Как Сума меня венчала
– Три километра осталось! – крикнул Красен, который не отрывался от тактического планшета.
Я оглянулся на него, удивившись, как это он умудряется одновременно держаться сам, держать своё оружие, да ещё и решать навигационную задачу. Оказывается, Стаки придерживал за ствол его карабин. А я тут же поплатился за то, что отвлёкся – на ближайшей кочке крепко приложился шлемом о раму подголовника водительского кресла.
Эта кочка, после которой мы ухнули в дорожную яму, нас, наверное, и спасла… Навстречу из чёрных кустов полыхнуло несколько выстрелов. Лопнуло, разлетаясь пластиковым крошевом, лобовое стекло, в кабине сверкнула вспышка, а голова Саста дёрнулась вправо. Меня слегка оглушило, но я видел, что Сержант обеими руками вцепился в руль, и слышал, как он взревел: «Саст, вперёд! Жми газ!»
Голова у Саста завалилась набок, плечи обмякли, но газ он выжал – мотор взвыл, словно живое существо со страху. Ещё три или четыре выстрела ударило нам вслед. Но всё мимо. Плазмоид, выпущенный из импульсной винтовки, пролетел над самой кабиной и ударил в нависшее над дорогой дерево впереди. Взрыв – и щепки с обломками коры хлестнули по капоту нашего взбесившегося джипа.
Мы проскочили ещё, наверное, с километр и вылетели из леса на полянку, посреди которой высился огромный накренённый пень.
– Стой! – приказал Сержант нашему подстреленному водителю, и джип, юзом проехавшись по траве, затормозил.
Я сразу вывалился из кабины, распахнул водительскую дверь и принялся вытаскивать Саста из-за руля. Голова у того болталась из стороны в сторону, а руки бессильно повисли, но он всё повторял в ларингофоны: «Нормально. У меня нормально…» Шлем его был пробит, но как-то по касательной. Из-под проломленной разрывом плазмоида силовой оболочки торчали труха сотового наполнителя и пучки перебитых оптоволоконных проводников… Крови сверху не было, она текла у Саста по подбородку, откуда-то из-под лицевого щитка.
– Красен, Ачет! К точке падения! Вперёд! Мы прикрываем с тыла! – приказ прозвучал, едва я опустил товарища на траву.
Красен тёмной тенью поднялся из травы справа от джипа. Несмотря на свою комплекцию, он изящно перепрыгнул трепещущий на тёплом ночном ветру куст и побежал, сжимая карабин. Я вскочил на ноги и бросился следом. А Сержант, перемещавшийся в темноте как призрак, успел весьма чувствительно хлопнуть меня сзади по спине:
– И чтоб не как на таможенном терминале, понял!?
Что именно командир имел в виду, мне пришлось размышлять уже на бегу. То ли он предупреждал меня об осторожности в связи с особой опасностью задания – на таможне-то поначалу не было никакой уверенности, что в деле замешан враг. А тут в этом не было никаких сомнений! То ли он напоминал, что в этот раз я иду в бой в обычном снаряжении, без подаренного звёздным охотником чудодейственного шлема и боевого защитного костюма – и, если что, поломанными рёбрами да сотрясением мозга не отделаюсь…
Мы с Красеном бежали молча, построив боевую пару – он слева и чуть впереди, я справа и чуть сзади. Старались двигаться как можно тише. Правда, один раз вспугнули сову-ухаря. Ночная птица так старательно пряталась за деревом, что мы оба увидели её только когда она уже поднялась, лавируя между стволами, и заухала на весь лес. На фотоумножителе моего тактического шлема она мелькнула косой зеленоватой тенью, уходя в сторону, в спасительную для неё тьму.
До места высадки противника оставалось около двух километров. Красная точка на координатной сетке моего внутришлемного экрана постепенно приближалась. Жаль только, что на этом экране не были заранее показаны два попавшихся нам по пути довольно глубоких овражка, гнилые поваленные деревья да встречающиеся порой островки плотных зарослей колючих кустов. Пометок местных полицейских катастрофически не хватало, чтобы строить маршрут по лесу…
К тому же бежать приходилось всё время вверх по склону. Хорошо хоть он был довольно пологим.
