– Здравствуй.
Малыш странно рассматривает старика, словно на что-то не решаясь.
– Это ничего, что я первый поздоровался? Нас учат, что взрослый должен первым выказать своё расположение и поприветствовать младшего.
Десятые. В рекламе говорят, что их жизненное восприятие в три раза интенсивней, чем у остальных поколений. Это компенсируется малым сроком жизни – лет пятьдесят. Но за это время человек субъективно проживает в три раза более длинное существование. А при нынешнем состоянии, когда все знают, что будет «потом», это ничуть не страшно. «Как же, наверно, они торопятся», – думает Сергей. Бедняги. Этот малыш небось уже учит в школе алгебру с геометрией. Потерянное поколение.
– Ничего, конечно. А чему вас ещё учат? – не удержавшись, интересуется старик.
– Учат, что мы люди. И можем позволить себе иногда быть плохими. Но в большинстве дней должны быть хорошими. У нас даже бывают развивающие «плохие» дни. Не переживайте, взрослые всё знают, они понимают и прощают. Я вот вазу разбил. А Хохлов из третьего «Б» – головой витрину в аптечном отделении! – Хихикает.
– Ну да, святые нам сейчас вообще ни к чему.
– Спасибо, я запомню. Это же была ваша жизненная мудрость – интерпретация правды? Да? Я ещё плохо их распознаю.
Сергей жалеет, что сказал не подумав. Хотя пусть запоминает. Что с него, старика, взять?
– Да я и сам их не распознаю, не переживай. Просто ворчание старика.
– А мы сегодня историю учили. Про новых Адама и Еву. Ну, про семью Михайловски. А ещё до этого Библию читали. – Мальчик грустнеет. – И теперь я не знаю, плакать мне или нет. Вы можете мне посоветовать?
– Я такое советовать не умею. Но, если хочешь, можешь мне рассказать.
– Ну, там, в Библии, Бог поспорил с дьяволом. Что мужчина не потеряет своей веры. Он наслал на мужчину кучу мучений, но тот всё равно не потерял веру. И Бог выиграл. Это так низко! А потом учитель улыбался и говорил, что Бог хороший, просто нам не дают с ним договориться. Это меня очень расстроило.
– Библию тоже люди писали. Так что это мнения людей по поводу того, что люди же и придумали.
– А это уже мудрость-интерпретация? Да? Можно, я её запомню?
Сергей недовольно жуёт слюну. Тупоголовые учителя!
– Да, конечно.
– А мне плакать или нет?
Сергей замечает у мальчика небольшой рубец на брови. Несовершенный десятый! Внешний изъян, быть того не может.
– Это мой тебе следующий урок.
– Да?! – Мальчик сияет. – Хорошо! А вас как зовут? Ой, – тупится в землю.
– Зови меня дед Серёжа.
– Спасибо! А меня Саша, или Сашка.
– Приятно познакомиться, Саша.
– А можно я к вам сегодня приду, покажу, как я историю выучил? Можно?
– А родители что твои? – Не хватало Сергею ещё с ним возиться. Хотя она бы точно была довольна. Несмотря на то, что старик ворчит, ему приятно такое внимание при его одиноком существовании.
– Родители сегодня в театре, а потому не ночуют дома. Браслет поставили на тревогу. Так что всё хорошо, не переживайте.
– Да уж, не те сейчас родители, – ворчит старик, хотя и знает, что это не так. Да и объективно он понимает, что, в принципе, мальчику ничего грозить не может. В случае чего браслет засечёт аномальные процессы в организме и подаст сигнал в местное отделение контроля. А инстинкт самосохранения у десятых в его возрасте железный. И это при умной модифицированной квартире – ниже уровня стола ей сложно нанести вред ребёнку.
– Ладно, только приходи к десяти, может, в полдесятого. Спать ещё не будешь?
– Мне нужно четыре часа и семнадцать минут сна для восстановления организма. – Запинается. – Ну это, конечно, при текущем уровне нагрузок.
– Ладно, приходи. Знаешь, где я живу?
– Найду в базе жильцов, – не без самодовольства отрезает мальчик.
– Ишь какой умный! Есть домашний питомец?
– Не-а. – Мальчик грустнеет.
– А надо, выпроси у родителей. Например, кот. Это тебе мой кот-интерпретация. Запомни.
– Хорошо!
Сергей поднимается на свой этаж. Без десяти девять.
