– Сынок, а як цей гак (крючок) называется?
Так началась моя служба в Красной армии.
Перед поступлением в Высшую Военно-теоретическую школу ВВС РККА, 1927 г. Средний ряд, второй справа – В А. Новобранец
После шестилетней работы в войсках на различных должностях: командира взвода, курсанта школы летчиков, слушателя военно-политических курсов им. С.Е. Каменева, командира и политрука роты – я в 1931 году поступил на учебу в Академию им. Фрунзе.
Попасть в Академию было заветной мечтой каждого офицера. Однако далеко не каждому это удавалось. К поступающим предъявлялись очень высокие требования по общеобразовательной, политической и военной подготовке. Все те курсы и школы, которые я проходил, фундаментальных знаний мне не давали. И я решил самостоятельно систематически готовиться по программе. Кроме того, в Киеве мне удалось посещать специальные курсы по подготовке в Академию при Доме Красной армии. Многолетний труд увенчался успехом. Весной 1931 года я выдержал экзамен при очень напряженном конкурсе (13 человек на одно место).
Среди слушателей я оказался самым молодым – мне было 27 лет при основном возрасте моих товарищей в 30–35 лет. Большинство слушателей были участниками Гражданской войны, например Рыбалко, Шедоренко, Баграмян, Конев. В Отечественной войне они стали маршалами.
Несмотря на этот, как говорят, трудный возраст для учебы, старшие товарищи прекрасно учились, и нам, молодым, приходилось здорово нажимать, чтобы от них не отстать. Особо выдающиеся способности в учебе показали упомянутые выше будущие маршалы.
Я «звезд с неба не срывал», но в общем академическую программу усваивал неплохо.
На одном курсе со мной учились Пилипенко, Ткаченко, Туловский, Разуваев, Аркуша, Жадов, Самохин, Чернигов, Эккель и др. (фамилии не помню). Пилипенко Антон Петрович был моим другом еще по школе «Червоных старшин». Вместе в одних частях мы служили, вместе на Курсах учились. Дружили семьями. В Отечественную он стал генерал-полковником. Разуваев и Жадов стали генералами армии. Жадов в Академии был по фамилии не Жадов, а Жидов. Вася Жидов – так мы его называли. В Отечественную он свою фамилию изменил. Приятно сознавать, что из нашего курса вышло много столь прославленных полководцев и военачальников. Другом моей молодости еще со школы «Червоных старшин» является Аркуша Александр Иванович, ныне генерал-майор в отставке, с которым я поддерживаю связь по сей день.
Преподавателями были в основном генералы старой русской армии, такие как Свечин, Кузнецов, Шварц, Вацетис и др. По программе мы изучали тактику частей и соединений (полка, дивизии, корпуса), а на третьем курсе мы знакомились с армейской операцией. Кроме того, мы изучали боевую технику и тактику специальных родов войск. В особенности нам полюбилось военно-инженерное дело, которое преподавал Дмитрий Михайлович Карбышев. Он так педагогически умело и интересно преподносил нам материал, что самое, казалось бы, сложное инженерное дело воспринималось нами очень легко и быстро. Помнится, Карбышев вел решительную борьбу со старыми генштабистами – Свечиным и Верховским – по вопросу о методике преподавания.
Карбышев отвергал одно только сухое педантичное чтение лекций и последующую долбежку учебников. Карбышев сопровождал свои лекции иллюстрированным материалом, историческими примерами, показом на экране расчетов и схем, активным собеседованием с аудиторией, показывал различные макеты сооружений. Фактически его лекции превращались в лабораторные занятия с активным участием всех слушателей.
Кроме изучения полка, дивизии, корпуса во всех видах боя и тактики специальных родов войск мы изучали историю Мировой войны 1914–1918 гг. и Гражданской войны.
Историки нам старательно внушали, что наиболее совершенным военным искусством было немецкое. Нам на все лады расхваливали Шарнгорста, Мольтке-старшего, Шлиффена. Книга Клаузевица «О войне» являлась нашей настольной книгой. Собственно советского военного искусства мы не изучали. Оно еще не было теоретически разработано. До сих пор помнятся споры и дискуссии на собраниях военно-научного общества Академии о советской военной доктрине.
