Школа романиста «WATIM». Апрель
Мальчик привычно следовал безмолвным указаниям мисс Крэйд: он поворачивался, помогал освободиться от одежды, подставлял руки и ноги под зажимы и присоски. Он уже сбился со счета, сколько раз проходил через эту рутинную «чистку». Без страха и поеживаний подставил руку под укол, и, когда ему ввели в вену препарат, послушно закрыл глаза.
– Отдыхай.
– Мы с мистером Грином думаем, что у него обычное переутомление, – успел сказать мальчик, погружаясь в сон.
– Ну, если вы с мистером Грином оба так думаете, – погладила его по волосам мисс Крэйд, – значит, так оно и есть.
Сэм спал.
А мисс Крэйд, укрыла его простыней, переключила на приборе клавишу в положение «Передача данных» и отправилась в лабораторию.
Здесь обстановка была напряженнее.
Том уже лежал под простыней без одежды. Все его тело было облеплено датчиками, на носу зажим, а в рот вставлена белая гофрированная трубка.
На экранах отражались данные давления, пульса, мозговой активности и еще с десяток строк с цифрами и вереница синусоид графиков.
Мальчик не дышал, аппарат искусственного легкого выполнял за него эту функцию. От стойки капельницы тянулась тонкая трубка к его локтевому сгибу.
– Как он? – шепотом спросила у мистера Грина Крэйд, считывая показания приборов.
– Ввели в искусственную кому, – так же шепотом ответил Грин.
Доктор Фаусто, стреляя глазами с экрана на экран, колдовал над приборами, настраивал их и щелкал клавишами компьютера.
– Мисс Крэйд! – не поворачиваясь, сказал он. – Два кубика ноль четвертого, пожалуйста. Внутривенно. Через час еще один укол. Дозировка та же. И дальше, до пробуждения, работаем по схеме.
Без раскачки и промедления мисс Крэйд встала к лабораторному столу.
– Очень большая доза, – осмелилась напомнить она, орудуя шприцем и ампулами.
– Как я понял, – сказал мистер Грин, помогая Крэйд готовить препарат, – Тома утилизируем?
– Так надо, – с нажимом на слово «надо», подтвердил Фаусто. – Он уже не восстановит в полном объеме своих способностей.
– Жаль мальчика, – сорвалось у мисс Крэйд.
– В чем наша ошибка, доктор? – мистер Грин принял слова Фаусто упреком себе.
– Ошибка не ваша, – успокоил их доктор, – ошибка деблокиратора. Доза была большой, а Том по неопытности сам не справился с дозировкой энергии посыла.
– Я плохо ему объяснил?
– Оставьте, мистер Грин, ненужные терзания, – чуть резче сказал Фаусто. – Мы работаем, можно сказать, с колес.
– Я понимаю.
– У нас нет времени и возможностей выверять каждый шаг, каждый посыл. Ясно, что мальчик чуть поспешил, или расстояние было больше допустимого. Одним словом, – сжег себя.
– Я так и предполагала, доктор, – сказала мисс Крэйд. – И я вас предупреждала о возможных последствиях.
– Не трудно было догадаться и без ваших предупреждений, – покачал головой доктор. – Это у нас, как вы знаете, третий случай за месяц.
– Все-таки индивидуальный подбор дозы надо вывести на первое место, – предложил мистер Грин.
– И тут дело вовсе не в весе и возрасте, – гнул свое Фаусто.
– Я настаиваю на продолжении моих опытов, – возразила мисс Крэйд.
– А разве я вам что-то запретил? – вскинул брови доктор.
– Вы – нет, – топнула ножкой мисс Крэйд. – А вот мистер Грин сомневается!
– Я? Господь с вами, дорогая! Я только прошу вас при определении дозировки перенести центр тяжести на индивидуальные данные.
– Успокоились? – спросил Фаусто. Ему ответили молчанием. Разница лишь в том, что мистер Грин улыбался, а мисс Крэйд плотно сжала губы и нахмурила брови. – Работаем!
– Куда его теперь?
– Через два-три дня узнаем, – спокойно ответил доктор. – Надеюсь, осложнений на мозг не последует.
– Если мы все равно решили утилизировать Тома, – вновь ввязалась в спор мисс Крэйд, – может, нам стоит уменьшить дозу?
– Я хочу попробовать минимизировать потери, – доктор твердо стоял на своем.
– И потому так рискуете, что вдвое увеличили дозировку? – съехидничала мисс Крэйд.
– Крэйд! – одернул ее мистер Грин.
– Клин клином, – нисколько не обижаясь, напомнил доктор поговорку. – Успокойтесь, мисс Крэйд. Я беру всю ответственность на себя. Навредить больше мы вряд ли сможем. А вот вернуть мальчика хотя бы на второй уровень… почему бы не попытаться?
– Но еще никто не возвращался так высоко! – чуть не в голос вскрикнули Грин и Крэйд.
– И очень печально. Каждая потеря для меня – лишние бессонные ночи.
Это было действительно больно.
И доктор, и его помощники старались избегать в разговорах щекотливой темы. Неизбежные потери на стадии отработки препарата, – без этого не бывает открытий. Это можно там, наверху использовать в качестве аргумента, когда бездушные отчеты сдаешь. А здесь, когда каждый твой пациент близок тебе почти как сын, брат или лучший друг, как здесь относиться к неудачам? Какое каменное сердце надо иметь, чтобы вот так вот просто, одним коротким словом решить дальнейшую судьбу ребенка: утилизировать?
В лаборатории слышно было лишь ритмичное попискивание приборов да уханье аппарата искусственного дыхания.
– Хорошо, доктор, – сдалась Крэйд. – Я все сделаю, как вы сказали.
– Спасибо, мисс Крэйд. – доктор встал из-за компьютера, расписался в журнале назначений и захлопнул его. – Сэм? – вдруг вспомнил он.
– Пока никаких последствий, кроме внутричерепного давления.
– Превышение большое?
– Нет, несущественное. Я ввела сыворотку.
– Что бы я без вас делал, мисс Крэйд, – улыбнулся доктор.
Мисс Крэйд и мистер Грин вздохнули облегченно.
Если доктор Фаусто находит в себе силы улыбаться, все будет хорошо.
Глава 3. Подростковый Центр
Эта территория интерната, как и все расположенные на ней здания: – школа, жилой корпус, спортивный зал с обвалившейся крышей, гараж на две машины, принадлежали когда-то Министерству образования. Здесь жили и учились дети из прилегающих к городу бесперспективных сел, в которых позакрывались свои школы.
Когда в городской казне закончились деньги, интернат быстро пришел в запустение. Детей оказалось выгоднее возить на занятия на автобусах, перевалив финансовые заботы о них на сельские администрации. А комплекс зданий попытались продать с молотка.
Условия торгов, по которым за помещениями должен сохраниться статус учебного заведения, огромные средства, необходимые для восстановления объекта, отпугивали покупателей, и цена лота очень скоро стала равна цене забора вокруг интерната.
Казалось, теперь точно лакомый кусочек приберут к рукам люди, близкие к власти. Но никто не спешил заявлять своих прав.
Тогда и появился этот Благотворительный фонд, с учредительным капиталом, равным стоимости комплекта мебели для кабинета директора. Некий доктор Грегори Фаусто, значилось в учредительных документах, и был этим директором для мебели и единоличным хозяином фонда.
– Подставная фигура, – посчитали чиновники, оценивая неказистую фигуру доктора, его старенький потертый костюм и вихляющую походку. Меряя ситуацию под себя, они единодушно решили.
– Истинных хозяев комплекса зданий не станет выпячивать никто.
Впрочем, до поры до времени, это никого особо не волновало. Главное, что намозоливший городским властям глаза интернат скинули с баланса, соблюли условия торгов и государственные интересы. А фонд, заявивший о создании приюта для бездомных и обездоленных детей, не просит денег у городского бюджета.
К удивлению Мэра, и в подтверждение догадок о скрытых и богатых инвесторах, за оставшиеся до начала учебного года месяцы совершилось чудо. Все корпуса качественно отремонтировали, провели реконструкцию, и теперь прежний обшарпанный интернат было не узнать.
Трехэтажную школу перепланировали. На третьем этаже вместо классов сделали просторные спальни на два человека в каждой. Тут же два отдельных люксовых номера для преподавателей и комнаты для подготовки уроков и досуга.
Второй этаж – четыре кабинета для школьных занятий, крыло для внеклассной работы и еще два номера для преподавателей.
Первый этаж – просторная столовая, зал собраний, хозяйственные комнаты.
Спортивный зал так же перекроили, и теперь здесь появился небольшой бассейн и сауна.
Обновили и расширили гараж.
А вот бывший спальный корпус, соединенный со школой переходом и оказавшийся лишним, стал клиникой. Точнее, клиникой стали первые два этажа. На третьем жилая зона персонала и гостиница для гостей.
Оборудованию, каким были оснащены два этажа клиники, позавидовали бы все больницы города. Но, так как в этот центр город не инвестировал ни копейки из своих средств, оставалось только мечтать и надеяться, что когда-нибудь и им, избранным, удастся проверить на себе новейшие достижения мировой медицины.
Накануне первого сентября доктор Фаусто самолично прикрепил к будке на проходной большой прямоугольный щит, на котором была короткая, но лаконичная надпись:
«Подростковый Центр»
Ниже, небольшой прямоугольник с внутренней подсветкой, предупреждал любопытных:
«Частное владение. Охраняется законом. Вход запрещен»
В короткие сроки был отобран коллектив педагогов, причем с каждым из них доктор Фаусто провел личные беседы и какие-то медицинские тесты. Оговоренные в контракте в графе «заработная плата» цифры навсегда сняли вопрос о нераспространении служебной тайны.
Все будущие сотрудники клиники появились в один день. Их встретили прямо в аэропорту, привезли в закрытом микроавтобусе и поселили в квартиры на третьем этаже клиники.
А основной свой контингент Центр набрал через полицию, приюты и спецприемники.
Самые трудные подростки, не признающие никакого авторитета, законов, заборов и любых методов воспитания, такие, от которых отказывались все на свете – были собраны здесь.
Тридцать человек.
От двенадцати лет и старше.
Месяц карантина, медицинское освидетельствование, излечение от болезней беспризорного образа жизни, усиленное питание – и опрятные и вежливые мальчики и девочки заполнили спальни, учебные классы и территорию Центра.
Всех: полицию, органы опеки, педагогов города сводил с ума один вопрос. Как так? Ни одного побега, ни одного нарушения общественного порядка со стороны воспитанников, ни одной жалобы со стороны воспитателей и педагогов! Каким таким секретом уговоров владеет этот загадочный доктор Фаусто?
И только те, кто работал и жил на этой закрытой территории, знали истинную причину таких перемен не только в поведении подростков, но и самих преподавателей.
На протяжении первого месяца знакомства доктор Фаусто, для всех без исключения: преподавателей и детей, воспитателей и нянечек, и даже водителей и сторожей ежедневно читал по одной лекции на самые, казалось бы, безобидные темы.2
Он не открывал Америк, не поражал их воображение новыми знаниями. Он просто беседовал о жизни, рассказывал множество веселых и поучительных историй. Но через месяц все его слушатели имели совершенно иное мышление, иной взгляд на окружающий его мир. И четкую установку: с сего дня самое большое наказание, которое существует в Центре у доктора Фаусто и на земле вообще: в двадцать четыре часа собрать вещи и навсегда покинуть территорию этого замечательного Центра. И, упаси вас боже, распустить язык
Разговоров о богатом фонде, вернее, о стоящих за ним людях, было много. Естественно, власти решили навести справки и разобраться со щедрыми инвесторами, – а нельзя ли их немного пощипать на благо, так сказать, родного города.
Доктор Фаусто скромно выслушал скользкие намеки чиновников, обещал передать просьбы «туда» – при этом его глаза вылезли из орбит и поползли кверху, а указательный палец ткнул в высокий потолок, и удалился, раскачивая тяжелыми бедрами. И… казалось, забыл о важном разговоре.
Главный по государственной безопасности всего города, начальник полиции и даже прокурор принялись в спешном порядке собирать сведения о непонятливом докторишке.
Что они накопали, остается тайной за семью печатями, но от доктора и от его фонда с корыстными просьбами отстали навсегда. А его Центр превозносили как образец. Всегда можно было, с согласия доктора, конечно, привезти сюда какого-нибудь заезжего гостя или комиссию, и пустить пыль в глаза ухоженностью, порядком и вышколенным персоналом.
По городу поползли порой невероятные, но все равно полезные для доктора и его заведения слухи.