– Не те были у нас родители. Хоть кол на голове теши, а ты бы от Жени на сутки не уехала никуда. Сколько я настрадался от этого, а сам такой же, – приветствует старик рамку.
– Терминал, есть сообщения?
– Рассылка от объединения поваров.
– Удалить. Пищеблок, режим подогрева, секция три, через тридцать минут.
Секция три переключается из режима морозилки в пока остановленную духовку. Воодушевление мешает сосредоточиться.
– Терминал, канал А первый.
– Обязательный к просмотру двадцатисекундный ролик.
– Включай.
На экране появляется чистый, ухоженный депутат из партии по защите прав мужчин. Он рассказывает о притеснении врождённых прав единожёнством. О вреде для мужской психики подобных ограничений. Предлагает ввести ряд правок, за которые борется его представительство.
После ролика терминал начинает трансляцию новостей, показывают каких-то демонстрантов, борющихся с очередными притеснениями со стороны лояльных оппозиции профсоюзов.
– Входящий звонок, – раздаётся через пять минут женский голос, слегка контрастирующий с фоном видео. Сергей грубой ладонью пытается привести в порядок старые волосы.
– Принять.
– Папа, привет! – На экране появляются Женя с Элизой и два Сергеевых внука. Младший мальчик – Алёша – стесняется и скучает при общении с дедом. Сергею очень жаль, но ситуацию спасает то, что, когда родственники приезжают на Землю, старик быстро находит общий язык с молчуном. А старшая девочка, девятая, Каталина, души не чает в дедушке.
– Здравствуйте, Сергей Анатольевич. – Элиза приятно улыбается, удерживая сползающего на пол Лёшу с толстыми ногами. «Отличная женщина, куда лучше, чем наш паразит Евгений», – думает старик.
– Здравствуйте! – Приятно щемит сердце и солнечное сплетение. – Сколько же я вас не видел! – К глазам подступают слёзы. Старость сделала из него ворчуна и сентиментального соплежуя. Сергей сдерживает себя и от неловкости переходит в нападение:
– Не могли раньше старику позвонить? Узнать, может, он уже сдох тут, старый сумасшедший?!
Семья с экрана хихикает. Каталина машет рукой и всё лезет в камеру.
– Папа, ну ты же знаешь, у нас двое детей, а на Орионе пай на воздух и воду. Мы и так не особо справляемся. В школе всем сказали купить новый чип, и нам пришлось взять кредит. Вот, на Землю летим. Да ещё и тебе деньгами помогаем. Нет чтобы ты себе нормальную работу нашёл! – При этом заявлении Жени Элиза кладёт ладонь мужу на предплечье, осаживая.
– Да не нужны мне эти твои околопланетные подачки! Оставь их себе, а я тут сам как-нибудь справлюсь. Не справлюсь – так подохну, зато как мне нравится! – злится Сергей.
Евгений бросает взгляд на жену, во взгляде читается: «Всё как я тебе говорил!» Жена указывает глазами на экран, сохраняя на лице улыбку. Женя вздыхает:
– Ладно, пап, давай не будем ссориться. Мы послезавтра летим на Агамемнум, оттуда на сверхлифте спускаемся в Мадрид. Сможем созваниваться. Я там неделю буду работать, в конце заедем к тебе. Может, даже целый день пробудем.
Целый день? Как же это мало – день. Сергей скрывает разочарование. Ну и ладно, ну и хорошо. Как говорит Виталий Владимирович, «день – куда лучше, чем ничего». Элиза наклоняется к экрану.
– Сергей Анатольевич, вы не переживайте. Я думаю, мы приедем. Я Женю тут оставлю, а сама с детьми смогу раньше к вам в гости попасть. Этим сорванцам нужно увидеть дедушку!
Святая женщина.
Каталина:
– И я, и я хочу увидеть!
– И ты увидишь, – успокаивает её мать.
– Женя, береги её, если ты её потеряешь, я сам поднимусь на ваше драное колесо обозрения и буду тебя пороть при твоих яйцеголовых директорах!
Семья снова смеётся.
– Папа, не ругайся при детях! У них гиперразвитая память!
– А то я не знаю, – ворчит старик. Каталина смотрит на мать и радостно, с волнующим её сознание интересом повторяет «яйцеголовые», без труда подмечая самое нужное слово. Смеётся детским громким смехом, в котором не хватает части зубов.
– Ладно, я тебе все документы пришлю, посмотришь, где мы выходим, где будем жить, наш номер терминала, – деловито произносит Женя, листая что-то на личном экране.
