Солист Большого театра
Отдельная удача: в Малом зале консерватории Соломон был на последнем сольном концерте 75-летнего Леонида Собинова. Годом раньше юбиляр (кстати, у него был родной брат Сергей, также певец, для сцены Волгин) завершил оперную карьеру партией Ленского, в том спектакле Трике пел Иван Козловский, Зарецкого – Марк Рейзен, Ротного – Александр Пирогов.
В Киеве проникать на симфонические концерты он мог редко, с деньгами на билеты было туго, теперь он навёрстывал упущённое на оркестровых вечерах Александра Орлова и Николая Голованова, Натана Рахлина и Василия Небольсина. Слушал и инструменталистов, вскоре лауреатов отечественных и зарубежных конкурсов: Якова Флиера и его тёзки Зака, Самуила Фурера, Герца Цомыка, Михаила Фихтенгольца: «для нас, провинциалов, – воспоминал отец, – это был нескончаемый праздник»[6].
Живя в те годы в Москве, недопустимо было пропустить спектакли МХАТа с Аллой Тарасовой (Каренина) и Василием Качаловым (Барон, Тузенбах) и ГОСЭТ (Государственный еврейский театр), где зрителей, даже не знавших идиша, потрясали король Лир и его Шут – Соломон Михоэлс и Вениамин Зускин. А ещё были Малый с Верой Пашенной и Александром Остужевым, Третья студия МХАТа с Цецилией Мансуровой и Юрием Завадским: «я стал их ярым поклонником».
Но главным – непрерывным – праздником были уроки с Ксенией Дорлиак[7] в классе сольного и с Анатолием Доливо камерного пения: выпускник московской консерватории, филармонический певец, замечательно читал произведения Пушкина, Достоевского, Петрарки, Рабле. Оба не отказались заниматься с Соломоном и после того, как его приняли в театр, а потому их, равно как и Энгель-Крона, он благодарно вспоминал: «они учили не только вокальному и исполнительскому мастерству, но и уму-разуму, выдержке, необходимому нам всем терпению».
На очередной урок аспирант принёс разучивать романсы Чайковского:
– Заглядывая в ноты, пою «Хотел бы в единое слово», затем «На нивы жёлтые», как вдруг Ксения Николаевна говорит: «Вот с ними и пойдёшь на конкурс». Я не придал её словам никакого значения, не переспросил даже, что за конкурс. На следующем уроке запел любимую мною тогда арию Йонтека из оперы Монюшко «Галька», я её пел на дипломе в киевском институте. Ксения Николаевна, дослушав до конца, сказала: «И эту арию споёшь на конкурсе, мы её включим в программу для исполнения в первом туре».
– Вы это серьёзно? Я ведь совершенно не готов!
– Ты абсолютно готов, надо только всё оставшееся время работать над программой.
А уж если так «пойдёшь на конкугс» – она вкусно грассировала – сказала мудрая, требовательная и непререкаемая Ксения Николаевна, ослушаться Соломон никак не мог.
В 1-м Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей (вокал, фортепиано, скрипка, виолончель) накануне 15-летия Октября участвовало более ста претендентов из Украины, Грузии, Армении, Азербайджана и РСФСР. Первый тур проходил в республиках, второй и третий в Москве, финалисты поделили первые три премии по каждой номинации[8]. Из вокалистов первую получили Елена Леонтьева, Ольга Кругликова, «погодки» класса Дорлиак, и Зоя Гайдай (Киев), третью – Муртаза Мамедов (Баку) и Соломон Хромченко (в последнем туре спел серенаду Смита из оперы Жоржа Бизе «Пертская красавица»).
В конкурсе участвовал и Наум, но во второй тур не прошёл: жюри решило, что у него не баритон, а тенор; как тенор он после окончания аспирантуры участвовал во втором таком же конкурсе и вновь неудачно. На слух отца у него был всё же баритон красивого тембра с полнозвучными высокими нотами, и если б не жюри, его карьера могла сложиться иначе. Он был сценичен, прекрасно танцевал, и пусть не на оперной сцене – в оперетте мог быть среди первачей. Это я предположил до того, как в РГАЛИ увидел его, артиста московского театра, анкету. Но характер! в труппу зачисленный 1-го ноября 1935-го, через два месяца… «уволен за отказ от участия в спектакле 1-го января»: что-то пришлось не по нраву.
Был солистом московской филармонии. Записал с джаз-оркестром Александра Цфасмана песню братьев Покрасс и Василия Лебедева-Кумача «Москва майская» («Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля»), с баритоном Юрием Юровецким – романс Рубинштейна-Лермонтова «Горные вершины», затем громокипящие «Бей барабан» (Никиты Богословского из фильма «Остров сокровищ»), «Чтобы пела страна» (Михаил Раухвенгер и Нина Саксонская). До войны гастролировал и неплохо зарабатывал, не нажив детей, баловал меня. На фронте нашёл новую жену, она в той же бригаде была аккордеонисткой. После войны бедствовал: преподавал вокал любителям в Доме учителя. Любил бильярд, был одним из лучших игроков Центрального Дома Работников Искусств. Юбилейный, к 60-летию, концерт в ЦДРИ завершил трюком: поднял над головой штангу, запел, и когда приятель-акробат сделал на штанге стойку, взял высокую ноту.
