Война внутри

– Потрясающе! – всё так же по-детски и честно восхищается Юрий.

– Знаешь, что это значит?

– Понятия не имею! – отвечает Юрий, а Сергей хмыкает.

– Мы движемся к разгадке всего, что тут происходит! – патетически произносит Уолтер, картинно бросая на тарелку остатки хумбургера и на секунду откидываясь назад. Такое положение, по всей видимости, неудобно, поскольку через мгновение англичанину вновь приходится наклониться вперёд, чтобы иметь возможность нормально съесть свой завтрак.

– А что тут происходит? – несколько удивляется Юрий.

– Тут происходит следующее: ты слушаешь бредни одного старого сумасшедшего, – вмешивается в диалог доедающий «омлет» Сергей.

– Этот всегда ворчит, не слушай его! Слушай меня. – Уолтер стучит себя по груди.

– Если говорить о том, что тут происходит, мне кажется, что всё ясно, – комментирует Юрий, вращая в пальцах вилку. – Мы боремся с ними, они – с нами. Конечно, интересно, почему ад пуст. И на базе множество недоступной нам информации, потому что это военный объект. Но ведь основной смысл и наше прямое предназначение ясны. Или я неверно уловил суть разговора?

– Молодой и зелёный! Поверь, тут всё в заговорах! – шипит Уолтер, наклоняясь вперёд и водя в разные стороны глазами.

– В заговорах по поводу чего? – удивляется Юрий.

– Да всего! Все-го! Понимаешь?

– Ладно, ладно, – успокаивает Уолтера парень и делает вид, что переключается на остатки своей еды.

– Ничего вы не понимаете! Посмотрим, как вы запоёте, когда мы узнаем больше. – Уолтер не сдаётся и в целом, судя по всему, чувствует себя победителем.

– Жаль, что всё так сложилось. Я бы спокойней с демонами воевал, – грустно опустив глаза, произносит Юрий. – Мне эта ситуация ужасно не нравится. Сегодня слышал, как наши ликовали. Им приятель с фронта пишет, когда дозволено. Рассказал, как у границы подбили ангела и пытали для удовольствия, пока учёные не забрали. Мол, он как робот – выдать всё равно ничего не может, сколько ни жги. Вы правильно говорите – свободы воли у них нет. Молчит, а наши его слабым лучом… как жука под лупой. Ликовали, смеялись, что, мол, так и надо. Всё равно ничего не чувствует. А я так не могу! Мне даже слушать это противно. – Юрий тяжело сглатывает, его кадык прыгает вверх-вниз. – И такая боль сразу в груди. Куда же мы лезем? Сами ещё животные. Может, и не стоит нам пока загробным миром распоряжаться?

– Не переживай, солдаты там таких ужасов насматриваются, так озлоблены, что для них это нормально. Да и никто не даст таким молодым рулить загробной жизнью. Выберут знающих людей, – успокаивает Уолтер, сочувственно рассматривая собеседника.

– Какая разница, каких ужасов они насматриваются! Это ненормально. И никогда для меня не будет нормально! Я бы их судил всех, если бы мог. (Пауза.) А вы что думаете? – Юрий с болью в глазах оборачивается к Сергею. Видно, что ищет хоть кого-то, кто бы согласился и поддержал его одинокие мысли.

– Я думаю, что твари твои друзья. А тебе нужно поменьше о подобном вслух говорить.

Все замолкают и доедают остатки своих порций. Юрий нехарактерно для себя оставляет часть белковых палочек на подносе и перебирает их, складывая в замысловатые фигуры.

Наконец, Плакса нарушает задумчивую тишину:

– Кстати, хотел вас пригласить. У нас один парень стихи пишет. Неплохие, как по мне. Приходите послушать сегодня вечером. Может, и вам понравится. – По голосу слышно, что Юрий уже отошёл от своей эмоциональной реплики.

– Что же это, муравьи-солдаты, да ещё и поэты? Где это видано? Вас даже в этом стараются не ограничить генные инженеры? И не пожалуешься, что мозги порезали за силушку. Нынешний человек во всём хорош, – с непонятной горечью комментирует Сергей. – Я, может, и приду. Но ненадолго. У нас эта неделя последняя, а потом экзамены. – Виновато пожимает плечами.

– Приходите, даже ненадолго. Место сбора – возле правого крыла. Стихи у него и правда замечательные. – Плакса приободряется и добавляет к фразе геометрически ровную улыбку. Сергей лениво откидывается на стуле, размышляя о стихах. Поев, он значительно добреет. Ну что? Теперь можно и на теорию пси-полей. Уолтер тоже уже справился с остатками завтрака, так что старики прощаются с Юрием и отправляются в аудиторию.

