Тезей. Ну-ну, ты это брось – подхалимничать. А высокие вельможи – те, что познатней и побогаче – из смешанных кровей… как сам Минос?
Мелочный торговец. Оно, конечно, ваша правда, господин, только не поминайте его вслух лишний раз. Не для простых речей это имя.
Тезей. Страшно тебе? (Мелочный торговец кивает.) Ну, будь по-твоему. Как же занесло тебя в Кносс, бедолагу?
Мелочный торговец. Двадцать лет тому я, изволите видеть, был по торговым делам в Коринфе, ну и недоглядел – сына моего забрали критяне, он им глянулся, безо всякой жеребьевки. Приехал я сюда, думал найти, а он уже сгинул. Пропал. Не то в услужение кому попал, не то в семью, не то продали, или священные быки сожрали его – я не знаю. Вот и остался.
Тезей. Как ты спокойно об этом говоришь.
Мелочный торговец. Это я сейчас – спокойно, а тогда – ого-го, как беспокойно я разговаривал. Но мальчика моего не вернешь, а дело есть дело. Кто я такой, чтобы мстить царю Миносу?
Тезей. У тебя есть здравый смысл.
Мелочный торговец. Боги милостивы.
Тезей. Зачем я здесь, знаешь?
Мелочный торговец (с готовностью). Слышал, мой господин.
Тезей. Что думаешь об этом?
Мелочный торговец. Не ждите, что я стану вам помогать.
Тезей. Ни в коем случае. Героизм – это веселые глупости одиночек.
Мелочный торговец. Вам нужно к Дедалу. Во-первых, он из ваших, во-вторых, смышленый, и в-третьих… он – не я, ему есть, что терять.
Тезей. Надо же. А я всегда думал, что бунтуют те, кому терять нечего.
Мелочный торговец. Нет, сударь, когда человеку терять нечего, ему и смерть мила. А если у него есть что на сердце, он уж постарается выжить. Вам нужно к Дедалу, да.
Тезей (задумчиво). А может, просто удрать – мне и остальным? У Кносского дворца ведь нет укрепленных стен.
Мелочный торговец (шокирован). Что вы, мой господин! Бежать – это очень дурная примета, все, кто ни пробовал, потом жили недолго и очень несчастливо.
Тезей. Значит, драться. Мне это не нравится. Не могу понять, почему мне это не нравится. (После паузы.) А тебе заплатили, чтоб ты тут обихаживал меня, да?
Мелочный торговец (смущенно). Мой господин, я – человек маленький…
Тезей. Да не втягивай ты голову в плечи. Нет у меня привычки колотить людей. Убить могу, а тузить попусту…
Мелочный торговец. Тяжко вам придется здесь, сударь.
Тезей. А вот это – лишнее. Следить – следи, сплетни разносить – разноси, мое почтение, но лезть в душу в сандалиях, не умывшись, да еще с лотком грошовых побрякушек в придачу… Пожалуй, я могу и отступить от правила.
Мелочный торговец (отступая на шаг). Как будет угодно моему господину.
Тезей (глядя мимо него). А может, ты и прав. Надо повидаться с Дедалом. Единоплеменник в этой норе многого стоит.
Сцена 4
Человек сидит на скамье и чертит прутом на полу круги и формулы.
Человек. Вот это – остров… Так. Если идти на север, то сперва будет Дия, а затем россыпь Киклад: Фера, Мелос, Парос, Наксос, Делос, Скирос… Так. Здесь кует Гефест, и чад его кузни простирается над морем на половину архипелага. А вот так – до Суния будет меньше недели пути. Совсем белый маяк, узкий и гладкий, как корабельная мачта, и на вершине ее, словно моряцкий вымпел, мечется сигнальный огонь… Но это я отвлекся. А нужно еще принять поправку на скорость прибрежных течений и зимний ветер.
А вот это – город. Так? Ну да. Большой Бычий двор, коридор процессий, мегарон царицы и зал двойных топоров. Вот здесь – северные пропилеи и театр, и дорога к нему с площадкой для танцев. Выходить лучше через Западный бастион – за ним мало следят, да и охрана там хиловата. Днем или ночью? Ах, если бы не парнишка – я бы провернул все в два счета…
1-й слуга (входя). Дедал!
