Оранжевая рубашка смертника
– Во, выпросил, – объявил он, бросая утюг на постель и раскладывая доску у стены. – Исключительно за счет личного обаяния.
– Небось завхозу стихи читал? – улыбнулся Котов.
Переводчик посмотрел на командира странным взглядом и хмыкнул.
– Ну-ка, ну-ка? В глаза посмотри своему командиру! – вскинул брови Котов.
– Борис Андреевич, – проникновенно отозвался Зимин, – хозяйством здесь заведует мужчина. Это выглядело бы несколько странно, если бы я… стихи.
– Вот Сидорин бы удивился, – засмеялся Котов, – если бы ему доложили, что один из его подчиненных подбивал клинья к сотруднику посольства. Таких талантов он в наших рядах еще не видывал. – Видя, как вспыхнул лейтенант, он сразу стал серьезным: – Ладно, шучу. Казарменный юмор!
Телефон, лежавший возле ноги, завибрировал, а потом разразился жизнерадостными трелями. Зимин, гладивший свою футболку, покосился на командира.
– Да! Я слушаю! – схватил трубку Котов.
– Привет, капитан Котов! – раздался женский голос, говоривший по-русски с еле уловимым акцентом. – Вы уже в столице?
От этого совсем русского «привет» на душе стало тепло. Еще минуту назад Котов не представлял, как и о чем будет говорить с девушкой, сидя в кафе. Да, во время боя, под разбитым БМП, им было о чем говорить, а вот теперь… Но после ее слов все как-то встало на свои места.
– Привет, Маша! – весело отозвался он, неожиданно решив называть Мариам тоже по-своему, по-русски. – Да, мы здесь. Валяемся, отдыхаем. Ну как? Наша договоренность остается в силе? Вы покажете мне свою столицу?
– Насчет показать, не знаю, она очень большая, а вот посидеть с вами в кафе буду рада. Можно погулять по Старому городу. Там очень красиво.
– Я – «за» обеими руками, – согласился Котов.
– Тогда встречаемся в кафе «Джемини» на улице Баб Шарки в восемь вечера местного времени.
– Договорились.
– И еще, Борис… – Девушка чуть замялась, и Котов насторожился.
– Да?
– Вы не против, если я познакомлю вас с моим отцом? Я много ему о вас рассказывала. Он привезет меня в кафе на машине, я вас познакомлю, а потом он уедет. У него теперь будет мало свободного времени. Вы не против?
– Конечно, не против.
– Можно вас попросить… назовите меня еще раз… по-русски Машей.
– Хорошо, – засмеялся Котов. – Мне очень приятно вас так называть, Маша.
В половине восьмого вечера капитан прогуливался со своими спецназовцами по старинным камням освещенной фонарями и витринами улице так называемого Старого города. Восточный колорит чувствовался во всем, несмотря на то что было много молодых людей в джинсах, а девушки на людях не прикрывали волосы. Правда, достаточно было людей и в национальных костюмах. Зимин шел рядом и рассуждал по этому же поводу о светском государстве и свободе воли. И о том, почему в Сирии большинство населения так поддерживает президента Асада. Ларкин и Савичев с независимым видом шли сзади, засунув руки в карманы армейских бриджей, и улыбались как мартовские коты.
Вообще-то перед выходом из посольства командир строго в очередной раз прочитал двум Максимам нотацию о правилах поведения в исламском мире. Не важно, что женщины здесь часто не носят паранджу и не покрывают головы платками. Не важно, что люди на улицах выглядят почти так же, как и в любом европейском городе. Любой взгляд на женщину может выглядеть оскорбительным, любая улыбка или, пуще того, попытка заговорить может расцениться местными мужчинами как непристойное поведение.
В незнакомцах, одетых в обычные армейские футболки песочного цвета, такие же бриджи, заправленные в светлые берцы, большинство сразу распознавало русских. Смотрели с уважением, с интересом, приветливо. Часто слышались одобрительные возгласы и приветствия из-за столиков открытых уличных кафе или просто от прохожих мужчин. Часто на плохом, но вполне узнаваемом русском языке.
У Римской арки, которая делит Прямую улицу на улицу Мидхат-паша и Баб Шарки, Котов остановился и повернулся к своим подчиненным:
– Ну, ладно, парни, отдыхайте. Надеюсь, что ни мне, ни полковнику Сидорину краснеть не придется. Зимин, одно замечание, и можешь этих молодцев в приказном порядке возвращать на кроватку.
