Клубок коротких нитей
Издалека этот дом казался стеклянным кубиком, который случайно обронили в песок. В самом доме не было ни одного личного предмета, который бы указал на предпочтения хозяина. Безликий хай-тек сливался в гармонии с морем песка, окружающим скромный трехэтажный особняк с вертолетной площадкой на крыше.
Макс успел принять душ, прежде чем ему позвонили с пульта охраны. В воздухе уже слышался звук приближающегося вертолета. Стрекотание становилось все более гулким, а значит, через несколько минут он должен быть на рабочем месте.
Прежде чем войти в кабинет, куда секретарь уже проводил гостя, Макс осторожно заглянул через раздвижную кожаную портьеру. Густав Флобе сидел в кресле спиной к нему. Он был в легких холщовых брюках и светлой рубашке без рукавов. Макс мысленно улыбнулся – значит, Густав подчеркивает неофициальность своего визита. Он пробормотал про себя:
– Ну что ж, не будем смущать гостя.
Он отдал слуге-индусу свой пиджак и галстук и вошел в кабинет с выражением умиротворяющей доброжелательности на свежевыбритом лице. Лицо его могло бы считаться красивым, если бы не излишняя правильность черт.
Густав не знал Макса лично, общаясь все больше с его изображением на мониторах во время видеоконференций, и с удовольствием отметил, что живьем Макс совсем не отличался от своей экранной копии. При появлении хозяина Флобе поднялся и протянул руку для приветствия. Макс едва пожал ее, и Густава поразила его холодность. Руки Макса были ледяные.
– Добрый день, господин Кладо.
Макс кивнул и показал на кондиционер:
– Не слишком холодно для вас?
Густав пожал плечами и опустился обратно в кресло.
– Я уже привык. Чем выше статус, тем ниже температура. Это особенность эмиратских приемных.
Макс искренне улыбнулся гостю. Хорошее воспитание и чувство юмора Густава приятно поразили его.
– Мы можем слегка понизить мой статус. Поднять температуру.
– Не стоит, господин Кладо. Я здесь недолгий гость.
Макс устроился рядом на невысоком полосатом диване и вызвал слугу.
– Даже недолгий гость обладает правами. Я угощу вас завтраком, а вы мне расскажете последние новости.
– Пользуетесь правами хозяина?
Макс чувствовал симпатию к этому полноватому человеку с небольшой рыжей бородкой.
– Жаль, что раньше мне не пришла в голову мысль пригласить вас сюда. Хотя до сегодняшнего дня у меня не было к вам дел личного характера.
Слуги, бесшумно скользя по мягкому персидскому ковру, ставили подносы с лакомствами и быстро исчезали. Наконец в комнату внесли огромный серебряный кофейник, и все пространство наполнилось ароматом свежесваренного кофе. Макс сам налил гостю тягучую кардамонно-кофейную гущу в маленькую чашечку, размером с наперсток. Густав немного подержал чашку в руке, вдыхая аромат терпкого напитка кочевников, прежде чем сделать первый глоток:
– Бодрит. Мне это весьма кстати после перелетов.
Макс окинул его беглым взглядом:
– Однако вид у вас довольно свежий.
– Привычка.
Допив свою чашку, Макс поинтересовался:
– Бумаги привезли?
Густав кивнул:
– Конечно.
Он наклонился к портфелю, стоявшему возле кресла на ковре, вытащил черную папку и протянул Максу. Пока гость допивал кофе, Макс успел просмотреть большую часть содержимого.
– Хорошо. И каковы прогнозы?
– Клиентская база сейчас насчитывает больше трех тысяч человек. Это только участники
Крио-программы. Но самые интересные с моей точки зрения – это их наследники.
Макс удивился:
– Почему наследники? Какое им дело до замороженных трупов своих предков?
Густав отодвинул свою чашку подальше от края стола и откинулся в кресле.
– Я постараюсь объяснить.
Макс с готовностью чуть наклонился в его сторону, и Густав продолжил:
– Криоконсервация тела в Институте Аризоны стоит 150 тысяч долларов и 80 тысяч за консервацию одного мозга.
Макс быстро прикинул в уме. В лучшем случае полмиллиарда. Этих денег не хватит даже на покрытие затрат на новую лабораторию. Так что там Густав говорил насчет наследников?
