Ложная реальность

Иллюстратор Мария Норд

© Ольга Фандорина, 2022

© Мария Норд, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-1348-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Летом 2019 меня поразил пример подруги, которая за месяц написала черновик романа в 50 000 слов. Это была история о работе, взаимоотношениях в коллективе и переживаниях, когда интриги, козни, лицемерие и подставы ждут за каждым поворотом. Основанное на реальных событиях, произведение получилось очень искренним и откровенным. И я подумала: «Вот бы мне тоже так рассказать свою историю». Наверное, в качестве примера мне был нужен близкий человек, у которого всё получилось. Только тогда загоревшаяся идея имела шанс не погаснуть от ветра переменчивого настроения.

Несколько недель я основательно готовилась: собиралась с мыслями, просматривала подходящие блокноты для черновиков, советовалась с подругой. Хотелось придать новому произведению особый смысл, поэтому я решила начать работу во время летней поездки в Калининград.

И вот в первое воскресенье августа, когда подруга, с которой я путешествовала, ушла по делам, я открыла блокнот и просто написала: «Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012». Сначала получилось совсем немного – чуть больше пяти блокнотных страниц, примерно 500 слов. Я задумывалась над фразами, подбирала варианты получше, зачёркивала слова и целые предложения. В следующее воскресенье я написала уже шесть страниц, а в самолёте – девять с небольшим.

Вернувшись домой, я отложила произведение до лучших времён. Не то чтобы было психологически сложно, но пропал энтузиазм и появились другие дела. Чтобы продолжить повесть, мне был необходим челлендж, вызов самой себе. И я уже знала какой.

В ноябре я присоединилась к традиционному писательскому флешмобу NaNoWriMo. В первый же день меня – видимо, по тегу – нашла одна писательница из Петербурга и пригласила в общую дискуссию. Там организатор ежедневно постил вдохновляющие картинки, участники делились своим опытом, с гордостью заявляли о достижениях, говорили о впечатлениях. Мощный поток творческой энергии с лёгкостью подхватил и закружил меня. Я не жалела времени, скрупулёзно считая слова на страницах, чтобы в конце очередного дня опубликовать в WhatsApp статус: «Столько-то слов за день» с тегом марафона. В первые дни пришлось преодолевать себя, я безуспешно пыталась справиться с нахлынувшими чувствами, пока не догадалась написать концовку. Она получилась слабой и наивной, но на тот момент её качество не имело значения. Мне было важно само наличие финала, хотя бы формального. Только тогда я смогла вернуться к линейному повествованию. Когда я подошла к эпилогу естественным образом, концовка поменялась будто сама собой.

Но всему своё время.

Глава первая. Разворот на 180 градусов

Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012, но из-за суеты и оживлённых разговоров заметила не сразу. Только когда директор взяла слово и по традиции начала представлять новых учителей, я обратила внимание на незнакомые лица. «Свежая кровь», – так говорят обо всех новичках, преимущественно молодых. На этот раз главным и самым ярким «эритроцитом» оказался статный и высокий Андрей Сергеевич Леонов. Директор объявила, что он займёт место Нинель Витальевны – и актовый зал пришёл в движение, зашелестел, загудел на сотню голосов.

Нинель Витальевна Ерошина, заслуженный учитель немецкого, по-арийски сдержанная и по-советски строгая, была завучем годов с 80-х. Она начинала вместе с директором и была её главным советником. За два года работы в лицее я привыкла считать этих двоих «столпами империи», и моё мнение разделяли многие. Например, Елена Владимировна Рубинова – завуч, которая училась в лицее, когда он ещё был обычной школой.

Пока директор вещала про Андрея Сергеевича и его достижения, Елена Владимировна повернулась ко мне и вполголоса сказала:

– Я думала, она будет всегда, а оно вон как получилось.

Коллега часто-часто заморгала на последних словах, как делала всегда, когда была недовольна.

Я посмотрела на Нинель Витальевну. Она сидела неестественно прямо, поджав и без того тонкие губы. Из-за бликов на массивных очках казалось, что её глаза сверкают. Можно было даже представить, что они приобрели цвет штормового моря.