– Да ладно, товарищ капитан, – загудели спецназовцы с высоты своего гренадерского роста. – Когда мы себя вели неприлично? Мы же понимаем. Вон и лейтенант Зимин с нами. Он не позволит, если что. Да и сами не маленькие…
– Все будет нормально, Борис Андреевич, – заверил чуть покрасневший от смущения и ответственности переводчик. – Ребята взрослые, не подростки же. Счастливо и вам отдохнуть. Мариам боевой от нас привет!
– Ну, все, – сказал Котов, отводя глаза. – Завтра отсыпаться, отдыхать, а после обеда Сидорин обещал борт на базу. Кстати, пришло сообщение, что группа благополучно вышла. И без происшествий.
– Ну кто б сомневался, – шумно обрадовались спецназовцы, – чтобы Седой, и не вывел! Значит, и у наших отсыпные дни! Душик, горячий завтрак, супчик на обед… с мяском…
Котов махнул рукой, подмигнул Зимину и пошел по узкой старинной улице. Здесь было малолюдно. Где-то играла музыка. Слышались нежные звуки нашаткара[5], в окнах виднелись двигающиеся тела юношей и девушек, танцующих дабку. Зрелые мужчины сидели за кальяном, неспешно беседовали и одобрительно смотрели, как веселится молодежь, видимо, вспоминая свои молодые годы.
Перед русским военным вежливо расступались, Котов скупо улыбался и кивал в ответ головой. Он не спросил у Мариам точно адреса кафе и теперь внимательно смотрел на вывески, написанные по-арабски и по-английски. По узкой мощеной улице изредка проезжали машины. Котов всматривался в темные кабины, пытаясь разглядеть внутри мужчину в военной флотской форме и молодую женщину.
Впереди, метрах в ста, у ярко освещенного входа в какое-то здание остановилась машина. Из дверей здания вышел военный. Подошел к ней, взялся за ручку задней двери, и тут…
Взрыв был такой сильный, что сорвало две автомобильные дверки и капот. Машину подбросило над мостовой, а когда она упала, всю ее сразу объяло пламенем. Военного отбросило на несколько метров, и он лежал на асфальте без движения. Визжали женщины, громко кричали мужчины. Из освещенного кафе выбежал человек с огнетушителем, но ему никак не удавалось подойти близко к горевшей машине. Из соседнего здания кто-то выкатил большой баллон с противопожарной пеной, и белая струя ударила внутрь салона. Где-то разбили оконное стекло и вытянули на улицу пожарный рукав, видимо, подключенный к системе высокого давления. Пламя с двигателя сбили почти сразу, и по улице вниз потекла грязная вода с запахом масла и бензина.
Котов опомнился, когда уже стоял рядом с машиной. Сгоревшие тела в салоне, все в белой пене. Трое… водитель на переднем сиденье, склонившийся грудью на руль, и двое на заднем сиденье… даже на взгляд не установить пол пассажиров. В груди русского капитана сердце билось гулко и часто, будто чья-то рука схватила его, сжала и била изнутри по грудной клетке. Мариам… Мариам… Почему? Кто?
И, как только в голове появились вопросы, как только ледяной ужас чужой смерти, сжавший сердце, сполз, освобождая место профессиональным навыкам и способностям, сразу включились рефлексы. Машина, видимо, ехала долго, через весь город, значит, взрывчатка заложена была не сейчас и не здесь. Раньше! Или это часовой взрыватель, или дистанционный. Почему возле кафе, кто этот военный в форме, что подошел к машине? Котов посмотрел на тело погибшего мужчины. Без усов, высокий, довольно крепкий. А если… А если машину взорвали именно в тот момент, когда подошел к машине этот человек?..
Вокруг собиралось все больше и больше людей. Спецназовец пробежал глазами по лицам людей. Боль, сожаление, ужас, сочувствие, настороженность… что?
Он вернулся взглядом назад и уперся в лицо молодого мужчины, стоявшего за спинами людей. Напряжен, очень внимателен.
Незнакомец почувствовал взгляд русского спецназовца, их глаза на миг встретились, и он тут же исчез. Кто это? Он? Не он? Почему стоял и не уходил, если это он привел в действие взрывное устройство? Да потому, что слишком заметно было бы на такой безлюдной улице сразу уходить после взрыва, когда все, наоборот, бегут к месту происшествия. А еще Котов успел заметить ремешок на плече неизвестного. Сумка на плече, ремешок от сумки?