– И как вы думаете привлечь наследников?
Густав вздохнул.
– Это – самая трудная, но перспективная часть Программы. Можете взглянуть на это.
Густав снова достал из своего необъятного портфеля несколько листов белой плотной бумаги и протянул Максу.
Кладо просмотрел пару таблиц и поднял глаза на Густава:
– Для этого нам нужен Карл фон Дитрих. Немец из Индийского центра WCI.
Густав прикрыл глаза, словно припоминая что-то.
– Это его сейчас лечат от передозировок?
– Уже вылечили. Карл вышел из клиники и ждет нового назначения. Мне пришлось слегка надавить на Лондон, чтобы нам отдали Карла.
В WCI сегодня не все так просто. Нейрофизиологи хотят заполучить фон Дитриха, а нам вместо него отдать научную даму – Оливию Свантесен.
Густав поморщился.
– Я много слышал о ней. И если даже часть слухов правда – она нам не подходит. Слишком нервная.
Макс махнул рукой.
– Пусть ее биотехнологи забирают. Нам нужен фон Дитрих. Я просматривал отчеты о его последних исследованиях. Он ближе всех подошел к решению нашей проблемы.
– Проблемы?
Макс поднялся, подошел к небольшому бюро, стоящему возле самого окна, и вытащил из левого верхнего ящика тонкую серую папку.
– Вот то, что мне прислали из маркетингового отдела WCI пару недель назад.
Густав открыл папку и вынул отчет. Пробежав глазами статистику, он вздохнул.
– Наследство – странная вещь.
Макс подтвердил:
– И весьма желанная. Только за прошлый год несколько огромных состояний выскользнули из рук потенциальных наследников по причине неправильно оформленных документов или по блажи самих покойников. Судоверфи, авиакомпании, автомобилестроительные компании, которые мы здесь видим, – все ушло «налево». И оцениваются такие потери в миллиарды долларов.
Густав покачал головой.
– Насколько я могу судить, этот пирог уже поделен. Даже крошек не осталось.
Макс пожал плечами и откинулся на мягкую спинку дивана.
– Конечно. Но я не подбираю крошки.
До Густава постепенно стало доходить, куда он клонит.
– Договора с наследниками?
– Думаю, нам стоит говорить о разумном проценте в делах о наследстве.
Макс выдержал короткую паузу, наблюдая за собеседником, затем пояснил:
– Десять-пятнадцать процентов – разумная плата, которая устроит любого, кто желает прибрать к рукам наследство на законных основаниях.
Густав усмехнулся:
– На законных?!
– Исключительно на законных. Согласно воле покойника и законам о наследовании.
Густав с сомнением посмотрел на хозяина, душевное состояние которого в данный момент вызывало у него опасения.
– И как же покойник выразит свою волю в пользу заинтересованного лица?
Макс просиял:
– А вот это зависит от результатов, которыми нас сможет порадовать господин фон Дитрих. Ведь, в сущности, чем живой человек отличается от покойника?
Густав все еще сомневался в разумности собеседника.
– И чем же?
– Эмоциями и духовностью. Насчет духовности я не силен, так что буду считать основным отличием эмоции. Вы знаете, что существует несколько видов смерти – это зависит от определенных процессов, происходящих в организме.
У меня есть копия одного весьма любопытного древнего документа. Вот, посмотрите.
Подошел к невысокому бюро, стоявшему у окна, и вытащил небольшой кожаный портфель. Откинув магнитный держатель, он извлек документ и протянул гостю.
«Если орган лишился душевных сил, но еще не лишился животной силы, то он живой… Онемевший член или член парализованный сейчас же теряет силу ощущения и движения, восприятию которых мешает… закупорка, образовавшаяся между мозгом и данным органом в идущих к органу нервах. При этом член все еще живет. Орган, который постигла смерть, теряет и ощущение, и движение и подвергается гниению и разложению. Следовательно, в парализованном органе имеется сила, которая сохраняет ему жизнь».
Флобе бегло просмотрел текст и спросил:
– Здесь речь о временной потере движения и чувствительности?
Макс смотрел на него в упор:
– Случайное недомогание – и пациент в руках опытного врача. Небольшой наркоз – и вживлен микродатчик, подающий мозгу нужные команды. Люди с подобными инсталляциями больше месяца не живут. Но нам это и не нужно. Ведь ставка сделана на смерть пациента, а не на его жизнь.
Густав покачал головой, но его суждения уже не были столь категоричны.
– Здесь сходятся интересы нашего ведомства и программного центра WCI. Думаю, Лондон одобрит Проект.
Густав возвращался в Европу, размышляя о необычном разговоре с Максом Кладо. Да, мозг – странная штука. Живой процессор, куда поступает информация с миллионов крошечных датчиков фронтальной части тела. Тактильные и зрительные ощущения, все обрабатывается и управляется. Почему бы и нет…
6
15 мая 2006 г. Дубай, Арабские ЭмиратыРовно в 10.00 Карл сидел в глубоком мягком кресле в кабинете Председателя. Макс Кладо перебирал бумаги на своем столе и исподтишка разглядывал фон Дитриха.
– Вы еще не привыкли к арабскому кофе?
Карл отрицательно покачал головой.
– Я предпочитаю чай, господин Председатель. И лучше черный.
Макс нажал кнопку внутренней связи:
– Принесите нашему гостю чай. Спасибо, мне не нужно.
Потом повернулся к Карлу:
– Эта привычка у вас из Индии?
Карл пожал плечами:
– Не знаю. Может быть. Чай там действительно был превосходный. Таких свежих и ярких ароматов я больше не встречал нигде.
Председатель рассматривал Карла с нескрываемым любопытством.
– Говорят, что вы сутками пропадали в лабораториях и ничем не интересовались, кроме правильно извлеченного мозга.
Карл нервно скрестил пальцы.
– Именно потому, что я ничем более не интересовался, я смог в полной мере оценить красоту напитка. Он помогал мне держаться без отдыха по нескольку ночей кряду.
Макс примирительно развел руками.
– Полноте. Я лишь советую вам попробовать. Эта странная арабская смесь кофе с кардамоном, сваренная на сахарном сиропе, дает небывалый прилив сил. А силы вам сейчас потребуются немалые.
Карл постарался не выдать прежде времени своего любопытства.
– Если бы в нашей работе требовались только силы…
Макс оценил его тактичность.
– Ну, что ж. Перейдем к делу. Вы просмотрели бумаги?
– Конечно. Однако меня одолевают некоторые сомнения.
Макс удивленно вскинул тонкие, четко очерченные брови:
– Сомнения?
Карл скорчил гримасу, как будто во рту у него оказалось что-то нестерпимо кислое:
– Вы меняете мне задачу.
– С чего вы взяли? Вы специалист по мозговой деятельности, насколько я понимаю?
– По мозговой деятельности – да. Но по деятельности живого мозга.
Макс подошел к нему ближе и спросил:
– А сколько он жил?
Карл удивился:
– Кто жил?
– Ну, тот мозг, который вы держали в руках?
– Все зависело от состава, в который его погружали.
Макс продолжал расспрашивать:
– А что потом? Вы останавливали свой эксперимент, как только мозг умирал?
Карл замялся:
– Ну, не всегда…
Макс просиял:
– Значит, вы продолжали эксперименты на мертвом мозге, если они могли обеспечить вам результат?
Карл понимал, куда он клонит.
– Да, вы правы, господин Кладо, но вы предлагаете перейти на опыты с мертвым мозгом, то есть с мозгом людей, которые уже умерли.
Макс снова занял оборонительную позицию за своим столом.
– Вы будете иметь дело с естественной смертью и не будете причастны к варварству, которое имело место в Индии.
Карл тяжело молчал, и Председатель счел, что это благоприятный момент для того, чтобы ввести его в курс дела.
– Сегодня в мире слишком много богатых людей. И они смертны. Раньше их смерть не приносила дохода никому, кроме прямых наследников, но теперь все может измениться. Люди вкладывали огромные деньги в свою жизнь, но настало время инвестиций в смерть, и не только в свою собственную.
Карл заерзал в кресле. Ему показалось, что в комнате слишком душно. От Макса не ускользнула его нервозность. Председатель слегка понизил температуру на пульте кондиционера и задумчиво покачал головой. Может, он поторопился? Может, этот человек действительно еще не готов? Или уже никогда не будет готов? Отмахнувшись от пустых сомнений, он продолжил:
– Я говорю сейчас о консервации тел, мозга и возможном возвращении им жизни.
