Война внутри

– Да, прямо как сейчас, – с остекленевшим взглядом соглашается Юрий. Его прямо сотрясает от некой затаённой эмоции, что норовит вырваться и показаться близким людям. Но Юрий сдерживает её. – Ужасная война, – продолжает он. – Я не понимаю, почему ангелы отказываются от переговоров! Мы можем бесконечно себя оправдывать этим отказом, но это не делает их убийство чем-то правильным! Почему они это допускают? Мы же убиваем те святые существа, которые, по идее, должны нас беречь и помогать! А они – они просто бесцельно губят своих младших братьев! Он, – Юрий делает многозначительную паузу, – просто не может это знать и поощрять. Мы должны добраться прямо до Него и поговорить. Объяснить. А если не так – то всё зря, понимаете? Всё зря, – повторяет парень сам себе. – Ведь есть у нас хорошие люди, которых он может послушать? – В вопросе звучат надежда и скрытая просьба её подтвердить.

– Для своего гигантского IQ ты рассуждаешь слишком наивно. Мир – несправедливое место, в котором первыми гибнут достойные. И ты тише тут распинайся: услышат наши телепаты – мигом тебе мозги вправят. Будешь ночевать в кабинете «телевизора», – цинично разбивает все надежды Уолтер, допивая колу со льдом из закрытого стакана.

– А мне всё равно, какой мир! Главное – какой я, – с вызовом произносит Юрий, выпрямляя спину. – И я (!) считаю, что эта война такая же уродливая, как и любая другая!

Юрия по спине мощно шлёпает ладонь. Улыбчивый парень с огромным ртом – Антон. Тот, которого Сергей уже встречал в первый день знакомства с Плаксой. Это Антон незаметно подкрадывается и сочно хлопает сослуживца по плечу.

– Что, опять жалуешься? Наши вечно читают по громкоговорителю условия перемирия, только слушать эти петухи нас не хотят вообще. Наших сейчас под Фисоном знаешь как лупят? И никакой жалости там нет и в помине.

– Я не верю, что всё так просто, – спокойно парирует Юра.

– Пошли лучше за наш столик, посмотри, какие у нас прекрасные дамы. – Антон указывает на двух кураторов, которые несколько снисходительно и смущённо улыбаются, видя привлечённое к ним внимание. Тем временем Сергей прикладывает усилия, пытаясь понять, почему он воспринимает всё, что Антон произносит своим крупным ртом, как гадость.

– Смотри, какие симпатичные, они же тоже поля боевых действий. Тут нужно выиграть… и сразу отступить, подготовить, так сказать, пути отхода заранее. Ты понимаешь, да? – громко продолжает Антон, явно ориентируясь на свой столик. И, скорее всего, одним этим уже помышляет создать себе путь отхода. – А знаете, чему нас полезному учат? В прикладе плазмомёта Шестоковича есть специальные приспособления, чтобы его чистить. И доставать их нужно осторожно, этими пальцами нажимаешь, и они выпадают. Понимаете, о чём я, да? – Антон сгибает средний и безымянный пальцы и начинает ими плавно двигать. Он бросает взгляд на Плаксу и подмигивает. Сергею делается стыдно лишь от одного присутствия рядом с этим гаденьким человеком.

– Ладно, ловеласы. Я уже наслушался от вас познавательных вещей, теперь хочется помыть руки и кому-то рот. Нам, старым идиотам, пора на следующую пару. Счастливо, – прощается Сергей и встаёт. Плакса виновато улыбается. Уолтер допивает колу.

Старики уходят.

– Чего ты так взъелся? Ну, дурак. Тестостерона в них много, вот и несут всякую ахинею, – говорит Уолтер, бросая взгляд на Сергея.

– Не знаю, бесит он меня. Из него с улыбочкой вечно извергается что-то гаденькое. И сам он весь гаденький. Фу, аж передёргивает. Видимо, мы разные сильно. Не по мне он.

Сытые и разморённые, Сергей с Уолтером подходят к стягивающейся кучке старых студентов. Приоткрытые двери в кабинет поглощают чернотой свет. Они вновь близки к опозданию, но преподаватель сам приходит на пять минут позже.

