Женя – красивая и яркая девушка с копной рыжих кучерявых волос и раскосыми голубыми глазами. Ей удавалось многое, но она всегда хотела достичь большего, и в этом мы были очень похожи. В прошлом году она получила звание «Мисс университет» и была направлена на городской конкурс. Из обычной веселой студентки она превратилась в идеал доброты, нравственности и благоразумия. Милая улыбка не сходила с ее лица, она была учтива и скромна, грациозно выполняя роль лучшей из лучших. Три месяца она жила в будущем, там, где завоевала любовь миллионов и стала воплощением красоты всего города. Но волею судеб она не вошла даже в десятку лучших, что совершенно сломило ее. Только благодаря мне она вышла из своей затянувшейся депрессии и вернулась к учебе. Тот случай и стал моим шансом заполучить такую роскошную девушку и стать ее парнем. Ни при каких иных обстоятельствах судьба бы не сделала мне такого подарка. Однако сейчас можно было с легкостью понять, что она флиртует с Толиком. Загадкой для меня, да и, впрочем, для нее самой, оставалось лишь одно – действительно ли он вызывает в ней чувства, или она снова просто пытается стать лучшей и покорить непокоряемое.
Сразу вспомнилась немая сцена ее переживаний, когда мы ехали за моим другом, внезапно сообщившим, что он будет не один. Она непрестанно крутила кольца на тонких пальцах всю дорогу до дома Толи. Когда же нам была представлена Галя, Женя не сводила с нее пристального взгляда. Ее подозрительность вскоре сменилась безудержной радостью, и вот они уже лучшие подруги. Девушка ведь сильно уступала рыжеволосой модели. Ее худое тело, одетое в широкую байковую куртку и джинсы-бойфренды, казалось совсем подростковым. Шапка-чулок из серого трикотажа скрывала довольно короткую стрижку, а практически прозрачные брови создавали ощущение, что девушка некоторое время назад перенесла курс химиотерапии. Форма ее бледных губ была изящной и весьма притягательной, а глаз ее при первом знакомстве я совсем не запомнил. Мне всегда было неловко смотреть больным людям в глаза. Внутри отчего-то возникало ложное чувство вины, будто бы я должен был болеть вместо них. Женя, судя по всему, не страдала подобными комплексами и общалась с Галей на равных.
Думаю, весь Галин вид вселял в Женю уверенность, что та просто не пара Толе. Они, скорее всего, друзья или даже родственники. Меня же этот вопрос меньше всего волновал, хоть их крайне дружеские отношения трудно было не заметить. Они не обменивались поцелуями, не обнимались в романтическом порыве. Лишь изредка Толя бережно клал свою руку на ее хрупкие плечи.
Сказать по правде, меня даже не сильно волновало сверхактивное поведение моей девушки в отношении сидевших на заднем сидении. Такое уже происходило не раз, и я понимал, что все дело в ее желании продемонстрировать себя обществу. Хотя поначалу я не на шутку озадачивался. Как-то Женю пригласили играть на сцене нашего молодежного городского театра. Она была очень рада предложению и вскоре открыла в себе актрису. Не могу сказать, что ей давались абсолютно все роли, но те, которые она действительно чувствовала, получались на ура. Ей рукоплескали зрители, прыщавые поклонники выносили на сцену букеты, а в антрактах выстраивалась очередь, чтобы сфотографироваться с ней. Вскоре я застал ее за штудированием расписаний кастингов в кино. Она не искала молодежных передач или второстепенных ролей в сериалах. Замахнувшись на грядущий фильм от знаменитого режиссера, Женя распечатала текст главной героини и принялась усердно над ним работать. Я вызвался помочь, но только раздражал ее. Она готовилась без малого две недели, упорно игнорируя мое существование. Один раз я попытался вытащить ее в кино, и она чуть не разорвала наши отношения. Устроив скандал на пустом месте, она выставила меня за дверь и не отвечала на звонки. Я сильно переживал. Ком негодования и боли подходил к горлу, лишь только я допускал мысль, что мы можем расстаться. Однако за день до проб Женя вдруг позвонила сама. Я выдержал паузу, ответив лишь на ее повторный звонок. Веселым голосом она спросила, заеду ли я за ней завтра, чтобы отвезти на студию. Я помялся, но согласился. С одной стороны, мне порой даже нравились такие отношения, где все свои шаги я продумывал, как шахматные партии, чтобы остаться с ней. А с другой – я понимал, что в нашем романе отсутствует искренность. Но что есть искренность в современном мире, который изначально построен на лжи?!
