Оказалось, есть… доктор, имени которой она не запомнила… Оно для Николетты – пустой звук, а для Юргена? Неужели он влюблен в эту старую грымзу? Неужели он не видит, какая между ней и Николеттой колоссальная разница? Что эта старая развалина может ему дать? Да разве их можно поставить рядом? Она, Николетта – ангел, без которого профессор пропадёт. Он нарочно так грозно смотрит на неё и говорит гадости. Она чувствует это. Знает, что Юрген одумается, что ещё будет валяться у неё в ногах. Будет. Она в этом не сомневается. Пусть почувствует себя повелителем. Она потерпит, но потом отомстит ему за унижение.
– Что вы сказали? – Николетта улыбнулась.
– Пошла вон, – спокойно и сухо повторил Юрген.
Чуда не произошло. Николетта почувствовала приступ тошноты.
– Да-да, конечно, извините, – выпалила она и убежала, оставив дверь распахнутой.
– Дура… набитая… – пробубнил Юрген, захлопнув дверь.
Сел к компьютеру, создал новую папку под названием: «Лунное молоко – средство для борьбы с бактериями». Улыбнулся.
– Да, моя милая Альбертина, я знал, что мы с тобой совершим нечто особенное. Если все гипотезы подтвердятся, то наше открытие станет сенсацией века. Мы достанем из-под земли эту субстанцию. Достанем непременно…
Достать из-под земли
Больше месяца Юрген и Альбертина исследовали лунное молоко. Они провели тысячи опытов, пытаясь выделить несколько активных штаммов и антибактерий, участвующих в синтезе антибиотиков. Когда же наконец группа антибактерий была найдена, Юрген назвал её Альбертинобактерией.
– Пусть она лучше будет актинобактерией, – сказала Альбертина, нахмурившись.
– Ценю твою скромность. Настаивать не стану, – он улыбнулся. – В журнал мы запишем актинобактрия, а между собой будем звать её Альбертинобактерией.
– Прекратите ёрничать, профессор. Оставьте в покое моё имя, – приказала Альбертина. – Пусть наша бактерия называется актиной. Пусть она развивается и показывает нам всё, на что способна. Давайте соединим её с уже известными нам бактериями и посмотрим, что произойдёт.
– Вы, как всегда, приводите убедительные доводы, доктор Альберено, – Юрген посмотрел на Альбертину с нежностью. – Сдаюсь. Работаем над соединением. Уверен, наши старания будут вознаграждены.
Новые исследования длились ещё дольше, но результат стоил того. Из ста двадцати соединений сто оказались ранее неизвестными. Это был прорыв в биологии, сенсация века. Юрген ликовал, но Альбертина его радости не разделяла. Она думала о том, что маленький снежный шарик лунного молока, который дал ей Марио, это – микроскопическая частичка скрытых подземных богатств. Как их найти? Где отыскать подземные холодильники с актинобактериями? Кто отважится спуститься под землю, чтобы соскребать со стенок пещеры творожистый налёт? Что это вообще за субстанция: плесень ли это или продукт жизнедеятельности каких-то микроорганизмов? Структура и свойства лунного молока очень странные, и это делает его ещё более загадочным веществом. На разгадку могут уйти десятилетия.
– Думаю, мне нужно написать доклад, и выступить с ним на учёном совете, – обняв Альбертину за плечи, сказал Юрген.
– Да, это хорошая мысль. Но… – она отстранилась. – Я должна сказать тебе что-то важное…
– Наконец-то! – воскликнул Юрген. – Я даже сяду. Давай…
– Мы не можем заявить о своем открытии, потому что мы должны будем показать место, где находится лунное молоко, – сказала она.
– Не согласен с тобой. Зачем нам рассказывать, об этом? – он скрестил на груди руки. – Это – наш секрет, наша тайна. Достаточно того, что мы нашли молоко в подземной пещере в… – посмотрел на Альбертину.
