Правильный пацан

3

В полчаса они все же не уложились.

Когда все закончилось, Тамара пожалела, что хотя бы не сложила свою одежду возле кровати. Поскольку ее тряпочки остались в соседней комнате, теперь требовалось пересечь спальню голышом, на виду у почти незнакомого парня. Почему-то эта нехитрая процедура казалась Тамаре унизительной. Наверное, все дело было в настроении. Праздник завершился, так толком и не начавшись.

– Закрой глаза! – потребовала она тоном, нисколько не походящим на любовное воркование.

– Чего тебе не лежится? – удивился Женя, который, разумеется, уже покуривал, барски развалившись на постели. Ему не приходило в голову хотя бы прикрыть бедра простыней или сказать Тамаре что-нибудь ласковое, утешительное.

– Мне пора! – Она старалась не глядеть на своего случайного знакомого, под которого попала, как попадают под машину – совершенно случайно, по рассеянности, по неосторожности, но, главным образом, все же по собственной глупости.

Женя ухмыльнулся и потеребил то, чем оприходовал свою гостью:

– Гляди, мой дружок протестует против твоего ухода демонстративным вставанием.

Это походило на сцену из дешевого порнофильма, напичканного похабными репликами, а Женина улыбка перестала казаться Тамаре такой уж лучезарной.

Она злилась на него, но все-таки больше на себя, потому что повела себя, как последняя дура. Зачем было рассказывать первому встречному о том, что они с мужем собираются на море? Для чего было объяснять ему, что она выбралась из дома, чтобы поискать пляжные аксессуары? И, самое главное, какого черта Тамаре вздумалось примерять купальник, предложенный Женей? Зеленый, состоящий из лямок и лоскутов, переплетающихся таким причудливым образом, что в них недолго и запутаться.

Разумеется, Женя обернулся раньше, чем Тамара полностью нацепила на себя всю эту экзотическую сбрую. А до Жени было рукой подать, вернее, ему стоило лишь протянуть руку, чтобы достать до Тамары. И он протянул: сразу обе. А она только и успела, что протестующе вскрикнуть. Только один раз, потому что в следующий момент ее рот оказался плотно зажат Жениными губами, а купальник каким-то загадочным образом сам упал к ее ногам. Но разве она не предвидела, что именно так все и получится? Конечно, предвидела. Значит, она не просто наивная дурочка, а распоследняя шалава. И это при том, что ее Виталик лучше всех синеглазых брюнетов, вместе взятых!

– Именинничек, – буркнула Тамара.

Злость подбросила ее с кровати, как будто матрац был снабжен специальной катапультой для глупых девушек, попавшихся в нехитрую ловушку повесы с внешностью начинающего Ильи Лагутенко и манерами законченного альфонса. Женины намеки на его состояние, которое якобы застит глаза его подружкам, оказались таким же мифом, как и день рождения. Достаточно было бросить взгляд на крохотную прихожую, увешанную плакатами фотокрасоток, чтобы сделать соответствующие выводы и не переступить порога этой сомнительной квартиры. Но Тамара переступила. И теперь все ее существо рвалось обратно – не просто наружу, а в недавнее прошлое, где не было никаких измен и можно было не прятать глаза от собственного мужа.

Она наспех ополоснулась под душем, в рекордно короткий срок натянула на себя принесенную из комнаты одежду и уже с остервенением раздирала щеткой свои спутанные волосы, когда в ванную проник Женя, тоже одетый и почему-то без паскудной победоносной ухмылки на губах.

– Щеколда на двери не предусмотрена специально? – язвительно поинтересовалась Тамара. – Чтобы иметь свободный доступ ко всем телам, которые попадаются на твою удочку?

– Просто как-то руки не доходят, – немного смутился Женя.

– Куда им надо, туда они доходят, – отрезала Тамара и, бросив взгляд на зеркальное отражение своего соблазнителя, маячащего за спиной, спросила: – А телефон прихватил зачем? Собираешься отрапортовать дружкам об очередной победе? Или не терпится пригласить на свой день рождения новую доверчивую идиотку? Очень экономно! – Тамара запихнула щетку в сумочку и посмотрела Жене в глаза. – Шампанское ведь недопито, апельсины и конфеты не тронуты… Герой-любовник!