Угрюмый Молчанов – больше техник, чем учитель. Он запускает ожидающих в затемнённое помещение. Сергей уже привычно отмечается перед его терминалом. Старик получает порцию таблеток, расширяющих сознание. Глотает и быстро занимает место, мерцающее его именем с электронного табло. Кабинет полон проводов и налёта какого-то мрачного киберпанка. Зелёный свет от некоторых частей интерьера и кресел, напоминающих кошмар шизофреника о стоматологе, придаёт элемент нарочитой мистики. Сергей уже начинает чувствовать эффект от препаратов, появляются первые признаки панической атаки. Старик тяжело и глубоко дышит. Молчанов (особо не торопясь) смазывает ему запястья и подсоединяет защёлки контактов; пристёгивает ноги. В рот отправляется загубник со специальной жидкостью. Она запахом напоминает Сергею элемент старых регенераторов с его работы в ДМО тысячу лет назад.

Щёлкает металлическая застёгивающаяся полоска вокруг головы. С клацаньем выдвигаются хищные лапки, распадаясь на четыре стальных манипулятора с прорезиненными насадками на окончании. Они впиваются и широко раздвигают веки Сергея. Небольшая, превращающаяся в кляксу на таком расстоянии выпуклость смачивает открытые глазные яблоки. Начиная активно галлюцинировать, Сергей замечает про себя их голодное настроение.

И тут в глаза устремляется полоска сменяющихся с бешеной скоростью изображений и информации. Каких именно – Сергей уже уловить не способен. Поток похож на будоражащий массаж, безумный темп раскатывает самосознание старика в пустоту.

Через два часа потного, не помнящего ничего из только что пронёсшихся сновидений Сергея отключает Молчанов. Первые несколько минут старик не может понять, кто он и что он тут вообще делает. Затем его словно вбрасывает в существующий мир, вдавливая в ставшее жёстким кресло. Нестерпимый зелёный свет, хочется смыть с себя нечто отвратительное, напоминающее последствия насилия. Старик чертыхается, с трудом встаёт и протирает запястья одноразовым полотенцем.

– Что-то после ваших «мультиков» мне всегда нужен душ, – со злостью бросает он копающемуся у основания стула Молчанову, рассматривая его сверху вниз.

Вялая группа стариков медленно вываливается из аудитории. Сергей односложно прощается с разом постаревшим Уолтером. Несмотря на заявление о душе, хочется воздуха. Сергей неспешно добредает до улицы. Тёплый день шелестит хвоей. Старик отыскивает себе отдалённую лавку возле мостика через рукотворный ручей и падает на сиденье. Слева от навязчивых взглядов старика прикрывает крупный куст с розовыми цветами. Сергей уже начинает приходить в себя. Лето перебирает ряды жёлтых цветов и его волосы. Откидывает голову – небо в белых пятнах туч. Солнечные лучи размаривают старика, разжижая все мускулы. Даже не верится, что сейчас где-то идёт невероятная война, на которой ему предстоит побывать. А сейчас только короткая передышка. Сергей снова думает, что теперь людям даже некому взмолиться. Мимо проносится группа пышущих тестостероном солдатиков, они запрыгивают друг на друга, бесятся и устраивают короткие шуточные потасовки. Словом, выглядят как добротные мальчишки. Осталось каждому найти и вручить по палке. Безмятежность расслабляет старика, и он пропускает момент, когда его тело проваливается в сон.

Ночь и комната без ламп. На Сергея с длинных шей смотрят три головы чёрных козлов. Чувство инородного ужаса добавляется от выпученных жёлтых глаз.

Сергей просыпается. Совсем не похоже на привычные цветные сны после «телевизора». Ошарашенно оглядывается. Рядом дремлет пожилой лысеющий мужчина в костюме биоинженера, с доисторической сигаретой в зубах. Сергей, ещё не отошедший от сна, бессмысленно пялится на пришельца около минуты. Переводит взгляд на парк – начинает темнеть, холодает. Группы хохочущих новобранцев сменяются гуляющими парочками – то ли такие же солдатики, то ли офицеры под руку выгуливают девушек. Тем временем дремлющий инженер открывает глаза и уверенным движением стряхивает длинный пепел на клумбу рядом. Не глядя на Сергея, произносит:

– Ничего, что я тут присел? Ничего же? Эдак вас разморило. Я тут покурю, не мешаю вам? Ради бога-с, извините-с, – услужливо заканчивает он, впрочем, продолжая курить и не дожидаясь ответа.

– Да вы уже курите. А лавка не моя, так что сидите, что с вас взять.

– И правда-с, взять с меня нечего-с. Это вы верно подметили-с. Очень верно. А курить просто уж больно хочется, ей-богу-с, очень хочется.