Расталкивая людей, капитан бросился к тому месту, где только что видел незнакомого сирийца с небольшой дорожной сумкой. Вот только что этот человек стоял под деревом у закрытого рольставнями окна магазина – и вдруг исчез. Вправо по улице, влево?.. Нет, он не успел бы добежать ни до следующего перекрестка, ни до арки. И тут Котов заметил, что между двумя домами есть железная кованая калитка, а за ней ступени, ведущие куда-то вверх. Схватившись за решетку, он рванул калитку на себя – вверху, уже на последних ступенях, мелькнул черный ботинок и штанина. Мысленно издав разъяренный вопль, Котов бросился за ним, перепрыгивая через две ступени. Человек, которого он хотел настичь, кажется, понял, с кем имеет дело, и бежал, уже не скрываясь. Громкий топот ног, короткий женский вскрик, когда незнакомец спрыгнул в чей-то частный двор, Котов, балансируя на высоте двух с половиной метров, пробежал по верхней части стены и спрыгнул на соседнюю улицу.
Мужчина убегал, заметно прихрамывая. И сумка ему очень мешала. Котов рванул следом со всей скоростью, на которую был способен. Мощная грудь работала, как кузнечные мехи, мышцы послушно сокращались. Сейчас капитан Котов чувствовал в себе столько силы, что готов был проламывать стены и переворачивать руками автомобили. Он догонит этого человека, он стиснет его куриную шею своими пальцами и выжмет из него до капли всю кровь, все признания. Кто и зачем убил Мариам и ее отца? Кто и зачем?
Парень резко свернул вправо, сбежал по ступеням и тут же бросился в другую сторону, потому что чуть не столкнулся с полицейским. Сумка, которая так ему мешала, полетела на камни мостовой прямо под ноги опешившему полицейскому.
– Сумку возьми! – заорал Котов по-английски, тыча на бегу пальцем в сторону валявшейся сумки. – Возьми сумку!
Знал этот человек английский или нет, но должен же он был понять, что все не просто так, должен был или услышать взрыв, или получить сообщение о взрыве на соседней улице. И человек в военной форме, пусть и не сириец внешне, за кем-то ведь гонится. И это должно что-то означать. Догадайся, мысленно попросил Котов.
Убегавший незнакомец явно стал сдавать, он дважды споткнулся, а потом перепрыгнул через низкое ограждение и снова свернул на ту же улицу, где столкнулся с полицейским. Котов заметил в конце перекресток и интенсивное автомобильное движение на смежной улице. Перемахнув через ограждение, спецназовец в прыжке достал-таки беглеца, и каблук его ботинка впечатался сирийцу между лопаток. Парень охнул и с болезненным вскриком полетел на мостовую. Котов не удержался и упал тоже, но успел в падении поймать парня за ногу. Рывок, и Котов перехватил беглеца за руку, а потом сгибом локтя за шею. Он уже видел перед собой выпученные глаза, открытый слюнявый рот запыхавшегося человека, и вдруг…
Голова как будто раскололась от резкой боли. Мир в глазах Котова вспыхнул всеми цветами радуги и куда-то провалился на миг. Руки ослабли, они хватали и не могли ухватить воздух. Боль была резкой, острой, болезненно-пульсирующей. Потом от холода стало ломить голову неимоверно, но зато Котов ощутил освежающее блаженство… когда вода потекла ему на шею, на грудь. Что-то мягко касалось его лица. Он открыл глаза и понял, что лежит на спине, фактически на коленях какой-то женщины, что ему брызжут на лицо водой и в район затылка прикладывают мокрую тряпку.
Застонав, спецназовец попытался приподняться и посмотреть по сторонам. Он вспомнил, как бежал за молодым мужчиной, как уже схватил его, а потом, наверное, его двинули чем-то по голове. Ждали его тут, не зря же он так сюда стремился. Значит, Котов его спугнул, а парень бежал к тому месту, где его ждала машина. Да… Там же Мариам погибла!
Снова появилось лицо того самого полицейского, которому беглец уронил под ноги свою сумку. Полицейский держал эту сумку в руках и что-то говорил Котову по-арабски. Потом попытался что-то сказать по-английски, но Котов понял только слова «взрыв», «террорист», «Баб Шарки». Он закивал, хотя это было тошнотворно больно, повторил «взрыв», «Баб Шарки» – и указал на сумку, а потом в сторону соседней улицы.
Капитана привезли к кафе «Джемини» на полицейской машине. Он чувствовал себя уже лучше и сам вышел из машины. К нему подбежали Зимин и двое его спецназовцев.
