Плут. роман
– Наконец-то доперли, – обрадовался Дмитрий. – Тогда сделаем вот что: давайте поклянемся, что приложим все усилия, чтобы добиться главной цели в жизни.
– Это как? – спросил удивленный Суматохин.
– А вот так: повторяй за мной. Я, гражданин Российской Федерации, Олег Суматохин, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь.
– Это что еще за детский сад? – воспротивился поначалу Суматохин.
– Давай повторяй, а не перебивай.
И Суматохин повторил не так торжественно, как подобало, с некоторой иронией в голосе и вяловато.
– Клянусь приложить все свои способности, таланты, волю и характер, чтобы стать в этой жизни «человеком с большой буквы», чего бы мне это ни стоило. Сделать всё, чтобы не быть лохом. И если я не добьюсь этого, пускай мои друзья отрекутся от меня и никогда не подадут мне руки, и я не буду ничего иметь против этого, – продиктовал Дмитрий.
Суматохин повторил слово в слово уже с некоторым волнением. Последние слова ему не очень понравились и несколько насторожили.
Потом свою клятву произнес Полянский, а после него и сам зачинщик этой идеи – Дмитрий.
– Слушай, Димон, а как мы определим: кто добился своей цели, а кто нет? И сколько времени для этого требуется? – резонно заметил Суматохин.
– Хороший вопрос, – согласился Дмитрий. – Сделаем вот как. Через десять лет встретимся и посмотрим: из кого, что получилось, заодно и отметим юбилей нашей клятвы.
Тогда ещё они были очень молоды и самоуверенны. И никто из них не сомневался, что обязательно найдет своё место в жизни. Они тогда еще даже не предполагали, что жизненные пути их разойдутся раньше, чем пролетят эти десять лет. Через год Дмитрий решил поменять место учебы и поступил в театральный, после чего уже почти не видел старых друзей, лишь изредка напоминая о себе телефонными звонками. После окончания института ушел с головой в большой бизнес Полянский, его привлёк к себе дядя, работающий в то время в команде одного известного олигарха. После чего у него появилась целая масса новых знакомых и партнеров, с которыми приходилось проводить почти всё время, так что и Суматохин и Дмитрий, как бы сами собой выпали из обоймы его близких друзей.
«Эх, Димон, Димон, не изменился ты совсем», – подумал Суматохин, вспомнив о клятве. Он даже не задумывался о её сути, считая всё это пустым делом.
Больше его беспокоило, как собрать более-менее приличный стол, чтобы «не обидеть» гостей. В заначке и в кошельке, всё вместе, у него осталось сто пятьдесят долларов.
Глава 3
Когда он уже одевался, чтобы совершить рейд по ближайшим магазинам, в квартиру позвонили. Суматохин открыл дверь. Это пришёл Ванилин со своей новой подругой.
Ванилин в квартире Суматохина чувствовал себя как дома, поэтому представив свою спутницу: «Лена», сразу же начал быстро раздеваться и помогать делать то же Елене.
Раздевшись, Ванилин оказался в белой полурасстегнутой рубашке с длинным рукавом и плотно обтягивающих его толстые ляжки черных кожаных штанах. Девушка же была одета в сиреневую водолазку и джинсы. Она была худа и обладала самой простой внешностью: не отталкивающей и в то же время не особо привлекательной.
По внешнему виду приятеля Суматохин догадался, что тот из ночного клуба, где видимо и выцепил Елену. Опытным взглядом Суматохин сразу же определил его спутницу, как малолетку, приехавшую из провинции в Москву искать приключения на свое мягкое место и находившуюся в последнее время в поиске какого-нибудь лоха, у которого можно было бы зависнуть подольше без тяжелых для себя последствий. Суматохин считал, что у таких особ, как правило, одинаковое продолжение биографии – не очень счастливое, и ему немного стало жаль ее.
Суматохин рассказал Ванилину, за чем и для чего собирался идти в магазин. На что заинтересованный Ванилин сказал:
– Ничего, если я поучаствую тоже на вашем празднике? Не обидишься? Дмитрий Хватов говоришь? Знаю я такого артиста.
Суматохин посмотрел на приятеля, прежде чем ответить. Ему показалось, что его внешний, да и социальный статус не очень-то будет соответствовать обстановке. Но отказать товарищу он был не в силах и поэтому ответил положительно. Ванилин же в свою очередь предложил Суматохину не ходить по магазинам, а сделать заказ по телефону. Эта идея понравилась хозяину, и он не преминул ею воспользоваться.