Как известно, принципиальные основы советской военной доктрины были заложены еще В. И. Лениным в его учении о восстании, в указаниях фронтам по ведению военных действий в период Гражданской войны. Ленинские мысли по военным вопросам развил М. В. Фрунзе, который впервые сформулировал сущность советской военной доктрины с позиций марксизма-ленинизма. Таким образом, Фрунзе и надо считать основоположником советской военной науки. Его статью «Единая военная доктрина и Красная армия» мы фундаментально изучали и обсуждали на теоретических конференциях.
Кроме Фрунзе мы изучали труды Тухачевского и Триадафиллова. Тухачевский, продолжая дело Фрунзе, выступал в печати с целым рядом теоретических проблем. В своем докладе на тему «Нужно ли воевать за счет духа или за счет техники» он доказывал, что одним моральным состоянием противника победить нельзя. Нужна боевая современная техника.
Курсант-летчик В.А. Новобранец
Мы, молодые слушатели, с большим интересом прислушивались к выступлениям Тухачевского и читали его статьи. В своей статье «Вопросы современной стратегии» Тухачевский еще в 1926 году предугадал характер будущей войны и призывал к перевооружению армии на основе новой техники. Тухачевский дал также правильное направление в использовании специальных родов войск в интересах пехоты. Так, в статье «Маневр и артиллерия» он доказывал необходимость поддержки массовым артиллерийским огнем наступления пехоты на всю глубину обороны противника, а не стрелять по отдельным целям. В дальнейшем наша артиллерия об этих уроках Тухачевского забыла. Только военная необходимость и первые горькие уроки Отечественной войны заставили наших артиллеристов вспомнить его учение. Во время войны возродилось его «артиллерийское наступление», т. е. поддержка артиллерией атаки пехоты на всю глубину обороны противника. Однако это учение Тухачевского выдали за учение Сталина.
Таким образом, мы, слушатели Академии, по курсу советского военного искусства теоретически обогащались за счет трудов Фрунзе и Тухачевского.
Командирский состав 136-го стрелкового полка. Первый справа во втором ряду – В.А. Новобранец
Тухачевский после Фрунзе был самой светлой головой в нашей армии. Среди нас, молодых слушателей, он пользовался огромным авторитетом и как военный ученый, и как талантливый полководец. Никаких разговоров о «полководческом гении» Сталина в те годы мы не слышали. Ничего о его военных талантах мы и наши преподаватели не знали. Наоборот, по курсу изучения Гражданской войны выявилась одна очень неприглядная история. Нас очень интересовал один факт: почему провалилось блестяще начатое наступление Западного фронта в советско-польской войне в 1920 году под командованием Тухачевского?
Мы изучали этот факт с особо повышенным интересом, искали причины нашей неудачи под Варшавой. В то же время вышла книга Егорова «Львов – Варшава», было несколько выступлений Тухачевского, и вышла его книга «Поход на Вислу». Но авторы не раскрывали до конца всех фактов. Полностью мы этот эпизод не изучили, хотя между слушателями шли разговоры, что в этом походе отрицательную роль сыграл Сталин. И только сейчас благодаря статье «Об одной невыполненной директиве Главкома» («Военно-исторический журнал» № 2, 1962 г.) стало ясно, что вся ответственность за поражение под Варшавой лежит на Сталине.
Когда войска Западного фронта под командой Тухачевского уже находились под стенами Варшавы, Пилсудский сосредоточил крупную группировку в районе Демблина, угрожая левому флангу Западного фронта. В этой обстановке в порядке взаимодействия фронтов решающую помощь мог оказать Юго-Западный фронт, войска которого находились под Львовом. Тухачевский обратился с просьбой о помощи к Главкому С. С. Каменеву и Ленину. Директивой Главкома, одобренной Политбюро и Пленумом ЦК, в помощь Западному фронту выделялась 1-я Конная армия, 12-я и 14-я армии из Юго-Западного фронта. Первой Конной армии, которая уперлась в полевые укрепления под Львовом и бесцельно топталась на месте, было приказано сосредоточиться в районе Владимир-Волынский с целью наступления в тыл ударной группы Пилсудского. Но Сталин, являясь членом Военного совета Юго-Западного фронта, не выполнил приказа и постановления Политбюро и Пленума ЦК. Он отказался также передать Первую конную армию Западному фронту. Буденный и Ворошилов, дезориентированные Сталиным, также противились переброске 1-й Конной на помощь Западному фронту.