– Что случилось, товарищ капитан? Как вы? Живы? Говорят, что это террористический акт и что погиб офицер сирийского ВМФ. Контр-адмирал Назими.
Котов только кивнул головой и подошел к черным мешкам, в которые уже упаковали тела погибших. Его вдруг тронули за локоть. Обернувшись, он увидел раида Сани, командира правительственного батальона, с которым они вместе освобождали городок Сурум. Сирийский офицер заговорил, поглядывая на Зимина. Лейтенант кивнул и стал переводить:
– Здесь вместе с адмиралом Назими и Мариам погиб еще и мой офицер, мулязим авваль[6] Бакир. Вы помните его. Мы пришли, чтобы поприветствовать отца нашей славной Мариам адмирала Назими и поздороваться с вами, капитан. Бакир вышел к машине, когда она подъехала, а я сидел в кафе, когда все это произошло.
Котов молча кивнул. Говорить больше было не о чем. Он избегал смотреть на черные мешки с телами, и Сани, кажется, понял это по-своему.
– Это она, я уверен. Некому больше было находиться в машине адмирала. К тому же я знал, что Мариам хотела познакомить своего отца с вами, капитан. А рядом с ней сидел ее отец. Это тоже совершенно точно. Это его служебная машина, я хорошо знаю ее номер. Сегодня страна понесла тяжелые потери. И заслуженный офицер флота, и юная патриотка.
Котову очень хотелось, чтобы Сани замолчал. Но сириец все говорил и говорил, а Зимину приходилось все это переводить. Вдруг сириец стал чем-то тыкать ему в руку.
– Возьмите на память, – перевел Зимин, взволнованно глядя то на своего командира, то на сирийского офицера. – Это символ, хороший символ. Это оружие погибшего друга, а Назими всегда был другом вашей страны, как и вы, капитан, друг нашей страны, нашего народа.
Котов посмотрел, чем тыкал его сириец, и увидел флотский офицерский кортик в ножнах с металлическими накладками. Рукоятка была чуть оплавлена, ножны в копоти, часть накладок сорвана. Он машинально принял кортик, но потом вопрошающе посмотрел на полицейских, которые суетились на месте происшествия. Сани понял взгляд русского офицера и произнес:
– Полиция не возражает. Это символ. Они понимают. Они разделяют нашу скорбь. Берите. И храните его как память о нашей стране и нашей с вами совместной борьбе.
Глава 3
– Ну и где он? – барабаня пальцами по крышке стола, наконец спросил Сидорин.
Полковник выслушал доклад Зимина, пояснения Ларкина и Савичева, потом долго молчал, к удивлению спецназовцев. Постели были разобраны, спецназовцы укладывались уже спать, и только раскладушка Котова стояла аккуратно застеленная. Сидорин появился неожиданно, застав половину группы в трусах.
– Понимаете, он запретил нам идти с ним, – понизив для чего-то голос, напомнил Зимин.
– Послал он нас, – усмехнулся Максим Савичев. – Далеко. Ну, мы, как дисциплинированные солдаты, и пошли. Сюда.
– Если прикажете, то мы, конечно, – пробубнил Ларкин, – поищем командира. Можно просто позвонить ему на мобилу, только он будет очень недоволен.
– А, что? – поднял на спецназовца глаза полковник, явно думая о чем-то совсем другом. – Н-нет, искать не надо. Не война. Ладно, ребята, отдыхайте. О Котове не волнуйтесь, найдем. Неприятно это все. Гибель адмирала, девушки-снайпера. Да еще на его глазах.
– Вообще-то наш командир не из впечатлительных, – пожал плечами Савичев.
– А если это любовь? – глубокомысленно заметил Зимин.
Спецназовцы только хмыкнули и скривили губы. Сидорин слушал бойцов и как будто не слышал. Он поднялся со стула, постоял немного, глядя в окно на освещенную улицу, потом повторил со странной интонацией слово «любовь» и вышел из комнаты. Зайдя в помещение охраны, полковник поманил пальцем дежурного офицера. Через пятнадцать минут на экране компьютера на схеме Дамаска замигала красная точка, соответствующая месту нахождения мобильного телефона капитана Котова. Это был самый большой парк столицы – Парк Тишрин. И в этом парке, на берегу реки Тора, сейчас находился Котов.
– Романтик хренов, – проворчал полковник и вышел на улицу.