Ванилин прошел со своей спутницей в большую комнату, врубил музыкальный центр, чуть ли не на всю мощь, и начал танцевать. Звучала мелодия в стиле техно, Лена пыталась, как могла изображать что-то похожее на танец Ванилина, но это у нее не очень хорошо получалось. Ванилин старался двигаться ритмично, резко.
– А вот это движение ты видел? – обратился он к Суматохину, изобразив нечто похожее на одновременное конвульсивное содрогание туловища и таза.
Суматохин отрицательно помотал головой.
– Давай, давай, давай, давай, – выкрикивал Ванилин, распаляя себя и партнершу.
В итоге танца Ванилин приблизился к Лене и теперь уже двигался, находясь к ней лицом к лицу. Потом подхватил её, взяв за руки, посадил к себе на бедро и таким образом начал ритмично то поднимать вверх, то опускать вниз, изображая, видимо, тем самым нечто сексуальное. Лена заухала и не сопротивлялась, а Ванилин рычал как медведь, пока резко не скинул партнершу на пол и не освободил её, после чего огласил комнату диким воплем Тарзана, обозначив тем самым конец танца. Лена, переводя дух от усталости, плюхнулась в кресло.
– Слушай, Олег, у тебя есть что-нибудь выпить? – обратился к Суматохину Ванилин.
– Что, уже не можешь потерпеть до вечера? – спросил Суматохин.
– Я не это имею в виду: сок или минералка.
– А, пойдём на кухню, посмотрим.
Они вышли на кухню. Суматохин достал из холодильника открытый пакет сока и протянул другу. Ванилин сделал большой глоток.
– Как уже? – спросил Суматохин, изобразив неприличный жест, хлопнув ладонью по кулаку, намекая на отношения товарища с его спутницей.
– Нет ещё. Как видишь, разогреваю только.
Суматохин был из той породы людей, для которых собственный дом был всегда открыт для друзей и их частое появление в нем совсем его не напрягало, а скорее напротив: как ни странно успокаивало. В такой атмосфере шума, в некоторой степени даже хаоса, разговоров ни о чём за бутылочкой коньяка до самого утра, он чувствовал себя как рыба в воде.
С Ванилином Суматохин познакомился около года назад, в одном из ночных клубов Москвы. Сошлись они на почве общих интересов: любви к праздному образу жизни, ненависти к рутине и постоянному поиску, к чему приложить неуёмную, бьющую через край энергию. Ванилин работал распространителем, о чём знали лишь самые близкие друзья, в том числе Суматохин. Для всех остальных он был просто свободный художник или на худой конец дилер или маклер. В своем родном Можайске он появлялся в исключительных ситуациях, большее время проводя в Москве в компаниях друзей и в ночных клубах. Его совсем не обижало прозвище Ванилин, по паспорту он являлся Иваном Сыровым. В тусовках, где они крутились, некоторые их знакомые обладали еще менее привлекательными погонялами, такими как Глист, Манкурт, Запах и Лопух, и никто из них сильно не переживал по этому поводу.
Ванилин вернулся в комнату, снова включил музыку. Зазвонил телефон. Суматохин снял трубку в прихожей. Звонил Тихомиров. Суматохин шестым чувством понял, что произошло что-то неладное.
– Олег, у нас тут двое из налоговой, – обрадовал с лёту Тихомиров.
– Что они хотят? – спросил Суматохин.
– Как обычно – денег.
– Черт бы их побрал. Слушай, по-моему мы не так давно заплатили им на месяц вперед?
– Точно. Только у них недавно поменялось начальство. И теперь они обещают опечатать здесь всё, если вопрос не решиться в ближайшие полчаса.
– Сволочи. Сколько они хотят?
– Пять.
– Сотен?
– Да.
– Ничего не остаётся, как взять из резервов. Возьми из сейфа.
– В том то всё и дело, что резервов практически не осталось.
– Как? Совсем?
– Остались две сотни. В последнее время заказов почти не было. Поэтому и сидим сейчас на мели.
– Что же теперь делать?
– Олег, может быть ты приедешь? Я с таким трудом вырвался из лап этих кровососов. Девчонки там одни держат круговую оборону. Даже не знаю, сколько мы сможем продержаться.
У Тихомирова был такой жалобный голос, что трудно было не поверить, что положение действительно плачевно.
– Ладно, собираюсь. Ждите, тяните время. Постараюсь побыстрее подскочить, – сказал Суматохин, после чего положил трубку.