Карл рассмеялся:
– Вы шутите?!
Макс грустно улыбнулся:
– Какие уж тут шутки! Я лично ничего в этом не понимаю, но наши директора по развитию считают, что при таком денежном потенциале огромное количество людей готовы вложить свои средства в продление жизни. Пусть и краткосрочное.
Карл компетентно заявил:
– Это совсем другая область медицины. Стволовые клетки, пересадка органов, замена отживших слоев ткани и прочее. Но не оживление трупов. Это абсурд.
Макс вздохнул.
– Знаю, господин Новый Директор CORE. И сейчас ваша задача найти в этом абсурде рациональное зерно. Американцы уже вовсю этим занимаются.
Карл усмехнулся.
– Да, я в курсе. У них в Аризоне построено что-то вроде Диснейленда для мертвых.
Там в качестве медперсонала профессиональных актеров набирают!
Макс удивился его осведомленности:
– Актеров? В самом деле? Вот это здорово!
Карла сбила с толку его веселость. Он озадаченно сделал несколько глотков из своей чашки:
– Что же тут здорового?
– А кого заботит, что это не настоящий медперсонал? Мертвых? Им уже все равно. Родственников? У них в тот момент другие переживания и заботы. Зато профессиональные актеры смогут сыграть на их чувствах, успокоить или взволновать, когда это нужно. И подписать все бумаги у родственников, не отходя от покойника, и принести компании немалые деньги. Вы знаете, сколько стоит содержание в особой капсуле замороженного тела?
Карл отрицательно покачал головой. Макс фыркнул.
– И правда! Откуда вам это знать! Вы ведь у нас привыкли к неограниченным бюджетам!
Карл вскинул голову и сжал губы:
– Если бы мои исследования не приносили компании миллиардные прибыли, у меня бы не было так называемых «неограниченных бюджетов»!
Макс мысленно похвалил себя за то, что сумел расшевелить эту амебу фон Дитриха.
– Значит, вы – тот, кто нам нужен. Если к мертвым инвестициям добавить реальные исследования и результаты, мы увеличим прибыли в несколько раз. И пусть эти американские придурки резвятся со своим актерским балаганом! Мы будем делать настоящие деньги, а вы будете заниматься невероятными по свой сложности разработками!
Карл еще какое-то время вертел в руках чайную чашку, любуясь замысловатым арабским орнаментом, потом поставил ее с мягким стуком на блюдце и поднялся.
– Я должен ознакомиться с делами, прежде чем приступлю к своим обязанностям.
Макс рассмеялся и развел руками.
– А никаких дел пока что нет, мой дорогой. В лаборатории еще не ступала нога человека. Я имею в виду персонал. Две недели назад завершено строительство, но оборудование еще не заказывали.
Макс вышел наконец из укрытия:
– Вы сами сможете укомплектовать его по своему разумению и высказать пожелания насчет персонала.
Карл поинтересовался:
– И когда я должен приступить?
– Немедленно!
Макс сам проводил Карла до дверей и, улыбнувшись гостю на прощание, сказал:
– Добро пожаловать обратно в семью! Я рад, что вы остаетесь с нами…
7
2 марта 996 г. БухараЮжный ветер, пришедший с гор, вернул в город болезни. Люди, ослабевшие после долгой зимы, с трудом восстанавливали силы, и на улицах еще не было того оживления, которое обычно наступает с приходом ранней весны. Лекари в этот период пользовались особым расположением не только простых граждан, но и вельможных особ. В городе поговаривали, что сам эмир Нух ибн Мансур тяжело заболел. Известие об этом быстро распространилось с базарных площадей в самые скромные жилища, и теперь ни одно застолье не обходило вниманием важный вопрос – излечится ли правитель, или в ближайшее время предстоит возносить хвалы его преемнику. Лучшие лекари, приглашенные во дворец, изощрялись в кровопускании и приготовлении снадобий, но ничего не помогало. Эмир угасал. Когда надежды на исцеление уже оставили его, он решил попробовать последнее средство, о котором все чаще шептались придворные, – молодого ученого, сына управляющего одного из бюлликов в окрестностях Бухары.
Юноша шестнадцати лет от роду явился во дворец и предстал перед самим эмиром. Правитель исподтишка разглядывал молодого человека, стоявшего перед ним спокойно, без тени смущения или страха. Низко поклонившись эмиру и проделав ряд подобающих церемоний, молодой человек приблизился к ложу эмира. Эмир с трудом открыл тяжелые веки и спросил:
– Как тебя зовут, юноша?
Не поднимая глаз на эмира, молодой человек сказал:
– Хусейн, сын Сина, мой повелитель.
– Для лекаря ты слишком молод. Так ли ты хорош, как тебя расхваливали мои придворные?
– Медицинская наука не из трудных. Я преуспел в ней в кратчайшее время так, что известные врачи стали приходить ко мне за советом.
Эмир усмехнулся:
– А ты не болен скромностью!
Ибн Сина поклонился:
– Я посещал многих больных и потому имею огромный опыт. Передо мной открылись врата исцеления.
– Ну так скажи, лекарь, в чем моя болезнь?
– Болезнь твоя, о могущественный, пришла с южным ветром.
Эмир приподнялся на локте и с интересом взглянул на необычного лекаря.
– Продолжай!
– Южный ветер расслабляет силу и притупляет чувства. Он – причина ухудшения язв и возврата болезней. Этот ветер возбуждает головную боль и навлекает сон. Твои веки отяжелели, и ты постоянно находишься как бы во сне?
– Это так.
Юноша усмехнулся:
– Слабость твоя от кровопускания. Если великий не возражает, я бы хотел приблизиться и ощупать твой пульс.
Эмир слегка напрягся:
– Ощупать?
– Не беспокойся, мне нужно лишь твое предплечье. Оно находится поблизости от твоего сердца, и ты не стесняясь можешь показать мне его. Я и без этого могу сказать причину твоей болезни, но я хотел бы удостовериться.
Эмир прикрыл веки в знак согласия.
– Хорошо.
Ибн Сина взял руку эмира, и то, что он почувствовал, заставило его сдвинуть брови. Он повернул руку эмира на бок и, затаив дыхание, стал считать. Через какое-то время он осторожно опустил руку эмира на подушку и, поклонившись, отошел на почтительное расстояние. Эмир встревожился:
– Что ты узнал? Говори!
– У тебя язва в легких, о правитель. На это показывают также краснота на щеках твоих и ногти на руках твоих, искривленные долгой болезнью.
– И каково будет лечение?
– Я приду завтра и дам тебе густую настойку. И еще пилюли. Ты должен медленно рассасывать их, даже если вкус покажется тебе странным. Язва твоя постепенно зарубцуется, но…
Эмир ловил каждое его слово. Ибн Сина набрался храбрости и продолжил:
– Но если болезнь уже затронула печень, то я смогу лишь продлить твои дни, но не излечить окончательно.
Эмир тяжело вздохнул и, откашлявшись, сказал:
– Ты храбрый юноша, если осмеливаешься говорить мне такое! Приноси свои лекарства, и если болезнь хоть на какое-то время отступит, я дам тебе в награду все, что ты пожелаешь.
В глазах молодого человека зажегся жадный огонек:
– Все, что пожелаю?!
– В словах Ибн Мансура еще никто не сомневался!
Юноша склонился в почтительном поклоне:
– Я бы хотел взглянуть на книги из вашего хранилища, мой повелитель!
Эмир в бессилии откинулся на подушки. Воистину этот молодой наглец не соображает, что говорит!
– Библиотекой правителей-самадинов не может пользоваться простой смертный!
Упрямый блеск сверкнул в глазах Ибн Сины:
– В твоей власти сделать меня шейхом, о правитель. Тогда я смогу открыто посещать хранилище древних знаний!
Эмир беззвучно рассмеялся. Этот лекарь дорого берет за свои знания! Но слово уже было дано – продление дней эмира стоит подобной платы.
– Да будет так!
Спустя месяц молодой шейх Абу Али Хусейн ибн Сина уже сидел у черного стола сандалового дерева, в большой куполообразной комнате, заставленной ящиками со свитками и древними манускриптами. В руках у него была самая древняя книга по философии и медицине – «Авеста».
– Лечение травами, ножом и словом! Что более всего действенно?
Задумчивый взгляд его остановился на схематическом изображении трех видов сосудов, и он в задумчивости повторял:
– Несущие алую кровь, несущие черную кровь и не несущие ничего… Как можно нести ничего?
Он прошелся в задумчивости по комнате, вернулся к столу.
– Нервные столбы! Они не несут жидкости! Они несут образы и ощущения…
8
14 апреля 2008 г. КрасноярскУтро понедельника начиналось как обычно – муж наспех позавтракал и убежал, а я сидела в кресле с чашкой кофе и думала, как найти себе подходящее применение. Сумочка лежала неподалеку на журнальном столике, и я, притянув ее к себе, извлекла визитку Стаса. На простом белом фоне – название фирмы и пара телефонов. Я не стала беспокоить туристических девушек на рабочих телефонах и позвонила боссу на мобильный. Несмотря на раннее утро, Стас почти сразу же взял трубку.
– Елена? Доброе утро. Хорошо, что вы позвонили.
Я удивилась.
– Здравствуйте. Как вы меня узнали?
Стас рассмеялся.
– Ну, в это время мне бы не позвонила ни одна из моих знакомых. Так что я сразу вспомнил про вас.
Его логичность мне понравилась.
– Вы еще не передумали насчет меня?
– Других кандидатур у меня нет.
– Куда мне подъехать?
– Приезжайте в офис к одиннадцати.
Я покрутила в руках бумажку и посмотрела адрес. Недалеко. От моего дома минут пятнадцать, если не будет пробок.
Я была в нерешительности. Вечный дамский вопрос – «что мне надеть»? Я лениво отодвинула стеклянную дверь шкафа и взяла первое, что попалось под руки, черный брючный костюм и бежевую блузку. Да, значит настроение и впрямь премерзкое, если я не глядя надеваю такое! Завернувшись в кашемир и сунув ноги в самые удобные туфли, я вышла из дома. Было тепло, но ветрено. Вчерашний снег решил растаять, и под ногами была сплошь бегущая куда-то вода.
Доехала я быстро, Стаса еще не было в офисе. Молодая девушка с большим кольцом в пупке дежурной улыбкой приветствовала меня как посетительницу и сразу вручила мне огромный проспект.
– Вы посмотрите, здесь такие картинки красивые! Станислав Алексеевич будет через пять минут.
Стас и вправду появился минут через пять. С кислым одобрением посмотрел на мой наряд:
– Это хорошо. В Эмиратах вам тоже придется ходить закрытой по самые уши.
Я удивилась:
– Мы в прошлом году отдыхали там с сыном. И что-то я не заметила скромности в нарядах соотечественников.
Стас вздохнул:
– Туристам многое прощается за их деньги. А я предлагаю вам работу не на торговой точке и не гидом-переводчиком.
– А кем?
Я почему-то была уверена, что все, кто попадал за рубеж по доброй воле, работали или в гостиницах за 300 евро, или гидами-переводчиками за комиссионные, и требования к ним были соответственно их оплате.
Стас внимательно посмотрел на мои туфли и засомневался:
– Я только понять не могу, зачем вам все это нужно. Вы не производите впечатление женщины, которой нужна работа.
Я запротестовала:
– Нужна! Еще как нужна!
Он примирительно развел руками:
– Ну, нужна так нужна. Но поймите меня правильно. Я бы хотел взять на это место человека, который не скажет через месяц, что передумал и ему здесь не нравится. Если мы договариваемся – вы должны будете проработать в Эмиратах по меньшей мере три месяца.
– Почему три?
– Потому что три месяца – срок для рассмотрения трехлетней рабочей визы. А дальше вы сами решаете – остаться вам на три года или вернуться.
– А если я решаю вернуться?
– Предупредите меня недели за две, и я смогу найти вам замену.
Я согласилась, что это вполне справедливо, и Стас перешел к делу.
– Билеты я вам заказал с открытой датой. Заберете у моего представителя в Москве. Визу поставите по прибытии в Дубай. Вот телефон помощника вашего нового начальника.
Ста с протянул мне визитку. На белом перламутре красовались арабские письмена. Я не выдержала и поинтересовалась:
– А сколько лет они учат свою арабскую грамоту?
– Семнадцать лет. Начинают с раннего возраста, так что к совершеннолетию, то есть к двадцати одному году, считаются вполне грамотными.
Я ужаснулась.
– Придется остаться безграмотной. Семнадцать лет я там не протяну!