Плут. роман

– Ну что будем делать, Олег Никитич?

– Я не знаю, чем я вам могу помочь?

– Пожалуйста, не прикидывайтесь дураком. Вы далеко не дурак. Обмануть такого умного человека, как мой дядя – это еще надо суметь, это не каждый сможет.

– Зачем же так? Почему обмануть?

– А что разве не так?

– Конечно, нет.

– Ну, хорошо. Объясните мне, что случилось?

– Конечно, я поступил как свинья. К сожалению, я не помню, сколько прошло времени с момента нашей последней встречи с Борисом Васильевичем, полмесяца, а может быть месяц.

– Почти два месяца, – уточнил Каштанов.

– Господи, какой кошмар – два месяца! Если бы вы знали, как мне стыдно. Честное слово я не знаю, что мне делать? – и Суматохин отвернул голову в сторону, чтобы не смотреть в глаза собеседнику.

– Вы хотели объяснить, что произошло?

– Я рассчитывал отдать большую часть тех денег, что брал у вашего дяди уже в этом месяце. Но произошло страшное. Норин папа тяжело заболел, и понадобились деньги на его лечение, много денег. В результате мы с женой потратили почти все свои сбережения. Не поверите, но я очень переживал из-за всего этого. В страшном сне я не мог себе представить, что окажусь в такой ситуации. Я много думал: как мне быть? И я решил, чтобы не оправдываться, когда человек оправдывается, он всегда подпадает под подозрение, сразу накопить всю сумму, которую должен или на худой конец большую часть и принести Борису Васильевичу. Таким образом, мне было бы не так стыдно перед ним. И Борис Васильевич, я думаю, простил бы меня. Жаль, что получилось, что вы как бы первый нашли меня и поставили меня в такое положение. Такое положение, даже не знаю, как его назвать, не честного человека что ли.

– По-моему вы сами себя поставили в такое положение.

– Да, вы правы. Но поверьте, если бы вы не появились сегодня, я бы самое большое недели через две, сам дал бы о себе знать Борису Васильевичу.

– Эх, вашими бы устами…

– Понимаю, мне трудно сейчас поверить. Но хотите верьте, хотите нет, можете спросить у моих друзей, всё, что я когда-либо брал в долг, я всегда возвращал.

– Очень надеюсь на это. Очень.

– Можете передать Борису Васильевичу, что деньги ему я верну в самое ближайшее время. Конечно, всё сразу не смогу, сами понимаете в связи с болезнью отца жены, мы оказались в затруднительной ситуации, но половину как минимум…

– Кстати, что сейчас со здоровьем папы?

– Какого папы?

– Я имел виду здоровье вашего тестя.

– А, сейчас ему значительно лучше. Самое страшное уже позади.

– Прекрасно. Только я не очень понял: как вы хотите разрешить вопрос?

– Просто передайте Борису Васильевичу от меня: во-первых, тысячу извинений, а во-вторых, что через неделю, максимум через две я привезу деньги.

– Вы знаете: я может быть и последовал бы вашему совету, если бы не одно но, дело в том, что мне пришлось произвести расследование, чтобы найти вас. И неужели вы не догадываетесь, что занимаясь вашими поисками, мне удалось кое-что узнать о вашем характере, о том какой вы хитрый и нечистоплотный человек. И после всего этого вы думаете, я смогу вам верить.

– Господи, какое расследование? – Суматохин изобразил на своем лице искреннее удивление.

– Ах, артист. Вы очень талантливый артист. В этом я убедился. А теперь слушайте о расследовании. Мало кто в наше время даёт деньги в долг без оформления соответствующих документов. К сожалению, мой добрый дядя принадлежит к этому малому числу людей, верящих в лучшие качества окружающих, чем вы ловко не преминули воспользоваться. Здесь, конечно, и дядя мой кое в чём виноват, когда держится за свой авторитет. Не то сейчас время, не то. А вы. Всё-таки ловко просчитали, что мой дядя из того типа людей, которые могут дать денег, не взяв расписки. Наверно, имеете опыт? Познакомились вы с моим дядей на банкете, на котором вы оказались совершенно случайно, там-то вы и умудрились как-то завязать ваши отношения. Потом выяснилось, что у вас имеются общие интересы, а точнее, страсть к классической музыке, и вы принялись иногда вместе посещать консерваторию, а после посещений долго и горячо обсуждали услышанное. Скорее всего вы не бум-бум в классике, нахватались специально по случаю верхушек, но роль свою сыграли отменно. Потом, спустя некоторое время, когда вы попросили у Бориса Васильевича пять тысяч долларов, якобы «для поправки дел», тот выдал их вам, не раздумывая, поскольку успел к этому времени проникнуться к вам самыми глубокими чувствами. А вы так жестоко провели его! Впрочем, вернёмся к расследованию. Когда вы пропали из поля зрения моего дяди, номер вашего сотового телефона был единственной ниточкой, по которой можно было вас отыскать. Но вы то как раз полагали, что все ниточки оборваны, ведь этот телефон вы купили у какого-то несчастного наркомана. Но я, представьте себе, умудрился найти этого наркомана. Как? Оказывается наши сотрудники милиции умеют неплохо работать, если их хорошо простимулировать. Мне потребовалось заплатить пятьсот долларов одному оперативнику, из того района, где была совершена кража телефона; после чего он собрал несколько наркоманов из этой округи, запер их в камере, и подразнив дозой сказал, что они получат её только после того, как признаются или выдадут вора, укравшего тот телефон. Ребята решили не мучиться и выдали товарища. Этот товарищ продал вам телефон в кафе. Я нашёл это кафе. Барменша вспомнила вас по мной описанным приметам, но не могла назвать ни вашего имени, ни каких-либо иных важных данных, зато вспомнила, что с вами в тот день поздоровался некий автослесарь Костя. Я нашёл Костю. Костя сказал, что ремонтировал как-то вашу машину, но даже марки её не помнит. Он вообще мало, что о вас помнил. Я попросил его хорошенько подумать, и надо же, он выдал мне важную зацепку, он вспомнил, как вы общались с неким Макаровым, постоянным клиентом Кости, и как будто вы были с ним знакомы. Я встретился с Макаровым, пообщался с этим словоохотливым господином. Он мне сообщил, что работал некоторое время с вами в одном здании, вы соседствовали офисами. Вы перестали арендовать там помещение года два с лишним назад, Макаров годом позже. Я помчался в это здание, это был какой-то научно-исследовательский институт. Там, посулив женщинам секретарям, незначительную денежную награду, я вскоре получил некоторые документы с вашими паспортными данными, подписью, в общем, это был финиш. Кстати, мне пришлось израсходоваться на ваш поиск и деньгами и временем. Так что придётся прибавить к вашему долгу ещё семьсот долларов… Бедный дядя, он же ведь до конца не был уверен в вашей злонамеренности, предполагал, что с вами могло случиться что-нибудь экстраординарное. Что с ним будет, когда я ему расскажу о результатах расследования? Как видите, берегу я его.

– Это какая-то ошибка, недоразумение. Я не хотел никого вводить в заблуждение. Мерзко конечно получилось. Сам не могу понять, как я мог забыть об этом важном деле, – оправдывался Суматохин.

– Можете напрасно не оправдываться. На моё мнение о вас это уже никак не повлияет.

– Но зачем же так?

– Зачем? А как по-вашему я должен к вам относиться? Любезничать с негодяями – это не по мне.

«Как говорит, как говорит, – подумал Суматохин. – Как со сцены. Странная манера. Очень он многое о себе думает».

– Не суди и не судимым будешь, – сказал вслух, в своё оправдание, Суматохин.

– Только не надо о морали, о принципах. Нет у тебя, Суматохин, ничего святого, нет у тебя никаких принципов. Я тебя всего насквозь изучил. Что ты так на меня смотришь? Ударить хочешь? Давай, вперёд, быстрее под суд пойдешь, быстрее тебя выведут на чистую воду.

Этот резкий переход на «ты» вызвал в душе Суматохина бурю ненависти. Он с дикой отчаянной злобой посмотрел на Каштанова. Но его взгляд разбился об холодный, колючий, излучающий нечеловеческую силу взгляд серых глаз Каштанова. Суматохин нервно мотнул головой, вздрогнул и опустил голову, спрятав лицо в сложенные перед собой на столе руки.

Это проявление слабости Суматохина окрылило Каштанова и он, встав со стула, прошёлся по кухне к окну, с самым торжественным видом на лице. «Жаль, что дядя не может видеть, как я хорош в этот момент. Если бы он сейчас меня увидел, он бы гордился мной», – подумал Каштанов. С минуту постояв у окна, посмотрев в него без всякого смысла, он обернулся и подошел к Суматохину, взялся ладонью за его плечо и слега потрепал.