Пилсудский между тем, не теряя времени, нанес контрудар по левому флангу Западного фронта, и наши войска были вынуждены начать отход. Конечно, на отход войск Западного фронта от стен Варшавы повлияли и другие причины, перечисленные В. И. Лениным, например неблагоустроенный тыл. Но главная вина лежала на Сталине. Из-за личных карьеристских устремлений Сталина провалилась блестяще развивавшаяся операция войск Западного фронта. 1 сентября 1920 года Политбюро ЦК освободило Сталина от должности члена Военного совета Юго-Западного фронта, назначив на его место С. И. Гусева.
В Академии мы, кроме военных дисциплин, фундаментально изучали марксизм-ленинизм. Должен признаться, что мне вначале было очень трудно работать по первоисточникам. Иногда овладевали сомнения – а нужны ли философские работы научного марксизма-ленинизма военному? А потом, когда разобрался с помощью преподавателей в гениальных произведениях классиков марксизма-ленинизма, я понял, как необходима теоретическая подкованность в этой области на любой работе.
В.А. Новобранец с женой М.К. Одерий, 1930 г.
Подобные же сомнения владеют и сейчас некоторой частью нашей студенческой молодежи. Они полагают, что социально-политические дисциплины в программах вузов снижают технические знания. Такие рассуждения глубоко ошибочны. Советскому специалисту во всех областях деятельности марксистско-ленинская подготовка необходима, как свежий воздух, как постоянно действующий аккумулятор энергии. Подлинными учеными и высококвалифицированными специалистами могут быть только те, кто в совершенстве овладел марксистско-ленинской теорией.
Примером тому может служить сам В. И. Ленин. Он, не будучи физиком, только на основе марксистского диалектического метода предсказал и как бы открыл ворота для дальнейшего изучения сложной структуры атомного ядра. Эта же сила философского мышления помогала Ленину очень тонко разбираться в сложности военной обстановки и давать военным специалистам очень точные решения сложных военных задач.
Марксистско-ленинское мировоззрение повышает также идейную стойкость и гибкость мышления советских ученых и специалистов.
В то время вышла книга Сталина «Вопросы ленинизма». Она стала «классическим» трудом. Ее взяли за основу политического образования. Стали подчищать и корректировать историю партии. Сталина причислили к теоретикам марксизма-ленинизма. В гениальную тройку теоретиков марксизма Маркс – Энгельс – Ленин включился Сталин. Фигура Сталина росла и ширилась и скоро совсем заслонила Ленина.
К счастью, наш выпуск слушателей Академии обучению «сталинизмом» подвергся в малой дозе, а последующие наборы обрабатывались со всей силой пропагандистского аппарата.
Неизгладимое впечатление на всех нас произвела командировка летом 1933 года, когда слушатели Академии совместно с преподавателями по заданию Генштаба проводили рекогносцировку маршрутов на случай войны. Наш курс выезжал для решения этой задачи в пограничные западные районы Украины. Работа была очень интересная. На ней мы проверяли наши знания, полученные в Академии.
Однако эта командировка врезалась мне в память на всю жизнь не по характеру работы, а по другой причине. Мы приехали в большое районное село. В первый же день по приезде пошли его осматривать. И были поражены мрачным малолюдием и тишиной большого села. Большая часть домов была заколочена или полуразрушена. Не слышно криков петухов и лая собак, не курится дымок из труб. Редкие встречные явно сторонятся нас, группы военных.
Что за страшная пустота села? Или чумной вихрь промчался над селом, не так давно, видимо, очень многолюдным?
