Неизвестный Пири
Пири был в Арктике, но его супруга, прочитав статью, пришла в ужас, и с помощью Бриджмена – главного организатора всех дел лейтенанта – Миник был отправлен на родину на судне «Джини»[77].
Накануне отплытия газета Evening Mail опубликовала гневную тираду молодого инуита: «Вы – раса ученых-преступников. Я знаю, что никогда не смогу забрать кости моего отца из Американского музея естественной истории. Я весьма рад убраться отсюда, пока мои мозги не сцапали и не засунули в банку!
Вы, американцы, никогда не откроете Северный полюс… Только эскимос может жить там продолжительное время.
Самая сенсационная из всех статей о Минике, появившихся в американских газетах. Публикация от 9 мая 1909 года. Подпись из книги К. Харпера
По возвращении домой, в Эта на севере Гренландии, я собираюсь организовать свою собственную экспедицию и сам пойду на поиски полюса».
Бриджмен гордился договором, который он вынудил подписать опекуна Миника: место высадки – выбирает Пири, что именно молодой человек сможет взять с собой из корабельных запасов – решает Пири, и, главное, никаких исков к владельцу «Джини» предъявлено быть не может. Довольный собой Бриджмен докладывал Джозефине: «У Мене Уоллеса по-прежнему нет контракта или какого-либо другого документа, подписанного мной. Они все подписали меморандум, копию которого высылаю Вам».
Бриджмен заверил супругу полярного исследователя, что у молодого инуита не будет в руках огнестрельного оружия, когда он окажется в родной стране.
Миссис Пири, видимо, всем довольная, напутствовала мужа в письме, отправленным с «Джини»: «Я надеюсь, что ты перекинешь Мене через колено и будешь лупить его до тех пор, пока он не запросит пощады. Ни при каких условиях не разрешай ему вернуться в страну [Америку]».
Когда юноша сошел с корабля на гренландский берег, в руках у него, вопреки россказням лагеря Пири, не было ничего. Вот доказательство этого поразительного факта – запись в дневнике миссионера Густава Олсена: «В этот день прибыл еще один корабль, под названием “Джини”… На корабле… был… уроженец Гренландии по имени Миник, который возвращался домой. Еще ребенком он оказался среди тех, кого забрал с собой Пири. Он полностью забыл свой язык… Они дали ему немного пищи, а из одежды он имел только то, что было на нем»[78].
Миник не знал никого вокруг, и его тоже никто не знал, но родственник Соккак[79], шаман и опытный охотник, пригласил молодого человека к себе. Миник заново выучил родной язык, адаптировался к новой жизни и проявил себя как способный охотник.
В сентябре 1910 года Миник получил возможность послать письма нескольким друзьям в Соединенные Штаты. Вот одно из них – Честеру Бикрофту – трогательное и горькое (Харпер, который частично приводит это письмо, сетует, что английский Миника «стал немного запущенным»).
Миник с ружьем и биноклем в Эта
«Дорогой Доб, я все еще жив, не пойму – каким образом и почему… Пири сказал им высадить меня в заливе Норт-Стар далеко к югу от моего дома…
…Так как они нарушили и обещания, и в целом человеческие нормы… я не был удивлен, когда они оставили меня по приказу Пири в незнакомой части Гренландии без мехов, ружья, ездовых собак или снаряжения, которые позволили бы бороться за существование в пустынных льдах.
…Я не могу передать тебе, через какие битвы, мучения и трудности мне пришлось пройти, чтобы вернуться в Эта… В конце концов я добрался до дома, и в следующем письме я расскажу тебе потрясающе интересную историю о встрече с родственниками моего отца, которого американцы убили во имя науки; как они живут, как я подействовал на них и как новая-прошлая жизнь подействовала на меня…[80]
Почему я больше не пригоден к жизни там, где родился? Не пригоден к жизни там, куда меня вывезли похищенного? Почему я являюсь экспериментом там и здесь – и меня мучают с тех пор, как великий белокожий Пират вмешался в природу… и оставил меня беспомощным сиротой – малыша, брошенного на расстоянии 10 000 миль от дома?..
У меня нет друзей здесь, нет нигде. Я очень-очень одинок. Приезжай сюда, и я покажу тебе, как найти полюс. Я сделаю тебя королем. Затем, если ты захочешь, я уеду с тобой обратно в Нью-Йорк, или останусь здесь, или отправлюсь в ад для тебя, мой друг, если только ад не здесь…
До свидания. Твой маленький друг Мене.
…Доб, я жду снежное Рождество…
P. S. Доб, не представится ли какая-нибудь возможность прислать мне ружье?..»
Харпер подводит печальный итог: «Внешне Миник стал инуитом… Но что-то было неладно. В сущности, у Миника не было дома. Когда он был подростком в Нью-Йорке, его влекло в Гренландию. Теперь, вернувшись в Гренландию, он рвался в Америку. Ни то ни се – он чувствовал, что нигде не будет “своим”».
В сентябре 1916 года Миник вернулся в Нью-Йорк, навестил Уильяма Уоллеса и его сына Вилли, через год в Питтсбурге нашел работу и обрел верных друзей. Казалось, все идет хорошо, но осенью 1918 года, во время эпидемии испанского гриппа, он заразился и умер. Друзья похоронили его в окрестностях Питтсбурга…
Через 7 лет после выхода книги Харпера произошло неизбежное. Американский музей естественной истории исправил свою ошибку или, если угодно, исправил положение дел, и в июне 1993 года военный транспорт США доставил кости четырех инуитов на военную базу в Туле, Гренландия, а затем вертолет перенес их в селение Каанаак[81].
Из статьи Харпера: «…Тела, каждое в своем небольшом гробу, были помещены в общую могилу в освященную землю на склоне холма с великолепным видом на море в сторону запада. На могильный холм, по эскимосскому обычаю, сложили камни. На краю могилы справили краткую службу. Музей подготовил мемориальную пластину, которую установили на месте погребения. Надпись на гренландском гласит: “Nunamingnut Uteqihut”, что значит “Они вернулись домой”».
Кладбище в Гренландии. Могила инуитов, вывезенных Пири из Гренландии и умерших в Нью-Йорке. Фотографии Гали Моррелл
Глава 7. Завоевание форта Конгер. 1898–1899 годы
Биограф Пири Уимс истории о метеоритах посвятил всего несколько строчек, а драму Миника вообще проигнорировал. Возможно, он прав. Главное – это предстоящая борьба за Северный полюс. К тому же – читатель помнит – Пири стал, так сказать, государственным путешественником; сам президент США приказал предоставить ему отпуск на 5 лет: с мая 1897 года по май 1902 года.
Первый летний сезон ушел на вывоз «Анигито». В декабре 1897 года в Англии лейтенанту вручили награду Королевского географического общества – медаль Патрона. Здесь же, в Лондоне, Пири получил щедрый подарок – судно «Виндворд»[82], в придачу были обещаны два мотора. Казалось, все идет ладно, однако сумятицу в жизнь внесли норвежцы, которые, по мнению Пири, снова пытались перейти ему дорогу.
Еще осенью 1896 года, за четыре месяца до доклада лейтенанта в Американском географическом обществе, Отто Свердруп – соратник Нансена, пересекший вместе с ним на лыжах Гренландию, и капитан «Фрама» во время его легендарного дрейфа огласил свой план четырехлетних арктических исследований. На знаменитом «Фраме» Свердруп шел в проливы между Северной Гренландией и Землей Элсмир, чтобы картировать новые земли, причем подчеркивалось, что «не было речи о попытке достижения полюса». Участники норвежской экспедиции достигли прекрасных результатов, и через несколько лет именно карты Свердрупа стали служить всему миру.
Для Пири появление «Фрама» в районе Гренландии стало болезненным вызовом. Американский автор Деннис Роулинс пишет, что «…консул США в Бергене тайно передавал Пири информацию о снаряжении и графике подготовки Свердрупа…».
В декабре 1897 года Пири взывал к совести Свердрупа:
Я до сих пор с трудом могу заставить себя поверить, что Вы решились посвятить свое время, силы и деньги попытке предвосхитить или дублировать ту работу, которую я наметил почти год назад и подготовка к которой идет уже полным ходом.
Уверен, что Вы простите меня, если я напомню Вам, что подобные действия с Вашей стороны, подразумевающие вторжение в ту область, где я работаю уже несколько лет, и присвоение объектов, которые я официально объявил целью моей собственной работы, будут беспрецедентными во всей летописи арктических исследований.
В своей личной переписке Пири был не столь вежлив. Он жаловался Джесупу на
беспринципную попытку… присвоить себе мой маршрут, мои планы и мои объекты [исследований]…
Забастовка в Англии помешала установить новые моторы на «Виндворде». Тем не менее Пири распорядился отправить судно в США с его стандартной скоростью в 3,5 узла.
«Фрам» вышел из Норвегии 24 июня 1898 года. «Виндворд», загруженный снаряжением и провиантом, отчалил из Нью-Йорка через 10 дней. Пири был взволнован: из-за тихоходности его корабль придет к берегам Северной Гренландии только вторым – после «Фрама». Лейтенант заявил:
Присвоение другим лицом моего плана и района работ вынудило зафрахтовать дополнительное судно, если я не хочу допустить, чтобы меня опередили в моих собственных владениях[83].
Слова «присвоение моего плана» выглядят некорректными, поскольку Свердруп огласил «свои планы» раньше Пири. Что касается «присвоения района работ» и «в моих собственных владениях», то вряд ли Свердрупу или другим европейским ученым было понятно, что имеет в виду американский исследователь.
Странно. Ведь Свердруп не идет на Северный полюс. По-видимому, Пири не верит этому. Впрочем, достаточно и того, что норвежец покушается на его мечты о славе. Здравые мысли не могут соседствовать с этой идеей фикс. Боссы поддерживают лейтенанта, Америка поставила на него и готова помочь в борьбе с норвежцами. Вторым зафрахтованным судном стала быстроходная «Хоуп», на которой 7 июля 1898 года Пири и начал свою многолетнюю осаду Северного полюса. Рядом с лейтенантом были неизменный Хенсон и новичок в Арктике – 32-летний хирург Томас Дедрик.
«Хоуп» обошла «Виндворд» и обогнала «Фрам». В поселении Эта судно было разгружено. Плавучей базой Пири снова стал «Виндворд», на котором были размещены 38 инуитов и 60 собак. Продвинувшись на север на небольшое расстояние, судно встретило льды и 18 августа встало на якорь значительно южнее, чем рассчитывал Пири. То же через три дня случилось и с «Фрамом»[84].
Лейтенант теперь должен был выбрать место, где он сосредоточит экспедиционные грузы и откуда начнет путь к полюсу. Пири остановил выбор на историческом форте Конгер на Земле Гранта, который он посетил 2 года назад на той же «Хоуп» с «Анигито» на борту.
(В 1881 году в связи с I Международным полярным годом ряд стран, в том числе и Россия, создали в Арктике метеостанции. Самой северной из них был форт Конгер[85]. Руководителем зимовки министр обороны США назначил лейтенанта Адольфа Грили. Работа шла успешно. Наряду с плановыми наблюдениями участники экспедиции осуществили ряд смелых санных маршрутов, сопровождавшихся красивыми географическими открытиями. В историю вошел поход лейтенанта Джеймса Локвуда, исследовавшего 125 миль неизвестного побережья Гренландии и достигшего 83°24’ с. ш. Прежний рекорд продвижения человека на север был превзойден на 3 минуты. Летом 1882 года судно с новым составом зимовщиков не сумело пробиться в форт Конгер, однако такого рода обстоятельства были предусмотрены, волноваться пока было не о чем, и отряд Грили продолжал с энтузиазмом работать.
Спасательная экспедиция, направленная в следующем году, сама закончилась катастрофой. Судно, идущее в форт Конгер, было раздавлено льдами, все люди уцелели, но положение отряда Грили стало крайне неприятным. Предписание требовало, чтобы в подобной критической ситуации лейтенант и его подчиненные самостоятельно продвигались к югу.
Действуя согласно инструкции, Грили и его люди достигли острова Пим возле мыса Сабин, где из камней была построена хижина. Новая зимовка, третья по счету, обернулась трагедией. Большинство несчастных умерли от голода, и летом 1884 года спасатели обнаружили лишь семерых еле живых людей, среди них Грили.
Уимс пишет: «Некоторые из оставшихся в живых исступленно умоляли моряков не стрелять в них, так как Грили был вынужден отдать приказ о смертной казни для человека, воровавшего продовольствие».
Горестный эпизод расстрела выглядит так: «Вопреки обещаниям, данным вчера рядовым Ч. Б. Генри, он после этого, как сам мне признался, сходил в старый лагерь и тайно присвоил ремни из тюленьей кожи, а может быть, и какую-либо иную пищу. Это упрямство и дерзость доведут отряд до гибели, если им немедленно не будет положен конец. Рядовой Генри будет расстрелян сегодня, причем необходимо принять все меры, дабы он не причинил вреда кому-либо, ибо он физически сильнее двух любых людей. Расстрел произвести двумя боевыми патронами и одним холостым. Этот приказ имеет императивный характер и абсолютно необходим для сохранения нашего шанса остаться в живых…»[86]
Члены экспедиции Грили. Сидят: четвертый слева А. Грили, пятый Д. Локвуд
Около двух часов пополудни раздались выстрелы, а потом приказ зачитали всему отряду. Все без исключения признали, что Генри заслужил смерть».
Экспедиция Грили вошла в арктические анналы как эталон мужества, терпения и служения долгу[87]. Руководитель, генерал Адольф Грили, всеми уважаемый исследователь, в 1906 году стал первым президентом американского Клуба исследователей[88]. Вторым президентом в 1907–1908 годах был избран доктор Кук. Роберт Пири занимал этот высокий пост дважды: в 1909–1911 и 1913–1916 годах.)
Суда Пири и Свердрупа стояли близко друг к другу, и, кажется, встреча полярных исследователей была неизбежна. Они увиделись 6 октября, когда лейтенант и его местный каюр случайно натолкнулись на полевой лагерь норвежцев. Пири в письме Джозефине вспоминает:
У меня состоялась краткая и сдержанная встреча со Свердрупом…
Отто Свердруп о визите знаменитого американца рассказал подробнее и с видимым удовольствием: «Он приехал по нашим следам прямо к нам, и я спустился к фьорду навстречу ему. Когда мы встретились, он спросил, не я ли капитан Свердруп, на что я ответил утвердительно, и затем мы обменялись рукопожатием и вместе подошли к палатке… Я пригласил его выпить с нами кофе, но он отказался, сказав, что его палатка находится не более чем в двух часах пути отсюда и что он едет домой обедать… Он пробыл с нами несколько минут… Я проводил Пири вниз и наблюдал, как исчезают его сани, управляемые погонщиком-эскимосом…
Приезд Пири был событием дня для нашей палатки. Мы только об этом и говорили и не могли нарадоваться, что пожали руку этому отважному исследователю, даже несмотря на то, что его визит был настолько краток, что мы едва успели снять рукавицы».
Уже 29 октября, используя две недели лунного света, Пири стал перевозить грузы по направлению к форту Конгер.
Робинсон приводит диалог Пири с Хенсоном.
«[Лейтенант] расхаживал взад и вперед по каюте в нервном возбуждении.
“Может быть, в эту самую минуту Свердруп планирует, как, обогнав меня, первым добраться до форта Конгер, – кричал он с заметным раздражением, – я не могу допустить этого!.. Я доберусь до Конгера, опередив Свердрупа, даже если это будет стоить мне жизни”.
Отто Свердруп
“Но, лейтенант, сейчас разгар зимы. Бушуют бури, и на маршруте адски холодно. Не будет ли лучше подождать до весны?” – спросил Мэтт.
“Нет, – неистово вскричал Пири, – любым путем я должен использовать мой единственный шанс и не отдать северную базу сопернику!”»
Такие страсти бушуют в сердце Пири. К счастью, он не умер, но гонка обошлась ему очень дорого.
Последним аргументом против безрассудного ночного похода стала эпидемия среди собак: 30 животных – ровно половина – погибли. И все-таки с 20 декабря по 6 января, 17 дней, Пири, Хенсон и инуиты ползли свои гибельные километры.
Из-за сильного встречного ветра и метели на девятый день они прошли лишь полпути. Через два дня луна покинула небосвод и продукты подошли к концу.
