В прошлом году майор переплыл Атлантический океан на одноместной яхте без двигателя. Только парус.

– Говорят, его чуть не съели акулы, – прокомментировала Дэбби. – Вместе с яхтой. Так ты его знаешь?

– Мы иногда фехтуем в клубе, – коротко ответил Джеймс, явно не желая развивать эту тему.

– Так ты и фехтуешь? – воскликнула я.

– Нужно же было занять нас чем-то в течение долгих лет пребывания в закрытой школе для отпрысков благородных семейств, а также предоставить нам более-менее приличное средство разрешения конфликтов. Я тоже занимался фехтованием. Как и все.

– Но армейский мордобой казался тебе более увлекательным? – ехидно осведомилась я.

– Скорее, более практичным. Мне вообще всегда больше нравились факультативные занятия.

– Но ты и сейчас фехтуешь?

– Это сильно сказано, дорогая. Особенно когда выхожу против такого мастера, как Телбот.

– И всё же он считает тебя достойным противником, если тратит на тебя время, – уверенно констатировала Дэбби.

– Эти поединки, видимо, тешат его самолюбие, – наконец, рассмеялся Джеймс. – А я учусь красиво проигрывать. И хватит обо мне!

– Как скажете, – пожал плечами виконт. – Хотя мне очень хотелось высказать глубокомысленное суждение о том, что столь неординарным характером вы обязаны своему родовому гнезду. Этот замок… он очарователен и полон романтического шарма. Признайтесь, в детстве вы зачитывались рыцарскими романами.

– А вы нет? – улыбнулся Джеймс.

– Пожалуй, – улыбка нашего гостя стала задумчивой и печальной. – Я ведь тоже родился в замке. Большом, окружённом запущенным парком. Уже тогда запущенным… Я ещё помню его, гулким, ветшающим… и тёмные квадраты на стенах, оставшиеся от снятых на продажу картин. По залам нижнего этажа вечно бродили туристы с фотоаппаратами, а за ними тенью ходил старый дворецкий и безучастно талдычил о том, что уже давно никому было неинтересно, об истории семьи и замка… Потом меня отправили в школу, а когда я окончил её, замок был уже продан. Теперь в нём размещается какой-то санаторий для богатых стариков. Хоть какой-то прок…

Улыбка окончательно сползла с его лица, но едва он поднял глаза, снова слегка смущённо засияла на лице.

– Простите. Беда многих людей нашего круга. Жизнь меняется, чтоб сохранить деньги и престиж, нужно работать, а это такое неподходящее занятие для аристократов. Я тоже для этого совершенно не гожусь. Патологически ленив. К счастью, от былого богатства уцелел дом в Лондоне. Он меня и кормит. И бабушку. Мы живём вместе. Я продал драгоценности матери и волевым усилием не позволил себе пустить деньги по ветру. Дом был реконструирован и теперь там шесть роскошных квартир, за аренду пяти из которых я получаю весьма недурную плату от куда менее знатных, но куда более богатых людей. Шестую под крышей занимаем мы. К счастью, она вполне соответствует нормам приличия. А дом обеспечивает нам возможность вести жизнь, достойную нашего положения в обществе. Вы наверно, не задумываетесь, мистер Оруэлл, как на самом деле дорого вести такую жизнь. Портной, парикмахер, массажист, камердинер, кухарка, содержание автомобиля, членство в клубе, билеты на премьеры, участие в благотворительных мероприятиях…

– Пожалуй, вы правы, милорд, – дипломатично улыбнулся Джеймс. – Такие вещи никогда не были для меня проблемой.

– Чарли! – воскликнул виконт. – Сделайте милость, зовите меня Чарли, а я, с вашего позволения буду звать вас Джеймсом. Мы же почти родственники. По крайней мере, я надеюсь, что у малышки Вэл хватит духу настоять на этом замужестве. Симонс упрям, как осёл, и мнит себя центром Вселенной. Предупреждаю сразу, мы оба терпеть друг друга не можем, потому не упускаем возможности позлословить на сей счёт. Чем скорее Вэл уйдёт из его дома, тем лучше для неё. Поэтому я и забрал бабушку к себе, хоть оплачивать её расходы для меня весьма накладно.

– Разве мистер Симонс не выплачивает ей содержание? – нахмурился Том. – Вэлери мне говорила…

– Это смехотворная сумма! – с досадой воскликнул виконт. – Этого едва хватает на поддержание в надлежащем порядке её гардероба и медицинское обслуживание. У бабушки болезнь Альцгеймера. Её нельзя оставлять без присмотра. Поэтому я нанял горничную с навыками сиделки. Остальные её расходы тоже на мне. Она появляется в обществе, вы понимаете? Я пытался объяснить это Симонсу, но он страшный жмот. Говорит, что расходы можно урезать, выезжать в её возрасте уже ни к чему. Он уверен, что платит слишком много, и часть его денег я присваиваю. Я это к тому, что он не страдает особой деликатностью, и наверняка будет расписывать, как он щедр, а я присосался к его слабоумной матери, как пиявка. Это его слова. Вэл совсем не такая! Она чистая и умная девушка. Слишком нежная для такого папаши. Я опасаюсь, что он испортит ей жизнь. Честно говоря, когда я узнал, что она встречается с вами, Том, я был рад. И буду ещё более рад, если ей удастся выйти за вас замуж. Но подозреваю, что её отец может оказаться помехой.

– Но почему? – огорчённо воскликнул Том. – Я, конечно, не граф, но наша семья весьма уважаема. К тому же мы далеко не бедны.