Когда мы изучили подробно состояние этого села, что требовалось по характеру работы, то оказалось, что оно на 3/4 состава вымерло от голода. И не потому, что не было урожая, а просто весь хлеб забрали у колхозников путем выполнения «встречных» планов. Причем такое положение было не только в этом одном селе, а по всем селам Украины. 1933 год войдет в историю Украины как наиболее трагический, год массовой гибели людей от искусственно созданного голода. Когда мы по этим вопросам обращались за разъяснениями к районным руководителям, то они причину голода разъясняли нам стандартными, твердо заученными газетными фразами: «Кулаки и подкулачники саботируют, колхозники, прогульщики и лодыри, не желают работать, правотроцкистская пропаганда и диверсанты панской Польши ведут подрывную работу и т. д.». А в действительности это был результат неумной сталинской политики в области колхозного строительства.
Учебу в Академии им. Фрунзе я окончил в мае 1934 года и тотчас же был направлен к месту службы в Ленинградский военный округ (ЛВО).
Благодаря тому что командующим войсками ЛВО был Борис Михайлович Шапошников, служба в Ленинграде стала для меня как бы продолжением учебы.
Вначале меня назначили на должность начальника 5-го отдела 33-й стрелковой пулеметной бригады 7-го механизированного корпуса, а затем перевели в оперативный отдел штаба округа.
Считаю большой житейской удачей, что мне пришлось работать под руководством такого крупнейшего знатока военного дела, ученого и полководца, прекрасного педагога и человека большого личного обаяния, каким был Б. М. Шапошников.
Оперативный отдел штаба вел разработки на случай войны, руководил оперативной подготовкой высшего командного состава войск округа и их штабов, руководил боевой подготовкой войск, разрабатывал учебные материалы полевых поездок, учений и маневров. Часть этой работы пришлось выполнять и мне.
Для характеристики Шапошникова и иллюстрации методов его работы расскажу об одной военной игре, во время которой я близко познакомился с Шапошниковым и впервые услышал о Рокоссовском.
На меня, как на новичка, возложили разработку большой фронтовой игры, в которой участвовали два военных округа: Ленинградский и Уральский. Руководителем игры был Б.М. Шапошников.
Во время разработки игры мне часто приводилось посещать командующего. Первый же прием произвел на меня совершенно необычайное впечатление.
Когда я зашел к нему в кабинет, он поднялся из-за стола, пошел мне навстречу, поздоровался, проводил к столу, усадил в кресло. Потом сел сам и спросил:
– Ну, голубчик, я слушаю вас.
Я в то время был молодой капитан, а он – убеленный сединами видный ученый и полководец, Маршал Советского Союза. Такого отношения к себе я еще не встречал. Но это, как я потом убедился, был обычный стиль Шапошникова. Он с уважением относился ко всем людям, независимо от их ранга, общественного и служебного положения и никогда не унижал человеческого достоинства.
В следующий раз, когда у меня уже были некоторые наметки игры, после его неизменной фразы «Ну, голубчик, я вас слушаю» я сказал:
– Товарищ командующий, нужно уточнить замысел игры за «синюю» сторону. У меня намечается вот такой вариант… – и показываю на карте свой замысел.
Шапошников внимательно выслушал и говорит:
– Неплохой вариант, я с вами согласен. А что, голубчик, попробуйте обдумать еще и вот такой ход… – И показывает весьма отличный от моего вариант.
По натуре я упрямый хохол, люблю спорить, настаивать на своем.
– Нет, позвольте, товарищ командующий, – говорю я, совершенно забыв, с кем веду обсуждение. – Это может привести к совершенно нежелательной ситуации… это же приведет к победе «синих» (а тогда в играх всегда побеждали «красные»).
Разбираю вариант Шапошникова и отвергаю его. Шапошников спокойно выслушивает меня и короткими репликами подогревает мой критический пыл. Разгорелась горячая дискуссия, которая уже вышла за пределы варианта игры. Я забыл, что я только капитан без боевого опыта и со скромным военным кругозором, а он маршал, теоретик военного дела, автор книги «Мозг армии» и командующий. Я видел перед собой только своего теоретического противника. А он совершенно «на равных началах», без единой попытки показать свое маршальское величие и военный авторитет, спорил со мной, отвергал мои доводы. И вот произошло какое-то странное смещение в моих критических наскоках на командующего: его вариант я принял за свой и горячо отстаивал его.
Шапошников с еле приметной улыбкой, выслушав мои последние замечания, сказал:
– Так-так, голубчик, хорошо. Я согласен с вашим замыслом. Так и разрабатывайте.