– Ты, кстати, заметил, что мы последнее время вечно спешим куда-то? – спрашивает сосредоточенный Уолтер, листая терминал в поисках последней лабораторной.

– Да, как ужаленные бегаем постоянно. – Сергей кивает, хотя собеседник и не видит его.

– Просто я это к тому, что последние годы я вообще никуда особо не торопился. И даже подумать о том, чтобы торопиться, мне лень было. Сидишь с газеткой, вроде как жизнь понял, спокойно кашу жуёшь и критикуешь всё вокруг, вызывая любящую ненависть у родственников. Чем тебе не идеальная старость? Не нужно мне ничего особо было. А тут – всё с ног на голову. Словно мне тридцать. Откуда это в нас?

– Пичкают тебя крестами, вот оттуда. Или ещё какая-то гадость. Мозгоправов у них куча. Не захочешь побежать сам – придумают, как «и-го-го» крикнуть.

– Возможно, – так же задумчиво отвечает Уолтер.

Впереди показывается аудитория. Старики проваливаются в светлое лабораторное помещение. Пока загруженный Кацман принимает последние работы, старики пытаются повторить необходимую для сдачи информацию.

Защита проходит легко. Уолтер получает «B» и остаётся этим ужасно доволен. Закрыв предмет, Сергей чувствует себя на расстоянии вытянутой руки от цели. Волшебная запись в личном деле помогает обозримо оценить пройденный путь.

Завершает день последняя лекция по введению в пси-цепи и устройства. Профессор Драгунов рассказывает про трёхполосную пси-линзу, устанавливаемую на плазмомёты Шестоковича с восемьдесят шестого года. Сложное устройство, работающее на небольшом генераторе пси-поля, оно ускоряет полёт плазмоида и его разрушающую способность. При этом подзарядка генератора осуществляется преимущественно личными силами солдата. Что, по мнению профессора, вызывает небольшой временный дискомфорт, сравнимый с понижением настроения. Несмотря на мнение профессора, линзу рекомендуется заряжать каждый раз после боя, а не перед или во время, дабы не терять даже крохи боевого запала.

В конце пары Драгунов обещает, что эта тема будет в финальной контрольной. Кроме контрольной, для закрытия предмета предстоит сдать индивидуальную курсовую, описывающую принцип работы выбранного пси-устройства. Работу задали ещё в середине курса, но на текущий момент её принесли лишь два человека. Сергей, занятый беспрерывным зазубриванием, за неё ещё и не садился. У старика есть одна корыстная мысль – попросить Юрия достать ему хоть какое-то подобие документации и написать работу про тридцатьтройку – распятие. Но он не представляет, насколько это вообще осуществимо.

Сложная часть дня подходит к концу. Чувствуя облегчение и свободу в распределении оставшегося времени, Сергей выбирается из аудитории. Он бы с удовольствием провёл обед в одиночестве, но ему неловко объяснять это Уолтеру.

Товарищи вновь отправляются в пищеблок. В этот раз уже не спеша. Уолтер шумно и много рассуждает про предстоящие экзамены, а Сергей больше молчит. Коридоры, всё ещё освещаемые солнечным светом, почему-то постоянно намекают Сергею на дрёму. Видимо, он не высыпается последнее время.

– Ты уже писал курсовую? – спрашивает Уолтер.

– В сотый раз тебе отвечаю – нет, ты сам видел, чем я был занят последний час. За это время ничего не изменилось!

– А идеи есть?

– Не совсем. Попробую что-то найти в общем доступе. Или, может, Юра что-то подскажет.

– Этот? Ты спутал размер его мозга и мышц.

– Возможно, у него есть доступ к каким-то документам. Они же там вечно с техникой возятся.

– А пойдёшь после обеда прослушать солдатские стишки? А?

– Пойду, раз обещал. А ты не хочешь?

– Я загляну, но потом сразу в индивидуальный блок. Эта курсовая добавляет мне нервов! Даже желудок сбивается при работе.

Коридор заканчивается лестницей в столовую, а обед – приятной сытостью, что не добавляет Сергею болтливости. Впрочем, Уолтера это не смущает.

Вечер и летний воздух обволакивают всю парковую зону перед базой. Дойдя до назначенного места встречи, старики видят группу солдатиков – любителей стихов, перемешанную с улыбчивыми кураторами. Сергей с Уолтером держатся в стороне, пока их не замечает Юрий. Привычно помахивая мощной лапой, парень подходит с виноватым видом.

– Извините, что-то задержка небольшая. Нам помещение должны были выделить, но пока там что-то не согласовано. – Пожимает плечами.

Сергей решает начать с места в карьер.

