Книга Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах - читать онлайн бесплатно, автор Александр Викторович Савин. Cтраница 9
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах
Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах

Устав СКЛ был утвержден 22 ноября 1910 года, а первым председателем правления клуба стал купец, известный спортсмен и организатор Михаил Семенович Дубинин (отец футболистов ОППВ Бориса и Владимира Дубининых; в 1916 году – председатель МФЛ). Заместителем председателя правления был Александр Иванович Булычев (он же – заместитель председателя Московской лиги лыжебежцев), секретарем – Александр Борисович Уткин, казначеем – Николай Борисович Мухин (позже он стал 2-м заместителем председателя, а место казначея занял Арсентий Николаевич Сизамский). Членами комитета были избраны Н. С. Кузьмичев и С. Г. Коняев.

Позже в состав комитета вошли Г. Г. Воронович, Я. П. Суконщиков, В. В. Брикашин, Н. А. Бункин (он стал 1-м заместителем), Р. В. Вандерлу (позже Роберт Валентинович представлял в МФЛ кружок ЧШКС), А. В. Верещагин, Г. М. Фролов, А. Н. Немухин и И. И. Гришин. В 1919 году М. С. Дубинин, А. И. Булычев и Н. Б. Мухин были выбраны почетными членами СКЛ. К 1911 году в СКЛ состояли действительными членами 131 человек, членами-посетителями – 49, сезонными посетителями – 74, членами футбольной секции – 32.

СКЛ образовался на Сокольничьей станции в результате раскола внутри ОЛЛС. Первое начинание кружка – переход в январе 1911 года на лыжах из Москвы в Санкт-Петербург, в котором участвовали А. Немухин, А. Елизаров, М. Гостев и И. Захаров. Они шли 12 дней и 6 часов при очень неблагоприятных условиях: мороз свыше 20 градусов, ветер, неподготовленность трассы. В память этого события СКЛ учреждает переходящий приз, передав его Московской Лиге лыжебежцев, созданной весной 1910 года, для ежегодного розыгрыша на трассе Звенигород – Москва с финишем в Сокольниках.

Как и практически все «лыжебежные» организации Москвы, спортсмены СКЛ начинают проводить состязания по летним видам спорта: легкой атлетике, футболу, теннису. Крупнейшие лыжные общества участвуют в 1910 году в создании Московской футбольной лиги, а затем Московской лиги любителей легкой атлетики, обзаводятся своими футбольными, легкоатлетическими и теннисными площадками. Отметим, что почти все первые футболисты СКЛ были и отличными легкоатлетами, одними из лучших в Москве. Вспомним, в частности, имена А. И. Булычева, А. Б. Уткина, И. И. Захарова, Л. С. Скворцова, А. А. Елизарова, М. М. Гостева, И. С. Воронцова, А. И. Тяпкина и др.

А один из пионеров отечественного лыжного спорта Александр Николаевич Немухин (отличный защитник сначала МКЛ, а затем СКЛ и дачной команды «Вешняки», капитан сборной лиги Казанской ж.д., с 1918 года член правления МФЛ, авторитетный футбольный рефери) в 1912 году стал чемпионом России в лыжных гонках на 30 км. В 1913 году Немухин вместе с Павлом Бычковым (и он великолепно играл в футбол, только за ОЛЛС) дебютировал на международных соревнованиях – Северных играх в Стокгольме. Немухин работал учителем рисования, в советское время рисовал плакаты на спортивные темы. Именно он – автор эскиза нагрудного знака к званию «Заслуженный мастер спорта СССР», учрежденному в 1934 году. В 1939 году Немухин и сам получил это почетное звание.

Эскаэловцы Николай Александрович Бункин (в будущем полковник медицинской службы) и Владимир Павлович Савин (в конце 20-х годов ушел в КОР), прославившиеся еще на дореволюционной лыжне, тоже отлично играли в футбол. Отменным центральным хавбеком был мастер лыжного спорта Виктор Григорьевич Григорьев. Этот список можно продолжать бесконечно.