– В Венеции, – закончила она его мысль.
– Не понял, – он поднялся. – Не шути так, Альбертина. Ты с географией дружишь? Да? Похоже, ты что-то напутала. Венеция стоит на воде. Вернее, она в ней утопает. Там нет подземных пещер… – замолчал. – Прости. Я обещал выслушать твоё признание, а сам…
– Юрген, ты должен знать, что я привезла лунное молоко из Венеции. Всё, что я говорю, может показаться нелепостью, но… Ты держишь в руках вещество, способное создать новый антибиотик, который уничтожит вредоносные бактерии и поможет восстанавливать иммунную систему человека, – заговорила она с жаром. – Наличие актины подтверждает наши исследования. Ты не станешь отрицать факта её существования. Она реальна. А вот пещера, в которой мы её нашли – миф, мистика, подарок доброго духа по имени Марио.
– Не-е-ет, – простонал Юрген, опустившись на стул. – Мы занимались этой работой полгода… Боже… Ты отдаешь себе отчёт? Ты в своём уме, Берта? – посмотрел на неё удивленно. – Почему я тебя так назвал?
– Не знаю, – Альбертина пожала плечами. – Наверное, так короче. Ты возбужден, раздражён…
– Я в бешенстве, моя дорогая, – он сжал кулаки. – Я готов убить тебя, стереть в порошок. Но я не сделаю этого. Не сделаю… И знаешь, почему?
– Потому что ты заставишь меня взять рюкзак и спуститься под землю, – ответила она с улыбкой.
– Обожаю тебя, Альбертина, – он поднялся, порывисто обнял её, поцеловал в лоб. – Нам просто необходимо найти пещеру, в которой есть молоко. И я даже знаю приблизительное направление. Меня радует, что ты понимаешь всю безответственную ответственность своего поступка. А раз так, значит, мы найдем пещеру, – ещё раз поцеловал Альбертину в лоб. – Твой добрый венецианский дух Марио не случайно показал нам это чудо. Он знал, что ты – биолог, ищущий новые штаммы антибактерий. Этот Марио прозорливый малый. Пока я со своими помощниками пытался отыскать наличие бактерий у глубоководных рачков, твой призрак всё разузнал и решил нам помочь. Вручая тебе снежный шарик, он, словно, сказал нам:
– Ребята, вам нужно идти в другое место. Не морское дно, а пещеры нужны вам. Пещеры – это белые пятна планеты, холодильники, гигантские консервные банки, в которых спрятана информация, накопленная за миллионы лет, – улыбнулся. – И я вынужден с ним согласиться. В пещерах всегда постоянная температура плюс три – пять градусов. Они прекрасные научно-исследовательские полигоны. Важная информация обо всех геологических процессах, происходивших на земле, хранится в пещерах на неприступной глубине. А ещё там в полной изоляции от внешнего мира без света и тепла живут уникальные организмы, способные творить чудеса.
– Вот только отыскать их могут не все, – вставила своё слово Альбертина.
– Это должно нас с тобой радовать. Чем меньше на земле учёных, посвященных в подземные тайны лунного молока, тем выше наш шанс на победу. Мы – первооткрыватели. Поэтому мы с тобой обязаны получить патент на открытие актинобактерии. А для этого нам придётся отыскать нужную пещеру и спуститься под землю.
– И в какую же пещеру ты хочешь спуститься? – спросила Альбертина.
– В Охотничью, – ответил Юрген. – Я давно к ней присматриваюсь. Не мог никак финансирование получить. А теперь есть прекрасный повод. И ещё есть повод проверить вас, доктор Альберено, в походных условиях.
– Зачем тебе меня проверять? – она усмехнулась.
– Есть такое наставление для мужчин, желающих жениться: позови девушку на рыбалку на пару дней. Если она вечером начнет готовить еду, то…
– Я готовить не начну и замуж за тебя не пойду, – отрезала Альбертина.