Я не знала и, честно говоря, не интересовалась, что произошло между Тамарой Алексеевной и её ближайшей сподвижницей. То ли Ерошина сдала и перестала справляться с объёмом работы, то ли многолетняя дружба со временем побледнела и потрескалась. Так или иначе, один из «столпов империи» пошатнулся, и, чтобы предотвратить падение, его по-быстрому заменили.

– Конечно, Нинель Витальевна будет приходить, помогать советами, – робко закончила директор.

Бывшая завуч сухо кивнула и попыталась улыбнуться. Она не приняла отставку. Впоследствии, несмотря на заявление директора, Нинель Витальевна ни разу не пришла проконсультировать своего преемника и не появилась ни на одном мероприятии, посвящённом памятным датам лицея.

В перерыве я всякого наслушалась о новичке и его связях и к середине дня успела проникнуться к нему искренней неприязнью. За Нинель Витальевну было обидно до слёз. Да, из-за её строгости и моей неопытности у нас случались конфликты, но Ерошина одним взглядом внушала уважение. Её грузную, степенную походку узнавали ещё до того, как она появлялась в учительской. Однако в трепете перед этой женщиной старой закалки не было страха – скорее, небывалое почтение. Она держалась с достоинством и носила свой статус, как невидимую медаль на шее.

Разумеется, новый завуч был обречён проигрывать в сравнении с ней.

Первым, что я сказала маме, когда вернулась с педсовета, было:

– Нинель Витальевну уволили, а её место занял какой-то молодой выскочка, родственник кого-то там из правительства.

Так и прошёл учебный год – в убеждении, что бок о бок с приличными учителями работает выскочка обыкновенный, одна штука, занимающий не своё место.

Летом один за другим умерли дедушка и бабушка, из-за чего омрачились первые дни отпуска, а День города надолго перестал быть праздником.

Вскоре начался новый учебный год, и он принёс свои проблемы. В первый же день Тамара Алексеевна вызвала меня к себе и, не тратя времени на экивоки, предложила классное руководство. Ну как предложила…

– У тебя много уроков в 8-м «Г»? – спросила она, листая какие-то документы.

– Ммм… – я склонила голову набок. – Восемь часов, сейчас ещё развитие речи добавится.

– Так ты, получается, у них основной учитель? С тобой они больше всего времени проводят?

– Ну… да.

– Возьмёшь классное руководство?

– Что? – дыхание перехватило. – А как же Екатерина Михайловна?

Директор откинулась на спинку кресла и сложила руки в замок.

– А Екатерина Михайловна уходит в декрет и переезжает в Литву.

– Чудесно, – я постаралась скрыть иронию улыбкой.

– Возьми. Понимаю, класс сложный…

«Нет, Тамара Алексеевна, не понимаете».

– … но я видела тебя с ними на открытом уроке, они хорошо себя вели, у вас прекрасный контакт.

«Потому что там были вы».

– Уверена, у тебя всё получится, – улыбнулась директор, поправляя шейный платок.

Так я стала руководителем весьма специфического класса, отношения с которым в лучшие дни можно было назвать натянутыми, а в худшие даже определение нельзя было подобрать. Я шла по коридору, и безрадостные картины недавнего прошлого оживали в памяти: драки на уроках, возмущённые строки в красных от замечаний дневниках, редкие, но тяжёлые встречи с вечно занятыми родителями учеников.

18.09.13. Меня преследовал высокий молодой человек интеллигентного вида, в прямоугольных очках и сером костюме с металлическим отливом. От одного присутствия этого человека меня бросало то в жар, то в холод, и мурашки бегали по спине. Он всё шёл за мной, словно зная, что мне от него не спрятаться. Я думала укрыться хотя бы в своём подъезде. Поднялась в свою квартиру, чувствуя, что меня догоняют. Открыла форточку в своей комнате. Прыгать было высоковато, конечно: всё-таки шестой этаж. Но разве есть другой выход? Я сосредоточилась, распахнула крылья. Взлететь удалось, но от недостатка сил полёт был совсем не таким, как я ожидала. Слишком низко, кошмарно медленно. Преследователь нагнал меня за несколько секунд, и тут я увидела его крылья – широкие и белые, как у меня. Меня будто молнией ударило: а чего я, собственно, от него убегала? Я сказала первое, что пришло в голову:

– У тебя плохо получается. Я летаю намного дольше тебя.