Правление спортивного общества «Вега» (команда впервые предстала перед москвичами в апреле 1910 года, когда разгромила коллектив Коммерческого технического училища со счетом 6:0) базировалось в Хлудовом тупике, а плац находился на Разгуляе, около Преображенской заставы на земле Гучкова. Команда выступала в оранжевых рубашках (поэтому зрители называли игроков «Веги» оранжевыми, или желтыми) и отличалась высокими членскими взносами – 15 рублей для действительных членов (месячное жалованье среднеоплачиваемого рабочего), и 10 рублей для посетителей. Еще одна отличительная черта «оранжевых» – крайне низкая дисциплина. Команда частенько могла не явиться на состязание с противником, выставить на игру незаявленных в лиге футболистов, в результате чего ей регулярно засчитывались технические поражения, а однажды даже сняли с соревнований.

К 1911 году общество насчитывало 38 действительных членов и 27 посетителей. Руководили клубом Глеб Васильевич Морозов (председатель), Георгий Александрович Найденов (его заместитель), Евгений Евгеньевич Флинн (секретарь) и П. Р. Романов (казначей). Членами Комитета были А. В. Хлудов, Н. И. Гучков (выборный городской голова Москвы в 1905–1912 гг.), Н. К. Попов и Г. В. Морозов. В состав правления входило пять выборных старшин: С. А. Назаров, Н. К. Попов, А. М. Преображенский, П. И. Овсянников и Ф. К. Кук. В состав футбольного комитета входили также и капитаны команд. Членами ревизионной комиссии были избраны В. В. Хлудова, Н. И. Гучков и А. П. Фетисов.

Пожизненным и единственным почетным членом клуба был избран В. В. Прохоров. Играл ли он сам в футбол, что связывало его с «Вегой», какие такие необыкновенные услуги оказал футболистам – нам, к сожалению, достоверно установить пока не удалось. Вероятнее всего, именно Василий Васильевич был главным спонсором клуба. Личность эта настолько уникальна и, одновременно, загадочна (информация о Прохорове крайне скудна), что не рассказать о ней москвичам мы просто не имеем права. Потомственный почетный гражданин Москвы, дипломированный инженер-механик (он закончил ИМТУ), изобретатель, коллекционер икон (особенно любил Прохоров амурчиков и ангелочков с крылышками, чем-то похожих, по его словам, на летчиков), меценат, родственник по одной из боковых ветвей богатейших российских мануфактурщиков Прохоровых, разносторонний спортсмен.

Василий Васильевич Прохоров проживал в доме № 86 по Большой Ордынке, был внуком московского купца 2-й гильдии Козьмы (Косьмы) Емельяновича Прохорова, сыном Василия Козьмича Прохорова – одного из совладельцев большого «Товарищества мануфактур Козьмы Прохорова с сыновьями». Им принадлежали: Товарищество Юрьево-Польской мануфактуры, бумагопрядильная и ткацкая фабрики «Тоболка» (после революции – «Пролетарский авангард») и «Волочек» (при советской власти – «Парижская коммуна») в Вышнем Волочке, ткацкая фабрика в Клинском уезде, близ села Солнечная Гора (в 1911 году Прохоровы за неуплату долга были вынуждены передать фабрику барону Ф. Л. Кнопу, а предприятие получило название Фабрика хлопчатобумажного ткачества «Волокно») и другие мануфактурные предприятия. Правление товарищества находилось в Москве, управление осуществляла дирекция (она располагалась на Плющихе), куда входили Иван Козьмич, Василий Козьмич и Федор Козьмич Прохоровы.