Когда я выходил из кабинета, Шапошников тоже встал из-за стола, проводил меня до дверей и, прощаясь, повторял:
– Хорошо-хорошо, с вашим замыслом согласен… так и разрабатывайте…
Только выйдя из его кабинета, я понял, что автором замысла игры стал Шапошников, а я только воспринял его замысел за свой. Когда и как это произошло? Честно говоря, я до сих пор не понимаю.
Когда я рассказал это своим товарищам по отделу, мне ответили:
– Это не только тебя он так принимает, это такая привычка у него от школы старого Генерального штаба осталась.
И подумалось мне тогда, молодому капитану: не мешало бы некоторым нашим тогда новоиспеченным генералам усвоить такие привычки старых генштабистов. Чего греха таить – иные тогдашние генералы старались ввести особый «генеральский» стиль в обращении с подчиненными. Генеральский авторитет подавлял всякую живую мысль. «Так приказал генерал, так думает генерал» – эти формы заменили собой творческий обмен мыслями в вопросах чисто теоретических.
Во время разработки военной игры Шапошников, уточняя материалы, как-то сказал:
– Нужно будет предусмотреть за «синюю» сторону различные варианты действий, чтобы меньше было неожиданностей. Вот, например, на «синей» стороне Псковской оперативной группы командует командир 5-го кавалерийского корпуса Рокоссовский. Он воюет по-своему и не придерживается никаких наших шаблонов. Вы будете прикреплены от штаба руководства к Рокоссовскому и будете информировать меня о всех его действиях.
– Есть, товарищ командующий!
Так я впервые услышал о комдиве Рокоссовском, который «воюет по-своему». Меня заинтересовало, как может Рокоссовский сорвать наш тщательно разработанный план, в котором все действия уже были заранее расписаны для «синих» и для «красных». По нашему плану была заранее предрешена победа «красных».
Началась игра. Я, как представитель штаба руководства, направился к Рокоссовскому, чтобы своевременно информировать Шапошникова о его действиях. Прихожу в комнату, где, по нашему плану, должен был размещаться командующий «Псковской оперативной группой синих». По времени он должен был заслушивать справки-доклады и принимать решения. На это отводился по плану целый рабочий день. Захожу в комнату. Никого нет. Ну, думаю, началась война «по-своему», о чем предупреждал Шапошников. Сорвет, думаю, игру! Заслушивать справки, доклады – а командующего даже на месте застать нет возможности. Иду в оперативный отдел штаба «синих», чтобы узнать, где их командующий и что они вообще делают. Вхожу в большую комнату и вижу: на полу разостлана огромная карта, вокруг нее на животах лежат командующий, начальник штаба, все оперативные работники штаба. Все совместно изучают обстановку и здесь же производят расчеты. Командующий заслушивает справки, доклады. Ведется оживленный обмен мнениями. Спорят. Или, точнее, идет творческая работа, и сам командующий возглавляет ее. К моему немалому удивлению, Рокоссовский здесь же, лежа на животе, принял решение и отдал приказ.
А по нашему плану надлежало: заслушать начальника разведки, начальника оперативного отдела, начальников служб, начальника штаба, обдумать все эти доклады и сформулировать решение, а потом уже отдать приказ. На все это требовалось 5–6 часов, а Рокоссовский уложился в два часа, нарушив тем самым весь наш план игры.
Бегу к Шапошникову, взволнованно докладываю:
– Товарищ командующий, Рокоссовский играет не по плану. Он уже принял решение и отдал боевой приказ…
Рассказал все, что видел и слышал.
Шапошников чему-то радуется, потирает руки и говорит:
– Ага, голубчик, я же вам говорил… Знаете, Рокоссовскому надо дать ход, «успех».
– Товарищ командующий, – возражаю я, – но это же нарушит ход всей игры. У нас «успех» «синих» не предусмотрен. Рокоссовский будет бить «красных» по частям, во время выгрузки их из эшелонов. Придется перестроить весь план игры.