Он ответил нарочито просто, пожав плечами:

– Научи.

Спокойствие и уверенность затопили меня, я широко улыбнулась, ещё не веря своим чувствам. Я и мой неожиданный спутник полетели вдоль улицы – сначала низко, а потом выше и ещё выше.

Как ни странно, первый месяц классного руководства почти не доставил мне хлопот, а вот в начале октября их прибавилось: папу положили в больницу с переломом ноги, и на несколько месяцев мы с мамой остались одни.

Хотелось, чтобы мама выбросила из головы фразу, которую обронил случайный собеседник в очереди: «Несчастье с ногой – это звоночек с того света от ваших родителей». Я оттачивала умение улыбаться, когда всё внутри сжимается от тревоги, и шутить, поднимая маме настроение.

– Какие тут катакомбы! – комментировала, пробираясь вслед за мамой по переходам овощехранилища. – Тут только фильмы ужасов снимать!

– Съезжу в «Леруа Мерлен», – говорила, поправляя перед зеркалом шапку. – Пройду квест «Найди обои в стиле немецкого ампира».

– Ёлка вон наклеена, – кивала на окно второго этажа одного из домов в центре. – А мы скоро живую потащим. Настоящие русские женщины.

В середине осени начались школьные олимпиады. Ученики старались получить новые знания и хорошие отметки, даже троечники подавали заявки: а вдруг повезёт? вдруг за участие пять поставят? Учителя тем временем силились не свалиться с ног от усталости. Мне же после череды неприятностей держать в памяти всё было решительно невозможно, и однажды система дала сбой.

На одной из олимпиад я почувствовала себя плохо. Голова закружилась, в ушах зазвенело, ноги налились свинцом – и сразу накатила слабость. «Присесть бы, а лучше – прилечь», – подумалось мне, и я действительно села за стол, стараясь не привлекать внимания.

«У меня всего одно обязательное лекарство. Одно! Как же я о нём забыла?!»

Я покосилась на Андрея Сергеевича, который сидел в комиссии вместе со мной. Будь на его месте кто-то другой, мне не составило бы труда отпроситься. Но это же сам Андрей Сергеевич Леонов! Он будет улыбаться, уговаривать, убеждать и, по-прежнему улыбаясь, никуда не отпустит. Из принципа. Так говорили коллеги. И теперь мне предстояло проверить, правы ли они.

– Андрей Сергеевич, мне нехорошо, – зашептала я. – Таблетку забыла. Можно уйти минут на тридцать пять?

– А почему не сорок? – бегло улыбнулся он. – Для ровного числа.

В другое время ирония в его голосе возмутила бы меня, но сознание мне уже изменяло.

– Нет, я не настолько далеко живу, – я потёрла рукой стремительно потеющий лоб.

– Может, всё-таки подождёте полчаса?

– Не могу, говорю же.

Андрей Сергеевич тихо цокнул.

– Мне что, скорую вам вызвать?

– Не надо скорую! Просто отпустите домой.

– Да мне тоже необходимо отлучиться. Я как раз хотел попросить вас.

– Издеваетесь? Вам-то куда?

Он глянул на часы.

– Ну надо.

Это совсем не тянуло на ясный и чёткий ответ.

– Знаете, по-моему, мне надо больше.

Плюнув на его уговоры, я молча собралась и ушла. Вернулась ровно через тридцать пять минут, как и обещала, но у моей неприязни к Андрею Сергеевичу появились реальные основания. Недовольство из-за ухода Нинель Витальевны сменилось раздражением на хождение вокруг да около и заговаривание зубов.

Лучшей новостью ноября стала выписка папы из больницы. Конечно, его работа откладывалась до марта, но сам факт того, что он дома, придавало папе сил. Он улыбался во весь щербатый рот, и тогда морщины крупными нитями протягивались до самых висков, но для меня не было зрелища милее и роднее. Папа старательно разрабатывал ногу, тренировался ходить на костылях и вообще пребывал в бодром расположении духа.

Правда, зимой солнце для меня померкло. Психологический климат на работе становился всё суровее, классное руководство расшатывало нервы, а домашние дела отнимали последние силы. К декабрю я окончательно уверилась: пора уходить из лицея.