Поднявшись по высоким ступеням дворца современников, мы оказались в длинном коридоре. Вдоль стен на раскладных креслах сидели весьма привлекательные девушки, которых я без малейшего стыда принялся рассматривать. Некоторые из них тоже заинтересовались мной, за что я получил удар локтем в бок. Рядом с высокой дверью сидела еще одна девушка с бейджиком организатора. Она протянула Жене листок с номером, вписав ее имя в свой табель. Мы терпеливо ждали своей очереди. Женя не нервничала и не повторяла роль, она изучающе смотрела на каждую из конкуренток, стараясь выглядеть как можно любезнее. Она уже была уверена, что выберут именно ее, и сейчас ей меньше всего хотелось вызвать в претендентках на ее место агрессию и злословие, когда объявят результаты.
Я же, напротив, не был так уверен. Красота не является талантом, это лишь приятное к нему дополнение. Женя не была бездарностью. Нет. Она скорее не умела терпеливо шагать по лестнице вверх. Успешно пробежав первый пролет, у нее вырастали крылья, и она решала взлететь на последний этаж, минуя все эти бестолковые ступеньки. Женя набиралась храбрости и уверенности вместо того, чтобы обучаться навыкам полета. И, полагаясь на свой природный дар парить над землей, взлетала, а затем неминуемо падала. Правда, падала она не так далеко, всего с нескольких ступенек. Но оскорбленное эго заставляло ее низвергаться все ниже и ниже. Так она оказывалась в самом подвале. Отлежавшись там и зализав раны, а также будучи уверенной, что все жители дома подсматривали за ее падением в дверные глазки, она меняла подъезд, где ее еще никто не знал, и начинала все сначала. Хотя и в новом деле все повторялось. Она совсем не умела двигаться целенаправленно к своей мечте. В ней жила абсолютная убежденность в том, что она достойна всего и сразу, но никак не постепенно. Что все необходимые навыки стать звездой в ней заложены самой матерью-природой, а приобретать их вовсе не обязательно. Да, в Жене действительно был огонь, зажигающий зрителя на первых парах. Но озорной взгляд и милые кудряшки природного медного цвета приедались, и зритель хотел чего-то нового. Дальнейшее восхождение неминуемо требовало от нее труда и трезвой оценки своих способностей.
Когда последняя девушка покинула пробы, в дверном проеме появился довольно знаменитый молодой актер. Именно в паре с ним Жениной героине предстояло пройти все горести и радости, проговорить долгие диалоги и слиться в заветном поцелуе. Он сообщил, что ответит на вопросы по фильму, пока режиссер принимает такое важное для всех присутствующих решение. Мы прошли за ним в просторный светлый холл и, взяв по стулу, образовали круг. Она никогда не смотрела на меня такими глазами, как тогда смотрела на звезду экранов. Никогда! Кажется, ее взгляд излучал свет и пускал солнечные зайчики. Он одарил своим вниманием каждую из девушек, не остановив ни на одной из них свой взор больше, чем на минуту. «Профессионал!» – промчалось у меня в голове.
– Недоумок!!! Кого он взял?! Нет, ты видел? Ты видел ее? – кричала она в истерике. – А этот напыщенный павлин? Он тоже ничего не понял. Или не видел! Ручаюсь, у него зрение минус пять, не меньше! Он способен разглядеть лишь собственное отражение, и то, когда целует себя в зеркало!
Ее возмущению не было предела. Вскоре агрессия сменилась депрессией, и она, уставившись в экран компьютера, даже не заметила, как я уже довольно в позднем часу вышел из ее квартиры.