Фыркнув, она попыталась выскользнуть из ванной комнаты, но он преградил ей путь:

– Зачем ты так? Я просто звонил по делам, вот и все. – Поспешно сунув трубку мобильника в карман, Женя взмолился: – Послушай, я ведь ничего такого специально не замышлял. Думал познакомиться с тобой поближе, обменяться координатами, встретиться как-нибудь в другой раз…

– Считай, что познакомился, – заверила его Тамара. – Только насчет продолжения даже не мечтай, его не будет!

– Ладно. Согласен. Но ведь ты позволишь мне отвезти тебя обратно? Я привык выполнять свои обещания.

– Плевать мне на твои привычки!

Взгляд, брошенный Тамарой на часы, подсказал ей, что Виталий, по всей видимости, уже возвратился домой и теперь ждет не дождется свою единственную и ненаглядную женушку, которая обещала явиться не только с обновами, но и с какими-нибудь деликатесами. Не следовало обманывать его ожидания хотя бы в этом. Да и добираться домой на метро Тамаре не очень-то хотелось. Ноги у нее до сих пор были слабоваты в коленках, как в детстве, когда нашкодишь тайком, а потом еще долго не можешь прийти в себя после пережитого восторга и ужаса.

– Подбросишь меня куда-нибудь поближе к дому, – распорядилась она, не сочтя нужным подпустить в фразу даже намека на просительную интонацию. Если уж тобой попользовались бесплатно, то сумей отыграться в мелочах.

– А где ты живешь? – оживился Женя.

– На Старом Арбате, – ответила Тамара.

– Вот как? – Женя показался ей приятно удивленным. – Неплохо устроилась. Там ведь, говорят, жилье о-ого-го сколько стоит.

– Тебя это не касается!

– Не касается так не касается, – примирительно сказал Женя, выпуская Тамару из ванной. – Кофейку попьем на дорожку?

– А какой у тебя?

– «Чибо». Настоящий, бразильский.

Тамара усмехнулась:

– Прибереги свой замечательный кофе для алчных подружек, которые охотятся за твоим состоянием. Больше ведь охмурять их тут нечем.

Она выразительно покосилась на кусок отклеившихся обоев в прихожей. Допотопные ромашки вперемешку с поблекшими от времени васильками. Этим обоям было лет двадцать, не меньше, а менять их никто не собирался.

Проследив за Тамариным взглядом, Женя прищурился:

– Да ты знаешь, сколько стоит мой «Трибьют»?

– Если он действительно твой, а не взят напрокат, – поддела его Тамара и раздраженно подергала дверную ручку. – Ну, открывай, именинничек, хватит трепаться. Лично мне пускать пыль в глаза совсем не обязательно. Ты уже и так получил свое.

– Это еще как сказать, – пробормотал Женя.

Тамара, которой не слишком понравился его тон, вскинула взгляд:

– Что ты имеешь в виду? Непонятливых предупреждаю еще раз: новых поводов для встреч у нас больше не будет.

– Как скажешь, – пожал плечами Женя.

Поскольку он возился с дверным замком, Тамара не могла видеть выражение его лица, но почему-то ей показалось, что он улыбается. Совсем не так обаятельно, как на освещенной солнцем улице. Гаденько. Многообещающе.

– Знаешь, я, пожалуй, доберусь сама, – внезапно решила Тамара и попыталась оттолкнуть хозяина квартиры, чтобы выйти на лестничную площадку первой.

Тут он обернулся, его широко открытые синие глаза были полны обиды и неподдельного возмущения:

– Ты что? – воскликнул он. – Я же не набиваюсь к тебе в любовники, раз тебе это неприятно. Просто… – Женя замялся. – Хочу побыть с тобой еще немного. Мне… мне почему-то трудно с тобой расстаться.

– Придется, – проворчала Тамара, но немного успокоилась.

Как только она вырвалась в подъезд и дверь проклятой квартиры захлопнулась за ее спиной, недавнее приключение перестало казаться ей таким уж ужасным. Виталик все равно ничего не узнает, а коли так, то ничего как будто и не было. Ну, привиделась девушке какая-то ерунда, так разве она в этом виновата? И разве от этого ее любовь к мужу уменьшилась? Нет, нет, тысячу раз нет! Очень даже наоборот!

– Давай поторопимся, – попросила она, спускаясь по лестнице следом за неспешно трусящим вниз Женей.

Он оглянулся на нее через плечо и подмигнул:

– К благоверному спешишь? Одобряю. – И снова в его голосе почудилось что-то нехорошее, что-то такое, отчего Тамара отчетливо ощутила, что с левой стороны груди у нее находится сердце, и оно, это сердце, такое тяжелое, словно его незаметно подменили камнем.

4

Скрыть от Виталия случившееся не удалось. Слишком много навалилось всякого, чтобы пытаться юлить, врать, выворачиваться. Как будто неимоверной тяжестью, свалившейся откуда-то из поднебесья, накрыло. Хлоп, и готово. Шок, боль, гнетущее осознание своей полной беспомощности. И нет даже самой слабой надежды на то, что все самое худшее уже позади.

Когда Тамара пыталась оценить свое положение, ничего позитивного в голову ей не приходило. Она буквально ощущала себя раздавленной лягушкой, наивно возомнившей себя царевной. Чудо-джип утюгом прошелся по ней, по ее судьбе, по ее близким. Его комфортабельный салон оказался западней, в которую, как известно, попадают по доброй воле. Для того чтобы превратиться в чью-то добычу, достаточно заинтересоваться приманкой, а остальное – дело техники. Именно так все произошло с Тамарой.

После того как она со своим так называемым бойфрендом вышла из дома и уселась в белоснежный «Трибьют», дверца мышеловки захлопнулась окончательно. С этого момента события начали разворачиваться стремительно и неотвратимо, как стихийное бедствие. Позже, вспоминая, как все это происходило, Тамара обнаруживала, что некоторые эпизоды совершенно вылетели из ее головы, а другие, напротив, запечатлелись в памяти необыкновенно живо и по-киношному ярко. Слишком ярко. Стоило лишь закрыть глаза, и вся эта карусель принималась вертеться перед мысленным взором снова и снова…

Вот простирается далеко вперед широкая городская магистраль. Стройные ряды фонарных столбов, полноводье разномастных машин, людские потоки на тротуарах. Человеческие фигурки такие серые, такие затрапезные, такие маленькие в сравнении с полубогами, обитающими на рекламных щитах. Полубоги, безмятежно смеясь, смакуют виски, кофе, дорогой табак. У них безупречно чистая одежда, идеальные волосы и денежные счета в солиднейших банках. Когда Тамара смотрит на них, ей становится стыдно за то, что она такая, какая есть. Поэтому она предпочитает скользить по рекламным небожителям невидящим взглядом. Так легче жить.

День клонится к вечеру, жара спадает, воздух кажется чистым и свежим, хотя, разумеется, это просто иллюзия. В пустынях случаются миражи, а в Москве выдаются вот такие минуты, когда ты дышишь полной грудью, забывая о том, что пространство на десятки километров вокруг пропитано бензиновой гарью. Вдох-выдох, вдох-выдох. Где-то Тамара читала, что каждому человеку отмерено определенное количество сокращений диафрагмы. Если так, то странно как-то все придумано. Дышишь, чтобы жить, но этим же приближаешь свою смерть?

Нет, лучше о таких вещах не задумываться. Брать пример хотя бы со спутника. Таким, как он, которые существуют без лишних комплексов и рефлексий, нынче раздолье, и, судя по Жениному выражению лица, он это отлично понимает. Лихо крутит баранку, выставив локоть в открытое окно, а ветер, врывающийся внутрь салона, не в силах растрепать его набриолиненную прическу. Точно так же не способны привести его в смятение чужие проблемы.