– Что, безработной будешь? – всплёскивала руками мама. – На биржу труда таскаться, выбирать из чёпопалошных вакансий…

– Зачем тебе это надо? – вздыхал папа, почёсывая седеющую голову.

Но перспектива остаться без работы пугала меня не так, как постоянное чувство вины и стыда перед самой собой. Я не справлялась, и, чтобы понимать это, мне не нужны были отчёты, докладные и статистика успеваемости.

Я обдумывала варианты и примеряла на себя различные амплуа – благо умеющие работать с текстами всегда найдут себе применение. Редактор? Корректор? Автор статей для сайта? Всё равно, лишь бы уйти из лицея, подальше от классного руководства, отчётов и новых программ.

Коллегам я сообщила о своём решении в конце декабря, когда католики отпраздновали Рождество и мир, освещённый разноцветными гирляндами, погрузился в предновогоднюю суету. Мне тоже хотелось наслаждаться жизнью и радостным предвкушением, однако мой мир сузился до лицейских стен, кабинетов и коридоров.

Елена Владимировна восприняла известие о моём уходе с олимпийским спокойствием. Я ожидала удивления, упрёков и уговоров, а получила лаконичный и безэмоциональный ответ:

– Ну что ж, это твоё решение и твой выбор. Я его уважаю.

Я сдержанно кивнула. Эта женщина с неброской внешностью только выглядела маленькой, хрупкой и слегка рассеянной. В действительности её цепкий взгляд подмечал даже самые мелкие детали, и моя беготня по собеседованиям, обрывки фраз и тематические намёки явно привлекли её внимание.

Перед Еленой Владимировной и другими завучами встала задачка не из лёгких: сообщить директору о моём увольнении и испортить праздничное настроение или скрыть это и тем самым упустить возможность быстрее найти мне замену. Выбрали первое.

Конечно, мой предстоящий уход возмутил многих. В учительской шушукались, а некоторые высказывались в открытую.

– Кааак?! Да ладно! Посреди учебного года?! – хмурила брови-полумесяцы учительница истории Надежда Денисовна и, картинно уперев полноватые руки в боки, продолжала: – А ученики что же? Бросаешь их вот так?

– Не бросаю, а оставляю более способному, кто ещё не выгорел, – обрывала я.

– Да ладно тебе! – хлопала по плечу красавица-егоза Ирка Бобрикова. – Отдохнёшь на каникулах, ещё передумаешь.

Я в ужасе мотала головой и мягко убирала руку приятельницы с плеча.

В те дни я чувствовала себя злостным нарушителем спокойствия, который не только не справляется со своими обязанностями, но и смеет заставлять нервничать других. Роль этакого плохиша из переулка была для меня новой, однако осознавать себя ничего никому не должной и готовой кардинально поменять жизнь было восхитительно. Незнакомые ощущения щекотали нервы, я заполняла документы и проверяла последние тетради с чувством тотальной завершённости и от этого намного легче переживала явные или скрытые упрёки коллег.

6 января нового, 2014 года я должна была поехать на встречу с подругами, но день с самого начала не задался, а во второй его половине на меня и вовсе накатила хандра. Я выглянула в окно. Ехать в такую пургу и хмурость, да ещё когда давление неминуемо падает? Ну уж нет.

«Девочки, извините, я сегодня не приеду: неважно себя чувствую», – набрала я в чате, уже лёжа в постели. Выключила телефон – и сдалась на милость сну.

06.01.14. Мы так давно были вместе, что я уже не помнила: то ли мы пришли в лицей как пара, то ли очень быстро стали парой. Я знала только, что воспринимаю этого человека как продолжение самой себя.

Мы шагали в ногу по коридору второго этажа, мимо учительской и соседних с ней кабинетов.

– Олеся Владимировна, вы сдали отчёт?

– Да, Андрей Сергеевич. Едва успела, но сдала.

– Ну, четверть почти позади, чуть-чуть напрячься – и будем отдыхать.

Я повернула голову. Андрей тепло и ободряюще смотрел на меня, а потом взял за руку. «Как неприлично, в учебном-то заведении», – покачали бы головами в какой-нибудь другой школе – но не в нашем лицее. Здесь все, похоже, привыкли к тому, что я и Андрей не скрываем отношений. Во всяком случае, в беглых взглядах коллег я не заметила ни осуждения, ни даже удивления.