Через полгода Ксения Николаевна вновь заявила Соломону: пойдёшь на конкурс в Большой театр. Отец опять за своё: там и без меня теноров более чем достаточно, что мне там делать?! Но она, низкий ей поклон, и в тот раз безапелляционно: пробьёшься!
…
Вновь три тура, около ста претендентов из оперных театров страны, первый тур – на местах, прошедших дальше извещали почтовыми открытками. Во втором и третьем туре все пели на сцене Филиала с оркестром театра, дирижировал Евгений Акулов, ассистент художественного руководителя ГАБТ Николая Голованова, а Николай Семёнович возглавлял приёмную комиссию.
Выпускник консерваторской аспирантуры спел каватину Фауста.
Из всех прошедших в финал певцов в театр приняли четверых.
С ноября 1934-го Соломон Хромченко – стажёр оперной труппы.
Дар небесный
В центре сидит, думаю, вдова прадеда Ханины, чей портрет держат слева мой дед, Матвей Хромченко и справа его, предположу, брат, имени не знаю. Внизу слева сидит Наум, с ним рядом сестра Соня; справа от вдовы Ханины – жена «безымянного» брата Матвея и их дочери, двоюродные сёстры отца. С такой шевелюрой я его никогда не видел – в юности ему даже покупали «поповский» гребень с редкими зубчиками. Комментарий к снимку моей троюродной племянницы Анны Грандель, правнучки Ушера Хромченко, ещё одного сына Ханины: ей бабушка рассказывала, что когда Соломон их навещал, перед тем, как снять шарф, просил закрыть форточку.
Счастье, сказал философ, категория не момента – всей жизни. В согласии с ним я утверждаю, что жизнь отца была счастливой, тем более что могла не раз прерваться. Из бочки с дождевой водой уже пускавшего пузыри малыша успел вытащить родной дядя. О погроме предупредили деда. В Одессе и Киеве юноша не разделил участь сограждан, погибших от тифа и голода.
Страх перед ним навсегда остался в его подсознании: когда в хрущевские времена начались перебои с хлебом, он запаниковал и отправился в булочную закупать сухари. В ответ на моё «Москве это не грозит», насупился: «К счастью, ты не знаешь, что значит голод»…
Не захлебнулся, не был зарезан погромщиками, не умер от голода. Не потому ли, что ему заповедано было петь в лучшем театре страны в ту его Золотую эпоху, когда интерес к высокому искусству был всеобщим и повсеместным. Не просто петь – всего себя настроить на служение дарованному голосу.
Случилось ли ему пережить мгновение узнавания высшей, в детстве дважды нашёптанной тайны или он пел, как птица летает, потому что иного не дано, я не знаю, слова «дар» от него никогда не слышал. (Разве что мог о нём подумать семидесятипятилетним пенсионером, читая в газете «Советская культура» статью Козловского «Дар редкий и прекрасный», к 80-летию Ивана Семеновича «ответив» статьёй в «Московской правде» с таким же названием).
Но все свои певческие десятилетия прожил так, как если бы однажды осенило.
Долгожителей в его роду не было, но и жаловаться на здоровье наследник не мог. Поэтому заботился о нём лишь как певец. Даже в ненастную погоду любил, закрыв горло шарфом, молча гулять рядом с домом по тихим переулкам, в отпуск уезжал на климатически полезное для певца крымское побережье: заплывал подальше от берега и полоскал горло чистой морской водой (кто-то посоветовал).
Слева направо: виолончелист Борис Реентович, неизменный многие годы директор касс ГАБТа Михаил Лахман – он умел на торжественных собраниях, спектаклях, концертах так рассадить партийно-правительственную номенклатуру, что все были довольны, потому его, уже еле ноги волочившего, до последних дней не отпускали на пенсию, – и отец. На фото нет Ивана Петрова, совместившего «обслуживание» пионеров со свадебным путешествием, с чем его все поздравляли: в это время игрок команды мастеров «Локомотива» (до поступления в театр) царил на волейбольной площадке.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Но не предугадал, что вскоре после второй мировой войны Златополь станет украинской Атлантидой, только не под воду ушедшей: о бесследно растворившемся в соседнем Новомиргороде городке напоминает только название бульвара – Златопольский. Исчезли и довоенные, и послевоенные архивы, в том числе краеведческого музея, куда отец по просьбе организаторов отправил автобиографию и фото в ролях, о чём я узнал из ответа на мой запрос директора музея уже новомиргородского, созданного… в 2003-м году. При всём том я хочу поблагодарить председателя городской администрации О. Сенченко за внимание к просьбе о разыскании интересующих документов: моё письмо с вопросами он отправил в новомиргородский краеведческий музей, в архивные отделы администрации, регионального развития, городского строительства и др.