– Хорошо, – кивает старик.
– У меня очень важный звонок сейчас, так что пока. До скорого, увидимся, – прощается Женя. Элиза с прямой спиной и улыбкой вновь указывает ему на Сергея. Почти не скрываясь, громким шёпотом Женя повторяет: – Что? У меня сейчас важный звонок.
– Да, давайте, до скорого, – с вызовом прощается Сергей.
– Пока, дед Серёжа! – Каталина машет рукой, и даже Лёша присоединяется.
– Пока-пока, – отзывается Элиза, и терминал гаснет.
– Важный звонок. (Пауза.) А на орбитальные лифты у них есть деньги. (Пауза.) Да мне не нужны их подачки. И я ни за что не вернусь к этим роботизированным кашеварам. У них у всех стопроцентно повторяемый вкус. Что за чушь! Ты слышишь меня?! – Старик, сам того не замечая, даже сжимает кулаки. – Ну и ладно, ну и хорошо. Если Элизочка привезёт сорванцов, смогу показать им завод! (Сергей думает, что это может быть интересно.) А Женя – индюк. Конечно, люблю я его, да и деньги им нужны. Это всё переизбыток искусства в его голове, – наконец, заключает старик, успокаиваясь, но ещё шумно дыша.
Евгений работает оценщиком. Очень перспективная новая профессия. Например, есть книга «Братья Карамазовы» или картина «Мона Лиза». Очень малая часть людей может понять и осознать их истинную красоту. Для этого надо знать эпоху, язык, нюансы, психологию и сложность создания подобного. И ещё миллион всего. А оценщик превосходно понимает отведённую ему отрасль, способен по-настоящему любоваться открывающимся ему шедевром, его истинным масштабом. И посредством эмоционального роутера переживания оценщика могут передаваться зрителям. Евгений – очень хороший оценщик, не такой массовый, какие работают на закрытых платных каналах и усиливают удовольствие от трёхсотого эпизода сериала, которого ты до этого даже не видел, потому и не можешь оценить задумку сценаристов сам. А настоящий – работающий с шедеврами изобразительного искусства и архитектуры.
Пищит, включаясь, пищевой блок. Сергей идёт в туалет, сердце радостно колотит в рёбра. Ему даже немного дурно. Нужно успокоиться. Какой у него там самый расслабляющий чай? Чайника у Сергея нет, поэтому он ставит четвёртую секцию пищеблока в режим «Супы, готовка». Помещает в неё ёмкость с водой и приказывает системе остановиться за три минуты до кипения.
Ужинает, задумавшись, несколько раз промахивается мимо говядины вилкой. Отлично, нужно приготовиться к их приезду. Ставит грязную посуду в пищеблок. Система очистит поверхность и спустит органику в биоотвод. Пища для ближайшего регенерирующего завода.
Вместе с калом.
Читает книгу, текст идёт сложно. Пьёт расслабляющий чай.
Звонок.
– Здравствуйте, дед Серёжа. Это Саша.
– Здравствуй, Саша, заходи.
Дверь пропускает малыша в квартиру. Тот рассматривает висящую на стене гитару, широко распахнув рот.
– Вы музыкант? Сможете сыграть? Правда, без оценщика я не совсем смогу понять, простите. – Опять потупляет глаза.
– Да не нужен тебе оценщик, хватит с меня одного. И не музыкант я.
– Вы делаете музыкальные инструменты?
– Нет, я по специальности повар. Только им я тоже не работаю.
– А-а, – тянет мальчик, но видно, что он мало что понимает. – Не работаете? – уточняет. Видно, что он ужасно удивлён. – А чего она у вас висит? Можно потрогать?
– Висит потому, что это ещё один урок. Трогай, только осторожно, да и пыльная она. Могу сыграть тебе «Смерть комара».
– Нет, мне про смерть не надо. – Саша становится на цыпочки, тянется, трогает кончиками пальцев гитару. Отдёргивает руку. – А я знаю ответ на этот урок. То есть думаю, что знаю, – поправляет он себя. – Вы эмоционально травмированы структурой общества, не доверяете ему и выражаете ему свой протест. Поэтому не работаете по специальности и волосы у вас длинные. Протест – это всегда дорого, это нам так учитель говорит. А ещё вы из пятого поколения, а все поколения до шестого несовершенны. Кроме того, есть накопившиеся ошибки в восьмом. Так нам наш школьный телепат говорит. Ну как, верный ответ?