Но одеваться Суматохин не торопился. Такое с ним часто бывало, когда нужно было принять быстрое решение: он всегда пребывал в некотором замешательстве. Он бессмысленно бродил из кухни в прихожую, потом обратно; в комнату он не заходил: шум от музыкального центра и криков Ванилина и Лены мешал ему сосредоточиться. Наконец ему удалось «выбросить» из головы все лишние мысли и отвлечься от происходящего вокруг. Для начала он мысленно произвёл расчёт всех наличных средств, какими он мог располагать и ужаснулся. Двести долларов в офисе и сто пятьдесят при себе, и это при том, что он уже заказал по телефону еду и выпивку, за которые следовало заплатить. Такого поворота событий он не ожидал. Нужно было срочно найти где-нибудь долларов триста, не меньше. Суматохин лихорадочно стал перебирать в голове все возможные варианты поиска денег. Ванилин: слишком унизительно у него просить, да и вряд ли у него есть деньги. Ждать Нору: тогда перед ней придётся во многом сознаться и неизвестно, как она на всё это будет реагировать. Гриб: уехал в Испанию. Продать что-нибудь или сдать в ломбард: но что? Машину? Или Норины украшения? И как она на это посмотрит? Нужно было решать быстро, иначе Тихомиров мог снова позвонить в любой момент.
Медленно, нерешительно Суматохин вошел в комнату, чтобы поговорить с Ванилином. Тот вовсю зашёлся в энергичном танце, не отставала от него и его спутница. Суматохин хотел жестом предложить Ванилину выйти с ним и начал поднимать руку. Но Ванилин опередил его.
– Олежка, узнаёшь нашу любимую. Давай иди к нам. Отдыхаем! – закричал ему в лицо Ванилин и обнял ладонью за шею его и Лену, те сделали по инерции тоже, таким образом, они образовали танцующий кружок.
– Давай, подпевай, – крикнул Ванилин.
– Деревья помнят меня маленьким мальчиком… Не прошу у Бога ничего, – заревел он.
Лена тоже слабенько начала подпевать ему.
Суматохин проклинал себя. За то, что сейчас танцует тут, как идиот, вместо того, чтобы ехать спасть свой бизнес. За то, что не может найти правильного решения. За то, что довёл дело до точки. Поэтому сначала он, свесив голову, пряча глаза, стараясь не открыть своего состояния, молча передвигался вместе с Леной и Ванилином. Но потом одна неожиданная мысль резко изменила его поведение: «А почему я собственно так напрягаюсь – может быть это мой последний танец, моя последняя песня, чего мне теперь бояться?». И Суматохин завёлся. Ещё три раза они прогнали одну и ту же мелодию, оттанцевав, обнявшись в дружный кружок. А под самый конец Суматохин и Ванилин дружно сорвали с себя рубашки под собственные дикие вопли и свист.
– О-е, это круто! – воскликнула Лена и захлопала в ладоши.
– Гулять, так гулять! – воскликнул запыхавшийся Суматохин. – Ванилин, будь другом, достань бутылочку коньяка из холодильника и бокалы захвати…
– За нашу дружбу, – объявил тост Ванилин.
Суматохин решил всё-таки прозондировать друга насчёт денег и предложил ему пойти с ним перекурить на кухню.
– Штука найдется, – ответил Ванилин, пуская дым от сигареты в открытую форточку.
– Конечно не зелени?
– Само собой. А сколько тебе нужно?
– Триста или двести хотя бы.
– Что, очень срочно?
– Да, желательно.
– Жалко Гриб уехал. Если хочешь, я обзвоню знакомых, – предложил Ванилин и достал из чехла, прикрепленного к ремню, сотовый телефон.
– Не надо… А впрочем попробуй. Зачем тебе сотовый? Можешь обычным пользоваться.
– Да нет, я просто хотел пролистать записную книжку. Ага вот…, – и Ванилин, найдя нужный номер направился в прихожую к аппарату. Но не успел он к нему подойти, как тот огласил квартиру настойчивым противным сигналом. Ванилин остановился и обернулся:
– Тебя наверное Олег.
Суматохин замер и до него не сразу дошли слова друга.
– Ах да. Наверное, это точно меня. Знаешь что, Иван, будь другом возьми трубку и скажи, что я уже уехал, – попросил, пришедший в себя Суматохин.
Ванилин исполнил просьбу друга.
– Кто звонил, мужик? – спросил Суматохин.
– Да.
– Значит Тихомиров.