Кто-то, где-то, по особому секрету узнал, что Грегори Фаусто был не совсем рядовым врачом, а врачом, помешанным на психиатрии и безнадежно сжигающим свои еще не старые годы в неблагодарной работе с трудными подростками. Выяснилось, что у него была собственная лаборатория в секретном подразделении то ли университетского города N, то ли города военного городка M. Потом он семь или восемь лет работал в Индии, где проводил строго засекреченные армией исследования, и даже запатентовал какую-то полезную микстуру. А недавно вернулся в родной город и пошел работать не в лучшую в городе клинику, куда его могли взять с руками и ногами, а учредил собственный фонд.
По-человечески понятно: возраст, ностальгия, в один год умерли любимые родители, сыновний долг и привязанность. Но такие вещи в нынешнем обществе не в моде. Сейчас деньги в моде, а еще больше в моде деньги, облеченные властью.
Или он заработал капитал на своем старом месте, или финансовый вопрос его не очень волновал, – ведь ясно же, в фонде много не заработаешь, – но он раз за разом отказывался от выгодных предложений.
Правда, в последнее время, не очень охотно, и только по просьбе очень важного человека из властных структур, согласился позаниматься частной практикой.
И тут, как показалось расчетливым обывателям, без особой корысти.
Чем же был замечателен доктор Фаусто?
Он лечил головы.
От накопившегося там мусора.
Мигрени, всплывающие боли, утомление, плохое настроение и дискомфорт. Даже посттравматический синдром от измены супруга.
У этих недугов было две особенности.
Болели ими, как правило, очень обеспеченные люди. И в большинстве случаев это были дамы.
Доктор Фаусто, как хороший психолог, дабы повысить свой авторитет или просто отмахнуться от навязчивых клиентов, установил строгую очередность на прием. Не более одного пациента в день. Время приема – ровно тридцать минут. И, в этом же русле, назначил неимоверно высокую плату – тысяча баксов за полчаса общения.
И все же он, рассчитывая такими жесткими условиями отпугнуть народ, глубоко просчитался.
Или деньги его пациенты не привыкли считать, или польза от приемов была настолько очевидна, часы приема были расписаны на полгода вперед. Многие дамы просто арендовали для себя все понедельники, или среды, внесли авансом полную стоимость приема за эти самые полгода вперед и зажили счастливой жизнью, время от времени уступая своё ложе в кабинете доктора кому-то из своих товарок и получая за это немалые преференции.
Доктор Фаусто не был бы великим психологом, если бы не оставил в своем плотном графике маленькой лазейки. Не чаще двух раз в неделю, по звонку трех своих самых именитых клиенток, он соглашался послушать внеплановую грустную сказку, за двойной, естественно, тариф, и тем самым вселил в умы жаждущего личного общения с ним населения вечно не угасающую надежду.
– Мадам Рита поднимается, – доложила давнишняя секретарша доктора миссис Ханна.
– Разве уже девятнадцать? – оторвался Фаусто от тетради с расчетами.
– Да, доктор, без семи минут. Прикажете проводить в приемную?
– Проводите.
– Её чай, доктор?
– Да, как всегда.
Фаусто убрал свои записи в сейф, пошарил внутри и нажал на кнопку. Короткий зуммер сообщил – сигнализация включена. Он доверял своим людям, но эти записи… Они слишком ценны, чтобы полагаться на людскую честность. Фаусто знает – у каждой честности и порядочности есть своя цена. Для одного она равна десяти тысячам, для другого миллиону. Здесь же, в этих тетрадях, сокрыто в сотни раз большее богатство.
Доктор с удовольствием отложил бы этот прием на другой день, все его внимание было там, на страницах тетрадей. Он уже двое суток практически не спал, выискивая ошибку, которая привела к кризу очередного его солдата. Каждый раз, внося изменение в формулу, он думал:
– Ну, теперь-то уж точно продержится.
И каждый раз после задания приходится утилизировать еще одного.
Он принял таблетку. Через тридцать секунд она начнет действовать, – от дурманящего сна и усталости не останется следа.
Там его ждет мадам Рита. Молодящаяся жена вице Мэра города, или, как его называют в тесном кругу – Второго, и любовница самого Мэра. Семейные отношения, круговая порука. Этот секрет тщательно хранился всеми заинтересованными сторонами, но, с некоторого времени в этом городе для доктора Фаусто не было закрытых комнат, а тем более спален.
В приемный кабинет он зашел бодренько, с широко раскрытыми объятиями.