Дедал (монотонно). К воронам!
1-й слуга уходит.
Дедал. Хорошо еще, что я – не какой-то раб казны, а, можно сказать, личный раб самого Миноса. Не то чтобы это принесло мне много счастья, но хотя бы есть, чем заткнуть рот челяди… Я опять отвлекся. (Чертит.)
Я мог бы проложить курс по звездам – да-да, пока они светят в глазах моего мальчика. Если погода простоит ясной до холодов, небо будет мне как бронзовая таблица. Сколько у меня времени? Месяца два-три. Сколько протянет старый Минос, который не прочь сгноить меня в самой черной из нор Лабиринта, сколько потребуется Минотавру, чтоб подчинить себе город и народ? На Крите все происходит быстро – жизнь и смерть, здесь это практически одно и то же. Но глупо под финал оказаться заживо похороненным в доме, который без малого тридцать лет самолично украшал и обустраивал… Не хотелось бы. (Чертит.)
А он еще помнит ее, и все время просится к маме. Это разрывает мне сердце. (Снова чертит.)
Дайте мне мысль – муравья. Я привяжу к нему нить умозаключений и продерну сквозь раковину задачи. И эта раковина – только образ моего Лабиринта…
2-й слуга (входя). Господин Дедал…
Дедал (прежним монотонным голосом). К Харону тебя, человек!
2-й слуга уходит.
Дедал. Мелкие сошки. Как быстро они учатся лгать, красть и заискивать. А еще богатый вельможа приглядит кого для своих утех… Не хочу, чтобы он здесь рос. Сын раба, наполовину туземец – какое же это будущее? (Не переставая чертит.)
В Западной от главного двора части – дворцовые парадные помещения… коридор процессий… вот он – и тронный зал. С континента, кстати, привезли свежую партию рабов на бычью пляску – покажется ли им там Минос в своей ритуальной маске? Да вообще – увидят ли они его? Входы – вот здесь… и вот тут. Тут днем и ночью шастает толпа придворных, но в ней и затеряться легко, кто ж не знает меня. Спросят – иду по делу, к Миносу, к Наследнику, к его матери или сестрам – да что угодно, хоть грифонов подкрашивать в тронном зале… Вот и подмастерье со мной! (Мстительно.) Я такие им фрески распишу напоследок – ахнут! (Забываясь.) Женщин в синем среди цветов и листьев, и их черные волосы, витками текущие на обнаженную грудь, и подведенные смеющиеся глаза… чтоб они видели их божественные лица, подыхая под ахейскими мечами! (Опять чертит.)
В Восточной стороне – кладовые и жилые кварталы. После смерти Главка в склады по ночам никто не ходит – боятся холодных теней, жадных до живой крови, но нам-то это нипочем. Раб верит только светлым призракам своей свободы. В жилых ярусах народу – как в муравейнике: и челядь, и рабы, и господа – чуть не в одной постели, но последних это, кажется, вполне устраивает. Пройти незамеченным легко: от женщины – к мужчине, и снова – к женщине… Но – с ребенком?! Ах, боги благие, если б мне не было, для чего жить и умирать! Но – пусть так, я проберусь… в Восточных же воротах, воротах рабов и крестьян-торговцев, мастеру Дедалу делать вовсе нечего, и это уж сообразит любая охрана…
3-й слуга (входя). Мастер Дедал…
Дедал (уже резко) Эй, поосторожней, болван! Не сотри моих чертежей!
3-й слуга. Но, мастер…
Дедал. Не тронь, говорю, расчетов! Оглох, что ли? Наш господин не обрадуется, если я скажу ему, что ты мне помешал.
3-й слуга. Но, мастер, наш господин…
Дедал. Наш господин ждет от меня новую работу. Я должен успеть в срок его позабавить. Проваливай!
3-й слуга нехотя уходит.