Что ж, решает Тамара, она ничем не хуже. Зачем отравлять себе жизнь никому не нужными терзаниями? Гораздо приятней и проще наслаждаться, чем переживать по каждому пустяку. Ну, изменила, с кем не бывает? От нее не убудет, а от Виталия тем более. Какой-то умный человек, которого попрекнули неверной женой, лишь усмехнулся: «Лучше кушать торт в компании, чем жрать дерьмо в одиночку». Муж, конечно, вряд ли оценит по достоинству подобную шутку, но его совсем не обязательно посвящать в подробности сегодняшнего Тамариного времяпровождения. У каждого своя жизнь. Одна, между прочим. Так что живи и радуйся, Тамарка, радуйся и живи!

Однако настроение от этого простого заклинания не улучшается. Динамики выдают один хит «Мумий Тролля» за другим, а в Тамарину душу впервые закрадывается подозрение, что ничего особенного в них нет. Зачем мяукать, если ты по паспорту взрослый гражданин мужского пола, а не какой-то там кошачий самец? И для чего тиражировать свой бред, когда ты пары фраз не в состоянии связать и уж тем более зарифмовать их худо-бедно?

Тут все более раздражающая Тамару музыка смолкает, а вместо нее звучит встревоженный Женин голос. Морщась, он массирует левую сторону груди и просит Тамару сменить его за рулем. «Такой молодой, а сердце уже ни к черту», – улыбается он виновато. Когда Тамара, имеющая весьма туманный опыт вождения, начинает испуганно отнекиваться, Женина улыбка превращается в болезненную гримасу. Он говорит, что ближайшая аптека, где можно приобрести нитроглицерин, находится в пятистах метрах прямо по курсу. Тамаре нужно лишь занять водительское место и медленно-медленно катить вдоль тротуара. А он, Женя, не способен сейчас даже на такую малость. Ему, Жене, очень худо. Он, возможно, коньки вот-вот отбросит из-за Тамариного упрямства.

Что делает Тамара, вместо того чтобы высунуться из остановившегося джипа и позвать людей на помощь? Она выходит, огибает автомобиль и решительно распахивает водительскую дверцу, ловя на себе взгляды прохожих. Девушкам ведь так хочется попасть в сказку, и они туда попадают, не задумываясь о том, что у современных сказок счастливых концов не бывает. Так что Тамара, ощущая себя принцессой, втискивается за руль, ставит босоножку на педаль газа и потихоньку трогает с места.

Подробности недолгой езды совершенно вылетели из ее головы, хотя, по идее, именно она могла бы стать единственным приятным воспоминанием о том роковом дне. Кажется, Тамара немного огорчилась, что они добрались до аптеки чересчур быстро – забыв обо всем на свете, она с упоением правила джипом и была готова ехать так хоть целую вечность. Но для полного счастья людям отмерено гораздо меньше – мгновения, секунды, в лучшем случае – минуты. Потом чаще всего следует расплата, о которой как-то не задумываешься, пока цена не определена и судьба не предъявила счет.

Итак, не думая ни о чем плохом, Тамара послушно притормозила в указанном месте и (в который уже раз!) поверила красавчику Жене, который попросил ее не беспокоиться – он, мол, сходит в аптеку сам, потому что ему унизительно просить девушку о такой малости.

И вот она, дура дурой, сидит в чужом джипе, машинально барабаня пальцами по рулю, поглядывая то на браслет часов, то на людей, которые, к ее глубокому разочарованию, не могут видеть ее за тонированными стеклами. Жени все нет и нет. Когда она уже решает отправиться за ним следом, обе передних дверцы внезапно распахиваются и онемевшую от ужаса Тамару хватают с двух сторон здоровенные мужики в камуфляже.

Собровцы? Омоновцы? Она так и не запомнила, кем они ей представились. Потому что сначала один из них отвесил ей весомую оплеуху («Не рыпаться!»), а второй выволок на асфальт («Замри, замри тебе сказано!») и сковал ее запястья наручниками.

Мат-перемат, обжигающие взгляды зевак, грубые толчки в спину, задающие скорость и направление движения. Забранное решетками нутро микроавтобуса, провонявшего нездоровым потом и блевотиной… В руках у охраняющих Тамару мужчин короткие автоматы с потертыми прикладами, на ногах у них высокие шнурованные ботинки. Подошва одного из них наступает на Тамарины пальцы, когда она пытается подняться с заплеванного пола: «Лежи смирно, шалава!» Через несколько минут другой ботинок лениво пинает ее в бок: «Выгружайся, курва, приехали!» Значит, добрались до отделения милиции – это она сама догадалась, без посторонней подсказки.

И был невзрачный кабинет, а в нем – гражданин начальник, совершенно безбровый, но зато при пшеничных усах подковой. Ошеломленная Тамара следила, как шевелятся эти усы, пока следователь вводил ее в курс дела, а смысл сказанного доходил до нее с превеликим трудом, наполовину. Оказывается, она угнала иномарку у некого Медведовского Евгения Константиновича, но тут же была застигнута на месте преступления и арестована благодаря оперативным действиям милиции. На воровку, Тамару Петровну Роднину, урожденную Ледневу, завели уголовное дело, в котором фигурируют ее отпечатки пальцев, показания потерпевшего, его друзей и многочисленных свидетелей. Все вместе тянет на пять лет строгого режима. А чтобы гражданка Роднина не думала, что с ней шутки шутят, ночь она проведет в следственном изоляторе, вместе с такими же преступницами, как она сама.

– Деньги, ценные вещи имеются? – полюбопытствовал усатый, черкая что-то в бланке протокола.

– Обручальное кольцо… цепочка… двадцать семь тысяч рублей, – начала перечислять Тамара, но была остановлена повелительным:

– Открой сумку, тварь! Содержимое на стол!

Это распорядился еще один милиционер в штатском, непонятно как очутившийся за Тамариной спиной. От него исходила такая мощная аура угрозы, что у Тамары заломило в затылке.

– Вот, пожалуйста…

Она вывалила из сумочки все, что там находилось, и вопросительно посмотрела на милиционеров: что дальше?

– Денег при задержанной не обнаружено, – продиктовал товарищу тот, который устроился за Тамариной спиной. При этом он небрежно сгреб со стола все три банковские упаковки рублей и сунул их в ящик стола.

– Но… – пискнула Тамара.

– Молчать! – рявкнул оперативник, срывая с ее шеи цепочку. – Снимай кольцо, живо!.. Так, Шумихин, фиксируй: драгоценных или ювелирных изделий у задержанной при себе также не имеется.

– «Также» вместе пишется или отдельно? – деловито осведомился усатый.

– Вместе, – машинально подсказала Тамара и вдруг взвилась со своего стула: – Да вы что?! Как вы смеете?!

– Сопротивление сотрудникам правоохранительных органов, – оживился второй милиционер и умело ударил Тамару по почкам. – Ты мне тут права не качай, сука дешевая. Еще один такой фортель – и на хор поставлю в «обезьяннике». Алкаши и бомжи мне только спасибо скажут… Ну что, были у тебя при себе деньги или ценности? Отвечай, когда тебя спрашивают!

– Не было! – простонала Тамара, которой никак не удавалось ни распрямиться, ни хотя бы опуститься на стул.

Занесенный кулак неохотно разжался:

– Ладно, тогда подпишись… здесь и здесь… Фамилия, имя, отчество полностью… Дата… Все, на выход!

Ночь, проведенная в камере с троицей давно не мывшихся бабенок, показалась Тамаре бесконечной. На деревянной платформе, которая служила здесь общим ложем, новенькой места не нашлось. Ей пришлось ютиться, скорчившись, на холодном цементном полу, но зато удушающего смрада внизу было поменьше. И все равно, когда утром Тамару повели на новый допрос, она уже казалась себе грязной, вонючей тварью, с которой милиционеры вольны делать все, что им взбредет в голову.

Тем утром им вздумалось устроить Тамаре свидание с адвокатом потерпевшего, и тот, поигрывая платиновой зажигалкой, вкратце обрисовал собеседнице ситуацию:

– Дела ваши неважнецкие, девушка. Если оставить в стороне всякие юридические тонкости, то вы оказались в самом глубочайшем анусе, который только можно себе вообразить. – Адвокат мечтательно зажмурился. – Через пару недель получите свой срок, и сами не заметите, как превратитесь в заправскую зэчку. Платочек, черная роба, вместо бельишка – какое-нибудь тряпье, кишащее клопами и вшами…

– Но я не виновата! – закричала Тамара, которой после ночи, проведенной в изоляторе, представить такую картину было совсем не сложно.