– Кретин ваш телепат. Вот какой ответ.
– Дед Серёжа, ну что же вы? Я же маленький. – Саша светится смущением и гордостью, что такое услышал. – А наш телепат мне тоже не особо нравится. Но он это знает. Так что я прохожу курс «Приручение негатива». Каждый день записываю в личный психологический дневник про него что-то хорошее. Через месяц должен намного лучше к нему относиться. – Мальчик буквально пожирает комнату глазами. Любопытный чертёнок.
– Чаю?
– У вас же нет чайника? А-а-а-а. Хитро вы его. Ну, давайте.
Старик наливает мальцу чай. Тот подтягивает к столу большой стул, вскарабкивается на него, осторожно обхватывает большую чашку.
– Вкусно. Зря вы не повар.
– А ты зря так много по поводу всего мнений имеешь. Ты его слышала? Вот бесёнок!
– А вы с кем разговариваете?
– С кем надо, с тем и разговариваю.
– С вами интересно.
– С тобой тоже не соскучишься.
Саша звонко смеётся. Странно вот так общаться с четырёхлетним.
– Кем хоть стать хочешь?
– Хочу стать врачом или биоконструктором. А папа хочет, чтобы я в «Доспех» поступил, прошёл полный курс модификаций и служил на «Вавилоне». Это северная пограничная база у Пути, из неё даже, говорят, Золотые Врата видны. Папа даже деньги уже откладывает. А мама против. А мне нравится, что солдаты такие сильные и быстрые. Но мне не нравятся стигматы. Фу. И я не люблю насилие. А чего вы хотите, чтобы я завёл кота?
– Подожди, шустрый. Я бы папе твоему… А, да ладно. Кота просто заведи. Считай это моей бунтарской ментальной мудрой штукой-чукой. Как их там называют у вас в школе? С ума они все посходили. Ты его слышишь, любимая? Сдурели у нас все нынче. И я с ними – старый сумасшедший.
– А с кем вы говорите?
– С тобой! – прикрикивает на мальца старик, впрочем, не вызывая этим у того никакой реакции. Сергей делает паузу. Садится, кряхтя, на диван. – Давай рассказывай, мы же тут не просто так сошлись.
– У вас огромная спина! Вы знаете? Вы спортом занимаетесь? Или это сбой модификации, поэтому вы и не работаете поваром?
– Да уж, знаю. Надо будет занести этой спины твоему папе.
– Не понял.
– Что ты мне голову морочишь, бесёнок? Давай свой урок истории. Есть какие-то бумажки? Вдруг я всё не так знаю, как у вас там написано? Ещё подведу тебя.
– Не-а, нет бумажек. У нас, десятых, универсальная память. Я ошибок делать не буду. Мне просто надо потренироваться рассказывать перед аудиторией. Такой урок.
– Всё у тебя урок. Вот дурошлёпы, такое выдумывают, что мозги сломать десять раз можно, пока только в эту сторону думать начнёшь. Кот тебе просто необходим!
– Дед Серёжа, вы много ругаетесь.
– Ты гляди, заметил.
– Это сарказм? Я понял. Ладно, готов рассказывать. Только текст адаптирован для четырёхлетних, вы уж извините.
Сергей молчит в ожидании. Саша закрывает глаза и ровным голосом начинает отчитываться:
– В сто двадцать первом году до новой эры человечество поняло, что искать Бога в космосе больше смысла не имеет. Официальной датой принято считать седьмое октября восемьдесят первого года до новой эры, когда известный финский учёный и культурный деятель Йоханнес Нуйя сказал следующее: «Сейчас нам приходится признать, что космос пуст. Мы поднимаемся всё выше, но Бог всегда остаётся недосягаем. Пора нам поискать внутри». Это были его слова, которыми он озаглавил свой научный труд, посвящённый теории пси-полей. Спустя сорок лет – тридцатого августа сорок третьего года до новой эры – австрийская группа учёных Консалт-холдинга в результате бессистемной ошибки смогла выделить пситон. Или частицу, определяющую влияние пси-полей. Теоретическое направление сразу получило серьёзную поддержку государства Земли.
Был сделан значительный прорыв во всей науке, и человечество совершило невероятный шаг в биоментальных технологиях. Примерно за семь лет до новой эры был открыт первый проход в пси-плоскость, так называемый Путь. Все попытки выслать на него управляемые механизмы не увенчались успехом.
