– Это, что такое? – вспыхнула Платонида.– Нашел подружку для утех. Мало тебе, что ты девок портишь, на баб переключился?
– Давай, не ерепенься, – жестко сказал Травин -. Некогда мне.
– Вот и проваливай, – понесло Платониду – А не то, как возьму скребок.
– Скребок? – Спросил Травин с угрозой.– Кошка скребет на свой хребет. Кто ты есть, чтобы со мной так разговаривать? Ты бы лучше за порядком следила в конюшне. Запустила тут все…
Он вывел коня во двор, вскочил на него и, уезжая, сказал, как бы, между прочим:
– Завтра можешь не выходить на работу. Приказ я подпишу вечером. В конторе расчет получишь.
– Да что же это такое делается? – Охнула Платонида. – Куда же я с ребятами-то?
– Думать надо лучше. Как одумаешься, можешь найти меня. Я пока оставляю дверь открытой.
…Жаловаться было некому. Никто не мог подтвердить домогательства начальника к солдатке Житьевой, да и на люди выносить этот сор она бы не посмела.
А вот приказ, который написал Травин на увольнение, изобиловал недостатками в ее работе. И было трудно возразить на то, что лошади не получали до нормы сена, что не хватало овса, что крыша прохудилась и текла, что в конюшне было холодно…
На все лето Платонида осталась без работы. Лето они еще пережили благополучно. грибы, ягоды, овощи, рыба, а в зиму вошли с тревогами.
Пришла Авдотье похоронка на мужа. Погиб Данила Андреянович, мурановски й дружок, Георгиевский кавалер, кавалер ордена Красной Звезды, под Курском сложил голову уварский атаман. Вслед за этой бедой пришла другая: убралась на кладбище и сама Авдотья.
Совсем стало грустно. И с Ленинградского фронта идут вести невеселые. Затяжные оборонительные бои, голодаюший город, голодающие защитники. И в ларе с мукой у Житьевых запас истощился.
…Уже в конце октября это было, снежок кое-где выпадал и не таял, пришел с запани взволнованный Катыря.
– Я, девка, сегодня едва в штаны не напустил. Натерпелся страху, – рассказывал он Платониде. Зашел на болото посмотреть, не осталось ли клюквы, чтобы знать по весне, где журавлиху брать. И вижу, лось задранный лежит. Видимо, только-только эта драма случилась. Хотел было отрезать от ляжки кусок, да только наклонился, а в кустах рев страшенный, и медведь встает…
Рявкнул на меня, и только кусты стрещали, убежал.
А я не посмел дальше хозяйничать. Поскорее убрался восвояси.
Платонида не стала жалеть Катырю, а ушла домой, ни слова не говоря, взяла большой берестяной заплечный пестерь, нож, которым муж бил скот, острый, как бритва, и почти в пробеги побежала на указанное Катырей место.
Катыря говорил правду. На небольшом верховом болотечке, который в народе именовали Лакомцем, нашла она задранного лося, около которого валялся брошенный Катырей нож.
Было тихо. Только сорока, усевшаяся на чахлую березу, докладывала затаившимся птицам и зверью лесные новости.
Платонида огляделась. Если медведь сторожит добычу, то, верно он здесь, в этих кустах.
Унимая страх и нервную дрожь, Платонида обратилась к воображаемому медведю:
– Михайло Потапыч, медведь-батюшка, не гони меня, бабу несчастную, поделись со мной добычей твоей, не себе прошу, малым детушкам…
Платонида прислушалось, в какой-то момент показалось ей, что в чащобе будто бы вздохнул кто-то.
Она поставила пестерь и быстро напластала с лосиной ляжки полный короб мяса.
Потом она встала осторожно, поклонилась до земли:
– Спокойного сна тебе, Потапович в берлоге твоей.
Продела руки в лямки, ставшего тяжелым пестрея, и побежала рысью домой. Не доходя до дому, она прикинула, что успеет еще сбегать в лес, еще нарежет пестерь мяса… Глядишь, и одолеют зиму.
И она снова побежала в лес, и на следующий день бегала. Она слышала, как ходил вокруг оставленной добычи медведь, как урчал и хоркал, но не прогнал ее грозным ревом и страшным видом своим.
…Платониде удалось пристроиться на малые деньги истопницей в школе. Но этой заплаты не хватало и на хлеб. Искать поддержки было не у кого. Катыря съехал от них в деревню на запань. Лахов сам едва волочил покалеченные ноги…
К апрелю кончилась и картошка, и мясо, рыба в реке не ловилась, слишком низким был уровень воды. Скатилась рыба в большую реку.
По утрам Платонида делила между детьми последнюю картошку, по картошине на каждого. В школу дать уже было нечего.
Еще бы месяц, полтора прожить. до первой крапивы, до весенней рыбы…
Выход у Платониды был: поклониться Травину. Но сама мысль об этом загоняла ее в депрессию. Порой она сидела на табуретке, сложив на коленях руки, и глядела бессмысленно в окно. Без дум, без желаний, без воли.
Однажды прибежал из школы перепуганный Лешка:
– Мамка! Там в школе Надька наша упала. говорят: голодный обморок. дай чего-нибудь сладкого… Говорят, ее надо чаем сладким отпаивать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги