Командирами не рождаются. Повесть

Что ж засиделись, пора и всплывать —

К солнцу, ветру и волнам в объятья.

«Поднять все антенны, на быстрой не спать

Спасибо железу и вам мои братья».

Автор

I. Лодка отстоя

1

Подводники свято верят, что лодки, также как и люди имеют свою судьбу. Зачастую железу приписывают тесную связь с конкретным командиром, реже с успешно разбившейся или не разбившейся бутылкой шампанского на заводском стапеле при спуске корпуса субмарины на воду. А между тем содержанием любого железа, его судьбой, если хотите, является, прежде всего, экипаж. В каждой серии подводных лодок того или иного проекта, заводами любой морской державы выпускаются десятки абсолютно «однояйцовых близнецов», а судьбы, как известно, у всех этих железяк разные…

Большая дизель-электрическая подводная лодка с крылатыми ракетами Б-181 не была «однояйцовым близнецом» в серии себе подобных субмарин. От своих «сестёр-двойняшек» она выгодно отличалась необычной для того времени «дальнозоркостью». Заложенная 20 ноября 1963 года на стапелях Горьковского судостроительного завода «Красное Сормово» по проекту 651, достраивалась и была спущена на воду 7 августа 1964 года уже по проекту 651К. А всё потому, что для плрк2 проекта 651, как и для пларк проета 675 («ревущая корова»)3, большой проблемой являлось обеспечение целеуказания противокорабельным крылатым ракетам, стоявшим у них на вооружении. Дальность стрельбы этих ракет превышала 400 км, а система целеуказания «Успех-У», которой по проекту вооружались эти лодки изначально не обладала требуемой боевой устойчивостью, особенно при непосредственном противодействии её работе сил противника в удалённых районах Мирового океана, поскольку непосредственно зависела от боевой устойчивости самолётов и вертолётов-целеуказателей. Решить существующую проблему конструкторы попытались за счёт использования искусственных спутников земли.

Однако, после того, как лодку К-181 (с 1978 года «Б-181») достроили по проекту 651К с установкой системы космического целеуказания «Касатка – Б», оказалось, что отсеки корабля чрезмерно загромождены приборами и дополнительными системами обеспечения. Численность экипажа, при этом увеличилась на группу целеуказания: из нескольких матросов, одного мичмана и одного офицера. В результате этих изменений обитаемость второго и третьего отсеков лодки значительно ухудшились. И всё же, благодаря внесённым в проект изменениям, лодка стала более «зрячей», способной «видеть» противника, не только за горизонтом, но и через материки – на всю дальность стрельбы ракетами и даже сверх этого.

Но всё задуманное как правило хорошо в замысле! А действительность оказалась куда прозаичнее. После перебазирования в 1981 году с Северного на Балтийский флот, Б-181 не подвергалась ни одному заводскому ремонту, правда и боевых задач в океанской зоне тоже не решала, также как и Б-124 длительное время находившаяся в среднем ремонте.

В течение пяти лет за всех «отдувалась» Б-224, ежегодно, а иногда и два раза в год попеременно нёсшая боевые службы то в Северной, то в Южной Атлантике.

За глаза, экипажи плавающих лодок эскадры регулярно решавшие задачи автономного плавания в море и боевого дежурства в базе, такие лодки как «Б-181» называли «отстоем».

– Товарищи подводники, – Дербенёв, словно вторя убывшему в отпуск командиру, акцентировал внимание на слове товарищи, – особого времени на раскачку нет, лодке поставлена задача: через семь месяцев выйти на боевую службу. Работы предстоит очень много…

Дербенёв, возмужавший за годы лейтенантства как офицер, ещё неуверенно чувствовал себя в новой должности и только сейчас это понял по-настоящему, когда десятки глаз впились в его обыкновенное человеческое «я» с надеждой на то, что именно от него зависит всё или почти всё, как минимум на ближайший доковый ремонт.

Только вчера прибывший к новому месту службы молодой старпом стоял перед строем экипажа на стенке сухого дока и откровенно нервничал. Ему казалось, что он делает и говорит всё нескладно и невпопад, а жестикулирует и вовсе угловато, это видят подчинённые и где-то в душе даже смеются над его «командирским» тоном.

На самом деле всё было немного не так. Например, всему экипажу сразу бросилось в глаза могучее, рвавшееся из-под кителя накачанными мышцами тело молодого старпома, а гусарский рост и немного тесноватый китель, сидевший на старпоме как хорошие рыцарские латы говорили о том что Дербенёв совсем не «слабак». Да и речь старпома перед строем была вполне связной и понятной каждому.

Октябрьский день, один из многих осенних прибалтийских дней сегодня отличался какой-то необыкновенной морской свежестью и тишиной. Дербенёв даже заметил, что листья на деревьях поменяли окраску, а «шевелюра» берёзок, гурьбой окруживших будку докмейстера4 и вовсе поредела…

Немного пообвыкнув в ораторском статусе, Дербенёв, вдруг, обрадовался отсутствию командира. «Меньше лишних глаз – меньше опеки» – подумал Александр, а в ушах, только что назначенного офицера, погоны которого ещё не забрызгивали волны командирских вахт, как приговор звучали слова Зайкова: «в море – я ваша мама и вы мои дети, а на берегу вашей мамой является старший помощник командира».

Александр очередной раз осмотрел строй, словно ища поддержки и понимания у подчинённых, во всяком случае, офицеров, многие из которых ещё вчера были просто его товарищами. Но строй, как заворожённый, молча, наблюдал за действиями «новоиспечённой мамы».

– Кстати, – Дербенёв вплотную подошёл к штурману Стоянову и негромко поинтересовался: – а где у вас, Александр Васильевич, боцман Петров? Что-то не наблюдаю я его на утреннем построении.

– Боцман Петров, Александр Николаевич, вместе с мичманом Соломенным с утра очередь заняли на шкиперские склады, за краской, суриком, расходными материалами и спиртом, «шилом» значит…

– Понятно всё, кроме одного, я снабженца Соломенного никуда не направлял, – Дербенёв с недовольным видом повернулся к стоящему на мостике корабля дежурному офицеру: – Как прибудут эти «вольные художники», обоих сразу ко мне.

– Есть! – громко ответил стоявший дежурным по кораблю, капитан – лейтенант Грачёв и тут же добавил – Товарищ командир, до подъёма военно-морского флага пять минут.

– Есть! – также громко ответил Дербенёв и устремился на своё место во главе строя.

– Товарищ командир, до подъёма военно-морского флага одна минута.

«Что-то время летит уж больно скоро», – подумал Дербенёв, но услышав очередную команду, не успел посмотреть на часы.

– На флаг смирно-о-о! – Строй замер и Дербенёв тоже. Приложив правую ладонь к фуражке Александр «застыл» в воинском приветствии.

– Время вышло, – объявил дежурный офицер.

– Флаг поднять! – приказал Дербенёв.

На акватории судоремонтного завода раздались многоголосые звуки горна и на мачтах всех кораблей Заводской гавани подняли военно-морские флаги. Начался новый рабочий день – первый для Дербенёва в новом качестве «временно исполняющего обязанности командира подводной лодки».

2

В береговой каюте, под самым сводом «петровских казарм» горели, перемигиваясь неисправными стартёрами и доживающими свой век люминесцентными лампами, две «допотопных» люстры дневного света, настолько плохо освещавшие помещение, что приходилось присматриваться не только во время чтения, но даже при разливе чая по стаканам.

Глаза старшего помощника командира, то ли от усталости, то ли от плохой вентиляции помещения самопроизвольно закрывались, а раскрытая перед ним инструкция по управлению дизельной подводной лодкой явно не желала усваиваться.

Дербенёв, добросовестно упорствовавший над подготовкой зачётов к самостоятельному управлению кораблём даже не заметил, как в каюту вошёл замполит – капитан второго ранга Муренко. Под бликами мерцающего света Борис Фёдорович казался выше своего роста – почти гигантом. И даже лысина, давно обитавшая на его голове не была заметна как обычно. На самом же деле замполит был сложен как под «копирку подводника»: маленький, щуплый и очень шустрый во всех смыслах этого слова.

– И кто кого? – поинтересовался политработник, видя «борьбу титанов».

– Сложно определить, Борис Фёдорович, – времени катастрофически не хватает. Руки до всего не доходят. Умом понимаю, что надо освоить, и усвоить всё, а физически не получается, устаю с непривычки сильно.

– Ничего, Александр Николаевич, с твоим упорством обязательно получится. Помнишь, как тебе тяжело было на первом году службы? Когда мы с тобой в гостинице «Балтика» жили? Помню лейтенант Дербенёв приходил домой только поспать. И что? Сегодня капитан-лейтенант Дербенёв на должности капитана второго ранга и это всего за какие-то четыре с половиной года…

– То, Борис Фёдорович, было давно и не правда. Теперь всё иначе. Та служба и тот экипаж это перевёрнутая страница моей жизни. В ней всё было ясно и понятно, каждый находился на своём месте, и всегда можно было рассчитывать на дружеское плечо. Я же, в нынешнем положении: для одних бывший товарищ, для других ещё «неоперившийся» старший начальник, а на самом деле ищейка какая-то. То сутками вычисляю местонахождение боцмана вместе с пятидесятью килограммами спирта, которые он не донёс до прочного корпуса, то ловлю снабженца и его собутыльников, желающих поживиться «на халяву» из «государевых закромов». А когда дежурю по бригаде, то вместо исполнения прямых обязанностей, воспитываю старшего офицера Попова – дорогого нашего начальника РТС, который параллельно с дежурством по кораблю организует попойку с нижними чинами и вдобавок ко всему учит меня дисциплинарному уставу, согласно которому я не имею права отчитывать его в присутствии всё тех же нижних чинов. Хорошо, что мы в доке, а не на плаву. А то бы не знаю, чем всё это закончилось…

– А разве, Александр Николаевич, воспитание подчинённых не входит в обязанности временно исполняющего командира?

– Может быть, я и не прав по отношению к вашей организации службы на лодке, но мне кажется, что это, прежде всего, ваша обязанность, Борис Фёдорович, – от сказанного в адрес старшего товарища, легче не стало, Дербенёву стало даже стыдно за только что произнесённые им слова.

Муренко немного опешил от столь «зрелых» умозаключений молодого, но скорого на выводы коллеги. Высказанная Дербенёвым мысль явно задела за «живое» замполита, но опытный политработник подчёркнуто вежливо заметил:

– С некоторых пор эта организация службы НАША общая. И что вы имеете против? – с одесским акцентом уточнил Муренко. – Может быть, вам не по нутру сам экипаж?

– Я, Борис Фёдорович не против экипажа Б-181, хотя бы потому, что я теперь его часть. Но мне категорически не понятны регулярные обеды НАШИХ офицеров и мичманов в ресторане «Юра» или пригородном кабачке «Гробиня», которые не без ВАШЕГО участия стали визитной карточкой НАШЕЙ лодки. Даже в те славные времена когда корабль нёс на борту соответствующее вооружение, офицерский состав умудрялся отобедать в злачных местах, забыв о постоянной готовности к выходу в море.

– И это всё? – удивился замполит. – А я-то глупый думал своей лысиной, что претензий гораздо больше.

– Да, нет, Борис Фёдорович, не всё, это только начало…

3

– Что за мальчишеская бравада. На дворе октябрь, а он как пацан с одесского привоза в кителёчке по городку «гусарит»? – Татьяна Дербенёва не на шутку разошлась, глядя на внезапно появившегося со службы супруга.

– Делай выводы офицер: нечего баловать супругу ранним или внезапным появлением со службы. Могут быть неприятности с обеих сторон! – недовольно пробубнил Дербенёв, снимая в прихожей обувь и небрежно бросая фуражку на зеркало.

– Для фуражки у тебя полочка имеется и шкафчик, – заметила Татьяна.

– Как хорошо приходить домой «ни свет ни заря». Все спят и только ты хозяин «Вселенной»… – продолжая возмущаться, Дербенёв прошёл к столу на кухне, – что у нас на ужин лучше скажи, любимая, а то ведь сейчас в «эскадронную» столовую пойду ужинать…

– Ой, как плохо, когда у мужика есть выбор. Правду говорят: не родись красивой, а единственной на всё село…

– А это здесь причём? – не понял Дербенёв, вспомнив как недавно они спорили на тему лишнего веса у замужних женщин…

– А притом, дорогой, что я, конечно, не обеспечу тебе такого разносола, как на службе, но с ужином всё же постаралась. Например, сегодня у нас подают: на первое – картофель отварной с камбалой жареной свежайшего вылова «от соседа», на второе – салат из малосолёных огурцов с луком и чесноком «из Нежина», на третье – пиво домашнее «от Илзы – молочницы». Но если ты ещё раз пойдёшь на службу под дождём и без плаща, я, честное слово тебя поколочу!

– Хорошо, дорогая, я тебя понял, – согласился Дербенёв, располагаясь за столом.

– А если понял, тогда ответь на простой житейский вопрос, —Татьяна лукаво заглянула мужу в глаза. – Соседи предлагают завтра съездить с ними в Клайпеду и посетить «Альбатрос». Могу ли я взять для личных целей из шкатулки книжечку «бонов»5?

– А кто с детьми останется? – поинтересовался Александр.

– Кто, кто? Соседку слева попрошу, например.

– А ты хоть знаешь, как её зовут?

Татьяна промолчала, а Дербенёв встал из-за стола и направился к входной двери.