2
Организовал его… гимназический учитель русской истории Войнов: страна должна знать своих героев. А с тем, что не успели доделать местные патриоты, справились гитлеровцы, уничтожив всех евреев, кто не успел уйти с Красной Армией. Как ни удивительно, сегодня из трёх когда-то больших кладбищ, русского, польского и еврейского, от двух первых почти не осталось следов, и только еврейское в пристойном состоянии – значит, кто-то его обихаживает (Геннадий Рыбаченко, Интернет).
3
Выпускник Петроградской консерватории по классу композиции, хоровой дирижёр и композитор, Заслуженный артист УССР, Заслуженный деятель искусств РСФСР. С 1929-го руководил созданным им ЕВОКАНС, на посвящённой ему картине Леонид Пастернак портретировал своих детей – Бориса, Жозефину, Лидию, Александра. С 1941-го руководил Ансамблем красноармейской песни и пляски Киевского Особого военного округа, дойдя с ним до Берлина, где коллектив был преобразован в ансамбль песни и пляски Группы советских войск в Германии, там при невыясненных обстоятельствах погиб. По случайному, конечно, совпадению, в том же 1945-м в Берлине умер и создатель-руководитель Краснознамённого ансамбля песни и пляски Советской армии, автор нового советского гимна Александр Александров.
4
Первая «живая газета» «Синяя блуза», одним из её идеологов был Осип Брик, зазвучала в Московском институте журналистики в 1923-м году, породив уйму последователей, выступавших с театральными по форме обозрениями-откликами на производственные, общественные и даже международные события. Коллективы были в основном самодеятельные, но и профессионалы участвовали: Владимир Маяковский и Сергей Юткевич, Василий Лебедев-Кумач и Семен Кирсанов, Матвей Блантер, братья Покрасс, а среди актёров засветились юные Владимир Зельдин, Михаил Жаров и др. «Синяя блуза» стала первым советским театром, выехавшим за рубеж, где у неё также возникло много последователей. Например, театр Бертольта Брехта, он сам это подчёркивал, и французская группа «Октябрь», в 1933-м году завоевавшая первый приз театральной Олимпиады в Москве и Ленинграде, в ней начал свой путь к славе Жак Превер. Однако к началу того же года начальство, перепуганное раскованностью и вольнодумством наших триумфаторов, прикрыло ансамбль по причине его… «нерентабельности».
5
Невероятно, но, как говаривала моя коллега, факт фактический: в 1928-м киевские музыкальные власти запретили слово «консерватория» как «буржуазный пережиток», никакие ссылки на то, что в Москве оно не запрещено, их убедить не могли. Поэтому тогда киевской консерватории, основанной в 1913-м, как бы и не было – её факультеты передали институту (возвращены в материнское лоно в 1934-м с обретением имени Чайковского, отделившись от института театрального искусства имени Лысенко). По той же причине Иван Козловский в 1920-м, Пантелеймон Норцов в 1925-м, Бронислава Златогорова в 1926-м были студентами консерватории, а Константин Лаптев, Евгения Вербицкая, отец (ученики Энгель-Крона) и Наталья Шпиллер (ученица А. Шперлинг) в 30-е годы – института. С Лаптевым отец в 1943-м запишет на радио украинские дуэты, потом и пластинка вышла, с другими будет петь в Большом театре.
6
Влюблённый в классику, он и впоследствии, когда выпадал свободный вечер, старался попасть на концерты отечественных музыкантов и зарубежных гастролёров, уже в преклонном возрасте стоя, не успел купить билет, терпя боль в коленях, в Большом зале консерватории упивался исполнением Владимира Горовица. (Запись концерта неоднократно транслируется на канале «Культура», и на втором ярусе среди зрителей я вижу аплодирующего отца). С ним и мне выпало слышать Бостонский симфонический оркестр с Шарлем Мюншем, в исполнении которого я даже советский гимн не сразу узнал, так он замечательно прозвучал, Исаака Стерна и многих, многих других.
7
Выпускница Смольного института и Петербургской консерватории дебютировала в парижской «Гранд-Опера» в операх Вагнера: Елизавета («Тангейзер»), Элиза («Лоэнгрин»), Брунгильда («Валькирия»), удостоившись уникального ордена – Академической пальмы. После завершения оперной карьеры выступала с сольными концертами и с симфоническими оркестрами под управлением Глазунова, Самосуда, Клемперера, Онеггера. С 1930-го – профессор Московской консерватории, в 1932-34-м – декан вокального факультета. Среди её учеников, помимо дочери, Нины, камерной певицы, Яунзем и Янко, были солисты ГАБТ Киричек, Кругликова, Леонтьева, Талахадзе, Шумилова. Спустя полвека Янко и Хромченко рассказывали о своём педагоге на вечере её памяти
8
Спустя четыре года лауреаты-москвичи «отчитались» концертами, одобрительно отозвавшись о каждом, рецензент по каждому прошёлся замечаниями (газета «Музыка», 1937 г.). Позже отец выступил с сольным концертом в Доме учёных: на слух уже другого музыковеда, «с большим успехом… концерт показал, что певец сделал выводы из строгой критики выступления во время показа лауреатов, что С. Хромченко не останавливается в своём музыкально-художественном росте». («Вечерняя Москва», 1938 г.).
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги