Багатур
Сборное войско Олега двигалось по степному обычаю – несколькими колоннами. Новики, малоспособные биться верхом, старались не отставать и надеялись быть полезными – хотя бы числом своим страху нагонят на разных там галичан!
Молодые половцы рыскали на флангах и уносились далеко вперёд, разведывая путь и высматривая противника.
Вот пятёрка Кулмея доскакала до гребня возвышенности – и круто развернула коней, понеслась, что было мочи, до своих.
– Иду‑ут! – долетел крик.
В тот же момент на «перевал» въехали чужие всадники, покрутились и сгинули.
– Ты не ори, – сердито сказал Сухов, – а говори толком! Кто идёт? Куда? Далеко ли?
– Галичане идут! – тут же отрапортовал Кулмей, вставая на стременах. – На нас идут! Они в трёх перестрелах!76
Олег и сам приподнялся над седлом, гаркнув:
– Вперёд!
А половцам объяснять, что к чему, нужды не было: ясно же – с горки ударить куда способней, нежели на горку мчать. И вся конница мигом прибавила прыти, одолела гребень – и оказалась в виду двух полков, над коими реяли жёсткие стяги с зубцами и колыхались хоругви. Полки на ходу перестраивались, смыкая ряды, подтягивая растянувшийся арьергард, а сам Мирослав скакал перед войском – меч наголо, красный плащ за плечами веет, конский хвост и грива на отлете. Картинка!
– Тарх! – крикнул Сухов. – Камос!
Подчиняясь мановению его руки, половцы бросились в атаку. Им не надо было объяснять тактику войны – степняки действовали по опыту сотен боев. Летучие отряды Тарха и Камоса налетели на галичан, ввязываясь в бой издалека – пуская стрелы на скаку и всякий раз попадая, не во всадника, так в его коня.
Покрутившись, побезобразничав, половцы ускакали прочь, но уже новые сотни тревожили полки, беспокоя их с флангов. Разозлённые галичане контратаковали, бросались на степняков, но куда там – половецкие отряды мигом рассыпались, отходя веером.
Это была давняя, проверенная метода – «свора собак против медведя». Медведь ворочается на месте, ревёт от злости, бьёт лапами наотмашь, а собаки вёрткие, под удар не попадают, кусаются, хватают зверя то за лапу, то за бок…
Подскакавший Чюгай возбуждённо крикнул Олегу:
– Хороший овраг есть! Глубокий, и близко отсюда!
Сухов, наслышанный о степных войнах, тут же отдал приказ – учинить ложное отступление.
Половцы завыли по‑волчьи, накидываясь на галичан всем скопом, но не приближаясь на длину меча, по‑прежнему действуя издали – меча стрелы, дротики, копья, накидывая арканы на воинов и сдёргивая тех с сёдел.
Мирослав воякой был опытным, он и венгров бил, и ятвягов, и ляхов, и рыцарям‑меченосцам жизни давал, а вот со степняками дела не имел. Это его и подвело.
Накал страстей достиг предела, галичане уже и сами выли от ярости, пытаясь достать половцев, хоть как‑то уязвить наглых кочевников, и те «дрогнули», начали отступать, а после развернули коней и стали трусливо драпать с поля боя. С торжествующим рёвом полки Мирослава бросились вдогон – выхваченные мечи так и заблистали на солнце, готовые рубить и кроить податливую плоть.
– Бей «копчёных»! – взвился крик.
– Бей! Бей!
– Руби! Коли!
– Врёшь, не уйдёшь!
А половецкие сотни заметались, как будто отчаянно ища прибежища, да и ринулись в устье глубокого оврага, втягиваясь в него потоком разгорячённых тел. Галичане с победными криками понеслись следом, забираясь всё дальше – вот‑вот догонят, покрошат беглецов, растопчут…
– Олфоромей! – рявкнул Олег, едва сдерживая дикое возбуждение. – Станята! Наш черёд!
И новики, вместе с сотней Итларя, ударили в тыл галичанам, этакой пробкой запечатывая устье оврага.
Здесь, между оплывших стен балки, было душно – жар, исходящий от лошадей, держался, наплывал, не рассеиваясь под ветерком.
Новики ударили «клином», выставив копья. Половцы поддержали их с флангов, пуская стрелы в упор или навесом – в узком, замкнутом пространстве оврага ни одно из смертоносных жал не пропало зря.
Сухов не мог видеть, что творится впереди, но догадывался – кошуны из Салмакаты перестали «трусить» и развернулись, в упор разя противника, опорожняя колчаны, а самые горячие кидались с саблями на мечи. Бешеное мелькание копыт… Выпученный конский глаз… Трава, раскрошенная в труху… Оскал зубов, мелькание стали, лютая бледность на лицах…
– Кулмей! – крикнул Олег изнывавшему молодцу. – Скачи к Аймаут! Её выход!
Осчастливленный Кулмей взял с места и ускакал. Стрелки Аймаут очень быстро вышли на позицию – они показались на краю обрыва, натягивая луки и методично расстреливая тех, кто копошился внизу, кто попался в западню и не знал, где выход из неё.
Меж тем Мирослав понял, что допустил ошибку. Развернув своих людей к устью оврага, он пошёл на прорыв, не обращая внимания на потери – лишь бы вырваться из теснины на волю!
Сухов сразу почувствовал возросший напор и дал команду отступать – стоять насмерть он не собирался.
«Раскупорив» овраг, новики с половцами Итларя и Чюгая отошли, не прекращая обстрел. И вот повалила рать Мирослава – растрёпанная, побитая, растерявшая полдесятка знамён. Огрызаясь, отстреливаясь, разрозненные полки повернули обратно, туда, откуда пришли. Ряды их значительно поредели – и склон холма, и дно оврага были усеяны мёртвыми телами. Несколько коней брели понуро, лишившись всадников, и спотыкались о брошенные поводья.
– Тарх! Камос! Аймаут! Чюгай! – воззвал Олег. – Преследовать полки до темноты! В ближний бой не вступать, нападать из засад! Добычу без вас делить не станем.
Успокоенные степняки поскакали на запад, а тем, кто остался, Сухов нашёл два занятия – приятное и не очень. Надо было собрать брони да оружие, проще говоря, обобрать павших и раненых. Половцы снимали с трупов всё, имевшее ценность, то есть раздевали догола и уносили мечи, шлемы, доспехи, портки, рубахи, оставляя одни нательные крестики, если те были из дерева.
А новикам и крещёным половцам пришлось хоронить чужих и своих. Своим отрывали могилы в размякшей земле, а галичан уложили под обрывом, да и обрушили песчаный край, разом погребая всех.
– Олфоромей, – устало обратился Олег. – Онцифор! Соберите стяги галицкие да черниговские, все, какие найдёте. Отвезём их князю!
– Это мы мигом!
Сухов подъехал к понуро замершему саврасому коню – осиротевшему скакуну с примесью хороших кровей, и спешился. Савраска вскинул голову, тревожно кося лиловым глазом, но Олег заговорил с ним ласково, погладил морду. Конь покивал головой, вздохнул, будто печалясь, и покорился новому хозяину.
А Сухов, взгромоздясь верхом на саврасого, оказался чуть выше – видать, степные предки «трофея» когда‑то пересеклись с чистопородными. Похлопав коня по шее, Олег осмотрелся. Победили они или нет? Мирослав бежал, и правильно сделал – воевода спас полки от полного разгрома. Степь ведь не зря Половецкою звалась – Ченегрепа и иже с ним властвовали над просторами между лесом и морем, а дабы удержать сии просторы, требовалась сила немалая. И она у половцев была.
Так или иначе, решил Олег, а задачу свою они выполнили – галицко‑черниговское войско отогнано за пределы княжества Киевского. Победил ли он Михаила Всеволодовича Черниговского – это ещё вопрос, но вот над Якимом Влунковичем верх одержан точно…
…На Бабином Торжку собрался полк из Нового Торга. Новики и половцы Олега скромно стояли в сторонке, у позеленевшей квадриги.