Книга Пири:
29 декабря я стартовал с мыса Лоуренс с легкими санями… надеясь пройти расстояние [до форта Конгер] за 5 дней. Во время первого перехода… береговой лед был довольно хорошим, хотя из-за одного-двух дюймов солевых кристаллов сани шли словно по песку. По мере продвижения припай становился все хуже, пока… не стал практически непроходимым даже для легких саней. Луна светила всего несколько часов в сутки. И даже когда свет был самым ярким, его было недостаточно, чтобы позволить нам выбирать маршрут на морском льду.
К югу от мыса Дефосс мы съели наши последние галеты, а к северу от него – последние бобы. Во время следующего перехода над каналом стал дуть пронизывающий ветер, и один эскимос… окоченел до такой степени, что нам пришлось остановиться… и вырыть нору в снежном заносе, чтобы спасти его. Когда шторм прекратился, я оставил его с другим эскимосом и девятью самыми плохими собаками…
Луна нас полностью покинула… мы шли на ощупь, спотыкаясь, по неровному морскому льду до мыса Бейрд. Здесь мы проспали несколько часов в норе в снегу, затем двинулись через залив Леди Франклин… Мы двигались вслепую, спотыкаясь и падая, через хаос сломанного и вздыбленного льда в течение 18 часов, пока не взобрались на припай на северной стороне. Здесь для еды мы убили собаку.
О строительстве иглу не могло быть и речи, поскольку не было подходящего снега, а полупещера под огромной ледяной глыбой была настолько холодной, что мы могли задержаться в ней только для того, чтобы приготовить чай. Здесь я оставил сломанные сани и девять выдохшихся собак. Сразу на восток от нас на берег вынесло ледяное поле. Оно поднималось над припаем до тех пор, пока его осколки не покрыли 100 футов берегового ската. Все это казалось непроходимым… Вскоре мы обошли это место, и по «ощущению» берега (поскольку мы не видели ничего) я понял, что мы стоим у одного из входов в гавань Дискавери, какого именно – я не мог сказать.
Несколько часов перехода вслепую показали, что это был восточный вход. Мы направились к центру острова Беллот, и в полночь 6 января вползли через полуразрушенную дверь в форт Конгер.
Измученные, но довольные тем, что жуткие испытания ночного перехода по льдам закончились, они зажгли масляную лампу. В дневнике Пири записал:
К моему удивлению, галеты на столе, хотя и немного затвердевшие, не были ни испорченными, ни заплесневелыми… Кофе на дне одной из жестяных банок, открытых 16 лет назад, имел достаточно сильный аромат, причем, если использовать его в двойном количестве, то получался вполне пригодный напиток. После немалой задержки… мы все смогли насладиться кофе и галетами в неограниченном количестве.
Однако Пири ждал страшный удар: выяснилось, что он самым диким образом отморозил ноги. В книге лейтенант сообщает об этом сдержанно:
…подозрительное чувство одеревенения в правой ноге заставило меня стянуть комаги, и, к своей досаде, я обнаружил, что обе ноги обморожены.
Робинсон нарисовал трагедию более образно: «Обе ноги были бескровно-белыми до самых колен, и, когда Мэтт сдирал с них вкладыши, два или три пальца каждой ноги прилипли к меху и с треском отломились в районе первого сустава».
Книга Пири:
После того как все необходимое для моих ног было сделано, мы, бросившись на койки в офицерской комнате, спали долго и крепко. Когда мы проснулись, стало очевидным, что я потеряю… пальцы и буду прикован к постели в течение нескольких недель. Средняя минимальная температура во время этого путешествия составляла -51,9°, самая низкая -63°.
Форт Конгер. Фото Уолли Херберта
В течение следующих недель наша жизнь в Конгере была определенно в духе Робинзона Крузо. Поиски вещей в полной темноте… при крохотном язычке пламени в блюдце были похожи на поиски иголки в стоге сена. Постепенно все предметы первой необходимости были обнаружены, тогда как два моих верных эскимоса принесли пустые ящики и бочки и разломали их, чтобы подбросить в огонь. Оставленных… собак забрали сюда, но несколько из них умерли… Туземцы предприняли две попытки добраться до тех двух людей, которых мы оставили… и привести их сюда, но оба раза были вынуждены вернуться из-за темноты и бешеного ветра. Наконец… они опять дошли до нее [пещеры] и увидели, что те два человека съели нескольких собак и направились пешком к кораблю, а несколько уцелевших собак последовало за ними.