– Это меня не касается, – сухо ответил адвокат, распространявший вокруг себя запах набальзамированной мумии. – В сущности, причины, побудившие вас оказаться за рулем не принадлежащего вам транспортного средства, уже никого не интересуют. Важен сам факт. Вам вздумалось покататься, и вы покатались. Пришло время возить саночки.

– Какие саночки? – У Тамары сорвался голос, а в глазах набухли слезы.

– Это я образно выражаюсь, – пояснил адвокат, продолжая клацать своей зажигалкой. – Но, если вам угодно, оставим иносказания в стороне и будем изъясняться, э-э, более конкретно. Так вот, де-юре вам придется отбывать срок, это совершенно очевидно. Но де-факто все же имеется малю-у-у-сенькая лазейка, – иллюстрируя сказанное, он сложил пальцы колечком, – лазейка, через которую у вас есть шанс выбраться на свободу. – Зажигалка пронзила колечко насквозь, после чего возобновила свое беспрестанное: клац-клац-клац.

Воображение у Тамары работало в тот момент плохо, поэтому единственный вопрос, который она сумела выдавить, прозвучал так:

– Мне придется… спать с вами?

– Боже упаси! – Отпрянувший адвокат едва не опрокинулся вместе со своим стулом. – Что за чушь взбрела вам в голову!

– А что же тогда? – растерялась Тамара.

– Вы должны переговорить с истцом и убедить его забрать заявление.

– С Женей? Но он же все врет, он…

– Евгений Константинович, насколько мне известно, глубоко переживает случившееся. – Напыжившийся адвокат походил на токующего глухаря, который не слышит никого вокруг, кроме себя самого. – Но он согласился встретиться с вами, протянуть, так сказать, руку помощи. И если вы оправдаете его ожидания, дело будет улажено в частном, а не в судебном порядке. Вы готовы к переговорам?

– Разве вы не видите, что я теперь на все готова!

Стоит ли удивляться тому, что Тамара изъявила согласие, не колеблясь ни секунды? Уж очень ей не хотелось возвращаться в вонючую камеру или продолжать знакомство с оперативными работниками милиции. И Тамаре охотно пошли навстречу, устроив ей свидание с Женей, который, оказывается, ожидал за дверью.

Но беседовал с Тамарой он не с глазу на глаз, а в присутствии своего товарища – совершенно отвратного типа с расплющенными губами и ушами. Тамаре, попытавшейся взывать к Жениной совести, этот тип пообещал вывернуть матку, после чего в беседу некоторое время не включался, ограничиваясь старательным пережевыванием мятной резинки.

Вальяжно расположившийся напротив Тамары, Женя оценил свой моральный ущерб по столичным расценкам – двести тысяч рублей, и ни копейкой меньше. Тамара прекрасно понимала, что ее попросту «разводят» самым примитивным и наглым образом, но воли сопротивляться у нее уже не было.

– Ладно, я согласна, – произнесла она механическим тоном.

– Молодец, – кивнул Женя, глаза которого отливали теперь не синим, а металлическим блеском. – Тогда с тебя возмещение морального ущерба плюс триста штук компенсации за ремонт тачки. Итого пол-»лимона» рябчиков. Долговую расписку на всю сумму оформляем прямо сейчас, не отходя от кассы. Приглашать нотариуса? Или ты предпочитаешь беседовать с майором Березюком?

У Тамары едва осталось сил, чтобы возразить слабым голосом:

– Почему ремонт? Я же ничего не сломала!

– Ты тут из себя умирающую леблядь не корчь, – посоветовал приплюснутый Женин товарищ. – Влетела на бабки – плати. Не хочешь платить – садись на кичу. Все, разговор короткий.

– У меня нет таких денег, – прошептала Тамара.

– Какого-то паршивого «лимона» нет? – фальшиво удивился приплюснутый. – Нищает нация.

– Почему «лимон»? Разговор ведь идет о пятистах тысячах рублей!