Совершив серию провальных экспериментов, человечество таки добивается победы. В нулевом году, первого января, мужчина – Сергей Юриев – становится первым человеком, который попадает на Путь и возвращается обратно. После своего похода Юриев рассказывает, что видел Золотые Врата и ангелов. Учёные ставят под сомнение адекватность полученных сведений и пропускают Сергея через ряд психологических тестов. Существует альтернативное мнение, будто несколько месяцев задержки в лабораториях обусловлены временем на принятие правительством решения, стоит ли эта информация огласки. В нулевом году человечество принимает как факт то, что Юриев побывал там, где до него ступали лишь Адам и Ева.
Понимая перспективы, человечество на Всеземном референдуме пятого апреля девятого года новой эры принимает решение получить контроль над загробной жизнью. Небольшая часть общества воспринимает решение негативно. По Земле прокатывается ряд массовых протестов с кровавыми столкновениями. Многие известные деятели культуры и политики высказываются резко против такого шага.
Тем временем человечество трудится над созданием стопроцентно стабильного Пути для отправки парламентёров к Богу. Спустя три года, седьмого октября двенадцатого года, в Сети проходит Всеземное шоу, где посредством платного голосования выбирают кандидатов в парламентёры. Со стороны правительства присутствует контроль профессионального жюри – телепатов, психологов, богословов, аналитиков, дипломатов. В результате жесточайшего отбора, за которым следит вся планета, человечество выбирает семью Михайловски. Молодая пара становится народным кумиром. Седьмого января тринадцатого года под взором телекамер Михайловски отправляются на Путь. Но дипломатическая миссия проваливается, ангелы с позором выгоняют молодую пару, так и не добравшуюся до Бога. Обоюдоострое непонимание накаляет отношения Земли с Раем.
Все непрямые попытки связаться с Богом – массовые молитвы или обращения самых рьяных священнослужителей, краткие контакты с ангелами – ни к чему не приводят. Двадцать пятого июля пятнадцатого года человечество предпринимает ещё одну попытку послать семью Михайловски в Рай. В результате спорных трагических обстоятельств молодые люди погибают. Это событие отворачивает от Рая даже значительную часть противников требований Земли. Седьмого сентября восемнадцатого года новой эры человечество ставит Раю ультиматум: или оно получает прямую связь с Богом, или развязывает полномасштабную войну. Ангелы привычно отвечают молчанием.
Спустя девять дней начинается Священная война, или, как её ещё называют, Главная война. Президент Кларк говорит свою знаменитую фразу: «Мы уже выросли, пора нам самим начать распоряжаться своей смертью».
Саша замолкает. Выдыхает.
– Ну как, как я выступил?
– Всё нормально, как с книги зачитал.
– Ага, спасибо, вы мне очень помогли. У нас потом ещё экзамен будет по Главной войне, все даты нужно выучить. А Пиррову битву даже знать в деталях. Мы им там показали! – Мальчик даже приподнимает кулачок, но замечает лицо Сергея и быстро опускает руку. – Извините, это у меня папа так всегда говорит. А когда я говорю тоже – он радуется. А чего вы расстроились?
– Я не расстроился.
– А что тогда с вашим лицом?
– А что с моим лицом?
– Оно у вас сморщилось, ну, оно было сморщенное, но сейчас так вообще! – В голосе ребёнка слышатся восхищение и интерес.
– Да не люблю я это просто.
– Что?
– Всё не люблю.
– Что, прямо «всё»?
– Да нет, просто у нас с твоим папой разные мнения, вот и всё. Но не думаю, что это стоит с тобой обсуждать.
– Вы не любите Главную войну? – сокрушённо спрашивает мальчик.
– Я не люблю любую войну.
– Но мы же победили в Пирровой битве!
– Любая война – это большая трагедия. А победа – не только радость, но ещё и большая скорбь.
– Это как?
– Да вот так. Нет у меня сейчас настроения объяснять. – Сергей берётся за грудь, в которой начинает гудеть тупая боль, вызванная волнением.
– Но мы же ведём эту войну ради защиты! – недоумевает крошечный собеседник.
– Я тебе скажу больше: почти все войны ведутся ради защиты.
– Так не бывает. Одна из сторон всегда должна быть нападающей!
– А вот оказывается, что только так и бывает, что все стороны ради защиты… ох. – Старика прихватывает сильнее.
– Это тоже мне задание, да? – с опаской уточняет ребёнок.
– Да, можно и так сказать…
– С вами всё хорошо? – испуганно спрашивает Саша.