Доктор Дедрик сделал Пири операцию, частично удалив семь пальцев, и несчастный полтора месяца пролежал на спине в форте Конгер. 18 февраля больного закутали в меха, привязали к саням и повезли на «Виндворд». Семь лет назад лейтенант лежал в каюте на «Кайте» и вздрагивал от боли в сломанной ноге, запаянной в гипс, когда корабль таранил льдины. Теперь о лед бились сани, и физические терзания были чудовищными.
К телесным пыткам прибавлялись муки душевные. Второй год из пяти, отведенных на завоевание полюса, закончился более чем бесславно. Восстановится ли путешественник таким же счастливым образом, как это произошло после травмы на «Кайте»? Сможет ли он вообще ходить?
С 18 по 28 февраля Пири диктовал Дедрику. Вот записи:
18 февраля… я лежу на малых санях Конгера, которые тянут пять собак… Наша провизия и лагерное снаряжение уложено на санях… которые тянут восемь собак… На протяжении нескольких миль пути по всторошенному льду… сани сильно трясло…
19 февраля… Меня втащили по… склону берегового припая… и… практически на руках перенесли через битый лед на ровную поверхность…
26 февраля… Либо холодает, либо я сам зябну, но сегодня меня накрыли второй шкурой овцебыка…
28 февраля… Мы пришли к кораблю в полдень. Никто не знал о нашем прибытии до тех пор, пока мы не подошли близко к борту, после чего тотчас все собрались на мостике. Переход длиной примерно в 250 миль, половина которого была сделана до появления солнца, к тому же с грузом в виде покалеченного человека, был выполнен за 11 дней без каких-либо происшествий или опасностей… Доктор и Мэтт, как и эскимосы, совершили отнюдь не слабый подвиг, пройдя такое расстояние за одиннадцать дней (выделено мной. – Д. Ш.). Им было труднее, чем мне; и не может быть более верных товарищей, чем мои два эскимоса, которые весь день проводили на ногах и управляли собаками, после чего ночью без единого слова жалобы сооружали или выкапывали наши снежные укрытия. Когда с меня сняли все одеяла и привязные ремни и перенесли в палубную рубку, где я смог стянуть одежду, которая была на мне постоянно все эти 11 дней, я и сам почувствовал себя потрепанным. Температура во время нашего прибытия была -64°… Как я и ожидал, люди на судне уже почти потеряли надежду увидеть нас и намеревались, собрав отряд эскимосов, организовать спасательную экспедицию…
13 марта на судне доктор Дедрик ампутировал Пири пальцы на обеих ногах.
Расскажу историю из другой эпохи. Четыре раза, ежегодно, в 1993–1996 годах, от мыса Арктического – северной точки российского архипелага Северная Земля – в одиночку к полюсу шел на лыжах японский путешественник Мицюра Оба. Из-за плохого снаряжения первая попытка не удалась. Во второй раз лыжная обувь была тесновата, и Мицюра сильно отморозил ноги. Он послал сигнал SOS, но спасательный вертолет не смог подняться из-за плохой погоды, а когда через день летчики прилетели в лагерь, путешественник был почти без сознания. В Москве Мицюре оказали первую медицинскую помощь, в Токио сделали операции. Он потерял все пальцы на ногах и несколько пальцев на руках. Передняя часть каждой из его ступней стала ровной наклонной плоскостью без намека на выпуклости фаланг.
Через год калека, славный, бесконечно храбрый, одержимый Мицюра Оба снова был в Москве, готовый лететь на мыс Арктический, чтобы начать третий поход к Северному полюсу. Он не заказал необходимой ортопедической обуви, и в Москве, в Институте протезирования, специалисты изобретали вкладыши и супинаторы в его ботинки, чтобы обрубленные ступни могли эффективно работать. Неожиданно выяснилось, что лыжные крепления, которые составляют с ботинками единый комплект, тоже требовали модификации. Человек без пальцев на ногах с помощью стандартных лыжных креплений не может управлять лыжами. Крепления переделали.