– Я бы не был таким категоричным на твоём месте, – пробубнил он.
– Оформляйте патент, господин профессор, это сейчас важнее, чем указывать мне моё место, – чмокнув его в лоб, сказала она и ушла.
– Вот так всегда, – простонал он, приложив руку ко лбу. – «На лбу моём твоя помада, как всепрощения печать». Как всепрощения… Хватит, профессор, не стоит начинать всё сначала. Давайте двигаться в другом направлении. Под землей, в полной темноте мы поймём, кто есть кто. Венецианский призрак всё рассчитал правильно… Ценю этого парня. С удовольствием пожал бы ему руку, но…
– Пожмёте под землей, – сказал кто-то за его спиной. Юрген резко обернулся, уронил мерный стакан, выругался.
– Нужно отдыхать, дорогой, – сказал он сам себе.
– Правильно… – похвалил его таинственный голос.
Дверь распахнулась. На пороге возникла Николетта.
– Ой, простите. Я проходила мимо, услышала звон разбитого стекла. Вам помочь?
– Да, подметите здесь, – сказал Юрген холодно и ушёл.
– У-у-ух, – Николетта сжала кулаки. – Злодей Злодеич ненавистный. Ладно-ладно, я тебе ещё всё это припомню. Я… – села на стул, на котором только что сидел Юрген. – Болван вы, профессор Юрген. Я – молодая, красивая, умная, длинноногая, а вы пялитесь на старую тётку со смешным старомодным именем Аль-бер-ти-на… Тина, плесень, тьфу… – встала. – Ладно, хватит. Не желаю больше про них думать. Лучше…
– Подмети пол, – послышался таинственный шёпот.
Николетта ойкнула, выскочила за дверь. Никого. В лаборатории тоже никого. Послышалось, наверно. Лучше думать, что послышалось и забыть про этот день. Стекло в ведро, веник рядом. Всё. Порядок. Всем пока.
– До свидания… – звоном разбитого стекла ей в спину.
Никколетта, визгнула и убежала, решив, что от профессора лучше держаться подальше. Лучше вычеркнуть его из своей жизни и найти кого-нибудь более достойного. Юрген ей не нужен. Она – молода, красива, а он – старый сухарь, злобный болван с красивым титулом профессор, который всего лишь – звук разбитого стекла…
Юрген
Юрген отправил доклад о лунном молоке в ученый совет, поехал домой. Каменной глыбой навалилась жуткая усталость. Полгода они с Альбертиной работали практически без выходных, довольствовались несколькими чашками кофе и бутербродами. Захотелось нормальной еды. Он набрал номер Альбертины.
– Привет, составишь мне компанию?
В ответ многозначительное: м-м-м…
– Хочу пригласить тебя на ужин. Давай сходим в приличный ресторан, где хорошо кормят. Я готов слопать бегемота. А ты?
– Я?.. – она улыбнулась. Он это почувствовал, выпалил:
– Отлично, заеду через полчаса, – бросил трубку, чтобы Альбертина не передумала. Посмотрел в зеркало на своё заросшее щетиной лицо, скривился:
– Да, краса-а-а-вец… Не могу понять, что во мне нашла эта глупышка Николетта? Почему она так старательно меня совращает? – рассмеялся. – Она меня совращает… мир перевернулся… Господа присяжные, заметьте, не я, солидный профессор, бегаю за смазливой девочкой, а она за мной. Мало того, эта нимфетка силком затащила меня в свою постель… Хотя, здесь стоит сделать оговорку, она – не нимфетка, а гетера… стоп, профессор Юрген, у вас нет времени на разглагольствования у зеркала. Займитесь делом…
Он сбрил щетину, надел свой любимый тёмно-синий костюм, галстук в тон, поехал к Альбертине. Когда она вышла из дома в элегантном бирюзовом платье с тонкой ниткой жемчуга, он не удержался от комплимента.