Я точно знал, что Толя никогда не блефует. Он не ведет двойных игр и не покоряет девушек, чтобы самоутвердиться. Он не питал к Жене абсолютно никаких чувств, кроме дружеской симпатии, и рисковал заполучить нелестную характеристику, как только эта рыжеволосая бестия все поймет. Я ждал. Во мне даже не было ревности. Я просто ждал, когда пелена в очередной раз спадет с ее глаз, и она прибежит в единственно верные объятия, готовые принять ее такой, какая она есть. Во всех ее взлетах и падениях, депрессиях и вспышках неистовой радости, а также в тщетных попытках покорить всех и вся, я всегда буду рядом, стану для нее крепкой опорой, тем спасательным кругом, который удерживает эту девушку на плаву в ее шторме жизни.
Я включил дворники и обдув ветрового стекла. То ли от алкоголя, то ли от перепада температур, стекла все больше запотевали, закрывая обзор и без того темной дороги. Белоснежные пики приблизились и словно треугольные облака повисли между небом и землей в режущей глаз черноте ночи. Я засмотрелся на одну из них, как вдруг мой руль повело, а колеса заскользили.
– Женя, сядь и пристегнись, – отдернул ее я.
Дорога становилась опасной.
– Антон, да хватит уже! Это невыносимо, ты как старый дед. Мы только вырвались из универа. Дай повеселиться, наконец! – закричала она в ответ и, обратившись к Гале, повторила. – Это уже становиться невыносимым…
Мы снова ссорились. Скажу откровенно, за несколько месяцев нашего романа это мы научились делать лучше всего. Я призывал ее к порядку и адекватному поведению, она же сокрушалась, что ее самые веселые дни проходят рядом с таким занудой, как я.
Я злился. Злился и вел машину. Мне захотелось все бросить и тоже выпить пивка, но Толя уже опередил меня.
– Ты считаешь, ремни безопасности придумали для того, чтобы ограничить твои движения? – уже не выдержал я.
– О боже! – послышалось мне в ответ.
– Да включи ты уже, наконец, свои мозги. В самом словосочетании будет для тебя подсказка «ремни бе-зо-пас-нос-ти»!
Возможно, это было слишком. Не знаю. Может, я, и правда, часто давил на нее и действительно не давал развлечься, лишая ее возможности пережить поистине сумасшедшие моменты, о которых потом принято рассказывать внукам. Как знать, наверное, я и вправду перегибал сейчас палку. Мой голос смягчился, но я настаивал на своем:
– Пристегнись, это все, о чем я прошу.
Она молча с надрывом шлепнулась в свое кресло. Дернув ремень, Женя с грохотом защелкнула его, театрально приняв обиженную позу.
Судя по нависшему молчанию, в воздухе витали обида и недовольство мной. По их соображениям, я никогда не мог расслабиться по-настоящему и получать от приключений удовольствие. Как только я допустил мысль о своей неправоте, сзади меня послышались сдавленные смешки. Толя что-то показывал с видом профессионала немого кино, а Галя булькала, словно закипающая вода в кастрюле под крышкой. Мне не было обидно или больно от этого, скорее просто грустно. Грустно и обидно, что никто не в силах понять меня здесь и сейчас и хоть на время проявить уважение к моим просьбам. Я слышал, как они опустошили еще одну бутылку пива и закинули ее в багажник. Та принялась звучно кататься между нашими чемоданами, издавая запах хмеля, который, разумеется, никто кроме меня не чувствовал. Мои друзья прекрасно знали, как я не любил беспорядок и свинство в машине. Это был их протест портив моего занудства, и теперь мне оставалось только стиснуть зубы и проглотить все свои недовольства. Эти двое поняли, что я окончательно отступил, прекратил свои нравоучения, и принялись кидать в Женю орешки. Поначалу та не обращала на них внимания. Однако словно заразившись каким-то чрезвычайно опасным вирусом, к которому у меня был стойкий иммунитет, она принялась украдкой кидать орехи обратно. Когда же вирус через дыхательные пути добрался до мозга и окончательно поработил его, она мигом отстегнула ремень и полезла с щекоткой к обидчикам.
Тишина и порядок возникали, лишь когда они все дулись на меня. И только почувствовав мое безразличие, сокурсники продолжили устраивать этот балаган. Женя провалилась между сиденьями и ударила меня по рукам своей кроссовкой. Машину тотчас повело влево. Я заорал, стараясь изо всех сил вырулить на дорогу. Рывками давя на тормоз, я с трудом всего на доли секунд брал контроль над машиной, но она снова продолжала скользить, только меняя пейзаж в ветровом стекле против часовой стрелки.