– А вы думаете, голубчик, война будет идти по нашим планам? Нет! Никогда ни одна война не шла и не будет идти по нашим планам. А потому не надо шаблонов, нужно воспитывать у командиров их творческие данные. Рокоссовский – молодец! Этот человек еще себя покажет! Давайте следующий ход. – Борис Михайлович как в воду глядел. Он тогда еще увидел в Рокоссовском будущего гениального полководца. Рокоссовский в Отечественной войне во всех его операциях побеждал врага с меньшими силами и малой кровью.
Пришлось нам дать «успех» Рокоссовскому. Он, опередив «красных» в развертывании на четыре часа, начал их «бить» сосредоточенными силами по частям, по мере выдвижения их соединений и частей к фронту.
Шапошников восхищался действиями Рокоссовского и давал ему «успех» за «успехом». Армия Рокоссовского вклинилась глубоко в расположение «красных». Для последних создалось весьма критическое положение, почти разгром. Все шло наоборот.
Шапошников радовался, поощрял Рокоссовского, а мы, офицеры штаба, ходили растерянными – игра нарушила наш план. И мы даже ругались – мне и Мише Тестову пришлось сидеть всю ночь над разработкой следующего хода. Мы ругались и в то же время восхищались Рокоссовским, который смело нарушил затасканные шаблоны.
Весь последующий ход игры шел вокруг действий Рокоссовского как основного стержня. Шапошников, обходя малоинтересные эпизоды, брал наиболее положительные образцы из действий играющих и самые отрицательные, давая им полное развитие. Неправильные решения сами собой проявляли свою нелепость. Играющие переживали свои неудачи почти как на войне, их бросало в жар и холод.
После игры Шапошников сделал такой разбор, который стоял на высоте академического научно-исследовательского доклада. Действиями Рокоссовского Шапошников восхищался. Очень хорошо он отзывался также на разборе и о действиях комбрига Толбухина, бывшего тогда начальником штаба 1-го стрелкового корпуса. Нужно сказать, что опытный военачальник может еще в мирное время определить военные способности своих подчиненных. Не ошибся Шапошников и в Толбухине, расхваливая его действия на игре и предугадывая его полководческие дарования, которые тоже оправдались в Великой Отечественной войне.
К сожалению, об этих тогда еще не известных всем будущих полководцах знали и наши враги, которые приняли свои меры, чтобы изъять их из армии. Рокоссовский и Толбухин были арестованы в 1937 году и посажены в концлагерь.
О годах моей работы в Ленинградском военном округе я вспоминал бы как о светлом периоде своей жизни, если бы они не были омрачены черными днями всей Красной армии – массовыми арестами и уничтожением лучших наших командиров. Но об этих событиях я буду говорить в особой главе.
В 1937 году Шапошникова назначили начальником Генерального штаба. Уезжая из Ленинграда, он рекомендовал мне, Новобранцу Василию Андреевичу, Мише Тестову и Василию Федулову продолжить учение в Академии Генштаба. По его ходатайству нас зачислили слушателями АГШ, и осенью 1937 года я выехал в Москву. Это было кстати. В Ленинграде в это время шли массовые аресты. Арестован был Якир, который не доехал до места назначения – Ленинграда. Назначенный на место Шапошникова, арестован был начальник штаба округа комдив Федотов, его заместитель комбриг Подшивалов, все командиры корпусов, дивизий, полков. Не знаю, что было бы со мной и с другими, если бы мы остались там. У нас не было никакой уверенности, что завтра будем на свободе.
Здесь я впервые узнал, что такое Академия Генштаба. В мире тогда было неспокойно, надвигалась война. Две капиталистические группировки – Германия, Италия и Япония, с одной стороны, Англия, Франция, США – с другой, – пытались разрешить свои противоречия за счет Советского Союза. Поэтому партия, предваряя это, создала Академию Генштаба. В нее отбирались самые лучшие офицеры из армии. Академия готовила офицеров, умеющих разбираться в сложных боевых условиях, организовывать работу штабов крупных соединений корпуса, армии, фронта и могущих командовать такими соединениями. В Отечественную войну себя показали слушатели 1-го курса маршалы Василевский А. М., Баграмян И.Х., Гречко А. А., Захаров М.В., генералы армии Ватутин Н.Ф., Антонов И. И. и др. Этот небольшой отряд принял на себя все тяготы Отечественной войны и довел ее до Победы.