Метров за триста до цели мы с Красеном сделали крюк, забрав выше, чтобы подкрасться с неожиданной стороны. Метрах в ста залегли и долго присматривались. Никого. Тогда подкрались ближе. В тёмном лесу не было никакого движения. Только ветер гулял по вершинам деревьев, закрывая редкие звёзды облаками. Фотоумножитель тактического шлема не справлялся: лишь какие-то неясные чёрно-белые тени бродили на моём внутришлемном экране. Красен из-за дерева сделал мне знак – чуть стукнул костяшками пальцев по макушке своего тактического шлема, обвёл ладонями вокруг головы и сомкнул руки на горле. Это он, следом за Сержантом, намекал, что сейчас нам с ним очень не хватает моего «космического горшка», из-за которого он сам же надо мной обычно подтрунивал. Я в ответ мог только развести руками.
Капсулу мы обнаружили только метров с двадцати. Тёмное продолговатое тело, уткнувшись носом в землю, наискось лежало на расколотом от удара дереве. Задрав голову, я разглядел в темноте задранные к небу короткие крылышки. Вокруг по-прежнему не было ни души. Приближались мы очень осторожно. Я постоянно помнил о предупреждении Сержанта…
Разминировать ничего не пришлось. Капсула была пуста – просто грубый пластиковый кокон, покрытый нагаром от сработавших тормозных двигателей. Я добрался до блока управления, отковыряв ножом лючок в хвостовом отсеке, но блок уже самоуничтожился, сплавившись в один стекловидный ком. А весь объём основного отсека был заполнен каким-то пепельно-серым порошком.
Переправив карабин за спину, Красен отстегнул от пояса нож и осторожно прощупал клинком недра засыпанного порошком отсека. Потом, нахмурившись, растёр порошок между пальцами. Красен классный сапёр – опыта у него побольше, чем у меня.
– Вот гадость, – сказал он, выпрямляясь.
– Что это? – спросил я.
– Ложемент амортизирующий. Одноразовый. Тоже самоуничтожился, – Красен поморщился, отряхивая руки. – Это десантники, элита. Хорошая у них техника…
– Хорошая, – невесело согласился я.
Я слышал про такое, но сам ещё никогда не видел.
– Капсулу-то не спрячешь, – пояснил Красен, снимая с плеча карабин. – А вот что в ней было, теперь не поймёшь.
– Это было прикрытие. Группа обеспечения высадки. Сразу можно было догадаться, – рассказывал Стаки, когда мы вернулись на полянку с гигантским пнём, напоминавшим карикатурный рухнувший с небес космолёт. – Кто же потащит с собой винтовку в капсуле? Там каждый грамм на счету…
Мы с Красеном молчали, сжимая карабины, и всё пытались выровнять дыхание после очередной пробежки по ночному лесу.
– Сержант приказал – не преследовать! – произнёс бывший лейтенант с оттенком досады. – Сказал – будут уводить нас в сторону…
Стаки кивнул на нашего командира. Тот сидел на подножке джипа, зажав карабин между коленей, и колдовал с брелоком специальной связи – надиктовывал ему какое-то сообщение. Кому предназначалось послание – спрашивать было бесполезно, да и не по рангу мне это…
«Какое там преследовать? – подумал я. – Ночью, в лесу, без специального снаряжения…»
Чтобы ночью прочесать десятки квадратных километров поросших лесом горных склонов, нужна специальная аппаратура. Конечно, такая аппаратура где-то в природе существовала. Но я не был уверен, что на нашей планете она вообще хоть где-нибудь есть – даже у военных. А так – даже мой шлем звёздного охотника с боевым костюмом здесь не помогли бы. С тем же, что у нас было, мы могли только бегать в локальной системе координат, построенной портативным командным центром – ведь единой навигационной системы на Имллт тоже не было.
Мысль о том, что, помимо всего прочего, в этот раз нас могло оказаться куда меньше, чем тех, кого мы пытались отловить, пришла мне в голову несколько позже – когда я посмотрел на Саста с перевязанной головой, который, закрыв глаза, сидел на траве, привалившись к борту машины.
Как только шеф закончил с сообщением по секретной связи, мы погрузились обратно в джип и поехали туда, где оставили катер. В этот раз за руль сел сам Сержант, но ехали мы довольно медленно и аккуратно…
– Так вы считаете, что группа прикрытия была из местных, из колонистов? – обеспокоенно спросил Сержанта старший инспектор полиции из прибрежного посёлка.