– Чем больше я узнаю вас, доктор Альберено, тем нахожу больше поводов для восхищения вами, – поцеловал её руку. – Скажи, как тебе удается быть та-а-а-кой, – щёлкнул языком, подбирая слово.
– Обворожительной, – подсказала она.
– Сексуальной, – поправил он. – Я – мужчина и говорю по-мужски. Красивые словечки – это твоё… Ты умеешь разукрасить даже самое неприглядное так, что оно выглядит прекрасным. А я… – хмыкнул. – Если вижу, что это – дерь… ой, прости. Я опять свернул не туда. Мы приехали, – распахнул дверцу машины. – Прошу вас, синьора Альберено. Благодарю, что согласились поужинать со мной. Я забронировал столик…
Они сделали заказ, выпили по бокалу вина, обсудили предстоящее путешествие под землю и лишь потом Юрген задал вопрос, который мучил его всё это время:
– Скажи, как тебя угораздило встретить призрака в Венеции? Где ты его нашла?
– Я его не искала, – ответила Альбертина с улыбкой. – К твоему сведению, Марио вовсе не призрак. Он – реальный человек, как мы с тобой. Просто он немного странноватый, – улыбнулась. – Нет, вернее будет сказать, что он – загадочный. Он взял меня под руку на одной из венецианских улочек и повёл за собой…
– О, Мадонна! – воскликнул Юрген. – Святая простота, что я слышу?! Я не догадывался, что тебя так легко увлечь сладостными речами. Со мной ты строга и неприступна, а за болтуном пошла без страха и сомнения… – закатил глаза. – О, женщины – вы грешницы по рождению, вы…
– Юрген, мне не интересно слушать твои обвинительные тирады, – сказала Альбертина сухо. – Отвези меня домой.
– Прости, не сердись. Я – болван, это точно, – положил руку поверх её руки. – Ты пошла за ним, и…
– И попала в пещеру, где на стенах белым налётом застыло лунное молоко, – сказала она так же сухо. – Марио сделал мне лунный шарики, а потом проводил до отеля. Утром я улетела.
– Неужели вы не обменялись ни телефонами, ни поцелуями? – не выдержал Юрген. Он не верил в безгрешные отношения.
– Не все такие озабоченные, как вы, господин профессор, – парировала Альбертина. – Есть ещё нормальные мужчины.
– Ревнуешь меня к лаборантке? – Юрген улыбнулся.
– Нет, – Альбертина встала, посмотрела на него свысока. – Я знаю себе цену… Жду у машины.
– Она вне конкуренции, – проговорил Юрген, подписывая чек. Официант поддакнул:
– Вы очень красивая пара.
– Беда в том, мой дорогой, что мы – вовсе не пара, а всего лишь коллеги по работе, – Юрген вздохнул. – Меня это удручает, а её – нет. Вот такая грустная история. Спасибо. Ужин был превосходным. Скажите спасибо шеф-повару.
Альбертина стояла у машины, смотрела на звёзды. Юрген не удержался, обнял её за плечи, поцеловал в щёку.
– Спасибо, что подарила мне этот вечер. Всё было, как всегда, на высоте: и свечи, и омары, и вино Шато Талбот, и речи… И я теперь буду ждать нашей новой такой же тёплой встречи с тобой, Аль-бер-тина… Я буду ждать и мучиться и злиться на то, что ты – не женщина, тигрица, которую не просто покорить, нельзя заставить в клетке счастья жить, – распахнул дверцу машины. – Со мною что-то происходит, ты не находишь? Стихи никогда не любил, а тут – бац – заговорил стихами с изысканностью Байрона.
– До Байрона вам далеко, профессор, – Альбертина рассмеялась. – Вы влюблены – вот объяснение всему происходящему. Любовь открывает в нас скрытые таланты, делает нас другими.
– А ты, ты, Альбертина, любишь, любила? – спросил он с жаром.
– Да… – ответила она.
– Любишь?! – он сжал её руку.
– Юрген, ты вторгаешься на запретную территорию, – она высвободила руку. – Следи лучше за дорогой. Я не желаю это обсуждать.
– Не желаешь пока или совсем? – спросил Юрген с улыбкой.
– Мы приехали… – сказала она. – Спасибо за ужин.
– Рад, что хоть чем-то вам угодил, доктор Альберено, – буркнул Юрген, уехал.
Дома он швырнул на пол свой дорогой пиджак, налил виски в большой стакан, выпил залпом, приказал себе:
– Остынь, парень, остынь. Если вам нужно быть вместе, то всё получится. Если нет, не стоит строить чёртов мост, который развалится от первого же землетрясения. Иди в ванну, смой с себя все ненужные мечты и желания и успокойся. Выспись хорошенько, а утром посмотришь на мир свысока, как и положено профессору биологии, исследования которого включены в список лауреатов Нобелевской премии. Тебе нужно думать о науке, а всё остальное выбросить из головы, как мусор из помойного ведра, – показал себе язык. – Ты – прекрасный парень, Юрген, помни об этом…
Сон набросил на него свой тёмный плащ и повел за собой в подземный лабиринт Охотничьей пещеры. Чем дальше Юрген двигался по ней, открывая широкие гроты и узкие темные лазы, тем сильнее крепла в нём уверенность, что именно здесь находится самое большое хранилище лунного молока. Он сделал несколько зазубрин на стене пещеры и собирался уже вернуться назад, но пространство видоизменилось.
Юрген оказался среди толпы на берегу Гранд Канала в Венеции.
– Зачем я здесь? Почему столько людей в старинных карнавальных нарядах? – воскликнул он. – Что всё это значит? Что происходит?
– Ежегодная регата, один из любимейших праздников венецианцев, традиция проведения которого уходит вглубь веков и теряется там… – ответило ему подсознание. – Теряется, потому что никто достоверно не скажет, когда прошла первая регата, кто решил её провести и почему?
Венецианцы подобные вопросы не задают. Они просто веселятся в этот день, радуются возможности увидеть парад судов всевозможных форм и размеров, украшенных резьбой, позолотой и символическими скульптурами. Главное место традиционно занимает большая лодка дожа – Бучинторо. За ней движутся не менее помпезные лодки местной знати, а за ними сотни гондол. После парада гондолы участвуют в гонках на расстоянии от Мотта а Кастелло до Санта Кьяры и обратно. Спущенный на воду плот у Ка'Фоскара – финишная точка регаты.
– Сегодня в гонках участвуют лодки с двумя гребцами, а раньше их было от двадцати до пятидесяти. Вот это было зрелище! – сказал человек, стоящий рядом с Юргеном. – Хотели бы вы вернуться в семнадцатый век, синьор?
– У вас есть машина времени? – сострил Юрген.
– Нет, – незнакомей улыбнулся. – Нам она не нужна. Нам с вами нужно всего лишь желание. Скажите: «Да», и время перетёчет из одной чаши в другую. Всё очень-очень просто. Информационное поле земли хранит тайны, накопленную веками, везде, а не только в Охотничьей пещере, из которой вы только что вернулись, синьор Юрген Турнесол.
– Откуда вы меня знаете? – воскликнул Юрген, забыв, что видит сон. Незнакомец рассмеялся:
– Я – архивариус вечности. Выбирайте: да или нет…
– Да, да, да…
Турнесол
Мальчик не любил свою фамилию Турнесол. Она его раздражала. Он мечтал вырасти и поменять её на другую, более благозвучную. Случай заставил его отнестись по другому к смешному слову Турнесол. Они с отцом шли по базару у моста Риальто, искали что-то особенное.
– Турнесол, турнесол, турнесол!!! – закричала рядом толстая торговка.
Отец остановился, повернул голову.