Отметим также, что Козьма Емельянович Прохоров, среди прочего, состоял старостой церкви Покрова Пресвятой Богородицы при Александро-Мариинском институте на Пречистенке, в доме бывшей усадьбы кн. Долгоруких (архитектор М. Ф. Казаков). Приют для беднейших девочек-сирот был открыт на средства кавалерственной дамы В. Е. Чертовой в 1857 году, а в 1861 году переименован в Александро-Мариинское училище Пречистенского отделения Попечительства о бедных. Преобразовано в институт в 1899 году. Церковь была ликвидирована в конце 1918 года, а ныне в здании размещается Галерея искусств Зураба Церетели. Попечителем этой церкви был известный московский виноторговец и винопромышленник Петр Арсеньевич Смирнов.

В. В. Прохоров являлся членом Московского автомобильного общества, на своем «Фиате» неоднократно выигрывал различные гонки. А в 1909 году он первым предложил устроить автомобильную гонку для дам и учредил для победительницы почетный кубок. Мало того, В. В. Прохоров – один из первых московских авиаторов. Интересно, что свой первый аэроплан («Блерио») Прохоров купил 18 октября 1910 года у первого дипломированного русского летчика М. Н. Ефимова за 12 тысяч рублей (по другой версии, за самолет Прохоров отдал Ефимову свой дубль-фаэтон «Фиат» мощностью 60 л.с.) и обещание последнего в течение нескольких дней выучить Василия Васильевича летать на этом аппарате. Ефимов свое обещание выполнил уже через два дня, но в первом же полете, 20 октября 1910 года, Прохоров аэроплан разбил. Сам «летун», упавший с довольно значительной высоты, к счастью своему отделался лишь легкими ушибами и царапинами.

Уехав в конце 1910 года во Францию учиться авиации, В. В. Прохоров получил серьезную травму во время полетов в городке По. В 1913 году он, наконец-то получил пилотский диплом Императорского Всероссийского Аэро-Клуба (ИВАК) и становится активным членом Московского общества воздухоплавания. Именно В. В. Прохорову принадлежит приоритет в практическом применении самолета как «транспортного средства». 29 сентября 1913 года инженер и спортсмен Прохоров собирался из своего подмосковного имения ехать в театр на балет, но лошадей подали поздно, и на поезд он опоздал. Недолго думая, авиатор во «фрачном костюме» и манишке приказал вывести свой «Фарман», уселся на пилотское место и улетел в Москву (до этого Прохоров уже неоднократно совершал такие перелеты). На Ходынку он прилетел в 7 часов вечера, за 20 минут до прихода поезда на вокзал, и с аэродрома преспокойно уехал в театр.

Кстати, строительство первого в России аэродрома – Ходынского, торжественно открытого в октябре 1910 года, велось в основном на пожертвования любителей авиации. Была сооружена взлетно-посадочная полоса, шесть небольших ангаров для аэропланов и въездные ворота, которые были построены в стиле модерн архитектором Львом Кекушевым на средства Василия Прохорова. Примечательностью аэродрома был шикарный прохоровский павильон с ангаром.

Игорь Шелест в книге «Лечу за мечтой» пишет: «Над павильоном возвышалась статуя Икара с распростертыми, как у птицы, крыльями. По углам были статуи греческих богинь – покровительниц искусств. А под козырьком на фасаде ангара красовалась затейливая надпись: «Vers les nouveaux rives de la vie eternele!» – что в переводе с французского означало: «К новым берегам вечной жизни!». На крыше ангара был застекленный павильон, устланный коврами и украшенный картинами, в котором располагался великолепный буфет. В этом салоне перед огромным стеклом с обзором всего поля стояли кресла для гостей Прохорова. Почетными посетителями павильона считались известные театральные деятели В. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский, которые сюда часто заглядывали.