Дедал. И уж я позабавлю – дайте срок. Мало никому не покажется… (Смотрит в чертежи.)
А чтобы скорей попасть в порт, я должен выйти Северным бастионом по дороге к театру – а теперь, вблизи великих празднеств Богини-Матери, это взаправдашний нонсенс. Только из дворца туда соберется полторы тысячи человек… (Садится, отшвыривает прут.)
И что теперь? Через крышу, да?! Дедал вам что, голубь?.. Боги, боги, вы дали мне сына, но за что вы мне дали любовь к нему? Только из-за любви я лезу вон из своей старой шкуры… Я с закрытыми глазами могу чутьем дойти до любой наружной стены Дома Секиры, да что толку? Сквозь стену-то мне не пробраться! Служить царям слишком хорошо – значит ковать себе наказание, помяните мое слово. Не царь, так царица или цареныш – кто-нибудь да сделает тебя рабом, чтоб навеки скрыть собственные секреты. Как это я до сих пор жив – ума не приложу…
За стеной – отдаленные спорящие голоса.
Дедал. Хорошая драка в сердце Лабиринта – вот что мне нужно. Что-нибудь яркое и кровопролитное, и лучше – замешанное на подлинной страсти, что отвлекло бы общее внимание от моей персоны… И тогда бы мастер Дедал – мышкой, мышкой… А когда они меня уже хватятся – это их печаль, в порту наверняка есть корабль, на котором не знают меня в лицо…
Да, мне нужна роскошная житейская драма… Но что бы это могло быть?! Что?
Голоса за стеной переходят в свару людей, каждый из которых хочет взять первенство. Наконец, они вваливаются как есть, втроем, затаптывая чертежи и расчеты.
1-й слуга. Дедал, царица послала за тобой!
2-й слуга. Дедал, Владычица Лабиринта велит прийти!
3-й слуга. Дедал, царевна потеряла мячик.
Дедал (хватаясь за голову). Проклятые бабы!
Входит 4-й слуга.
4-й слуга. Мастер, Наследник требует к себе.
Дедал. Всем в одночасье… Зачем я ему понадобился? Хорошо, идем к Минотавру.
Все уходят. На полу остаются прут и круги.
Сцена 5
Рыночная площадь в Гераклейоне. Поначалу из мрака доносятся голоса, потихоньку мрак редеет – и тогда видны лица.
1-й голос. Вода! Кому воды?
2-й голос. Рабы! Кому рабов?
3-й голос. Неужели благородные господа не желают свежего хлеба?
4-й голос. Рыба, рыба, живая рыба!
3-й голос. С прошлой недели, а все живая? Поскорей засоли ее, тетка Миррина, тогда она дольше продержится!
4-й голос. Ах ты, охальник! Да твой хлеб свеж, как эти камни – берегите зубы, благородные господа!
2-й голос. Рабы, свеженькие рабы!
3-й голос. Мясо, парное мясо!
5-й голос. Камарес, вазы стиля камарес! Настоящий камарес, подлинная древняя работа – только у нас!
3-й голос. Ну да, настоящий камарес! Купил трех горшечников с континента – у них глина в волосах – и лепит подделки в каменоломнях неподалеку от старого Феста…
4-й голос. Сливы, кому слив? Плотные, сладкие, берите сливы!
Через площадь медленно проходит Глашатай, и его голос взлетает над общим шумом.
Глашатай. Доброй торговли, люди! Солнцеподобный Минос желает вам доброй торговли!
Проносят паланкины знатных дам, носилки сближаются, их обитательницы высовывают друг к дружке головы.
1-я дама. Нет-нет, не бери его, душечка моя, он слаб на мужскую жилу. Твой прежний трудился куда основательней, а нынче они все лентяи!
2-я дама. Твоя правда, милочка, может, хоть на бычьей пляске я подберу себе кого из плясунов. Мальчики, говорят, возвращают молодость…
1-я дама. Проверим-проверим, сердечко мое. Мне пора. Целуй от меня мужа.
2-я дама. Непременно. И ты целуй от меня своего сыночка.