– Струсили галичане, – бойко докладывал Яким Влункович, – даже показыватьсе нам не стали! В Тихомели, как и полагаетсе, тишь да гладь да божья благодать. Мы по всей степи рыскали, а не сыскали ворога. Побоялси, видать, Мирослав клинков наших, не решилси границу‑то перейти!
– Эва как… – протянул Ярослав Всеволодович.
Великий князь осмотрел новоторжан и повернул голову к Сухову.
– А ты что скажешь, Олег Романыч? – спросил он сумрачно.
Вместо ответа Олег дал знак Олфоромею, и тот, на пару со Станятой, вынес охапку стягов и бросил Ярославу Всеволодовичу под ноги.
– Это знамёна воеводы Мирослава, – громко заговорил Сухов, – потрепали мы галичан здорово, вот они и утекли!
– Лжа это! – заорал Влункович, напрягая жилы. – Не можно четырьмя сотнями побить два полка!
– А уметь надо!
Князь с любопытством оглядел стяги, пощупал даже жёсткую ткань с изображением Святого Василия, а потом огласил своё решение.
– Храбрецы новоторжские! – сказал он зычно. – Благодарю за службу! Обещал я вас наградить и слово своё исполню. Можете возвращаться до дому!
Новоторжане – смущённые, растерянные, обрадованные, равнодушные, – зашевелились, зароптали, подались с площади, а Ярослав Всеволодович снял с себя витую золотую гривну и нацепил её Олегу на шею.
– Носи, воевода, – сказал он. – Служи с честью, и дано тебе будет не только славою облечься, но и великим почётом!
Сухов поклонился, больше всего упиваясь той зеленью, что проступила на лице Якима Влунковича, бледном от ненависти. «Понял? – мелькнуло у Олега. – Во‑от…»
Глава 7,
в которой Сухов поминает чёрта
Шестого мая, в день Святого Георгия Победоносца, киевляне устраивали «гулянку» – принарядившись, целыми семьями отправлялись за город, на Выдубицкие высоты. Там они пили и закусывали, расстилая скатёрки на молодой траве, ходили босиком по густой поросли, как бы прокладывая жизненную тропинку до следующей весны. А весна нынешняя буйствовала, вся природа справляла праздник жизни – расцветала зелёная степь, расцветали каштаны, расцветали девушки. Открывали сезон соловьи, аккомпанируя возлюбленным парам, разносились по‑над Днепром чу дные, протяжные песни.
В день шестой месяца мая, который в Киеве по‑прежнему называли травнем, Олег Сухов ходил в народ и окунался в гущу событий. Притомившись ходить и окунаться, он устроился в тени Выдубицкого монастыря, у подпорной стены церкви Архистратига Михаила, лет сто назад сработанной Милонегом. Днепр отсюда был совсем близко, плеск речных волн заглушал крики и здравицы, доносившиеся из дубрав Выдубицкого урочища, и навевал покой.
Воевода Олег Романыч во все первые числа месяца травня нёс службу на левом берегу, утверждая власть Владимира Рюриковича в Переяславле. Бояре переяславские, отвыкшие под князем жить,77 воспротивились поначалу, но мечи дружинников и воев живо укротили строптивцев, некоторых укоротив на голову.
При штурме переяславских Епископских ворот Олега чувствительно задела стрела, распоров плечо, хорошо хоть левое. Рана была неглубокая, но, не дай бог, заражение… Тогда всё, капец. Сухов вытерпел прижигание калёным железом, а в Киеве Пончик обработал рану по всем правилам.
– И чтоб никаких купаний! – строго наказал Александр, меняя повязку. – Понял?
– Во‑от… – подхватил Олег, поглядывая за ловкими пальцами Шурика, накладывавшими пахучую мазь и аккуратно обматывавшими раненую руку чистой холстиной, порванной на ленты и прокипячённой в целебном растворе.
– Как там Переяславль? – спросил Пончик.
– Деревня, – коротко ответил Сухов. – Правда, каменная баня есть. Прям как терма.
При упоминании о термах Шурик вздохнул украдкой. Олег приметил этот момент, но ничего не сказал – ему и самому порой становилось паршиво. Только вспомнишь об Алёне – и понеслось… Столько сразу наваливается всего, памятного, дорогого – и утраченного безвозвратно. Как тут не посчитать жизнь поганкой?
Пончик закончил с перевязкой, полюбовался делом своих рук и велел Олегу одеваться. Сухов осторожно натянул через голову шёлковую рубаху с богатой вышивкой у ворота и привалился спиною к стене – толстые дубовые брёвна удобно подпирали тело.
Сощурившись, огляделся. Широкий Днепр переливается на солнце. Камыши шуршат, листья молодые шелестят, хор девичий зачинает распевку… Хорошо!
– Неуютно мне в Киеве, – неожиданно выпалил Шурик, – неприятно. Угу…
– С чего это вдруг? – удивился Олег.
– Да не вдруг… По всей Руси князья дерутся, а тут, на юге, и вовсе лютуют – настоящая гражданская война идёт. А Орда всё ближе… Батый ныне в поход на буртасов78 собирается, на мордву… Угу.
– Откуда знаешь? – насторожился Сухов.
– Половец один рассказывал. Говорит, хан ихний, Котян Сутоевич, уходит потихоньку из донских степей. Уже и послов своих к венгерскому королю засылал, чтобы в те земли переселиться. Король Бела поставил условие – всем креститься, и Котян согласился…
Олег присвистнул.
– Да‑а… – протянул он. – Видать, прижало хана крепко.
– То‑то и оно! – воскликнул Пончик. – Скоро и нас прижмёт, да так, что ни вздохнуть ни охнуть! А князья, вместо того чтобы оборону крепить против общего врага, сживают друг друга со свету!
– Да‑а… – повторил Сухов. – Знаешь, кого я сейчас вспомнил? Вана. Помнишь такого?
– Ван? – наморщил лоб Пончик. – А‑а, это тот китаец? Ты ещё у него чай покупал! Он?
– Да. Не помню, по какому случаю, но Ван Лун однажды поделился со мной одним наблюдением. Рассказал, как в детстве вышел на окраину своей деревни и наблюдал за дракой двух псов. Собаки сцепились так, что клочья летели. Они рычали, визжали, грызлись – и не заметили, как из леса вышел тигр. Полосатый одним ударом лапы пришиб обоих и утащил – тигры терпеть не могут собак, но любят собачатину. Мстят будто за своих мелких сородичей…
– Похоже, – вздохнул Шурик. – Целая свора грызню устроила, а с востока приближается безжалостный хищник. Одних шавок он растерзает, другие станут лизать полосатую задницу…
– А так и будет, Понч. Что ты хочешь? Лествичное право…
Ох уж эта окаянная «лествица»… Поговаривают, что лествичный порядок престолонаследия Русь переняла у Хазарии. Так это или не так, никто уже не скажет. В теории «восхождение по лествице» вроде бы исключало борьбу за власть, поскольку все дети умершего правителя получали часть общего наследства. На практике «лествица» приводила к нескончаемой междоусобной распре.
Почил князь Владимир Красное Солнышко, папаша многодетный, и всем его сыновьям достались уделы – более‑менее цельное государство раскололось на княжества, те подробились на ещё более мелкие волости. Но даже самый мелкий удел доставался наследнику лишь на время. Почему? Вот в этом‑то и крылось коварство «лествичного права»!
Когда князь‑отец умирал, его место в роду занимал старший брат, он становился отцом для младших братьев, а его сыновья делались братьями дядьям своим и переходили из внуков в сыновья, потому как не было уже деда над ними, старшим в роду оказывался уже их родной отец. Умирал старший брат – второй брательник заступал его место. Теперь он делался отцом для прочих младших братьев, и уже его дети переходили из внуков в сыновья, из малолеток – в совершеннолетние. Вот так молодые князья через старшинство своих отцов сами приближались к месту старшего в роду. «Как прадеды наши лествицею восходили на великое княжение киевское, – говаривали вельможи, – так и нам должно достигать его лествичным восхождением».79 А перешёл ты на следующую ступень – всё, бросай доставшийся тебе удел, перебирайся в другой. Но и там корней не пустишь, ибо владение твоё – не навсегда. Некогда тебе править, даже вникать в проблемы времени нет. Очередная смерть старшего в роду – и начинается перемена мест. Был ты удельный князь болховский – станешь удельным князем курским. Или вжищским. Или ещё каким.
Тот ещё порядочек, что и говорить. А ежели князь помрёт, не будучи старшиной рода? Тогда дети его навсегда останутся на ступени несовершеннолетних – дальнейшее восхождение их прекращалось. И им это активно не нравилось – обделённые поднимали мятежи, затевали войны, а благополучные чада в долгу не оставались, давали сдачи изгоям.
И каждое чадо ревниво посматривало на прочих деток, возгораясь гневом и алчностью: «А чего это у Михайлы больше земель, нежели мне дадено?», «Ослаб Игорёк, надо бы у него пару городишек оттяпать…», «Не годится сие – одни леса у меня! А у Глеба пажить на пажити! Переделить надобно – мечом нарезать землицы!»
И оттяпывали, нарезали, творили передел и беспредел. А что же народ? А народ безмолвствовал, терпел и вымирал – войны разоряли земли, а разорение вело за руку голод невиданный: одни впадали во грех людоедства, обрезали человечину с трупов, другие ели и конину, и собачатину, и кошатину, кору липовую грызли и лист, ильм употребляли в пищу и сосну, вламывались в чужие дома, надеясь найти хоть немного зерна, повсюду: на улицах, на торжищах, за околицей – валялись трупы, которых пожирали стаи собак, и жирные вороны благословляли мор, и некому было хоронить мёртвых…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Пифос – огромный широкогорлый кувшин в форме шара с плоским дном. В таких хранили зерно, воду, рыбу (обычно пифос закапывали в землю). Кстати, именно в пифосе проживал Диоген.
2
Ромейская империя – государство, которое принято называть Византией, хотя это то же самое, как если бы Российскую Федерацию именовали Московией.
3
Базилевс – император ромеев, то бишь византийцев.
4
Меса – Средняя. Главный проспект Константинополя, центральная улица.
5
Иша – «управляющий богатством»; как бы царь Хазарин, правящий от имени кагана. Надо особо отметить, что вся верхушка каганата, купцы‑рахдониты, ведущие заморскую торговлю, и часть простонародья исповедовали иудаизм.
6
Самкерц – надо полагать, нынешняя Керчь.
7
Нынешние Судак и Алушта.
8
Магистр – высший титул, которого мог удостоиться царедворец, не состоящий в родстве с базилевсом. Всего магистров в империи насчитывалось 12 человек. Аколит (или аколуф) – командир наемников. Этерия – личная гвардия императора. Различалась великая этерия, комплектовавшаяся из македонцев, малая этерия, в которой служили хазары и арабы‑христиане, и этерия средняя, наёмная, куда брали викингов‑норманнов или варягов (ромеи прозывали их варангами).
9
Скарамангий – парадное одеяние вроде лёгкого кафтана длиною до икр, довольно узкое, стянутое в талии кушаком или особым поясом.
10
Форум – площадь.
11
Хирд – дружина. Русский вариант – гридь.
12
Члены своеобразного братства викингов, существовавшего на территории нынешней Северной Германии в описываемую эпоху.
13
Порт, предположительно находившийся в устье Одера.
14
Ныне Изборск.
15
Большая сотня – приблизительно 120 человек. Был и большой десяток – 12–15 бойцов.
16
Сафина – боевой корабль на 50 гребцов.
17
Регеон – район Константинополя. Регеон Арториан числился в престижных.
18
Протоспафарий – высокий придворный чин, самый младший из тех, которые давали право их владельцу присутствовать на заседаниях синклита (тайного совета).
19
Стола – длинное платье прямого покроя, подвязывалось поясками в талии и под грудью.
20
Сагий – плащ‑накидка.
21
Скедия – варяжский корабль, классом пониже лодьи, рассчитанный на 40 гребцов.
22
Ныне Чёрное. Ромеи прозывали его Понтом Эвксинским.