– Да, – коротко и жёстко ответил наш командир.
Старший инспектор помолчал немного, нервно теребя ремень своего карабина.
– Но они, видимо, пришли из-за гор? Это ведь очевидно? – в вопросах полицейского слышалась внутренняя тоска.
Я стоял рядом, опершись плечом на борт катера, и изучал дыру, образовавшуюся на макушке простреленного шлема Саста. Я понимал внутреннюю логику этих жалобных речей. Не то чтобы старший инспектор особо волновался о том, что его прямо на рассвете, вместе с тщедушным участковым-патрульным, который стоял тут же рядом и помалкивал, пошлют выявлять скрытых врагов. По-моему, его больше всего беспокоила сама мысль о том, что такие враги тут, в его малолюдной местности, вообще могли быть. Хорошо вооружённые, оснащённые средствами связи и навигации, имеющие навыки ночного боя… В этом случае шансы получить в скором времени ещё один такой же заряд в лобовое стекло становились более чем реальными…
Сержант не стал больше ничего говорить полицейскому инспектору, только похлопал того по плечу. Я следил за своим командиром. Я пытался понять, что он будет делать дальше. А тот только обошёл крыло катера и приблизился к колпаку кабины, за которым Уиц, сидя в своём пилотском кресле, выполнял его приказ.
Я заглянул в кабину катера через открытый бортовой люк. Внутри было темно, горели разноцветные огоньки.
– Тревога… Тревога… – буднично раздавался в кабине монотонный голос Уица, – Незаконное Проникновение… Тревога…
Наверняка радиостанция катера работала сейчас на всех волнах, где хоть кто-то ответственный мог нас услышать.
Я задрал голову и посмотрел на звёзды, которые проглядывали сквозь разрывы в бегущих по ночному небу облаках. Я подумал, что теперь, кроме резидента где-то в Инаркт, нужно будет постоянно думать ещё и о других затаившихся где-то врагах. И это не считая только что заброшенных диверсантов. Например, о злодеях, из которых состояла группа прикрытия, встретившая нас огнём в ночном лесу. И о тех, кто составлял группу обеспечения, которая заранее разведанными лесными тропами сейчас уводила высадившихся диверсантов всё дальше от валяющейся в лесу капсулы. И ещё о каких-то людях, засевших прямо в Парламентской Миссии Малого Кольца, с внешним проявлением деятельности которых мы не так давно столкнулись – в виде визгливой девицы по имени Модиль, вечно бегающей с охапкой секретных документов колонии. Потом мне в голову пришла парадоксальная мысль: не поставь мы себе выносной терминал гравитационного локатора Космодрома, так и спали бы сейчас спокойно по койкам в комнате отдыха для дежурной смены… Может, так и правильнее? Ведь как бороться, если врагов больше, если противник – везде, и если в нашем собственном мире он ориентируется быстрее и лучше нас?
Я посмотрел на Сержанта. Тот стоял у носа катера, упрямо расставив ноги и засунув руки в боковые карманы кирасы. Очевидно, он знал, как это делать – проигрывать во всём, но продолжать борьбу.
Где-то в темноте тихо ругался Стаки. Видимо, бывший лейтенант завёлся теперь до самого рассвета.
– Тревога… Тревога… – доносился до меня из кабины катера голос Уица.
Операция в Пха́та
Как Сума́ меня венчала –
В небе головой качала.
Утром милого встречала
О любви с ним щебетала…
Из деревенской песенки, «Сборники довоенного фольклора», т. 2, стр. 31
(Общественное издание, библиотека общины Кожевенников, г. Кодд)
События этого дня до сих пор не умещаются у меня в голове одним цельным куском. Поэтому начну просто с утра.
То утро я провёл на свежем воздухе. И нагулял хороший аппетит.
Ещё затемно, едва мы совершили посадку в Кодде, Сержант отправил нас со Стаки на энергокомплекс, расположенный у маленького рыбацкого посёлка Пхата на берегу реки Уараты. Он полагал, что это один из приоритетных объектов для диверсии. Кроме обычных указаний по контролю над организацией охраны, на которую двинули Гражданскую гвардию и Общинную стражу, шеф велел нам проверить ещё несколько подозрительных моментов. Материал для этого ему дал Корн Алт Лок, он же Папаша Корн, наш левый адвомаршал, руководитель административно-таможенного крыла адвослужбы. Видимо, это с ним Сержант прошлой ночью прямо из лесу связался, ещё до того, как по всем каналам тревогу объявили. И, как выяснилось, за ночь Папаша Корн по всем ключевым уязвимым объектам такой материал успел накопать.
Ну а дальше – судьба. Судьба в том, что именно нам со Стаки, а не другой паре, достался именно Пхата с его термоядерным конвертором, техническими площадками, медицинским комплексом и несколькими административными зданиями.
Сначала, когда ещё только светало, мы встречали прибывающие по тревоге подразделения гвардейцев и стражников, глядя, чтобы не приехал кто лишний. При такой организации дел как у нас это было вполне возможно.
Потом, держа в руках замусоленный план караулов, часа три я вёл скрытую проверку постов. Все посты нашёл, кроме одного – гвардейцы выставили какой-то секретный подвижный пост, который я так и не обнаружил, несмотря на все свои усилия. Оставалось только надеяться, что бойцы этого секретного поста невидимы исключительно для противника и разных проверяющих, но сами не только существуют, но и бдительно несут службу.
За время этих хлопот родился и разошёлся весьма неплохой денёк. Вчерашние тучи практически развеялись, небо было чистым и ясным. Даже ветер утих.
На базе я переоделся в свой любимый светло-коричневый костюм – Сержант сказал, что сегодня будет полно героев в армейском снаряжении, но, как всегда, окажется, что мозгов не хватает. Ну и хорошо – зато я выглядел опрятно и был этому очень рад. Ведь и сама природа сегодня утром тоже приняла предельно аккуратный вид – даже редкие облачка на небе старались выстроиться в одну линейку. И мне хотелось соответствовать…
Закончив с караулами, мы со Стаки проверили подозрительную деятельность на технической площадке, которая была на самом въезде в энергокомплекс, прямо у дороги. Туда на днях зачем-то завезли довольно много гибких силовых волноводов. Ну да, завезли. Они так и лежали пока нетронутыми плетями, в транспортной упаковке, прямо на траве. И вокруг не было ни души, не у кого было даже спросить – зачем это. Но, в любом случае, стало понятно, что этот подозрительный объект не требовал срочного вмешательства.
Другое дело – экспериментальный накопитель энергии, построенный под руководством профессора Сха, одного из наших местных научных светил. По форме он напоминал высокую и толстую башню, как будто сложенную из пузатых чёрно-серебристых черепах. Зная о проблемах в энергетике, когда в часы пиковой нагрузки при нашем единственном термоядерном конверторе промышленность постоянно жалуется, что не хватает мощности, можно было предположить, что вещь это полезная. Накопил ночью, когда энергопотребление ниже, – отдаёшь днём, и всем хватает. Но беспокойство Папаши Корна вызвало то, что почему-то именно сегодня на этой установке, ещё толком не проверенной, должен был впервые проводиться решающий эксперимент по накоплению максимального количества энергии. Хотя накопитель вовсе не выглядел хлипкой конструкцией, по первому впечатлению, его даже из пушки было не прошибить, в силу текущей ситуации эксперимент, наверное, всё же следовало отложить.
Площадка с накопителем энергии была чуть дальше – его мрачноватая башня возвышалась почти у самого леса в дальнем, северо-восточном углу территории энергокомплекса. Мы со Стаки подъехали туда на джипе, поглазели. Вокруг, вроде бы, никто не крутился. И два парных патруля Гражданской гвардии были на месте… Переглянувшись, мы поняли, что эту проблему нужно решать «с головы».