В ангаре хранился один-единственный моноплан французского происхождения – 14-метровый «Моран-Ж» с мотором в шестьдесят лошадиных сил. По крылу аэроплана было выведено огромными буквами: ПРОХОРОВЪ. Девять букв – пять на правой плоскости, четыре – на левой и во всю ширину крыла. Таким образом, спутать этот самолет с другими было нельзя…

Несмотря на то, что Василий Васильевич был родственником известных фабрикантов, он, однако, не причислял себя к «вульгарным коммерсантам, ибо был авиатором». О Василии Васильевиче говорили, что это «свободный художник, эстет и, если хотите, авиатор-поэт». Носил он экстравагантный костюм: бархатную куртку с помпонами, короткие панталоны из шелковой ткани, подхваченные ниже колен, шелковые чулки и лаковые туфли».

Имел Прохоров и свою летнюю авиационную станцию под Москвой. Она находилась около его дачи, недалеко от «Немчиновского поста» Александровской ж.д., рядом с усадьбой «Поповка» семьи Боткиных, давшей России целую плеяду выдающихся людей в промышленности, торговле, медицине и дипломатии. Сегодня все знают эту местность под названиями Рублевка, или Барвиха. Именно здесь Прохоров снимал у крестьян деревни Раздоры большой кусок земли под аэродром с хорошо оборудованным ангаром. Часто Василий Васильевич совершал свои воздушные прогулки в компании отчаянных деревенских девушек («есть женщины в русских селениях!»), работавших в соседнем имении Н. И. Гучкова.

После 1917 года, когда ангар Прохорова национализировали (как и все остальное его имущество), «Вася», как ласково звали Прохорова в своем кругу авиаторы, часто посещал аэродром и любовался полетами. Особенно нравился ему Михаил Громов, с которым авиатор познакомился в 1924 году. Позже, когда вход на аэродром закрыли, Прохорова часто видели на липовой аллее Ленинградского шоссе, откуда он наблюдал за полетами.

Кстати, с Ходынского поля не только взлетали самолеты, там и в футбол играли! «Московская газета» писала в сентябре 1911 года: «Ходынское поле служит сейчас не только местом для скачек, бегов и авиации, – но и для футбола. Московские футболисты, вернувшись из дачных мест, облюбовали теперь для себя Ходынку. По всему полю, в разных местах, ежедневно идет состязание футбольных «команд». Играют без призов, и не для публики, а «так себе», чтобы потренироваться. Ходынское поле теперь смело можно переименовать в «спортивное поле». Ибо на нем сосредоточены сейчас все виды спорта».

Имя В. В. Прохорова с теплотой упоминает в своей книге «Встречи на футбольной орбите» Андрей Петрович Старостин. Дело в том, что Прохоров был членом Московского общества охоты и часто приезжал зимой на собственном автомобиле, с закусками и винами «от Елисеева», к знаменитым егерям-псковичам Старостиным пострелять «красного зверя» – волков, медведей и лисиц, натаскать собак. А после охоты устраивал банкет. Именно Прохоров помог в свое время семье погасить ссуду, предоставленную Обществом охоты братьям Петру и Дмитрию Старостиным на постройку собственного небольшого особнячка с садом на пресненском Камер-Коллежском валу в Грузинах. И еще неизвестно – узнала ли бы спортивная Москва фамилии Старостиных без помощи этого человека. Одно только это обстоятельство обязывает нас вспомнить о В. В. Прохорове.

А. П. Старостин пишет: «Был еще один член Общества, постоянно ездивший с отцом. Он занимал особое место в общественных кругах Москвы. Инженер по образованию, из хорошо обеспеченной семьи, Василий Васильевич Прохоров входил в число первых русских авиаторов… Нередко он заезжал к нам забинтованный после очередной аварии. В нашей столовой висел подаренный им снимок с надписью: «И в Сибири люди жить привыкают»… На фото – разбитый летательный аппарат вверх колесами, рядом стоит Прохоров и его коллеги по воздушному спорту, авиаторы Ефимов и француз Пэгу, приезжавший в Россию перед империалистической войной и удивлявший москвичей на Ходынском поле мастерством высшего пилотажа. (Именно под предлогом удачного итога охоты на волка с французом, В. В. Прохоров выдал Петру Старостину из своего кармана очень крупную сумму денег, которая и пошла на погашение ссуды. А Старостиным он сказал, что это наградные, полученные от француза. Просто так егеря от Прохорова денег бы не взяли – гордость не позволяла. А позже авиатор прислал Старостиным из Франции штучное ружье центрального боя одной из лучших европейских фирм «Голянд-Голянд». – А. С.)…