– Ваша семья здесь ни при чём, мой друг. Я знаю герцогов крови, которые сочли бы за счастье породниться с вашим семейством. Просто Симонс из всего старается извлечь личную выгоду. И если здесь он её не увидит, то может заартачиться. Не удивлюсь, если он уже подыскивает для Вэл какого-нибудь жениха, готового в благодарность за юную красавицу-невесту инвестировать кругленькую сумму в его бизнес. Возможно, и с вами он заведёт речь об этом.

– Я уже объяснил, что у меня нет таких денег, – слегка побледнев, пробормотал Том.

– Каких денег? – насторожился Джеймс.

– Я сам с этим разберусь, – буркнул тот.

Джеймс пожал плечами.

– Боюсь, я был прав, – вздохнул виконт. – Не буду ничего говорить. Думаю, не добившись толку от Тома, он выдвинет те же требования семье. Я только прошу вас не распространять своё мнение о нём на Вэл. Она не такая и достойна самого лучшего.

На пороге появилась невысокая пухленькая девушка с рыжими волосами, убранными под кружевную повязку. На ней было чёрное платье и кружевной передник, а в руках она несла большой поднос с чайником и чашками. Мило улыбнувшись, она поставила поднос на стол и принялась сервировать его к чаю. Следом появился мужчина в ливрее со вторым подносом. Взяв пустой, он оставил этот и молча удалился. Я догадалась, что это и есть временные слуги, нанятые Спенсером. Девушка тем временем расставляла на столике вазочки с печеньем и маленькими пирожными. Когда она закончила, Джеймс поблагодарил, и она, снова улыбнувшись, взяла поднос и удалилась. А на пороге появились тётя Роззи и Вэлери, ведущая под руку свою бабушку. Джеймс снова поднялся, чтоб встретить и проводить виконтессу к столу. Он представил ей нас с Дэбби. Она улыбнулась Дэбби, а потом задержала взгляд на моём лице.

– Я уже видела ваше лицо, – тихо произнесла она. – На одной картине, кажется, в галерее Уфицци. Что-то светлое и грустное, возможно, Пиета.

– Бабушка, – тихонько позвал её виконт и встал, чтоб усадить в соседнее кресло.

Она перевела задумчивый взгляд огромных глаз на него и улыбнулась.

– Простите, я иногда говорю странные вещи. Память изменяет мне. Я лучше помню то, что было давно, и забываю, что происходило вчера. Я часто отправляю горничную за своими сердечными таблетками, хотя в моём комоде ещё есть не начатый флакон, а на днях оказалось, что все таблетки закончились. Хорошо, что Карлито смог съездить в аптеку с рецептом, иначе я могла остаться без таблеток.

– Бабушка, – снова вполголоса произнёс он, и когда она посмотрела на него, покачал головой.

– Просто эта девушка напомнила мне ту картину, – объяснила она. – Я люблю картины, – она посмотрела на меня. – Мой муж был художником. Его звали Аурильо Мигеле Сьерра Монтойя. Такое красивое и длинное имя для Англии. В молодости он был матадором, но его ранил бык. И он стал художником. Он был очень красив. Карлито похож на него, но Аурильо был с чёрными как ночь кудрями и такой сияющей кожей, словно Господь замесил его на оливках с жасмином. Мы жили в Аликанте, на Коста Бланка, в доме с террасой на море, где он рисовал вечерами, когда спадала жара.

– Ты расскажешь об этом в следующий раз, – мягко проговорил виконт, обняв её за плечи, и виновато взглянул на меня. – Я не знаю, что на неё нашло.

– Просто я вспомнила эту картину. Нет… Это была не Пиета. Это была Мадонна с младенцем… Почему-то она показалась мне такой грустной, та картина… Я знаю почему, – вдруг печально вздохнула она, и погладила внука по руке. – Я в порядке, Чарли. У вас такой чудный дом, мистер Оруэлл, – она нежно взглянула на моего мужа.

– Зовите меня Джеймсом, – улыбнулся он и посмотрел на меня: – Пора разливать чай, дорогая.

В гостиную вошли сэр Артур и Игорь, и я заметила, что на ходу они что-то весьма оживлённо обсуждают. После этого сэр Артур сел на диван, а Игорь, взяв свою чашку, отошёл к камину. Посмотрев на него, я невольно позавидовала, как свободно он держится в новом для себя обществе, при этом его манеры были так же безукоризненны, как и у остальных присутствующих мужчин.

– О чём вы беседовали с Игорем? – спросила я, подавая чашку сэру Артуру.

– Он пригласил нас с Роззи придти на его концерт, который состоится послезавтра в Лондоне, – пояснил тот. – И я расспрашивал его о программе. Мне это показалось интересным.

– Благотворительный рождественский концерт, – улыбнулся Игорь. – Остальных я тоже приглашаю.

– Вы будете играть соло? – заинтересовался виконт.

– Только несколько номеров. Остальные либо в дуэте со скрипачкой из Японии, либо в сопровождении рояля. За роялем будет швед Свен Олсен. Естественно, у них будут и сольные номера. Программа очень разнообразная, но мы постарались подобрать произведения соответствующие духу праздника.

– Я постараюсь придти, – кивнул виконт. – Я слышал на днях по радио вашу аранжировку менуэта Боккерини. Она показалась мне очаровательной.

– Благодарю, – улыбнулся Игорь. – Это выразительная вещь, её приятно играть…