– Юра, слушай, у тебя нет какой-то доступной документации по вашему оборудованию? Мне курсовую по пси-устройствам писать, а нет ни темы, ни устройства. Возможно, ты можешь мне чем-то интересным подсобить? Например, информацией по распятию. Это вообще идеально было бы.

– О нет, простите, Сергей. – Юрий чешет в затылке. – Нам пока к этому доступ не открыт. Если вообще будет когда-то открыт. Разве что по плазмомёту Шестоковича могу попробовать достать. Подойдёт? Обещают после закрытия первого этапа ввести нам всякую образовательную науку в этом плане. А пока ничего. Но я могу ребят поспрашивать ещё.

Уолтер сбоку радуется:

– «Образовательную науку». Какой слог!

– Жаль. Значит, так и будет.

Сергей, конечно, разочарован. Но это ощущение быстро угасает. Он чересчур устал от жизни, чтобы сильно расстраиваться из-за подобных мелочей. На секунду задумавшись, Юрий радостно предлагает выход:

– Напишите про эту шторку, что была модной два года назад. Моя мама такую прикупила сразу, как в рекламе увидела. Ну, которая ещё в душе вешается, чтобы Бог не подсматривал, когда ты моешься. Создаёт лёгкий и «практический безвредный», – цитирует он словосочетание рекламным голосом, – экран.

– Где вешается? – переспрашивает Сергей.

– В душе, – с готовностью отвечает парень.

– Ясно. Вот пропасть. Но я подумаю, спасибо.

Уолтер с интересом мгновенно включается в разговор:

– И дорогая шторка? Продаётся ещё хоть где-то?

– Тебе-то зачем?

Разочарование перерастает в лёгкую ироничную злость на Уолтера за его интерес к подобному низкокачественному товару. Уолтер не отвечает под вопросительным взглядом приятелей около десяти секунд, но, наконец, сдаётся и мрачно произносит:

– Я жутко стеснительный.

Сергей начинает посмеиваться, и даже Юрий старается сдержать улыбку после такого признания. На заднем плане раздаётся зазывающий оклик – один из солдат привлекает к себе внимание группы ожидающих. Он сообщает, что проблемы с помещением уже решены, и зрители грузятся в мягко расползшуюся дверь.

Приглушённый свет и доступ к умеренному бару делают вечер несколько интимнее. Сергей находит место с краю, Юрий преданно следует за ним, отмахиваясь от девушек и приятелей. Видимо, ему крайне хочется узнать мнение старика. Сергею несколько неловко принимать такое к себе отношение.

– Эй, пошли сюда, тут есть стулья. – Уолтер в полумраке зовёт Сергея из своего угла. Но тот упрямо отказывается, хотя знает, что ему будет тяжело выстоять всё представление. Уолтер пожимает плечами и садится на свободный стул.

Темнота и отгороженность с двух сторон дают Сергею чувство сравнительного одиночества и шанс получить удовольствие от происходящего. Юрий, как хороший официант, совершенно незаметен. Зал перешёптывается, пока на сцену не выходит юный здоровяк привычной комплекции модифицированного солдата.

В поэзии Сергей ничего не понимает, да и особо ничего не любит, кроме Маяковского да пары стихов Есенина. Но стихи солдатика всё-таки западают ему в душу. Старость и сентиментальность или, быть может, накопившийся стресс порой даже увлажняют глаза. Особенно его трогает одно произведение, где мужчина и женщина после смерти всё пытаются найти друг друга. Но не могут, поскольку думают, что умер лишь второй в их паре.

Под занавес все хлопают. День давно перерос в вечер, несмотря на усталость в ломящихся ногах, Сергей очень рад проведённому времени. Из зала крабом выползает Уолтер с затёкшей спиной.

– Мне понравилось. Действительно неплохо, – сообщает англичанин уже поджидающим его у выхода Сергею и Юрию.

– А вам как? – несколько заискивающе спрашивает Юра, заглядывая Сергею в лицо.

Тем временем Уолтер, не давая произнести ни слова, продолжает высказывать своё мнение:

– У современных поэтов действительно есть будущее. Да это и модно сейчас – солдат, а ещё когда он будет с фронта! Должно стать хорошей эмблемой для его продвижения! Да и для авторитета армии!

– Сергей, так что вы думаете? – повторяет вопрос Юрий.

– Если этот старый попугай замолчит хоть на секунду, я смогу похвалить твоего приятеля. Я рад, что пришёл. Хотя, конечно, до классиков ему ещё нужно подтянуться.

– Но для его возраста неплохо? Ведь верно? – вспыхивает счастьем Юрий. – Я так рад, что вам понравилось!