Прохоров всегда вызывал у меня чувство восхищения. Сильный, смелый, он отличался от верхушки московских богачей, к которым принадлежал, простотой обхождения с людьми. Господа – члены Общества, обычно с повелительными интонациями в голосе обращались к егерям на «ты» – «Петр», «Дмитрий», «Кирсан», «Фрол», – Василий Васильевич же называл егерей по имени и отчеству, дружелюбно здороваясь за руку. Среди членов Общества охоты он не был популярен. Бывали случаи, когда какой-нибудь из снобов, увидев в числе записавшихся на охоту фамилию Прохорова, надменно заявлял: «Демократ тоже едет, нам не по дороге»… – и от охоты отказывался…».

В. В. Шверубович, сын знаменитого актера Василия Ивановича Качалова, с которым Прохоров был в теплых дружеских отношениях, в книге «О людях, о театре, о себе» вспоминал: «Это был человек огромного темперамента, жизнерадостности и жизнелюбия. Физически он был могуч, здоров и вынослив почти нечеловечески. В него стреляли в упор, он получил несколько ран, они зажили. На самой заре авиации он приобрел во Франции самолет, научился летать на нем и разбился при этом сам, пролежал несколько месяцев – и полетел снова, и снова разбился. Чуть не утонул, так как пролежал под обломками самолета, рухнувшего в реку, несколько часов в воде, и… снова летал, как только оправился… Думаю, Василий Васильевич был неважным капиталистом – деньги интересовали его только в плане расходов, а не доходов. Тратил он их широко, элегантно, весело. Когда произошла революция, он потерял все состояние, но не потерял главного – любви к жизни, к людям, к искусству».

Первое время Прохоров торговал на Арбате пирожными, которые делала его жена – Вера Григорьевна, урожденная Зимина. Ее отцом был Григорий Иванович Зимин – родной брат основателя частной оперы С. И. Зимина, дядя первого московского футболиста С. Л. Зимина. Мать В. Г. Прохоровой, Людмила Викуловна, была дочерью единоверца и соседа Зиминых по Зуеву – текстильного магната Викулы Елисеевича Морозова.

Именно с благословения Морозовых-Викуловичей, которые при подборе английских специалистов для своих фабрик предпочтение отдавали тем, кто хорошо играл в футбол, и был организован футбол в Орехове-Зуеве. Да и оба ореховских стадиона, в том числе и шикарный 10-тысячный в местечке Крутое, поле которого долгие годы считалось лучшим в России, строились под руководством англичан на средства И. В. Морозова, главы Никольской мануфактуры В. Е. Морозова. Мало того, брат Людмилы Викуловны, потомственный почетный гражданин и благотворитель Иван Викулович Морозов (он жил в особняке в Леонтьевском переулке в Москве, а отдыхал в имении под Москвой, известном сегодня, как Горки-10) на свои средства содержал в Орехово-Зуево и знаменитую футбольную команду КСО (Клуб-Спортъ» при фабриках Товарищества мануфактур Викула Морозова с сыновьями в местечке Никольском»), разговор о которой еще впереди. А почетными членами КСО были Алексей, Иван, Сергей и Елисей Викуловичи Морозовы.