И вот мы сидим в кабинете того самого профессора Сха. Профессор старенький, но весьма энергичный. Очевидно, только с подобным запасом вечной бодрости можно управиться с таким несметным количеством всякой всячины, которой завалены все стоящие вдоль стен кабинета шкафы и даже огромный стол в центре. Кургузый пиджачок и замусоленный жилет профессора показались мне смутно знакомыми ещё по университетским годам – за девять прошедших лет ничего не изменилось. Как и на моей студенческой памяти, жиденькая бородка учёного боевито торчала, а всклоченная шевелюра пепельно-седых волос воплощала вечное движение мысленной энергии. Глаза горели, прямо скажем, нездешним, может, даже и не столичным огнём. И договариваться пока не очень-то получалось. Нечего сказать – в гневе господин Сха был прекрасен…
Профессор ругался со Стаки, который в нашей боевой паре сегодня был атакующим. Уважаемый Сха, заместитель председателя Единого Технического Совета колонии и секретарь университетской научной комиссии, бегал вдоль своего длинного стола, громко кричал и иногда, в подтверждение своих слов, звонко хлопал сухими старческими ладонями по полированному дереву в тех местах, где стол был свободен от наваленных кучами схем и чертежей. А Стаки с видом важного начальника сидел в профессорском кресле во главе стола, для виду возил стилом по своему оперативному блокнотику и занудным голосом повторял одно и то же. Скажу по секрету – в блокнотике у него были записаны умные фразы из профессионального лексикона энергетиков, которые я ему надиктовал. Всё-таки я когда-то учился в столичном университете, хотя и не закончил. И, кстати, профессор Сха тогда был одним из моих преподавателей. Больше тройки я у него никогда не получал, но правильных слов, как выяснилось, запомнил довольно много. Хватило на две страницы для блокнотика Стаки…
Мой напарник, жилистый и худой, всё сидел и бубнил, напустив на себя сосредоточенно-унылый вид. Я видел его в профиль, разглядывая уже привычный длинный нос с горбинкой и маленький, совсем не мужественный подбородок. Вытянутая физиономия моего товарища с печальными, чуть навыкате, глазами и его прилизанные светлые волосы настолько дисгармонировали с одухотворённым ликом профессора Сха, что было даже немного забавно. Пожилой учёный хоть и имел тщедушное телосложение, метал в нас интеллектуальные молнии полноценной мощности. Черты его сухонького лица были благородны, а хаотическая причёска, олицетворяющая научное вдохновение, и пылающий взор просто требовали обсуждать с ним сейчас только великое и вечное…
Стаки сегодня тоже был в гражданке. Его невзрачная обтрёпанная куртка невнятного цвета, то ли серого, то ли коричневого, и неопределённого фасона светлые брюки логично дополнялись тяжёлыми начищенными ботинками, к которым он, судя по всему, ещё с армейских времён имел неистребимое пристрастие. Это и была современная молодёжная мода в понимании бывшего лейтенанта. Он действительно чем-то походил на студента. Если не прислушиваться к словам, то со стороны было похоже, что нерадивый студент-переросток проваливает профессору очередной экзамен.
А вот если прислушаться – получалось наоборот. Стаки говорил простые и, в общем-то, очевидные вещи. А профессор сыпал терминами, научными проблемами и через фразу ссылался на то, что он занимается важнейшими работами. С тем, что свершения его очень важны для колонии, никто не спорил. Но на этом все точки соприкосновения заканчивались.
Я уже махнул на них обоих рукой. Я был уверен в своём напарнике. Армейскую закалку Стаки, решительно занявшего кресло хозяина кабинета и, невзирая на седины, устраивавшего выволочку пожилому профессору, было ничем не пробить. Профессорская же горячность вкупе с явными признаками лёгкого опьянения грандиозными идеями не делала учёному чести. По крайней мере, с точки зрения человека, в которого этой ночью в лесу стреляли диверсанты, да ещё и товарища ранили.
С другой стороны, и профессора можно было понять. Насколько я успел сегодня разузнать, тот долгие годы пытался получить средства для строительства своей чёрной энергетической башни. Потом несколько лет её строил. А теперь, построив, впервые за полгода смог выбить у Министерства энергетики нужные лимиты на энергию. И потому торопился закончить свой эксперимент, пока в Инаркт не передумали и лимиты не отняли. А надо признать, аппетиты у профессора были немалые – он собирался накопить в этой башне ни много ни мало, а почти половину суточной отдачи нашего единственного термоядерного конвертора. Очевидно, что куда проще было выделить ему лимиты летом, когда энергопотребление колонии несколько падает, чем зимой, когда энергия дополнительно тратится на обогрев жилищ. Но почему именно в текущие сутки, на которые как раз и пришлась высадка диверсантов, профессору дали всё, что он просил?