– Милочка! – так он называл всех своих пациенток. – Прекрасно выглядите!
– Это макияж, доктор!
– Не говорите так, мадам Рита! – балагурил доктор. – Мы, врачи, такие циники! Мы, поверите ли, определяем здоровье пациента по таким вещам, о которых в приличном обществе даже говорить как-то неловко!
– Например? – загорелись глаза мадам Риты.
– Ну… – ушел со скользкого продолжения доктор, – начнем с очевидного! Ваши глаза!
– Что же здесь постыдного! – жеманно повела плечиком мадам Рита.
– Это я вообще, о наших, так сказать, исследовательских методах!
– И что вы можете мне сказать по моим глазам? – потянулась к доктору пациентка.
– Сегодня?
– Сегодня, конечно же!
– По вашим глазам… я могу сказать… – Фаусто намеренно затягивал с ответом, кружась вокруг большого кресла мадам и разглядывая ее лицо. – Кстати, ваш чай! – вспомнил он и подал полупустую чашку.
– Спасибо, я уже глотнула, – сказала она, но чай взяла. – Так что не так с моими глазами?
– Ваши глаза, милочка, – доктор зашел со спины, провел руками по волосам и опустился на шею. Его нежные чувствительные пальчики погладили подбородок, ухоженную шею, остановились на ключицах и методично поглаживали их, слегка проникая под косточку.
Это волшебное движение тут же отозвалось результатом. Глаза мадам закрылись от прикосновений, веки подрагивали, рот чуть приоткрылся.
– Я вижу, – медовым голосом шептал доктор, – как не более часа назад… ой, что это я!.. не более получаса назад из этих губок… из таких замечательных губок вырывался… – доктор красиво выдержал паузу и выпалил, – стон наслаждения.
– Что? – подпрыгнула в кресле мадам.
– Не надо нервничать, милочка, – вернул ее в полулежачее положение доктор и, для верности, надавил на плечи руками. – Я же сказал вам, мы – врачи, можем видеть невидимое.
– Но откуда… как вы узнали, доктор? – мадам не боялась разоблачения, мадам скорее хвалилась перед Фаусто своим фривольным поведением и недавним оргазмом. Она и ему не один раз намекала, что готова во время сеанса не только слушать его речи, но и делать что-то большее.
Доктор принял из рук мадам чашку, убрал ее на столик и, вернувшись, приблизил свое лицо к ее шальным глазам.
– Вы заставляете меня, как Шерлока Холмса, раскрывать свои простые секреты, – приятно улыбнулся доктор.
– Но я же женщина! – кокетничала мадам Рита. – Любопытство родилось раньше меня.
– Хорошо. Секрет номер один. – Фаусто легко, одними подушечками провел по коралловым губам. – Ваши милые губки, мадам, до сих пор хранят сладкие следы ваших прекрасных зубок.
Рука мадам невольно коснулась губ, выдавая ее с головой.
– А запах из вашего рта, – демонстративно потянул носом доктор, закрывая глаза, – ни с чем нельзя перепутать. Вот и весь мой секрет!
– Что, правда? – прикрыла она рот рукой.
– Да-да, – потрепал ее по щеке доктор.
– Думаете, муж может догадаться?
– А вы перед тем, как к мужу идти, чай или кофе попейте, можно шоколадом закусить. И все пройдет, – доктор почти насильно всунул в руку мадам Риты чашку с последними глотками чая.
– Спасибо! – на этот раз она прополоскала рот.
– Я, милочка, ничего не имею против, если жена немного обманывает своего мужа. Она же умная женщина и не станет вредить себе? – заглянул он в ее глаза. – Ну-с, приступим к нашему сеансу.
– Да, доктор, я готова.
– Расскажите, что волнует вас?
– Сын!
– У вас, насколько я знаю, два сына? Младший или старший?
– Нет-нет, доктор, только старший! Он совсем от рук отбился!
– Я слушаю вас! – доктор сидел на стуле рядом с креслом мадам и делал легкий массаж ее стоп.
Это так приятно! Тепло медленно разливается по ногам, наполняет негой и покоем, покачивает на волнах.
– Я уже несколько раз говорила с ним. И муж тоже говорил. Он не слушает нас. Компанию собрал, наркотики, рестораны. Учебу бросил, работать не хочет. Отец ему завод отдал, думал, интерес проявится, коллектив, управление. Ничего подобного.