Я проснулась в поту. Сердце колотилось, будто внутри сходил с ума барабанщик, получивший в подарок новую установку.

Цвет неба за окном ещё не приобрёл насыщенный тёмно-синий оттенок, а в коридоре о чём-то бодро переговаривались родители – значит, я спала всего ничего. Но как много произошло-то, господи!

– Пожалуйста, только не это, – прошептала я, глядя в потолок. – Боже, пожалуйста, нет.

Симметричные узоры на белых потолочных плитках сходились и расходились и казались такими упорядоченными, такими правильными – не то что мои мысли.

Я ведь уже написала заявление, уже готовилась сменить работу, уже была одной ногой за порогом лицея и перед открытой дверью в новую жизнь. Внезапные чувства к едва знакомому человеку были так же неуместны, как длинноногий слон Дали на полотнах Рубенса.

Следующие два дня я прожила как в тумане, постоянно возвращаясь мыслями к Андрею Сергеевичу и вопросу «Как поступить?» Ничто не случайно. Об этом написано столько книг и песен, столько фильмов снято. «Амели», например. Или «Реальная любовь». Разве мой сон – не знак? Он как бы говорит – нет, кричит! – «Остановись!» Правда ведь? А если нет?..

Всё решило 9 января – первый рабочий день в году. Поднимаясь на третий этаж, я встретила Андрея Сергеевича. Мы всего лишь буднично поздоровались, но чаша «Уйти» на невидимых весах понеслась вверх, а чаша «Остаться» уверенно опустилась. Будничность из моей жизни исчезла напрочь.

Глава вторая. День Андрея

13 января я сообщила директору, что передумала уходить.

– Ещё не время, – завершила я свою короткую речь с извиняющейся улыбкой.

Тамара Алексеевна для вида поворчала и вернула мне заявление с короткой рекомендацией: «Сжечь!» Конечно, директору не улыбалась перспектива моего ухода, и дело было не в личном отношении ко мне. Просто перестраиваться в середине учебного года, переставлять уроки, расписывать замены, пока не появится новый учитель, и инструктировать его, когда он придёт… Та ещё морока, на самом-то деле!

Я пообещала, что «доведу учеников до конца девятого класса», но лгать самой себе не имело смысла: обещание было всего лишь сентиментальным прикрытием.

Много ли я знала об объекте своей страсти? Только слухи и обрывочные сведения, почерпнутые в редких разговорах в учительской. Поэтому моей целью стало разобраться, насколько они правдивы и что за человек Андрей Сергеевич Леонов. А если есть цель, то нужен и план.

В лицее испокон веков практиковались парные дежурства администратора и учителя. Администраторами были завучи, и из-за их малочисленности за каждым закреплялся определённый день. А вот в учителях недостатка не было, поэтому они дежурили по сменам не реже одного раза в месяц. За это полагались приятные бонусы – отгулы, прибавляемые к отпуску.

Моё прикрытие было идеальным – необходимость отдохнуть после пережитого стресса, вот я и записалась на две незанятые среды января. «И вообще в день Андрея буду здесь как можно дольше», – решила я, окидывая взглядом учительскую, пустую и тихую в семь утра.

Мой напарник зашёл очень кстати.

– Вы уже здесь?!

Обрадованно-удивлённый тон, взлетевшие брови, широкая улыбка, обнажившая ровные зубы… Много ли нужно, чтобы поднять настроение влюблённой девушке?

– Ну да, здесь, как же иначе, – я обернулась через плечо и приподняла бровь.

Действительно, разве могло быть по-другому…

Я начала обновлять гардероб. Больше яркости! Больше вещей, привлекающих внимание к фигуре: благо на формы мне грех было жаловаться.

После одного особенно долгого и плодотворного похода по магазинам я вернулась домой с шестью пакетами в руках. Только-только приласкала встретившую меня кошку – и из зала в коридор выглянула мама.

– Опять что-то купила? – она заинтригованно поправила очки на переносице и мотнула головой при виде пакетов.

– Не жалко времени? И волосы каждый день накручиваешь. Проще же хвост сделать или крабом заколоть, как раньше.

Проще. Но как раньше меня не устраивало.