Ни Зимин, ни другие спецназовцы даже не задумывались, что все их мобильные телефоны, которыми они пользовались здесь, в Сирии, конечно, не во время операций, отслеживались руководством через навигационную систему. И Сидорин легко и просто узнал, где ему искать своего офицера.
Котова полковник нашел сидящим на берегу Торы в безлюдной части парка. Спецназовец, свесив ноги к воде, смотрел на темную реку. Рядом на траве стояла бутылка виски. На звук шагов он даже не обернулся, только взял бутылку и переставил ее на другую сторону, освобождая место рядом с собой.
Сидорин с кряхтением уселся и тихо произнес:
– Жалко девчонку. Я слышал, она по матери русская была. Удивляюсь, совсем девочки, а рвутся на передовую.
– И у нас так было, – ровным голосом отозвался Котов. – В 41-м.
– Да, комсомолки прямо со школьной скамьи, – кивнул полковник. – В радистки, в медицинские сестры, в снайперы, в летчицы. Ты как вообще?
Вопрос был задан совсем без перехода, и Котов это уловил. Он знал эту манеру своего начальника. Так Сидорин выделял, что в данный момент важно, а что нет. Что уже пройденный этап, а на чем следует сосредоточиться. Сейчас для него важно было, чтобы лучший командир его лучшей группы был боеспособен, адекватен и управляем.
– А что мне сделается, – пожал плечами капитан. – Война. Ребят терять больно, писать им домой об их гибели больно. Но это часть службы. А вот… И не ее смерть меня впечатлила, если вы об этом, Михаил Николаевич, а ее жизнь. Правда, теперь оборвавшаяся.
– Ну да, – покивал полковник, – ну да! Так вот, Борис, в этом деле явный след местной вооруженной оппозиции. И мне кажется, что целью был только сам адмирал. Видишь ли, я тут навел слегка справки и выяснил, что контр-адмирал аль-Назими назначен в координационную группу от правительственной армии к французам и не сегодня-завтра должен был отбыть на авианосец «Шарль де Голль».
– Видимо, кому-то не хотелось видеть его фигуру в этом качестве? – спросил Котов.
– Не факт. Возможно, задумка гораздо тоньше. Видишь ли, Боря, в Женеве готовится конференция по Сирии. Тема уж больно важная для всех сторон – прекращение огня и мирное урегулирование кризиса. И очень соблазнительна идея сорвать эти переговоры, подставив Россию и именно ее сделав виновником срыва процесса мирного урегулирования.
– Конечно, им обидно, – засмеялся Котов. – Мы ведь вмешались фактически за считаные недели до падения Дамаска. Еще немного, и перестало бы существовать на карте еще одно государство – Сирийская Арабская Республика. Западная коалиция ведь только вид делала, что бомбила вооруженную оппозицию. Чуть было эту страну не постигла печальная участь Ливии. Но почему вы считаете, Михаил Николаевич, что именно оппозиция приложила руку к этому взрыву и почему считаете цели так далеко идущими?
– Боря, ты не подумал о том, что как-то очень уж много людей знало о вашей встрече с Мариам в кафе сегодня вечером?
– Много?
– Ну, подумай сам. Она приехала в столицу с юга, ее официально отпустило командование, предоставив краткосрочный отпуск. С ней, или следом за ней, приезжает командир батальона, к которому их группа снайперов была временно приписана. И приезжает не один, а с командиром одной из своих рот. И они хотели поприветствовать тебя, поприветствовать адмирала Назими. То есть в той воинской части знали о вашей встрече.
– Опять же, – согласился Котов, – раз адмирал приехал на служебной машине с дочерью к кафе, значит, уже кто-то мог знать, куда и зачем они едут. Он ведь хотел со мной познакомиться. Да, получается, что чуть ли не все знали об этой встрече. Это что же, выходит, они и меня хотели убить, а пострадал сирийский офицер?
– Выходит, так, – кивнул полковник. – Громкое дело!
– Какая выгода меня убивать вместе с Назими?
– Не знаю пока. Но навскидку могу хоть дюжину вариантов набросать прямой и косвенной политической выгоды от этой акции.
– Ладно, не надо, – проворчал Котов, – я вам верю. Но зачем они убили Назими? Просто убрали высокопоставленного офицера флота? Чистой воды террористический акт?
– Меня это тоже смущает, Боря. Но для чего-то нужно. Например, чтобы его пост занял другой человек.