Уолтер вновь переключает диалог на себя:

– Ему нужно сделать свой канал и читать стихи там! Понимаю, это старомодно, но так многие начинали. Поверь, я кучу лет в рекламе. Хочешь, я подскажу ему, как это лучше сделать? – произносит англичанин, подбоченившись.

– Не знаю, я слышал, что там сейчас всё сложно, конкуренция дикая. Из-за ранжирования популярных тем.

– Ранжирование – отличная вещь! – Уолтер оживляется ещё сильнее. – Когда была полная свобода выбора, люди терялись, а сейчас ты смотришь то, что тебе правда интересно. Алгоритм подбора в ранжировании просто невероятен! С интуитивными составляющими и полным штатом аналитиков и телепатов.

– В любом случае это нужно делать не раньше чем через две-три недели. Когда обезьянка упадёт с вершины, – парирует Юрий с тоской.

Сергей плохо ориентируется в этой теме, поэтому решает уточнить:

– Что за обезьяна?

– Шимпанзе, одетый в детскую одежду, на гравитационном скутере разъезжает под весёлую песню, в которой поют: «Шимпанзе на гравитационном скутере». Этот ролик уже неделю забирает весь бесплатный трафик. А платный трафик мой приятель не потянет, – грустно заключает Юрий. – Хотя шимпанзе действительно забавный, – добавляет он. А затем оживляется, обращаясь к Сергею: – Хотите посмотреть?

– Отстань от меня со своей макакой. Я что, идиот? Неужели и через сто лет люди по-прежнему будут тратить своё время на просмотр шимпанзе в детской одежде, разъезжающих под забавную музыку?

– Так его повсюду крутят, неужели вы не видели? – Юрий удивлён, и в его вопросе звучит извинение.

– Нет, – отрезает Сергей.

– Кстати! А напишу-ка я курсовую про интуитивную составляющую каналов в Сети, – оживляется Уолтер. – Отличная тема!

«И правда отличная», – думает Сергей с сожалением, что не ему эта идея пришла в голову.

– Я побежал писать, пока запал есть! – с воодушевлением сообщает Уолтер.

– Мне тоже пора, – кивает Сергей.

Быстро попрощавшись, старики отправляются в сторону своих белых клеток. Юрий остаётся с ребятами, его ждёт молодой и полный эмоций вечер. Уолтер недоволен темпом движения Сергея и вскоре оставляет того одного.

Неплохие стихи погружают Сергея в себя, заставляя возвращаться к реальности лишь в моменты волнения об экзаменах. Перед самым входом в здание старик замечает недавнего инженера, секунду колеблется, подходить ли к нему, но настроения нет. Сергей лишь кивает, получая кивок с расслабленной улыбкой в ответ, и ныряет в расползшиеся сияющие двери.

Помещение с длинными коридорами. Приятный пол и мягкие тапки-кеды, практически поглощающие звуки шагов. Предчувствуя рабочий вечер в одиночестве, Сергей начинает несколько грустить. До приёма следующего креста ещё так много времени! Ничему не спасти старика от этого настроения.

Развалившись на кровати, Сергей выискивает в доступных библиотеках информацию по шторке от Бога. Устройство каждого такого прибора одинаковое, а дизайн Сергей выбирает оригинальный – такой себе огромный лист клёна. Поскольку информации не очень много, старик пытается её чем-то дополнить. Разведение текста общими фразами делает тот всё более жидким, так что Сергей решает включить в работу расчёты. Это может стать большим плюсом. Но расчёты нужно переделывать исходя из его личных начальных параметров. Это значит, что делать их нужно самостоятельно. Через два с половиной часа Сергей чертовски устаёт и бросает недоделанную курсовую. Хорошо, что он вообще за неё сел. Старик валится на кровать. До креста ещё полчаса. Если сейчас перестать что-либо делать, он останется один на один с собственными ночными мыслями о семье. В последнее время Сергей открывает всё больше граней в таком ощущении, как разлука. Как нелепо было давать этому чувству одно общее слово для названия!

Старик залезает в терминал вновь и смотрит чёртов ролик про шимпанзе. Улыбается. У него мелькает мысль: а что, если все остальные люди смотрят этот ролик с тем же чувством, что и он? Открывают лишь затем, чтобы отвлечь себя от жизни. Тогда все люди невероятно одиноки, а этот шимпанзе… Нет, не так: а этот шимпанзе – шимпанзе Одиночества. Единственный шлюз между человеком и той хлещущей пустотой, которую так усердно выбривают все годы войны. И на пустых местах, порезанных, – там никого. Человек сам, именно с той гранью разлуки, когда понимаешь: даже обратиться или позвать… ты просто не имеешь права.

Сергей скатывается с кровати и принимает крест.