– В наши дни такие уже почти никто не курит, – пытаясь как-то ответить словоохотливому инженеру, кивает на сигарету Сергей. – Вредными вещами сейчас не модно заниматься.

– Это вы верно подметили, ей-богу-с, не модно. Только я тоже не модный, посмотрите на меня, старого. – Мужчина с видом знатока проводит руками вдоль своего не такого уж и старого тела. Сергей думает, что тот лет на пятнадцать моложе его. Просто выглядит и правда паршиво. Кроме всего, жест ещё помогает заметить, что у инженера два разных ботинка – один бесшовный, чёрный, как и положено по форме. А второй – какой-то нелепый, выцветший из коричневого в жёлтый.

– Интересная обувь у вас, – замечает Сергей.

– Весьма признателен-с. Мне, как инженеру, другую негоже носить. Не пристало-с, значит.

– Вы инженер из какого блока, если не секрет?

Странный мужчина указывает подбородком на виднеющуюся вдалеке вторую секцию – заветное место, куда Сергея могут перевести после сдачи всех экзаменов. Пепел с почти истлевшей сигареты инженера осыпается в такт движению его головы.

– Слыхали про взрыв в Р-16? Вот с тех пор и курю.

– Нет, не слыхал.

Странный мужчина. Сергей вновь расслабляется на лавке, погружаясь в нелепую, но не тягостную для себя беседу.

– Конечно, не слыхали, ей-богу-с, где же вам слыхать! Я тогда только приехал сюда. Взяли нас с сёл, погрузили, никого не спросили и привезли сюда. Расписку о неразглашении написали – на тридцать лет. А родным звоним – всякую чушь врём. Приехали когда, тут ещё только котлованы были. Всё мостили арматурой и какими-то шариками засыпали. Странное время. Потом, в четырнадцатом году, уже вся вторая секция оборудована была. Я тогда младшим инженером был. Всё бахнуло, а я курить вышел, чтобы коллег не смущать. Ей-богу, повезло. А там и сам генерал-майор Радищевский был, личный пример храбрости проявлял. Как хлопнул пси-удар да волнами пошёл. Раз за разом, раз за разом. Все в кисель, такой сероватый, и превратились, жутко так потекли. Одни погоны да награды плавают. Вот с тех пор и курю постоянно. Словно это дань или расплатиться есть с кем.

– Звучит не очень.

– Так-с и есть, ей-богу-с.

– А чего бахнуло-то?

– Так всё из-за показухи – торопились проект сдать к праздникам. Технику безопасности не соблюдали, дурачки, вот и бахнуло-с. Да. Славные времена, – как-то странно добавляет лысеющий мужчина. – Я вам рассказать могу-с, только вы вряд ли что поймёте-с. У нас ещё была недоработана система сфинктеров в передающих секциях, при открытии Пути могли возникнуть мощные течи, которые, в свою очередь, могли привести к смещению основного открывающего пси-поля, а значит, и к коллапсу всей установки. Течи нужно было контролировать вручную, а дополнительной проблемой был мощный толчок, происходящий при открытии Пути. Он мог нарушить регенерирующие цепи и привести к неконтролируемому росту плоти на основном полегенерирующем элементе. Это приводило либо к неправильной работе, либо к гибели этого самого биологического полегенератора. При очередном тестовом прогоне течь спровоцировала прорыв третьего сфинктера одного из отсеков регенератора. Компоненты регенерирующей жидкости, попав в завивающееся поле из течи, создали в воздухе сложную пылающую дугу. Работы были остановлены до выявления причин и починки Пути. Далее, согласно регламентированным правилам, нам следовало слить компоненты регенерирующей жидкости, снять биологический полегенерирующий элемент, вылечить его, сделать все анализы и прогнать несколько раз на слабых мощностях. Но подготовка к старту тогда затянулась бы ещё дней на сорок. И вместо этого было приказано действовать, так сказать-с, в полевых условиях. Я сам на месте перепроверял за старшими и скальпелем чистил биоэлемент, проводил тесты его состояния. Сначала устранили обнаруженные эффекты, работали в две смены. На следующий день, утром, было принято решение произвести тестовый запуск Пути. В результате накопившихся ошибок и превышения износостойкости через девять секунд после старта произошёл срыв фиксирующих пси-полей второй секции. Открывшаяся течь дала дополнительную нагрузку на биологический элемент полегенератора. Спустя две секунды исходящее от него пси-поле создало серию хлопков, разрушающих окружающие ментальные связи. Семьдесят четыре человека погибло сразу, ещё девять скончались от травм, несовместимых с жизнью.