Носилки расходятся. Носильщики корчат рожи.
Нищий (блажит). И будет день, когда Посейдон Чернорогий пошатнет саму землю, будет день… и мы услышим рев его, и спина его выгнется, и лопнет над нею твердь… Так было, и будет снова. И рухнет тогда Дом Секиры, как дважды лежал в руинах…
Терсит (с отвращением). Ну вот, началось! Тетка Миррина, кинь этому ворону вяленую воблу, заткни ему пасть – за мной, ты знаешь, не пропадет.
Миррина (выполняя просьбу). Добрый ты человек, Терсит. Не будь ты так уродлив, я б за тебя замуж вышла.
Терсит. С лица воду не пить, тетка Миррина. Будь ты помоложе на два десятка лет, уж я бы покувыркался с тобой на зеленой травке.
Миррина. Зрелое вино крепче хмелит, Терсит. Да только почтенной вдове не к лицу говорить такое и слушать…
К нищему, жующему рыбу, через толпу направляются двое стражников с Капитаном Стражи.
Капитан Стражи. Что ты тут дребезжал про священный Лабиринт, ты, дряхлое чучело?
Терсит (вмешиваясь). Менелай, дружище, брось ты старого Дава! Все ж на рынке знают: он полоумен. Кто принимает всерьез его трепотню?
Менелай (задумчиво). Как по-твоему, от полоумия лечат удары в ухо?
Нищий весь сжимается.
Терсит. В безумных боги живут, их нельзя бить. Боги их гложут и мучают.
Менелай. Ты думай, что говоришь. Что, и весь этот бред о падении Лабиринта у него от богов, так, что ли?
Терсит. Эх, Капитан! Вышел ты на полдневную жару, несчастный, вместо того, чтоб сидеть в прохладе дома с красоткой женой – вот тебе везде крамола и мерещится. Лучше иди сюда, пропустим по кружечке…
Менелай. Ну, смотри… Зашейте пасть, что ли, старому хрычу, коли не хотите неприятностей. В другой раз не спущу…
Заходит в лавку к Терситу.
В углу площади возятся скоморохи, изображают бычью пляску. Публика веселится. Старый Дав принимается гадать прохожим, подбрасывая цветные камушки.
Снова проносят паланкины дам, встречаются двое вельмож, обнимаются и целуются при встрече, один их них – Синий.
1-й вельможа. А он уже вызвал Дедала, знаете?
Синий. Слышал. По моим источникам, парень тоже будет искать встречи с мастером. Забавно, как он упирается всеми лапами – видимо, хочет жить.
1-й вельможа. Вы не верите?
Синий. Кому? Этому религиозному фанатику с материка? Что ж, если он крепок в своем жизнелюбии так же, как в идейном идиотизме…
Терсит (встревая). Господа мои, купите девочек! Совсем юные, но очень горячие – мне везли их из далекой Колхиды.
1-й вельможа (смеясь). Ты что, цвет не различаешь, любезный? Девочки мне сейчас не по вкусу.
Терсит. Тогда купите мальчиков – ребята из Фессалии, норовистые и крепкие, как маленькие кентавры. А девочек возьмите для жены! Не проходите мимо: мой товар – отборный товар.
1-й вельможа. Ну, будет хвалиться. Уговорил – зайду.
Исчезает в лавке.
Терсит. Милости просим, благородный господин.
Уходит за ним.
Синий (задумчиво). Свет, конечно, придет из-за моря… Но вот только куда он придет?.. Ого, какая красотка!
Из толпы на пустой пятачок пробивается Елена.
Елена. Кто видел этого болвана, Капитана Стражи?
Синий. Милая, тебе-то он на что? Как бы Капитан не осерчал на неласковые слова.
Елена. Пусть только попробует. Что до вопроса «на что?», так я сама частенько себе его задаю!
Синий. Хочешь новое ожерелье? Тогда пойдем со мной. (Берет ее за руку.)
Клитемнестра. Это ты куда навострилась, сестренка? Не успели прийти…
Синий. А сестрица твоя тоже ничего.