– Синьор, купите турнесол, он приносит счастье, – сказала торговка, протянув ему несколько подсолнухов. – Взгляните, сколько даров внутри каждого цветка. Никто никогда не одарит вас лучше, чем турнесол, уверяю. Это лучший подарок. Лучший…
Отец взял цветы, заплатил даже больше, чем торговка попросила. На её немой вопрос, он ответил:
– Благодарю вас, добрая женщина. Вы помогли мне получить ответ на главный вопрос, мучивший меня, а это стоит денег.
Когда они остались наедине, он обнял Юргена за плечи, спросил:
– Скажи, сынок, ты размышлял над тем, почему мы носим такую смешную фамилию?
– Да, отец, я постоянно об этом думаю, – ответил мальчик.
– И мне этот вопрос не давал покоя много лет. Но никто из родственников не мог объяснить мне, откуда произошла наша смешная на первый взгляд фамилия – Турнесол. Никто не знал, почему нашего прародителя назвали подсолнухом. Я чувствовал, что во всём есть некий смысл, скрыта тайна, но никак не мог понять, какая именно. А сегодня понял.
Наш далекий предок выращивал подсолнухи и дарил их людям. Именно дарил, а не продавал, не выменивал. Людей, которые делают добрые дела, считают простаками, глупцами и даже юродивыми. Их высмеивают, им прикрепляют прозвища, которые порой заменяют фамилию. Так, наверняка, произошло и с нашим предком. За свою доброту он стал Турнесолом. А вслед за ним Турнесолами стали все мы. Но, в отличии от основателя нашего рода, который выращивал и дарил подсолнухи, остальные поступили иначе. Они не стали дарить цветы, а дождались появления семян и получили прибыль с их продажи. А уж когда из семян решили отжимать масло, денег стало ещё больше. Небольшой клочок земли превратился в плантацию подсолнухов. Но…
В жизни каждого из нас происходит нечто такое, что заставляет нас всё начать с нуля, – посмотрел на сына. – Таким поворотным событием для наших предков стало нападение Турецкого султана. Цветущие поля подсолнечника погибли под копытами коней и колесами повозок турецкой армии. Ничего не осталось кроме смешной фамилии Турнесол и желания делать добрые дела. Дарить подарки приятнее, чем ждать даров от кого-то. Ты это скоро поймёшь, мой мальчик, – отец улыбнулся. – Эти подсолнухи мы с тобой, дорогой мой Юрген, отнесем художнику Альберено. Он болен. Может быть, наши цветы помогут ему справиться с болезнью, поднимут его настроение.
С визита в дом художника всё и началось. Юрген увидел девочку, сидящую у постели больного, и обомлел. Она показалась ему каким-то неземным созданием, случайно попавшим на землю. Услышав голоса, девочка повернула голову и вспорхнула, именно вспорхнула, со своего стула, полетела к ним навстречу со словами:
– Чудо какое – турнесол! Папа, папочка, взгляни на это чудо! Это то, о чём ты мне говорил. Это – знамение, подарок тебе. Это турнесол, тур-не-сол!!
Её голос был похож на музыку. Её движения были плавными, воздушными, ангельскими. Всё в ней было гармонично, полно изящества и теплоты. Юрген не смел пошевелиться. Стоял соляным столпом и смотрел на девочку во все глаза. Одно слово, одна мысль была чёткой и значимой: ЛЮБЛЮ!
Всё, что происходило потом, не имело значения, было смутным, не интересным. Запомнилось только имя Альбертина Альберено и радость от того, что синьор Турнесол принёс в дом художника надежду на исцеление.
Теперь Юрген каждое утро приходил в дом художника Альберено с букетом подсолнухов. Альбертина встречала его у ворот, вела в комнату отца, а потом сопровождала к выходу. Заговорили они не сразу. Юрген никак не мог найти нужные слова. А потом понял, что важнее всего для Альбертины здоровье отца, которого она любит, поэтому ни о чём другом говорить не нужно.