– Мама, мама, мамочки! – кричал кто-то из девушек.
И лишь развернувшись на триста шестьдесят градусов, автомобиль остановился.
– Все в порядке?
– Да, мы нормально, – отозвался Толик, – только вот… Галя, Галя!!!
Я резко повернулся и увидел, как Толя трясет свою подругу, лишившуюся чувств. Вероятно, эта ослабленная девушка от испуга потеряла сознание.
– У кого-нибудь есть нашатырь? – крикнул Толик.
Я развел руками и закрутил головой.
– У меня есть виски! – неожиданно призналась Женя и, оживившись, расстегнула свою сумку, напоминающую мешок Деда Мороза.
Достав миниатюрные копии Джека Дениелса, она поспешно открутила кукольную крышечку одного из флакончиков. Толя аккуратно взял его, но Галя очнулась еще до того, как резкий запах наполнил ее легкие. Она дернулась и приоткрыла глаза.
– Как ты? – невероятно заботливо спросил Толя.
– Что произошло? Мы все умерли?
– Нет, нет, нет… Ну что ты?! Конечно, нет, – принялся успокаивать ее мой друг.
Он необыкновенно ласково обнял ее за плечи, словно ребенка, и поцеловал в лоб.
– Просто кто-то решил отправить нас на тот свет раньше времени, – произнес я, взглянув на Женю, – но его план не удался.
– Антон, я же не специально…
– Сиди теперь там, – практически приказал я, – с меня хватит!
Из-за этой глупой выходки мы все уже могли лежать в канаве внутри разбитого авто. И что дальше? Одному богу известно. Все молчали. Понятно, что мы жутко испугались и как-то по-особенному переживали за Галю. С нами в компании был больной человек. И даже в момент ремиссии она все же казалась слишком слабой. На мои плечи обрушилась невидимая ответственность за эту хрупкую бледную особу, и я начал всерьез подумывать, что это была не лучшая Толина идея взять ее с собой.
Немудрено было потерять контроль над машиной еще и на подобной трассе, тем более ночью, да и в такую погоду. Негодование постепенно отступало, мне не хотелось омрачать поездку, подчеркивая значимость инцидента. В конце концов, мы все были живы и невредимы, это главное. Погода ухудшалась, и я был даже рад, что Женя пересела назад. Трассу окутывал туман. Он выползал, словно живой, из низин и бросался под колеса. Уже через пять минут езды он встал в полный рост, блокируя всю видимость. Я плавно снизил скорость. Свет моих фар отражался от этой плотной белой пелены, и стало совершенно ясно, что туман был в разы хуже Жени. Она все еще молчала, и в моей голове даже пронеслась мысль попросить прощения. Но если бы я это сделал, она бы начала все по новой, не сделав ровно никаких выводов.
Вдруг впереди появилось странное свечение. Я три раза плавно притормозил и практически подполз на скорости в десять километров в час к рассеянному лучу. Примерно в пяти метрах от нас стоял автомобиль. Возможно было различить только двери и одну тускло горящую фару. Я приглушил свет и включил аварийку.
– Что с той машиной? – последовал вопрос Толи в мое левое ухо.
– Я не знаю, мне видно одну фару. Думаю, их тоже развернуло, но повезло меньше, чем нам. Похоже, они врезались в столб.
– Надо вызвать скорую и полицию. – продолжал его бархатистый голос.
Галя и Женя были немы как рыбы. Толик набрал номер скорой. Я позвонил в полицию. Мой навигатор показал нашу локацию, и диспетчер ответил:
– Тридцать минут в пути, ждите.
Все произошло так быстро, что я не сразу понял – мы обнаружили место аварии. В мою голову хлынула кровь и принялась стучать в висках. Что же делать? Как поступать? Наверное, надо оставаться и ждать скорую, давать показания полиции. Но мы не видели, как все произошло, мы просто обнаружили разбитую машину. В любом случае мы здесь застряли. И хорошо, если в нас никто не врежется с этой нулевой видимостью. Сзади открылась дверь.
– Толя, ты куда? – практически хором спросили шокированные девушки.