– Вот так, Суматохин. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что ты весь в моих руках? Весь!

Суматохин молчал, оставаясь в том же положении.

– Что молчишь? Что поник головой? Довела жизнь? Нет – это не жизнь тебя довела: это ты сам доигрался. Красивой жизни захотелось? Что ж имеешь право. Только не за счет таких людей, как мой дядя. Запомни это. Такие люди обид не прощают.

Каштанову доставляло удовольствие глумиться над Суматохиным, морально добивать его, но не потому что он был таким жестоким: просто такие люди, как Суматохин, в его системе ценностей занимали низшие места. Таких людей он определял как неправильных, бессмысленных, нарушающих гармонию жизни. Он считал, что такие люди способны только на то, чтобы повсюду сеять хаос, смуту, неурядицы, и не способны совершенно ни к чему созидательному. И таких людей, по его мнению, нужно или воспитывать или наказывать. Перевоспитать Суматохина было на его взгляд делом не реальным из-за его возраста. «Дожить до тридцати и не набраться ума – это тяжелый случай, очень тяжелый», – подумал Каштанов.

– Что же мне с тобой делать? – произнес вслух Каштанов.

Суматохин не реагировал.

– Кстати, а жена твоя знает о твоих подвигах? Что молчишь?

Суматохин по-прежнему никак не реагировал.

– Молчи, молчи. А мне кажется, что её тоже не мешало бы привлечь к обсуждению твоей проблемы. Всё-таки не чужой человек. Может с ней мне быстрее удастся найти общий язык.

Суматохин поднял голову, распрямил спину.

– Не надо, – отрезал он.

– Что значит не надо? – спросил Каштанов.

– Я просто хотел сказать, что мы сами договоримся, без посторонних.

– Вот так-то лучше.

– Что вы хотите?

– Сейчас объясню. Принеси лист бумаги и ручку.

– Зачем?

– В твоём положении лучше не задавать лишних вопросов.

Суматохин вышел из кухни, потом вернулся, держа в одной руке тетрадный лист в клеточку, в другой шариковую ручку.

– Что, лучше листа не нашел? – обратился к нему Каштанов.

Суматохин пожал плечами.

– Ладно, садись, – повелительно сказал Каштанов. – Сейчас будешь писать расписку. Суматохин задумался.

– Начинай. И вот еще что: условия кредита изменились, из-за твоего поведения. Теперь будешь отдавать так: по тысяче долларов каждый месяц, первый взнос через неделю, каждый месяц будут набегать пять процентов, в случае же опоздания вместо пяти – двадцать процентов. По-моему шикарные условия, – и Каштанов немного посмеялся, видимо полагая, что его шутка удалась. – Вот кстати, тут написано всё по пунктам.

Каштанов достал из кармана рубашки листок, в котором условия были расписаны по пунктам, и протянул его Суматохину. Суматохин внимательно прочитал и долго продолжал ещё смотреть в этот листок.

– Что-то не нравится? – ехидно спросил Каштанов.

– Ну почему же… Есть, конечно, кое-какие моменты. Впрочем, если я весь в ваших так сказать руках – могу ли я возражать, – то ли спросил, то ли утвердил Суматохин. Он говорил это с таким серьёзным, сосредоточенным, умным видом, что можно было подумать, что он собирается подписаться под выгодной сделкой, с которой имеет шанс что-то поиметь. Это насторожило Каштанова.

– Хватит рассуждать, – сказал он. – Пиши.

– Михаил, простите, забыл как вас по батюшке…

– Не важно. Просто Михаил, – Каштанов начал нервничать.

– Хорошо Миша, я бы хотел, чтобы вы меня выслушали. Вы умный человек, вы должны понять то, что я сейчас скажу.

– Короче.

– Постараюсь. Согласитесь, что для вас самое важное получить деньги, чем быстрее, тем лучше. Ведь так? Ну, ответьте же.

– Ну, – зло ответил Каштанов.

– И какая вам будет выгода с того, что, если вы поставив меня в невыносимые условия добьетесь лишь того, что я разорюсь вконец, и в итоге не смогу вернуть этот долг?

– Что значит не сможешь вернуть? Я не понял, – Каштанов сжал кулаки и свирепо посмотрел Суматохину в глаза.

– Успокойтесь. Это я гипотетически.