И сейчас Стаки совершенно резонно твердил профессору про этих самых упущенных инопланетных диверсантов и про необходимость прервать на время некоторые небезопасные работы. Профессор в ответ кипятился и кричал, что всё сотни раз считано-пересчитано и потому его работы вовсе не являются небезопасными.
После этой его фразы мне пришёл в голову один любопытный вопрос. Но нужно было сначала суметь как-то так его сформулировать, чтобы получить в ответ не новые истерические выкрики, а то, что меня интересовало.
Пытаясь сосредоточиться, я какое-то время бродил по кабинету. Чтобы отвлечься от административно-правового концерта, я стал смотреть в окно. Солнце ярко светило с высокого голубого неба. И я глядел из окна седьмого этажа, как млеют в его лучах коротко подстриженные кустики, аккуратно рассаженные вдоль дорожек по всей территории энергокомплекса. По дорожкам ходили люди. В это утро они все казались празднично одетыми – щедрое солнце как-то усиливало и подчёркивало цвета. Синяя униформа технического персонала, оранжевые комбинезоны дежурной смены термоядерного конвертора и белые халаты врачей сияли на солнце – все форменки были словно только что из кладовой. А ещё – тёмно-зелёный цвет этих самых кустиков с жёсткими бархатистыми листочками – какой-то особой породы, которые в наших местах не растут. Даже камуфляжная краска десятка джипов национальной гвардии да пары гусеничных бронетранспортёров, расставленных то тут, то там, казалась свежей и слегка искрящейся. А сами военные машины – новенькими и, возможно, даже в какой-то степени грозными.
Налети сейчас хорошая туча – и все цвета опять поблёкнут, смешаются. Тусклая цветовая гамма поношенной униформы спешащих по своим делам людей почти сольётся с серым фоном давно не ремонтированных асфальтовых дорожек. Военная техника гвардейцев – джипы, грузовики и бронетранспортёры – станет больше похожа на то, чем является на самом деле. А декоративные кустики – просто запылёнными, кургузо постриженными, безвкусными зелёными насаждениями. Но нынче был какой-то особенный день. Вся территория энергокомплекса, построенного давным-давно, в незапамятные времена, играла и переливалась, словно сегодня и вправду наступил какой-то праздник, назначенный природой.
Лучше всего смотрелся, конечно, термоядерный конвертор. Хотя самого энергоблока, естественно, не было видно. Просторная бетонная площадка, посреди которой возвышались три огромных купола, сгрудившихся вокруг одного маленького, центрального. Рядом – две гигантские трубы, возносящиеся вертикально вверх на двухсотметровую высоту. И больше на поверхности – ничего. Всё остальное глубоко под землёй. Однако манящая красота древних сооружений была заметна даже в этой скупой на детали композиции. Как и во всём, что делали древние, в этом образце промышленно-энергетической архитектуры чувствовалась какая-то внутренняя гармония. Которая была почему-то недоступна современным строителям.
Даже неопытный взгляд мог без труда угадать в нескольких сооружениях, приютившихся по краям бетонной площадки конвертора, постройки последних десятилетий. Например, почти одинаковые здания пультовой и локальной диспетчерской. Внутри они были вполне удобными, светлыми, но со стороны казались какими-то непропорциональными и несуразными. Более или менее сносно выглядело только внушительных размеров административное здание, стеклянное и многоэтажное, построенное в начале века, ещё в эпоху Великого подъёма. Сейчас большую его часть занимал медицинский центр, который играл роль региональной больницы. А на седьмом его этаже, в правом крыле, где располагалось территориальное энергетическое начальство, как раз и находился кабинет профессора Сха, из окна которого я сейчас обозревал окрестности. Правда, и административный корпус, возведённый на самом краю территории комплекса, со стороны реки, тоже не очень-то вписывался в общую композицию. Слишком длинный, высокий и какой-то угловатый. Он хоть и имел сплошной остеклённый фасад, но выглядел как-то тяжеловесно, не воздушно, довольно нелепо возвышаясь над прибрежным лугом, мягкой волной сбегавшим к обрыву широкой и степенной в этом месте реки Уараты. А вот купола термоядерного конвертора со своими трубами выглядели так, словно были здесь всегда, от начала времён.