Родословная ашкенази

С большим сомнением решаюсь я поместить в эту книгу воспоминания о своих родных и близких. Кому могут быть они интересны, кто станет читать о каких-то неизвестных людях, до которых никому нет никакого дела? Если пара потомков и пробежит глазами те страницы, которые относятся к тем, кого они тоже знали, то кроме ворчливого отрицания или даже полного отторжения они у них не вызовут. «Вот, – подумают они, – этот верхогляд что-то невразумительное скороговоркой промычал про моего папу-маму-дядю и все переврал. Зачем, для чего? Непонятно».

И, на самом деле, зачем?

На старости лет человек судорожно хватается за прошлое – оно кажется ему значительным, важным, и у него возникает неодолимое желание спасти его от забвения. Поэтому так хочется рассказать хотя бы немного о тех, кого знал именно ты лично. И вспомнить, как можно больше людей. Ведь каждый из них носил в себе целый мир, целую вселенную. Неужели только Цицероны, Шекспиры, Черчили и Рокфеллеры заслуживают памяти?

Нет, надо, чтобы и от простых людей остался на Земле какой-то, пусть совсем крохотный, пусть малозаметный след. Может быть, и обо мне тоже кто-нибудь прочтёт в этой книге?

Бабушка с дедушкой

Нет, не случайно я так озаглавил этот текст и поставил в нем бабушку на первое место. Она и в жизни именно его занимала, была лидером, «генералкой», как называли ее близкие. Но будучи умной, умудренной опытом женщиной, она никогда не ставила себя впереди деда, и я в детстве считал не ее, а его главным в семье. Он всегда за столом сидел на видном месте, ему первому подавали тарелку супа. И когда я спрашивал бабушку «можно ли пойти погулять», она неизменно отвечала: «спроси у дедушки».

Дед безумно любил свою жену. Он даже во сне шептал «Дорка, Дорка, Дорка», а на тыльной стороне руки у него была выжжена татуировка «Дора». Он был моложе ее на год, но ушел из жизни на 11 лет раньше.

Она родилась в Одессе в 1882 году и в разное время, кроме Доры, носила и другие имена. В детстве и молодости была Двосей или Двойрой, в светском петербургском обществе ее называли Дельвиной.

После 2-хлетней учебы на математическом отделении Женских Педагогических курсов в 1905 году она вместе с большой группой своих ровесников уехала в Бельгию, где на пике фабрично-паровозного бума конца XIX века бурно развивалась шахтная разработка угольного месторождения Крокиль. Оно служило и производственной базой Технического факультета Королевского университета в Льеже, где стали учиться студенты из Одессы.

Дора среди них была единственной представительницей прекрасного пола. А инженерными науками она увлекалась с ранней юности. Но в России в те времена женщине техническое высшее образование было недоступно. Ей светило лишь обучение педагогике, медицине и, кажется, юриспруденции. И то, если бы она не принадлежала к презренному племени евреев, неприступным барьером для которых на пути к высшему образованию стояла пресловутая процентная норма.

В Льеже Дора вышла замуж за своего Давида. Они сняли комнату и жили на 10 золотых рублей, которые посылал папа Разумов из Одессы. По-видимому, в те годы это были не такие уж малые деньги, так как молодожены умудрялись даже ездить на каникулы в Швейцарию.

Свой честолюбивый лидерский характер бабушка проявила уже студенткой. Во время производственной практики вместо не приехавшей на шахту королевы она храбро спустилась в забой, а потом в награду отмывалась в королевской ванне, одна их ее сокурсниц на это не решилась.

Вернувшись в Одессу, новоиспеченные инженеры (Рис. 9) поступили на службу в немецкую компанию «Сименс и Гальске (Шукерт)». Там они занимались самым в то время востребованным инженерным делом – приборами «слабого тока», то-есть, телефонами и телеграфами. Через год, как люди с вышим образованием, они получили вид на жительство в столице, где прочим евреям постоянно пребывать не разрешалось.

А в 1929 году семья из Ленинграда переселилась в Москву, и бабушка начала свою работу на Электрозаводе, там она и проработала до самой своей пенсии, дослужившись до заведующей лаборатории изоляционных материалов. Она пользовалась заслуженным уважением у подчиненных и ценилась начальством, о ней даже писала заводская многотиражка.