Вошла в отечественную историю и сестра Людмилы Морозовой (Зиминой) – Вера Викуловна. Она вышла замуж за мебельного фабриканта П. А. Шмита и стала матерью «революционера» Николая Шмита, бабушкой кинооператора и режиссера Евгения Андриканиса и прабабушкой народной артистки РСФСР Татьяны Андриканис, более известной под псевдонимом Лаврова. Интересно, что первым мужем Татьяны Лавровой был актер Евгений Урбанский, вторым – актер Олег Даль, с которым они прожили полгода, ну а третьим – известный футболист московского «Торпедо» середины 60-х годов Владимир Алексеевич Михайлов.

Несколько слов о Н. П. Шмите. Николай Павлович рано потерял отца и в 1904 году вступил в права наследования, став владельцем лучшей в России мебельной фабрики на Пресне, изготавлявшей самую роскошную мебель. Среди постоянных заказчиков фабрики были и члены императорской семьи. Именно здесь изготавливался и трон последнего императора из династии Романовых – Николая II.

Руководить юношей по жизни взялся его двоюродный дядя Савва Тимофеевич Морозов, в последние годы жизни благоволивший большевикам. Под его влиянием Шмит и познакомился с известными московскими партийцами – Леонидом Красиным, Николаем Бауманом, Виргилием Шанцером, пожертвовал крупную сумму на издание горьковской газеты «Новая жизнь», а после начала декабрьского вооруженного восстания в Москве выдал на покупку оружия для рабочих 20 000 рублей.

Фабрика Шмита сделалась бастионом сопротивления так называемых «шмитовских дружин», состоявших из местных рабочих, и в ходе боев с правительственными войсками была практически полностью разрушена артиллерией и сожжена. На месте сгоревшей дотла фабрики Шмита до начала 20-х годов был пустырь, затем там установили памятный камень с надписью и открыли районный детский парк (Дружинниковская ул., 9). В 1948 году парку присвоили имя Павлика Морозова, установив там памятник «пионеру-герою № 1».

Хозяина фабрики, входившего в штаб восстания, в 1905 году арестовали. В тюрьме жандармы легко «раскололи» неопытного революционера с неустойчивой психикой (по мнению психиатра В. П. Сербского, Шмит страдал редкой разновидностью паранойи), который назвал «адреса, пароли, явки», выдав весь круг лиц, причастных к получению от него денег, закупкам оружия и участию в беспорядках.

В конце 1906 года в виду явных признаков психического расстройства Шмита перевели в тюремную больницу. Шли переговоры о его освобождении на поруки семьи, как вдруг 13 февраля 1907 года, за день до назначенного срока, он погиб. Согласно официальной версии, он разбил окно и осколком стекла перерезал себе горло. Большевистская печать утверждала, что Шмита убили уголовники по приказанию Охранки. Однако в последние годы многие историки придерживаются версии об его устранении самими большевиками.

Дело в том, что незадолго до смерти Николай Шмит, в знак искупления своей вины, завещал все свое состояние передать в партийную кассу РСДРП. После этого участь Н. Шмита была решена… Для легальной передачи средств его сестры-революционерки вышли замуж за предложенных партией женихов (эта многоходовая ленинская операция по выуживанию денег Шмита у законных наследников заслуживает отдельного рассказа), а большевистский центр в итоге получил около 380 тысяч рублей, что соответствовало количеству золота весом около 300 килограммов. А в те времена за 3 рубля покупалась хорошая корова…

Это «золото партии» пошло на обеспечения «нормальных условий» жизни в эмиграции руководителей фракции, издание легальных и нелегальных большевистских изданий, организацию партийных съездов и финансирование работы школы большевистских пропагандистов в Лонжюмо (под Парижем) и различных партийных кружков в России и за ее границами. Именно на этом золоте и окрепла партия большевиков в период между двумя революциями. Вкладывались эти средства и в доходный бизнес, и кто его знает, какие предприятия, и в каких странах были открыты на деньги Николая Шмита, чьим именем в 1930 году был назван Шмитовский проезд в районе Пресни. А знаменитый лейтенант Петр Петрович Шмидт, уроженец славного города Одесса, и его легендарные «дети» к нашим пресненским «разборкам» никакого отношения не имеют. Как, впрочем, и юный отцеубийца Павлик Морозов к Морозовым зуевским.

А Василий Васильевич Прохоров в дальнейшем нашел себе достойное своих знаний, умения и энергии место в советской хозяйственной жизни, и работал инженером на ответственной должности в ВСНХ. А еще он воспитывал дочь, которая родилась в 1925 году от его внебрачной связи с польской актрисой Иреной Гримусиньской. Виолетта Васильевна Прохорова закончила хореографическое училище Большого театра в 1941 году. С 1943 по 1946 год работала в Большом театре, театре им. Станиславского и Немировича-Данченко. Потом вышла замуж за английского архитектора Гарольда Элвина и уехала в Лондон, где срывала овации уже под именем Виолетты Элвин в составе балетной труппы Королевского оперного театра «Ковент-Гарден». Она танцевала практически все ведущие партии классического репертуара и делила зрительскую любовь с выдающимися примами Марго Фонтейн и Нинет де Валуа. В 1956 году Виолетта вышла замуж за итальянца, оставила сцену и уехала в Италию. В начале 2000-х годов приезжала в Россию.

Упомянутый же А. П. Старостиным в рассказе о В. В. Прохорове француз «Пэгу» – никто иной, как легендарный пилот, пионер французской авиации Адольф Селестен Пегу. Он вторым в мире, через неделю после нашего Петра Нестерова, выполнил трюк «мертвая петля». В 1914 году Пегу посетил Москву. Журнал «Искры» от 25 мая 1914 года писал тогда: «Известный французский авиатор Пегу, сделавший в прошлом году в августе безумный прыжок с аэроплана на парашюте и вслед за тем «мертвую петлю», после петербургских «гастролей» появился на московском аэродроме. Выступление «короля воздуха», как называют Пегу, так заинтересовало Москву, что на его полетах присутствовало до 300 тыс. человек. Пегу, действительно, показал ряд воздушных «трюков», которым приходится удивляться. Кувыркание в воздухе для него – забава, а «мертвая петля» – пустячное дело. Он их делает подряд десятками. Мало того, он вылезает из гондолы и летит, стоя. Это уже совершенно невероятный трюк, сделанный только Пегу, и то в первый раз в Москве. За два дня полетов Пегу Москва принесла свою дань в 24 000 руб., из коих московскому воздухоплавательному обществу осталось лишь 2 тыс. с небольшим. Остальные деньги пошли в карман Пегу и его антрепренеров».

Во время одного из показательных полетов Пегу над Москвой его пассажиром был наш знакомый Р. Ф. Фульда. 31 августа 1915 года лейтенант Адольф Пегу был сбит немецким унтер-офицером польского происхождения Кандульским. В 26 лет этот человек, изобретатель многих технических новинок, нашедших применение в самолетостроении, первый испытатель, опробовавший парашют при прыжке из самолета, первый в истории ас, «авиатор из когорты одержимых», всего себя посвятивший небу, погиб. Адольф Пегу – Кавалер Ордена Почетного легиона.

Но вернемся к спортивному клубу «Вега». Этот «скромный» коллектив «держали» известные всей России представители семей Хлудовых – Морозовых – Найденовых. Президент клуба – потомственный почетный гражданин Глеб Васильевич Морозов – был «вечным» студентом естественного отделения физико-математического факультета Императорского Московского Университета. По каким-то причинам он неоднократно прерывал учебу и неизвестно, получил он в итоге диплом, или нет. Ничем не проявил он себя и на предпринимательском поприще. О его судьбе вообще мало, что известно. Кроме того, что в 1924 году он уехал в Германию, где его следы и затерялись. Но был в его биографии один момент, который сделал его знаменитым на всю Россию. Глеб Морозов был сыном Варвары Алексеевны Морозовой, урожденной Хлудовой.