– По-моему, сегодня синьор Альберено чувствует себя лучше, – сказал Юрген, остановившись у дверей.
– Да, ему лучше, – подтвердила Альбертина. – Завтра собирается консилиум докторов. Но папа не очень-то им верит. Он считает, что судьба человека в руках у Господа. Бог знает, сколько кому отмерено… Божью волю нужно принимать с радостью. Нужно всегда радоваться, Турнесол, и за всё благодарить. Даже за плохое…
– Меня зовут Юрген, – он почувствовал, как краска смущения заливает щёки. – Турнесол – наша фамилия.
– У вас прекрасная фамилия, Юрген, солнечно-подсолнечная, – сказала Альбертина. – Благодарю за всё, что вы для нас делаете. Мне было бы невыносимо трудно побороть уныние, если бы не ваши ежедневные дары, ваши подсолнечные букеты.
– Что вы, мы ничего такого не делаем, – воскликнул Юрген, краснея ещё сильнее. – Это вам спасибо, что так встречаете меня. Если синьору Альберено нужна будет помощь, мы сделаем всё, что в наших силах…
– Я передам ваши слова папе. Благодарю вас, Юрген, за добросердечие. Приходите завтра, – она протянула ему руку. Он неумело ткнулся в неё губами и убежал.
Потом он долго сидел на горбатом мостике, свесив ноги вниз и повторял:
– Тур-не-сол, тур-не-сол… под-сол-нух…
Якобело Альберено умер неожиданно. Казалось, болезнь отступила, уступив место жизненной силе и любви. Художник поднялся с постели, взялся за кисти. Написал несколько прекрасных картин с подсолнухами, получил заказ от знатного вельможи и даже сделал карандашные наброски для будущего семейного портрета заказчика, но закончить полотно в красках не успел. Остановилось сердце. Альберено умер за мольбертом с кистью в руке.
Похороны превратились в бесконечную траурную процессию, перетекающую с земли на воду и обратно. Большие желтые подсолнухи лежали поверх чёрной ткани, прикрывающей гроб художника. Альбертина, одетая в чёрное глухое платье, казалась траурной фигурой, выточенной на носу гондолы. Она впервые не улыбалась, не говорила, не шевелилась. Скорбь сделала её взрослой, придала лицу строгость и отрешенность. Огонёк радости, светящийся изнутри, погас, глаза потускнели, приобрели тёмно-зеленый оттенок, стали похожими на воду в Гранд Канале, по которому двигался траурный кортеж чёрных гондол. Юрген плакал и не стыдился своих слёз. Он не знал, как помочь Альбертине, и от этого скорбь умножилась…
После похорон Альбертина остановилась у ворот дома и, глядя мимо Юргена, сказала чужим, бесцветным голосом:
– Нам придётся покинуть Венецию, потому что теперь нам нечем будет платить за дом.
– Куда вы поедете? – спросил Юрген растерянно. Земля ушла у него из под ног.
– Не знаю… Мне всё равно, – ответила Альбертина, глядя мимо него. – Теперь всё в моей жизни потеряло смысл… Всё…
– Нет, Альбертина, нет! – он схватил её за руки, заговорил с жаром. – Так нельзя. Твой отец не одобрил бы твоего уныния. Он любил жизнь. Он воспевал её красоту. Он стремился показать нам в своих картинах, как прекрасен наш мир, как прекрасна Венеция… Тебе не следует терять свою солнечность и превращаться в чёрную фигуру скорби. Ты не смеешь так поступать. Господь не этого ждёт от тебя…
– Откуда ты знаешь, что от меня ждёт Господь? – спросила она.
– Я много читаю духовной литературы, хожу в Духовную семинарию, – соврал Юрген. – Там нам говорят, что Бог любит всех нас, что у Него свой план для каждого из нас. Нам нужно принимать Божью волю и терпеливо ждать помощи от Бога.