– Ничего, ничего, сейчас. – Сергей хватается за сердце, немеет скрюченная рука. – Сейчас пройдёт. Сейчас. А знаешь, давай мы лучше вызовем медицинскую бригаду. Давай. Терминал! – Сознание гаснет. Сергей изгибается на диване.
– Дед Серёжа! Дед Серёжа! Терминал, скорую, срочно, инфаркт, пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, пятое поколение. – Четырёхлетний мальчик делает вызов чётким голосом. Хватает со стола нож, разрезает тканепластиковую тенниску на груди старика, облегчая дыхание и готовясь оказать первую помощь. Только после этого он начинает плакать.
Терминал перед молодой женщиной выдаёт анкету с длинноволосым, испещрённым морщинами стариком.
– Ну что там? – Олег и его чай садятся с краю на белоснежный стол приятной вытянутой формы. – Кто наш старичок? Ты гляди какой! Дай угадаю: очередной нереализовавшийся пятый. Их к старости многих клинит. Работает не по профессии. И прочие прелести.
– Не то чтобы совсем. Но странности есть. Вот смотри: по модификациям повар, но последние двенадцать лет работает в отделении ДНО, при этом…
– Ну я же говорил! – радуется Олег.
Девушка окидывает мужчину взглядом: сразу видно – седьмой. Перебивает ещё! Их нужно жалеть.
– При этом у него успешный сын на Орионе, оценщик. Двое внуков. Вот психологический портрет. Обычный одиночка, где-то преуспевший, где-то нет. Живёт…
– Да ты почитай, он ходил посидеть в очереди для развлечения, а когда выстаивал всё необходимое время, возвращался домой. Чудик из пятых, я тебе говорю. Надо к нему Надю направить, она таких любит.
– Вот и направь.
– Тише, тише. А я всё равно был прав. – Олег победно замолкает, встаёт и выходит в длинный белый коридор; упругие стены покрыты синтетикой с биологическим самоочищающимся слоем.
Девушка думает, что мужчина выбрал неправильный способ ухаживать. Вечно подзуживает её, какие ненормальные старики к ним сваливаются, это ужасно раздражает. Она опирается подбородком на руку и позволяет себе погрезить о молниеносных ребятах со стигматами из восьмого спецподразделения.
Белый потолок, белый свет. Сергей поднимает к глазам шершавую ладонь. Ладонь смотрится словно вырезанное изображение. Не сразу понятно, где он сейчас находится. Поворачивает голову, оглядывая помещение. Вся комната какая-то выхолощенная: кровать, тумба с аккуратной стопкой одноразовой одежды.
Всё.
Пустота и этот проницающий всюду белый свет. Видать, какое-то отделение клиники. Постепенно приходя в себя, Сергей понимает, что его таки вытянули. Чешет голову, ещё чувствуется ненормальная даже для его возраста слабость. А старик уже думал, что увидит фронт с той стороны. Интересно, ему уже можно вставать? С опаской прислушивается к своему организму. Ну если вытянули, то он сегодня уже и на пробежку сможет отправиться. Старик прекрасно знает, на каком уровне сейчас работают регенераторы. Приподнимается на кровати, вновь прислушивается к самочувствию. Встаёт, перебарывает небольшое головокружение и зачем-то перебирает пальцами ног. Их бегущая волна на секунду гипнотизирует его. Видимо, старик ещё не отошёл от лекарств. Одевается в тонкий тканепластик, скрывая изувеченные старостью и работой в ДНО недостатки пятого поколения. Простые белые штаны и такая же рубашка. Сергею его тело кажется тут кляксой темноты и хаоса.
Разъезжаются помеченные рамкой двери – биологическая синтетика открывает нечто похожее на геометрически правильный сфинктер. В комнату заходит молодая женщина. Из седьмых-восьмых.
– Сергей, здравствуйте. Меня зовут Надежда, я буду вашим персональным менеджером и просто другом в этом новом месте! Помогу освоиться, пройти все стандартные процедуры и, конечно, отвечу на все возникающие вопросы. – Делает грамотную паузу, давая старику осмыслить услышанное. – Сейчас вы находитесь на военной базе Авадон. У нас без излишеств, – обводит рукой вокруг, – зато очень комфортно и лучшие врачи. Уверена, вам у нас понравится! – Небольшой наклон головы и улыбка, претендующая на искренность. Или это Сергей недоверчивый? В любом случае старик пока решает помолчать. – Скажите, как вы себя чувствуете?