– Молодость преходяща.
– Тут вот что, доктор… У них игра, гонять по ночному городу и пугать людей. Я боюсь, он когда-нибудь плохо кончит.
– Что с ним может случиться?
– Из-за него уже столько аварий. Есть даже… Ну, вы понимаете! Когда-то это может и с ним произойти?
– Когда-то может, – повторил доктор. – Спим… мы спим… все тревоги уходят из вас… оставляя тепло и спокойствие…
Тело мадам обмякло, голова чуть-чуть повернулась вправо и маленькая капелька слюны, поймав свет от лампы, выступила в уголке губ.
– Спите, спите, мадам Рита, – проговорил доктор, поднимаясь. – И рассказывайте обо всем, что вас тревожит. С именами, датами и цифрами.
Доктор включил запись и отошел к окну.
Глава 4. Новенькие
На этой обширной территории размещалось несчетное количество ларьков и магазинчиков, складов, торгующих оптом и в розницу, торговых закутков, кафе-столовых с любой национальной едой: от вьетнамо-китайской с их неповторимой экзотикой, до арабо-турецкой с веселой музыкой и обязательной танцовщицей. Были здесь притоны для любителей травки и кальяна, подпольные казино и тесные каморки для взрослых развлечений.
Восточный рынок в центре Европы.
В кажущемся бедламе, в вечной неразберихе был свой строгий порядок.
Его, этот строгий порядок, беспризорники впитали через свои спины. Когда позарились на, казалось бы, безалаберно брошенную тележку и взяли с нее коробку с кроссовками.
– Какой размер? – шепотом спросил тот, который стоял на стреме.
– Большой, блин! На мужика.
– Перепродадим, – уверенно сказал первый.
– Перепродадите, – эхом повторило над головами и их обоих, за шкирки, привели к Хозяину товара.
Они приготовились к самому худшему.
Хозяин, полный бородатый мужчина в полосатом халате, сидел на большом как кресло тюфяке с товаром и пил из пиалы зеленый чай. Перед ним на другом тюфяке был накрыт стол: разложенные по вазам и тарелочкам орехи, изюм разных цветов и размеров, курага, сушеные фрукты, лепешки и мясо и много чего еще.
Поймавший мальчишек торговец сказал что-то на своем языке. Хозяин молча выслушал, кивнул ему и взмахом пальцев отпустил.
– Голодные? – догадался он. – Угощайтесь! Я, когда маленьким был, всегда есть хотел. – Голос его был ровный и гортанный, пацаны сразу догадались – не играет он с ними. – Налей, Ахмет, мужчинам чай.
Когда голод был утолен, Хозяин поставил пиалу на укрытый ковром импровизированный стол и опять заговорил.
– Видел я вас несколько раз. Все вдвоем ходите. Но, вижу, не братья?
– Не братья.
– Дома нет? Мамка-папка нет?
– Нет.
– Я ведь до двадцати лет босым ходил. Халат такой рваный, половину прикрывает, другая половина кожей светится. Как у Хаджи Насреддина. Знаете такого?
– Читали.
– От безысходности со скалы головой вниз броситься хотел. Спасибо, Аллах уберег. Ума в голову надул. Теперь вот тут. Какой-никакой Хозяин.
Он взял из вазочки горсточку орехов, пожевал.
– Воровать нехорошо. Не перед людьми, перед Богом. Там все видят, и обязательно накажут. Но… я вас ругать не буду. Это не вы воровали. Это голод в вас сидел и чужое брать заставлял.
– Да, да, – закивали мальчишки, понимая, что бить их не будут.
– Я вас к себе возьму, – хлопнул Хозяин в ладоши. – Обую в настоящую обувь, одену красиво, накормлю…
Так началась их первая работа за кусок хлеба.
– Мистер Грин? – журчал в трубке сытый говорок. – Лейтенант Робсон из тридцать седьмого отделения! Вас тут парочка бедолаг дожидается!
– Возраст?
– Ваш, ваш контингент! – уверял, добродушно посмеиваясь, Робсон.
– Хорошо. Через полчаса буду, – поблагодарил мистер Грин.
Его машина пересекла весь правобережный район города и остановилась перед пристроенным к высотке панельным двухэтажным домом. Здесь располагался самый большой из трех районных отдел полиции.