– Проблемы? – с сочувствием в голосе спросил Ванилин.
– Да, «гемор»* с агентством.
– Рэкет?
– Хуже – налоговая.
– И сколько же они хотят?
В кругу друзей Суматохина такие вопросы задавать считалось вполне приемлемым. Поэтому Суматохин задумался, как ответить: сказать правду или соврать?
– Косарь, даже два, – ему показалось, что если он скажет правду, то будет выглядеть не солидно: предприниматель и не может найти смешной суммы.
– Да, ты попал. Хотя три сотни можно найти, я думаю, – оценил ситуацию Ванилин.
Потом после небольшой паузы добавил:
– Что они совсем оборзели что ли! Два косаря! Может на них в РУБОП заявить?
– Нельзя – они хотят опечатать всё.
– Вот черти. Всё равно много. Ты что, может быть задолжал им?
– Просто у них начальство поменялось недавно.
– То же нашелся повод.
В это время послышалась трель телефона.
– Твой? – спросил Суматохин, имея в виду сотовый Ванилина.
– Нет, скорее всего твой.
– Точно мой, – сказал Суматохин, узнав родную мелодию.
Суматохин прошел в комнату за телефоном. Лена листала, сидя в кресле, толстый иллюстрированный журнал. По определителю номера Суматохин определил, что звонит Тихомиров из агентства, и отключив телефон, убрал его в ящик комода.
– Чёрт бы их всех побрал, – выругался вслух Суматохин и стал ходить по комнате взад и вперед, что-то бурча себе под нос. Пока в какой-то момент не передёрнулся нервно и не замер. Это скрежет дверного замка заставил его испугаться не на жизнь, а на смерть.
– Фу, это всего лишь жена, – он сделал выдох облегчения и пошел встречать супругу.
Элеонора, едва переступив порог, решила осчастливить мужа радостной новостью:
– Лапуль, ты не поверишь – я нашла то, что нам нужно: четырёхзвездочный отель на берегу Эгейского моря, и ты знаешь, что мне сказали в турагенстве? Полторы тысячи, а то и тысяча на двоих, вот так, – и она провела по воздуху своим тоненьким указательным пальчиком перед шеей, потом обняла мужа за шею и поцеловала его в щеку.
Суматохин помог жене снять пальто. Элеонора присела на пуфик и сняла сапоги. Потом подошла к зеркалу, аккуратно пальчиками поправила прическу и её взгляд непроизвольно наткнулся на одежду Ванилина, висевшую на вешалке. Это обстоятельство заставило её измениться в лице не в лучшую сторону. Она давно уже не переваривала этого человека. Наверное, с первого дня, когда он переступил порог этой квартиры.
– Кто это? – спросила Элеонора, обернувшись к Суматохину.
– Ну, кто еще может быть у нас? Иван конечно.
Элеоноре и так уже было всё понятно. Раз играет музыкальный центр, значит это Ванилин, так как Суматохин слушал музыку, как правило, в наушниках, а сама Элеонора не переваривала даже радио.
– Надеюсь, что сегодня дело обойдётся без ночевки? – спросила Элеонора, имея в виду Ванилина, но уже не таким грозным тоном, всё-таки она уже вся была в предвосхищении поездки в Турцию.
Элеонора прошла в комнату. Ванилин танцевал медляк с Леной. Элеонора поздоровалась со всеми, Ванилин и Лена тоже поздоровались с ней. После чего Ванилин познакомил женщин друг с другом. Искренняя улыбка радости сияла на Элином лице, ей хотелось поделиться еще с кем-нибудь радостной новостью кроме мужа, но Ванилина и Лену, она сочла неподходящими для этого. Ванилин хотел о чём-то ее спросить, но Суматохин увёл ее на кухню для «серьезного разговора».
Сначала он рассказал о гостях, которые должны были приехать.
– Как, ты знаком с Хватовым и ничего мне не рассказывал?! (о Полянском она не знала, поскольку не интересовалась политикой) – восторженно защебетала Элеонора, и обняв, поцеловала мужа в щёку.
– Но это еще не всё – есть ещё и плохие новости. Мне нужны деньги, – собравшись духом, сказал Суматохин.
– Какие деньги? – как ни странно Элеонора оставалась еще невозмутима.
– Триста долларов.
Элеонора коротко посмеялась и закурила сигарету.
– Я не понимаю, я то здесь причем? – всё еще невозмутимо спросила она.