Сидорин увидел, что на траве рядом с капитаном лежит морской кортик, и взял его в руки. Подергав оружие, которое не хотело выходить из ножен, спросил:
– Это кортик Назими?
– Да. Тот майор, что батальоном командовал в Суруме, мне отдал. На память. Только он не открывается. Там, наверное, что-то погнулось. Заклинило от взрыва.
Сидорин отодвинулся чуть в сторону и повернулся так, чтобы на кортик падал свет паркового фонаря. Попытки приложить силу и вытащить клинок ни к чему не привели. Тогда полковник достал из кармана складной нож, склонился над оружием и принялся в нем ковыряться. Через пару минут с металлическим щелчком пружины клинок вышел из ножен.
– Вот, защелка замка застряла, – прокомментировал он, разглядывая оружие.
Котов посмотрел на кортик и равнодушно взял его в руки. Повертев им перед собой, капитан вдруг замер. Сидорин с недоумением посмотрел на него и понял, что Котов смотрит на ту часть клинка, что непосредственно примыкает к рукояти.
– Ты что, Борис?
– Это не тот кортик…
– В смысле? Ты что имеешь в виду?
– Михаил Николаевич! – Котов оживился, и его глаза странно заблестели в полумраке. – Это кортик не Назими. Это другой кортик.
– А ты откуда знаешь?
– Вот отсюда. – Котов постучал ногтем указательного пальца по выбитому на клинке возле рукояти номеру. – Мне сама Мариам говорила, что у них с отцом очень трогательные отношения, которыми они очень дорожат. И даже так получилось, чисто случайно, что последние четыре цифры на номере кортика ее отца совпадают с датой ее рождения. Вот смотрите – 1809. И родилась она 18 сентября!
– Это не Назими?
– А с какого перепугу адмиралу флота надевать на пояс чужой кортик? Это наши могли перепутать, когда из сауны пьяные выбирались. А мы с вами в Сирии. Вы понимаете?
– Интересно верблюд пляшет, – пробормотал Сидорин, беря в руки кортик. – Но ведь это означает, что в машине могла быть не Мариам, а совершенно другая девушка!
– Вот тут я с вами не согласен. Не утешайте, – угрюмо усмехнулся Котов. – Девушка, скорее всего, была настоящая. Для достоверности, так сказать. Но где тогда сам Назими?
– Так, постой, Боря, – остановил его Сидорин. – Если это инсценировка гибели Назими, значит, живой Назими кому-то сильно нужен. И для чего-то. Для чего?
– Может, и не живой он им нужен, а только его тело, – пожал плечами Котов.
– Так, ладно! – Полковник решительно поднялся на ноги. – Сопли и слюни пока отставить. Может, твоя любовь еще и жива…
– Ну, какая любовь, Михаил Николаевич! Мы с ней просто подружились, она же моя землячка, она же питерская, это ее потом вывезли в Сирию, правда, совсем маленькую.
– Ну, ладно, ладно, – похлопал его по плечу полковник. – Не в этом дело! Дело в том, что нам надо бегом бежать в полицию. Даже нет, надо привлекать сирийскую военную разведку к этому делу. Они полицию заставят все очень быстро сделать. И с анализами, и с опознанием.
– Послушайте! – Котов отмахивал шаги рядом с Сидориным, и полковник еле успевал за молодым офицером. – Мариам – военнослужащая, она в отпуске, убыла из части, значит, должна была отмечаться здесь в военной комендатуре. Порядок один во всех странах и армиях. Военнослужащие безучетно по стране не шатаются. Они подлежат быстрому оповещению в случае необходимости. Это как дважды два. Мы узнаем, где она остановилась!
– У отца? – предположил Сидорин.
– У Назими нет квартиры в Дамаске. Он жил на какой-то военно-морской базе, не знаю точно где. У него там квартира, судя по всему, была. Мариам так говорила.
– Ну, штаб ВМС находится у них в Латакии. Там же и главная база флота. А еще две базы в Тартусе и Мина-эль-Бейде. Ну, это мы выясним.
Котов с некоторой завистью слушал, как Сидорин бойко общается на арабском языке. Они сидели у заместителя коменданта в кабинете. Котов молча разглядывал собеседников. Заместитель коменданта листал принесенные ему журналы и торопливо, кажется, и без особой надобности, все время поправлял очки в тонкой оправе. Сидорин успевал говорить и с заместителем коменданта, и с коренастым человеком в костюме, шепнув перед началом разговора Котову, что это мукаддам[7] Тагир Шаммас из военной разведки.