Лысый инженер заканчивает свой рассказ, странно изгибает руку и похлопывает ею себя по голове. Серей смотрит на безмятежную паутину в цветах рядом со своей ногой. Ещё какое-то время сидят молча.

– А что потом? – решает нарушить летнюю тишину вечера Сергей.

– В смысле?

– Полетели головы? Что со второй секцией?

– Тот Путь потом доработали и таки открыли, но всего один раз. Так что секция сейчас затворена за безнадобностью. Стоит как монстр прошлого – ни сносить её, ни использовать смысла нет. А головы не полетели – решили, что это издержки экспериментов, нестандартизированная процедура. Да и почти все виновники погибли в том выбросе. С кого спрашивать?

– Так какой же это эксперимент – обыкновенная халатность! Или у нас тогда ещё Путей нормальных не было?

– Пути-то были, ей-богу-с, были. Только это и правда был эксперимент. Мы в другое место Путь открывали.

– И куда же?

– В ад, – покручивая бычок, буднично сообщает лысый. – В него, родимого, дорогу строили.

По спине Сергея пробегает холод: о подобном он никогда не слышал.

– Я о таком слышу впервые, – озвучивает он свои мысли.

– Конечно, впервые, откуда же вам слышать то-с? Ей-богу!

– И что в аду? Что там?

– Там – ничего. Вообще ничего и никого. Либо демонов и чертей в принципе нет, либо они прячутся, либо ушли куда-то-с. Поди разбери.

– Странно, – задумчиво произносит Сергей. Нужно будет обсудить это Уолтером и Плаксой. Интересно, они о подобном слышали? Конечно, нет. Откуда же им слышать, ей-богу, как говорит чудной инженер.

– Странно-с, это точно… Ладно, я пойду-с, с вами хорошо, но работа ждёт меня, горемыку. Приятно было поболтать, всего доброго, – задумчиво прощается человек в оранжевом.

– Всего доброго… – также погружённый в мысли, отвечает Сергей.

Лысый встаёт и, хромая из-за разницы каблуков, коряво отправляется к отдалённым серым цилиндрам за забором. Сергею тоже пора в свой блок – готовиться к завтрашнему, такому насыщенному, дню. Весь путь домой старик размышляет над услышанным. Вряд ли это общедоступная информация – даже для ребят, прошедших первый этап. Просто Сергею повезло попасть на местного сумасшедшего, которому (как бы выразиться помягче) на всё плевать.

Старик спускается в обезлюдевшую столовую. Скудный вечерний персонал выдаёт ему салат и белковую массу, называющуюся тут омлетом. Сергей в тишине ужинает.

Закончив есть, отправляется в свою комнатку. Светлый коридор ведёт по муравейнику базы. Чёрные крупные провалы окон и пятна фонарей за ними. Сверившись с кодом доступа, мягко открываются покрытые тканепластиком, будто кожей, двери. Сергей проваливается в выбеленную пустоту своего дома. За годы он слишком привык к одиночеству, теперь оно просто необходимо, как периодические инъекции. Ногами стягивает с пяток пропотевшие тапки-кеды. День давно закончился и украл большую часть сил. Только сон после «телевизора» спасает организм. Всё-таки возраст не самый маленький. Сергей с блаженством усаживается на кровать, медленно, с хрустом распрямляет спину, облокачивается на стену. О да!

Но необходимо уделить время учёбе. Сергей подгоняет себя мыслями о семье. Как он по ним всем скучает! Берёт терминал и пытается в нём найти компромисс между учёбой и прокрастинацией. Выбор предмета падает на теорию пси-полей. Старик бездумно просматривает разделы в поисках того, который ему советовал Кацман. Норберт Байер находится рядом с Альбертом Абином и оказывается его учеником. Теория Байера и правда очень необычна – тот предполагает, что нет людей. В прямом смысле этого слова. По его мнению, всё есть Бог.

Теория строится очень красиво и способна создать единое уравнение для описания поведения пситона, но на последнем этапе всё неожиданно разрушается – расчёты и эксперименты не сходятся, пситоны двигаются по траекториям, описанным более успешными учёными.

К старости Байер сошёл с ума и сейчас доживает свой век в какой-то отдалённой клинике. Сергей откидывается на кровать и смакует про себя новую мысль.

– Всё есть Бог, – говорит он вслух.