– Не надо гипотетически.

– Хорошо продолжаю. Я предлагаю следующее: составить договор таким образом, чтобы и мне было возможно расплатиться без больших потерь, и вы поскорее получили бы своё.

– Не…, – Каштанов хотел прервать его, но Суматохин не дал ему этого сделать.

– И потом: мы серьезные люди, и составляем важный документ, чуть ли не на туалетной бумаге. Это я к тому говорю, что у меня есть знакомый юрист-нотариус. Он и бумаги нам поможет составить и может быть посоветует что-нибудь дельное. А?

Каштанов как-то незаметно для себя успокоился. Он с недоверием посмотрел на Суматохина. Тот ответно заискивающе с блеском надежды в глазах поглядел на Каштанова, как бы говоря: «Я понимаю, что я весь в твоих руках. И ничего не имею против этого. Я готов стать послушным. И если сделать вот так, то может быть можно будет мне сделать хоть самую маленькую скидочку».

– Какой еще юрист? – недоверчивым голосом спросил Каштанов.

– О, это хороший человек. Замечательный в своем роде.

– Я представляю, какие среди твоих друзей могут быть замечательные люди.

– О, это не совсем друг. Через этого человека я вёл всю свою документацию по бизнесу. И он никогда меня не подводил. А сколько он дал дельных советов. Это просто неоценимый человек для нашего случая.

– Считай, что я тебе поверил.

– Вот и прекрасно, сейчас я свяжусь с ним, – и Суматохин направился из кухни к аппарату.

– Возьмёшь трубку, возвращайся сюда, – приказал Каштанов.

– Не понял, – Суматохин остановился у выхода из кухни и с недоумением посмотрел на Каштанова.

– Давай делай, что тебе говорят, и не смотри на меня так.

Суматохин покорно выполнил требование Каштанова и, вернувшись на кухню с трубкой, сел на свое место. Он несколько раз набирал номер, пока на другом конце не ответили.

– А, Володя, привет, как жив здоров? – начал он. – У меня кое-какие проблемы возникли, нужна твоя помощь.

– Какие проблемы? – услышал Суматохин изумлённый голос. – Это ты что ли Олег? Что случилось?

– Всё прекрасно. У меня сейчас один товарищ сидит. Можно сказать партнер по бизнесу. Я хотел, чтобы ты нам помог составить кое-какие бумаги.

– Какие еще бумаги? Ты что, Олег?

– Поможешь? Вот и прекрасно, я знал, что ты настоящий друг.

– Олег, ты что, не можешь открыто говорить?

– Ага, конечно, конечно.

К счастью Суматохина голос его собеседника был слышен очень слабо и рядом сидящий Каштанов не мог разобрать, что он говорит.

– Спроси, во сколько он подъедет, – приказал Суматохину Каштанов.

– Володь, во сколько сможешь приехать? – исполнил указание Суматохин.

– Могу через час, если срочно – то быстрее, – ответили на другом конце.

– Вот и хорошо. Значит через три-четыре часа. Договорились.

И Суматохин нажал на кнопку отключения связи.

– Почему так долго? – спросил недовольный Каштанов.

– Он сейчас помогает заключать сделку одному своему клиенту и будет занят ближайшие два-три часа, – объяснил Суматохин.

– Смотри, обманешь, тебе же хуже будет.

– Какой смысл мне тебя обманывать? Если я весь в твоих руках, – Суматохин решил, что настало самое время переходить на «ты». – Да, вот ещё что, у меня будет просьба, никому не говорить о наших делах. Особенно жене, знаешь у неё плохое здоровье, и если она все узнает, для нее это будет страшным ударом. И ещё, ко мне сейчас должны приехать давнишние друзья, кстати, очень интересные, влиятельные личности, и перед ними мне также не хотелось падать в грязь лицом. Поэтому я думаю, лучше всего будет, если я тебя представлю, как своего партнера по бизнесу, ведь нам еще по любому придется ждать юриста четыре часа.

– Твоё счастье, что у меня есть эти свободные четыре часа. Ведь у меня каждый день расписан по часам на две недели вперёд.

– Что-то мы долго засиделись тут. Давай пройдем в комнату, там лучше всего будет дождаться юриста, – предложил Суматохин.

Его подкупила податливость Суматохина. К тому же он был уверен, что теперь тот никуда от него не денется; и ещё ему интересно было наблюдать за этим типом, хотелось, получше его изучить.