Елена. Ее не трогайте. Она жена скупого стервеца Агамемнона – того, у которого служит Терсит. А вот и он сам, пожалуйста. Что угодно, братец? Пришли поглядеть, как продают ваших зверюшек?
Агамемнон. Умолкни, шлюшка. Менелаю надо бы сечь тебя, чтоб живого места не осталось.
Елена. Менелай добр, а не глуп. А мне вот жаль, что Клито – такая гусыня, я бы уж давно расплатилась с вами за гнусный нрав, вы, мерзкий толстый лавочник!
Агамемнон замахивается на нее.
Синий (заступаясь). Ну-ну, прекрасная стражница, не шали с деверем, а не то его хватит удар от злости. Да и ты, любезнейший, опусти кулаки-то, иначе живо кишки выпущу. Это пошло – бить женщину.
Агамемнон. Это не женщина, это гарпия. Даром что смазлива. Не в добрый час на ней женился мой брат…
Елена хохочет.
Мальчишеский голос врывается в гомон толпы.
Ганимед (приближаясь). Новости, новости! Самые свежие новости из дворца! Слышал своими ушами, а расскажу – вложу все, как есть, в ваши уши! Большой рассказ – четыре сливы и пол-лепешки, короткий – две сливы и четверть. Кому новости?!
Его встречают гулом одобрения, отовсюду слышны крики: «сюда, парень!», «нет, сначала сюда!».
Терсит (высовываясь из лавки). Эй, пацан, иди ко мне – не прогадаешь!
Елена (зачарованно). Ой, какой хорошенький! Не ходи туда, постреленок, там тебя продадут!
Ганимед. Не бойтесь, добрая госпожа, никто меня не продаст – я слишком хорошо подслушиваю, кому нужен такой раб? Новости, новости…
Синий. Так ведь длинный язык можно и подрезать.
Ганимед. Ой! (Смутившись.) Господин Синий!
Синий. Ничего, продолжай, продолжай…
Миррина. Иди лучше сюда, Ганимед! Ну, что ты сегодня припас?
Ганимед. Совершенно потрясающую историю!
Миррина. Да говори же, вот наказанье!
Ганимед. Э-э, нет, тетенька, плату вперед! Мое брюхо не выдает кредитов.
Миррина. На, держи, и поешь.
Ганимед. Да благословят боги вашу ще… Как, а еще две сливы?! Тогда будет вам короткий рассказ!
Миррина (значительно). А не пронесет тебя с тех четырех слив?
Ганимед (спрыгивая с прилавка и делая шаг в сторону). Ну, тогда я пойду к дяде Терситу – он за свежую сплетню не поскупится!
Миррина. Куда?! Ах ты, мошенник!
Синий (смеясь). Отсыпь ему слив, матушка, пусть лопает. Но прежде пусть говорит.
Кидает ей пару монет.
Миррина (ворчливо). Да я бы и так дала, высокий господин – он же сирота… Спасибо вам.
Ганимед забирается на пустую перевернутую тачку.
Ганимед. Слушайте новости, люди! Слушайте и дивитесь! Привезли новую партию ритуальных рабов!
Его слова встречают восторженными криками: «наконец-то», «заждались», «давно пора».
Ганимед. Они родом из Ахайи, из далеких Афин. Семь парней и семь девок. Капитан говорит: они чокнутые, на корабле они всю дорогу танцевали…
Голос из толпы. Чтобы согреться!
Всеобщий хохот.
Синий (сквозь зубы). Храбрые ребята.
Ганимед (перекрикивая гомон). Капитан говорит: они танцевали для своего бога, чтобы он сохранил им жизнь. Минос – да продлятся годы Солнцеподобного – не стал смотреть на них, ему неинтересно. Сегодня варваров посвятят Отцу-Посейдону в храме, пред лицом Богини-на-Земле…
Голос из толпы. У-у-у, значит, мясцо-то – на убой!
Ганимед. …А завтра отдадут Астериону-Наследнику, да будет благословенна мудрость его!
Елена. Ах, бедняги!