Через несколько минут вернувшись, Александр констатировал:

– Соседка хорошая, молодая, чернявая. Зовут Линой. Педагог, детей доверить можно, хотя своих пока не имеет. Муж потому что молод – старший лейтенант всего. Из ОВРы6. А деньги бери. Я ещё заработаю…

– Когда? – не без удивления поинтересовалась Татьяна.

– А вот это, дорогая, военная тайна. Всему своё время…

II. Ревность не порок

Войдя в подъезд Дербенёв, по непонятным для него причинам, поймал себя на мысли, что им овладевает какое-то странное предчувствие. Как ни старался Александр, но так и не смог понять какое это предчувствие хорошее или плохое. Да разве это главное?

Поднявшись на родной «лейтенантский» пятый этаж он почему-то осторожно нажал на кнопку звонка. За дверью ни звука.

«Дежавю, – подумал Александр, – Никого дома нет? Конечно, я же никого не предупредил, что приду на обед…»

Дербенёв не спеша, достал из заднего кармана форменных брюк ключи от квартиры, но дверь вдруг открылась сама и на пороге появилась Татьяна. Раскрасневшиеся щёки и тщательно поправляемый домашний халатик, только что приобретённый в валютном магазине выдавали её волнение.

«Точно дежавю! – Пролетела та же мысль что и минуту назад. – Однажды со мной это уже было! Сейчас войду и на кухне увижу толстяка с пятном на лице»…

– А ты, что же на обед? – удивительно робко поинтересовалась супруга.

– Как видишь, любимая, – довольно громко ответил Дербенёв, проходя в квартиру.

– Тише! Дети нагулялись и спят.

Пройдя в прихожую, Александр заглянул на кухню и действительно обнаружил, что в кухне, за столом, на его «любимом» месте сидит тот самый толстяк…

– Кажется Берзиньш? – уточнил Александр. – Мой тёзка и твой коллега по работе?

– Да… – отвечая за Татьяну, подтвердил заметно полнеющий мужчина, с большим родимым пятном на щеке. – Бывший коллега. Я как раз мимо проезжал и решил проведать…

Мужчина встал из-за стола, на котором помимо двух чашек с недопитым кофе стояла небольшая бутылочка Рижского бальзама.

Александр, словно не слыша ничего и не желая понимать, что в очередной раз происходит здесь – в его квартире, посмотрел на свою супругу и еле слышно вымолвил:

– Действительно бывший, но кто?

Уже на выходе из квартиры Дербенёва догнал оклик Татьяны:

– А как же обед?

– Спасибо, я сыт по самое горло! – грубо, не оборачиваясь, на ходу ответил Дербенёв, спускаясь по лестнице.

«Всё это происходит не со мной, ЭТОГО не может быть!» – молоточками стучало в висках Александра, когда он стремглав выскочил на улицу. «Н-е-е-т!!!» – чуть не закричал Дербенёв, почти пробегая мимо продуктового магазина на улице Мацпана, когда очередная фантазия коснулась его воспалённого воображения.

– Стоп! – сказал он сам себе, вспомнив известное только ему наставление одного уважаемого адмирала о том, что офицер, бегущий по улице, вызывает панику у мирного населения и перешёл на спокойный шаг.

III. Якорь Холла

1

Евгений Иванович Подлесный, не первый год, работавший корабельным строителем и съевший на судоремонте подводных лодок не один пуд соли, не на шутку озадачился проблемой, которую отчасти сам не так давно и породил.

Пойдя на поводу у своего давнишнего товарища Зайкова он однажды создал точную деревянную копию утерянного подводниками, во время шторма, якоря Холла, которая до сего дня «верой и правдой» служила морякам. Но теперь Б-181 стала в ремонт, причём сначала доковый, требующий обследования и ремонта всех забортных устройств и систем, включая цистерны главного балласта, якорное и швартовные устройства и прочие механизмы, а следом и навигационный, в ходе которого предстояло обследовать и отремонтировать: бортовые дизеля, дизель-генератор, кабель трассы и другие жизненно важные механизмы и системы.

Хочешь, не хочешь, а якорь надо менять. Но ведь официально срок его службы не истёк и, если лодка не списывается в утиль, то якорю служить ещё как медному котелку…

2

Несколько лет назад во время шторма Б-181 встала на якорь на внешнем рейде Главной базы флота. Дно моря в тех местах преимущественно ровное, грунт – глинистый ил, местами песок, глубины маленькие, а течения тесно связаны с сгонно-нагонными явлениями7. Колебания уровня моря в явлениях могут достигать у берегов до пятидесяти сантиметров, а в вершинах бухт и заливов двух метров.