– Ну, как. Ведь ты же недавно брала у отца деньги… Если хочешь, я тебе верну их, когда «отобью»…
– Я не понимаю, что происходит? – Эля потихоньку начала терять самообладание и впадать в истерику. Она сделала мощный затяг в полсигареты и продолжила: – Причём здесь мой отец? Ты что молчишь? Отвечай. У тебя что, нет трёхсот долларов? Что случилось? Говори.
Последние слова она уже не говорила, а кричала.
– Налоговая наехала на агентство, – стараясь оставаться спокойным, ответил Суматохин.
– Ну и что? У тебя что, нет трёх сотен? Ты что, дурак что ли совсем?
– Не кричи – люди могут услышать.
– Пусть слышат…
– Им не триста надо, а больше.
– Сколько больше?! Ну, отвечай.
– Две штуки.
– Ты иди, ври своему Ванилину, только не мне!
– Правда.
– Если это правда, тогда я иду звонить в милицию.
– Постой. Понимаешь – они хотят арестовать документацию. Если я сейчас не привезу деньги, меня посадят. Ты что, хочешь, чтобы меня посадили?
Эля затушила уже вторую сигарету подряд в пепельницу, и сев на стул, закрыла ладонями лицо и запричитала:
– Господи, за что мне всё это? За что?!
Суматохин опустился перед ней на колени.
– Нор, выручи, я тебя когда-нибудь просил разве? Я всё верну, только рассчитаюсь с этими бандитами. И в Турцию обязательно поедем.
– Где я тебе деньги возьму? Нет у меня денег.
– Как, но ты же недавно, неделю назад наверно? У отца?…
– Что у отца? – перебила Эля. – Что взяла, того уж нет.
– Как? На что ты успела их потратить? – недоумевал Суматохин.
– А ты совсем не замечаешь? Ты что совсем не видишь или только притворяешься? Не видел что ли: что у меня причёска новая, что я наконец купила новую дубленку?
– Конечно видел. Но неужели у тебя ничего не осталось? А на что же ты собиралась ёпокупать?
– Путёвки покупать будешь ты! И я не понимаю, Олег, где твои деньги? Ты же у нас как-никак бизнесмен, а не какой-нибудь там…
– Ладно. Давай сделаем так: дай мне, пожалуйста, триста долларов, а вечером я тебе их отдам.
– Ты что Суматохин, дурак?! Ты, что не понимаешь, что у меня нет денег?! – Элеонора опять сорвалась на крик, потом поднялась со стула, Суматохин тоже встал.
На кухню вбежал Ванилин, и обнимая супругов, обратился к ним:
– Ребята, ну что вы в самом деле. Хватит вам ругаться.
Элеонора резким движением руки сняла руку Ванилина со своей шеи, отошла от них в сторону и отвернулась.
Кто-то позвонил в дверь.
– Иди открывай, твои гости наверное, – злобно обратилась к супругу Элеонора.
– Что-то рановато, – сказал Суматохин и пошел открывать.
Глава 4
Он не стал смотреть в глазок и открыл дверь сразу, резко. Перед ним предстал неизвестный молодой человек в длинном чёрном плаще и шляпе.
– Позвольте я пройду, – решительно начал неизвестный.
– Простите, с кем имею честь? – также решительно остановил его Суматохин, заслонив проход в квартиру всей своей высокой и широкой фигурой.
– Ну что ж, Михаил Анатольевич Каштанов, – незнакомец снял шляпу и слегка поклонился.
– Извините, но вы скорее всего ошиблись квартирой.
– Вы должно быть Олег Никитич Суматохин?
– Да, а что? – решительность в голосе Суматохина исчезла.
– Тогда я к вам.
Слишком самоуверенное поведение незваного гостя, заставило Суматохина понервничать, и он с минуту простоял, как вкопанный, не зная как действовать дальше: то ли пропустить незнакомца, то ли сделать что-то ещё.
– Простите, а Вы по какому вопросу? Зачем я вам понадобился? – на последних словах голос Суматохина дрогнул и он начал теряться еще больше.
– По очень серьезному. Очень! – Каштанов подался немного вперёд, давая тем самым понять, что он не шутит.
Но Суматохин не поддался на это, и сам немного выпятил грудь вперед и левой рукой уперся в косяк, преграждая путь Каштанову.
– Неплохо было бы сначала объяснить цель вашего визита, а потом уже нагло вторгаться в чужой дом, – сказал Суматохин.
Каштанов встал на прежнее место.
– Я от Бориса Васильевича Шпагина. Надеюсь, вам это имя о чём-нибудь говорит? – сказал он.