Клитемнестра. Хоть недолгий, но все-таки перерыв, сестра. Нашим девочкам можно будет выйти гулять за палисадник…
Елена. Беда не приходит снаружи, Клито.
Клитемнестра. Пусть она не приходит хотя бы снаружи.
Ганимед. Их будет четырнадцать – семь и семь – и они заплатят за наши грехи.
Общий крик ликования.
Ганимед. Астерион-Наследник, да пошлют ему боги сытую жизнь, возьмет их себе, а может, отправит и на бычью пляску… Это будет уже завтра, люди!
Голос из толпы (не удержав восторга). Слава Минотавру!
Все подхватывают: «Слава Астериону, слава!»
Синий (вполголоса). Тупое стадо!
Терсит (высовываясь из лавки). Ты, жадный галчонок, ну и в чем твоя сенсация?! Ну, привезли рабов… обычное дело.
Миррина. Да, в чем новость-то? Твоя работа не стоит четырех слив – и еще четырех от этого доброго господина!
Но народ на площади уже расходится, поздравляя друг друга. Синий что-то шепчет на ухо Елене, та смеется. Агамемнон лениво торгуется с кузнецом, выбирая колодки на человека.
Ганимед (защищаясь). Погодите, я еще не все сказал! В числе этих четырнадцати – сам афинский принц!
Его поднимают на смех.
Терсит. Принц? Ври больше!
Миррина. Это среди рабов-то?
Агамемнон (резонно). Мальчик, откуда в Афинах – принц?
Ганимед. Я сам слышал – принц. В том-то и все дело!
Голос из толпы. Ну как же! Повелитель варваров, принц козопасов!
Опять общий смех.
Синий (примирительно). Ну, может, и впрямь побочный сынок мелкого вождя…
Ганимед. О нет, господин! Его отец – царь Эгей! Принц – признанный наследник, Пастырь Афин.
Голос из толпы. Вот я и говорю – пастух!
Елена. А он красивый?
Ганимед. Не знаю, госпожа, я не знаток. Но жрицы говорят, что да…
Синий. Тебя волнует красота? Почему?
Елена. Она хрупка, но не умирает. Великая Мать дает ее снова и снова в череде превращений. Человеку грешно губить все красивое.
Агамемнон (покровительственно). Брехня! Как же он попал в рабы, сын царя? Тянул жребий, что ли? Или его продали пленным?
Ганимед. Ни то, ни другое, господин. Он пришел сам.
Внезапно повисает тишина. Люди шокированы.
Ганимед (продолжает). Он пришел сам, добровольно. Он отдал себя в жертву за свой народ.
Агамемнон (ошеломленно). Дикость какая! Он что, не мог никого купить себе в замену?!
Синий. Н-да, эти материковые – страшный народ, приятель. Если у них еще сохранился ежегодный обряд жертвоприношения царя, нам сильно не поздоровится. Мы, критяне, уже слишком ленивы для уплаты своих долгов…
Ганимед. Вы правы, господин мой. Это еще не все. Афинский принц говорит, что он пришел убить Минотавра…
Повисает пауза, вдвое глубже предыдущей. Слышно, как икает от страха старый Дав.
Агамемнон. Что ты сказал?!
Ганимед. Он пришел убить Минотавра.
Над площадью – обвал гомерического хохота и повторяемое на несколько голосов: «нет, вы слышали? – да он просто псих, этот парень! – убить Минотавра!»
Из лавки Терсита вываливается вдребезги пьяный Менелай и бросается в бой.
Менелай. Как это убить? Кто смеет убить? Кто это сказал? У кого язык повернулся? Да я за Наследника… за нашу надежу… всех, всех – на копья! (Плачет.)
Елена (с нежностью). Нализался, родимый. Ну, пошли домой, Капитан…
Синий провожает их взглядом, полным сожаления.
Агамемнон. Клито, помоги сестре.
Клитемнестра уходит за ними следом.
Ганимед. Теперь понимаете, тетка Миррина, каковы мои новости? Готовьте рыбу и овощи – завтра целая толпа ринется в Кносс смотреть на приезжих.