23
Айфор – «Водопад на волоке» – самый опасный из днепровских порогов, его обходили по суше, переволакивая суда «в объезд» за шесть вёрст.
24
Дикое Поле – так называли степь на Руси.
25
Акуфий – меч в виде клюва цапли, хорошо «вскрывал» кольчужные доспехи.
26
Посад – то же, что и слобода; поселение вне городских стен.
27
В старину Новый год встречали по ромейскому (и римскому) обычаю, по церковному календарю – 1 марта.
28
Армяк – длиннополое теплое одеяние из армячины – верблюжьей шерсти. Больше всего напоминало просторную, безразмерную шинель. Подвязывался кушаком.
29
Если выговаривать по тогдашним правилам, то «кияне». Но слово «киевляне» нам привычней.
30
Византийская золотая монета (3,79–4,55 г, в зависимости от эпохи). Чеканилась с IV века н. э.
31
Тогдашняя денежная система опиралась на серебряные гривны (49,25 г). Одна гривна была равноценна 25 ногатам, или 50 кунам, или 100 векшам.
32
Понятия «латный костюм» в те времена не существовало. Доспехи подчас назывались просто «сбруей».
33
Шелом – сфероконический шлем с плавным переходом в остриё на верхушке. Хорошо защищал от вертикальных ударов мечом или саблей, потому и продержался у русских витязей несколько веков подряд.
34
Будущий Александр Невский.
35
Латинская империя, или Романия, – государство со столицей в Константинополе, образованное рыцарями‑крестоносцами в 1204 году.
36
Французский король Людовик IX Святой (1214–1270).
37
Хуррагш! – «Вперёд!» (монг.) Надо полагать, именно от этого древнего монгольского клича произошло русское «Ура!»
38
Гора – Старокиевская гора, историческое ядро Киева, где располагалась крепость Самбатас («град Кия»), выросшая в X веке до «града Владимира», а после и до «града Ярослава». Подол – слобода, предградье Киева, занимавшее низину между Горой и реками – Днепром, Почайной и Глубочицей.
39
Реальное историческое лицо.
40
Новоторжане – жители города Новый Торг («пригород» Новгорода Великого), ныне Торжок. Суздальцы – здесь не жители Суздаля, а выходцы из Владимиро‑Суздальского княжества, в данном случае переяславцы.
41
Надо заметить, что к XIII веку понятие «дружина» претерпело изменения. Под дружиной понимался «княжой двор» – личное войско князя из его придворных. А полки формировались («нарубались») из воев‑ополченцев по принципу «1 воин на коне и в доспехе полном (конно и оружно) с 10 сох». Если же возникала прямая и явная угроза, то воина выставляли и с 4 сох. (Соха – это единица поземельного налога, именно соха облагалась податями. К примеру, новгородская соха равнялась 3 обжам, а обжа – это та площадь земли, которую обрабатывал один человек – с конным плугом, но без помощников).
42
Кулики, сальники – обидные прозвища суздальцев.
43
Вечные мужики, вечники – миряне с правом голоса на вече.
44
Vae victis – Горе побеждённым (лат.).
45
Подразумевается «Русская Правда» – свод законов. Исполать – выражение, заимствованное из греческого, означает «хвала, слава».
46
Окольничий – придворный чин и должность, занимал второе место после боярина. Служба окольничего заключалась в устройстве всего необходимого для путешествия князя («устроить путь и станы для государя»), но мог и полк возглавить.
47
Бостеева чадь – род (колено) половецкого народа, названный в честь прародителя. Летописи упоминают Бостееву и Чаргову чади, роды Вобургевичей, Бурчевичей, Токсобичей и Улашевичей.
48
Квадрига – упряжка из четырёх лошадей. У эллинов – тетриппа.
49
Епитимья – наказание.
50
В 1228 году доминиканцы во главе с братом Яцеком (Гиацинтом) основали в Киеве монастырь своего ордена, дабы содействовать «воссоединению православных князей и епископов с Римом».
51
Урус или орос – русский; урум – ромей, грек (монг.).
52
«Копчёный» – обидное прозвище для степняка.
53
Ратоборец – рыцарь.
54