Это имя говорило Суматохину о многом. О многом очень неприятном для него. Ему стало по-настоящему страшно, и он не смог найти, что ответить.
– Можно я теперь всё-таки пройду, – улучив момент крайней растерянности хозяина квартиры, гость продолжал напирать на него.
– А, конечно, конечно, – Суматохин освободил Каштанову проход.
Каштанов прошел, снял плащ, повесил его на вешалку, обернулся к зеркалу, достал из кармана расческу и начал причёсываться. На вид ему было лет двадцать пять не больше. Его темные короткие волосы были тщательно зализаны на бок. Узкие, маленькие, почти как у китайца, его глаза излучали большое чувство собственного достоинства и самоуверенность на правильном белом овале лица. Нос у него был тонок, с широкими крыльями, рот представлял собой две тоненькие розовые полоски. Суматохин сразу почувствовал шестым чувством, что этот человек чужой: он сделан из другого теста и пришел из другого мира. Каштанов был одет в рубашку цвета индиго, черный стильный галстук и широкие брюки.
В прихожую из кухни вышла Элеонора. Каштанов обратился в ее сторону:
– Михаил Анатольевич Каштанов, – быстро представил гостя, стоящий позади него Суматохин.
– Очень приятно, Элеонора, – представилась жена Суматохина и сделала что-то вроде книксена.
После представления гостю на её лице мелькнула игривая улыбка.
Каштанов уставился на неё каким-то странным растерянным взглядом. Потом быстро опомнился, засунул расчёску в карман рубашки, взял руку Элеоноры и поцеловал её.
– Мне тоже очень приятно. Очень. Вы знаете, я раньше думал, что такие женщины бывают только на обложках дорогих журналов. Хотя нет, к чему я сравниваю, Вы намного лучше, – выдал неожиданно Каштанов.
Элеонора не знала, как правильно отреагировать на такую внезапную лесть, и снова лишь игриво улыбнулась.
– Давайте обсудим наши дела на кухне, – обратился к Каштанову Суматохин, которому надоело наблюдать за этим непонятным любезничанием между ним и его женой.
– Дорогая, нам с молодым человеком надо кое-что обсудить с глазу на глаз, где-то с полчасика, и не плохо было бы, если нас никто не будет беспокоить. Хорошо? – обратился Суматохин теперь к жене, увлекая гостя на кухню.
Элеонора измерила мужа самым презрительным взглядом, и ничего не ответив, отвернулась и ушла в комнату. Муж вызывал теперь у неё исключительно отрицательные эмоции.
– Водку? Коньяк? – предложил он гостю.
– Нет, спасибо.
– Что так?
Каштанов посмотрел на Суматохина своим странным невозмутимым взглядом, посмотрел ему в глаза и сказал:
– Я спиртное не употребляю. Спиртное – это для слабых людей.
– Суматохин бегло посмотрел на гостя. «Да, с ним мне будет тяжело договориться о чём-нибудь», – подумал он.
– А я выпью, – сказал он вслух, достал из холодильника бутылку коньяку, немного отпил из горлышка и убрал бутылку обратно в холодильник.
– Да вы не мельтешите так, что вы всё крутитесь, как будто не можете устоять на одном месте. Садитесь же, – сказал Каштанов.
– Я не кручусь вовсе, – неуверенно промямлил Суматохин. Его бесил наглый тон гостя, который был моложе его лет на пять, если не больше.
Суматохину показалось, что Каштанов всем своим поведением дает понять ему, что он находиться в зависимом положении и ему не имеет никакого смысла диктовать свои правила.
– Вот так-то лучше. Не люблю суеты, – сказал Каштанов, одобряя то, что Суматохин наконец сел напротив него.
– Кстати, а кем вы приходитесь по отношению к Борису Васильевичу, если не секрет? – спросил после некоторой паузы Суматохин.
– Извините, что сразу не сказал. Я его племянник, – сказал Каштанов. Потом добавил: – По маме.
– Зачем такие подробности?
Всякий раз, оказываясь в сложных ситуациях, несмотря на некоторую пассивность, Суматохин становился очень чутким ко всему происходящему вокруг. Поэтому, когда Каштанов поведал ему о своем отношении к Борису Васильевичу, Суматохин тут же уловил некоторое потепление в его голосе. «А ты оказывается братец не так уж и грозен – каким хочешь показаться», – с тщательно скрываемым самодовольством подумал Суматохин. «И с тобой мы еще вполне можем поладить».