Выждав немного, привыкнув к своим новым чувствам, я написала о произошедших переменах своей лучшей подруге Лене и получила ответ, который может дать только по-настоящему близкий человек: «Слушай, ну ты даёшь! Остаться на работе, вернув сделанный шаг, – и всё это ради того, кто тебе нравится. Это подвиг! Желаю огромной удачи в этом деле, искренне!»

Последние слова расплылись и помутнели перед моими глазами, и я бережно сняла с них слезинки. «Вот пусть слёзы будут только такими, – подумалось мне. – От счастья или от трогательных слов».

В последний день января завывающая за окнами метель заставляла мысленно вторить ей и ныть о новых каникулах. А тут ещё я обнаружила в дальнем углу своего ящика в учительской непроверенные самостоятельные.

– Ооо, – я повела челюстью и устало закрыла ящик. За забывчивость надо платить, в данном случае – минимум сорока минутами. И это в единственное окно! Поесть бы и привести себя в порядок перед второй сменой, так нет же…

Невезение продолжилось: именно на этом уроке народу в учительской собралось как на праздник. Каждая из микрогрупп по два-три человека обсуждала своё, фразы сливались в моём сознании в причудливые сочетания, а диалоги складывались в монологи. Хотелось спросить, почему занявший первое место вдруг оказался бессовестным и как это в кабинете при идеальном ремонте всё может разваливаться. Но даже разомкнуть губы представлялось мне подвигом. «Проверить бы работы», – устало подумала я, сжав виски и попытавшись отрешиться от внешних раздражителей. И тут, посмотрев в зеркало, я заметила ободряющую улыбку Андрея, который сидел в кресле за компьютером. Он глядел на меня внимательно и, похоже, уже долго. Мне так и вспомнились старинные девичьи гадания, и будто наяву я услышала: «Суженый ряженый, приди ко мне наряженный». Разумеется, я ответила Андрею такой же открытой и искренней улыбкой.

Сил немного прибавилось, и после звонка у меня осталось только две работы, которые я потом с лёту проверила на перемене.

Во второй смене, когда от домашнего ужина меня отделяло всего полтора часа, я пришла в учительскую за «подзарядкой». Просто посидеть на диване, подышать глубоко и расслабить мышцы…

За столом, чуть сгорбившись, сидел Андрей и изучал пометки в тетради замещений. Его рука хаотично двигалась по столу – очевидно, в поисках ручки или хотя бы карандаша.

– Да что вы мучаетесь, – вздохнула я и протянула Андрею свою ручку.

– Danke schön,1 – ответил он, задержав пальцы на моих, и искры тока заплясали на моей коже.

Мы переглянулись и улыбнулись друг другу, и этой «подзарядки» мне хватило до позднего вечера.

С тех пор «случайные» прикосновения и переглядки сквозь зеркало вошли в привычку. Больше того, пристальный взгляд голубых глаз я ощущала спиной во время планёрок. Поворачивалась, чтобы успеть перехватить его, и в случае успеха думала: «Ещё одна маленькая победа». А ведь раньше глаза Андрея казались мне ледяными…

Чем больше времени проходило, тем активнее мечты об Андрее вытесняли из моего сознания другие мысли. К середине февраля я не могла не думать о нём даже несколько часов, тем более когда на уроках вспоминали Андрея Болконского или романы Леонида Леонова. Кровь мгновенно приливала к моим щекам, а колени пронзала дрожь.

Стоило мне увидеть Андрея или услышать его голос, как переживания усиливались до шума в ушах и приятной, щекочущей слабости во всём теле. Сердце словно обрывалось и падало, и это притом, что разговаривала я с Андреем всего лишь о погоде, уроках, курсе валют, событиях в мире и в городе. Мы были исключительно коллегами, у нас было обычное рабочее общение, и оно не предполагало ничего личного. Однако мне всё равно казалось, что в присутствии Андрея я несу полную чушь.

– Олесь, рассеянность и неловкость – это нормальная реакция влюблённого человека, – посмеивалась в телефон Лена.

– Да, но тут есть ещё кое-что, – я перевела дыхание. Широкие шаги, которыми я мерила комнату, участились. – Андрея выбрали в резервный фонд школьных руководителей. Год-два – и он станет директором. Может, нашего лицея, не знаю.