Тайна Тавантин-Суйю. Научно-фантастический роман-предостережение

3. Площадь Куси-пата. Перемена судеб

Зона Реконструкции в хаосе. Группа настройщиков, привезённая Гектором, съела лимит времени, отведённый на установку аппаратуры. Гилл взмок, стараясь успеть везде, чтобы лично убедиться в точности выполнения его схемы. Главную площадь Коско, или «Платформу радости и ликования», окружили мачты с нацеленными на каменную плоскость излучателями. Трон Инки – гордость Фрикса, самолично его восстановившего из найденных им же останков – горит золотом и самоцветами. Приборы контроля и слежения за экспериментом, установленные перед фасадами обоих домов Золотого квартала – «Кори-Канча» – подключили к сети Хромотрона. Гектор, которого, несмотря на сотую уже просьбу Гилла, Илларион продолжает называть то Еремеем, то Гомером, осматривает одежду актёров и статистов. Они выстроились неровной шеренгой перед Домом Инки, демонстрируя куратору Консулата по программам реконструкций точность работы дизайнеров.

– Доброе имя одежды опрятностью мы наживаем, – торжественно провозгласил Гектор, поправляя ленты на голове актёра, изображающего приближённого короля, – Так говаривал сердитый внук деда всей Итаки. Так говорю вам я, Одиссей сегодняшних дней. Кто забыл хоть движение, хоть звук из сценария, прошу признаться немедленно!

Никто ни в чём не признавался, зной струился от свежевосстановленных плит площади, каждому хотелось перед спектаклем хоть на несколько минут укрыться под большим тентом, установленным на полсотни метров южнее, на «Говорящей площади», где в воссоздаваемые времена оглашали королевские указы. Но возражать куратору опасно, можно вылететь из профессионального круга на целый год. Приходится слушать словоохотливого начальника и любоваться панорамой центра города, воссозданного в оптико-голографическом варианте. Сохранившиеся от древности натуральные камни окутывает тонкая цветная кайма, и они кажутся искусственно-чуждыми рядом с голографическими мостовыми и зданиями, выглядящими абсолютно естественно. Большинство впервые участвует в работе с Гиллом; они удивляются скрупулёзности его подхода к разным мелочам. К примеру, зачем добиваться строгого соблюдения ориентации – до миллиградуса! – излучателей и приборов контроля? В сценарии среди пометок есть напоминание: ориентация в пространстве для инков священна, стороны света имели свой цвет. Но ведь скопировать всё в точности не удастся! Этот Гилл-Реконструктор – мастер ажиотажа.

Чувства Гилла обострены, он видит отношение каждого к Реконструкции, но нет и секунды, чтобы остановиться и объяснить тому, кого одолели сомнения в необходимости «буквоедства», значение пороговой достоверности. И попросить продержаться ещё часок. Вице-консул Кадм крайне ограничил временные рамки события, и «завтра» для Гилла не существует. А «сегодня» ограничивается стоянием солнца в зените, к которому оно вот-вот подкатится. В знойном мареве над покрытыми фосфоресцирующей плёнкой плитами площади Куси-пата играют колеблющиеся, размытые цветные пятна. Появляются и исчезают, изгибаются змеями, строятся и ломаются контуры будущих образов, не успевая воплотиться в исходные формы.

Вчерашняя ночь прошла без сна, в сложном разговоре с Элиссой.

– Гилл, меня не привлекает древность? Ты так считаешь? Неправда. Тебя интересуют детали, конкретика. Теперь ты привязан к расцвету Тавантин-Суйю. Героическое время таинственной империи. Такое не модно сейчас, но я тебя понимаю. Дух, наследие… Пусть! Просто я не хочу утонуть в них. Не хочу потерять себя. Знаешь, как добывали раньше золото? Просеивали, промывали песок, пустую породу. Иногда находили самородки – те имели высокую цену…

Он знает, о чём она думает, маскируя смысл под аллегориями и общими фразами. И готов подписаться под каждым её словом. Но Элисса говорит не о себе: она говорит за себя, как адвокат, желающий поставить индивидуальный защитный экран. Отгородиться от Гилла, Иллариона, а теперь и от Светланы. В ней живёт неутомимый изобретательный адвокат по имени Эго.

Что случилось в лабиринте накануне? Римак, Книга – прекрасные находки, но они не повлияют на ход эксперимента, данных достаточно. Он попросил Элиссу с её группой, внезапно прибывших на помощь – перестарался Гомер – исследовать Пакаритампу, чтоб они хоть чем-то занялись и не мешали сложившейся команде. Загадками лабиринта займутся, и обязательно займутся – они не случайно открылись именно теперь. Ещё вот тени, и Виракоча-Ариадна, о которых промолчала Элисса, но рассказала Светлана! Люди хромотронного века не привыкли к ограничениям свободы. Низкие своды и сближающиеся стены из тысячетонного камня давили на Элиссу и её подруг, вызывая видения? Маловероятная гипотеза. На обратном пути, утверждает Элисса, она этого давления не заметила. Чем можно так увлечься, чтобы отгородить психику от неординарных реалий? И нить Ариадны… Светлана, без сомнения, становится центром притяжения неких сил и событий.

Перед Гиллом вспыхнул прямоугольный экран Хромотрона, растянувший панораму Коско подобно музейной экспозиции. Выделенные красным технические элементы Реконструкции светят ровно и чётко. Готовность номер один, осталось провести контрольную проверку. Такую же картинку, но с присутствием Гилла, Хромотрон предоставляет всем желающим сопланетникам. В Консулате наверняка несколько экранов, охватывающих место действия с разных сторон. С четырёх направлений света… Инки считали, что важны только четыре стороны. Остальные промежуточно-второстепенные.

Он склонился над преобразователем «предметной» волны – место руководителя на время Реконструкции здесь. Только отсюда возможно вмешаться в процесс, затормозить его, внести некоторые коррективы. Прекратить его, наконец. Подключение через шлем к преобразователю снизит вероятность помех. Зелёный датчик светит надёжно и успокаивающе. Сенсоры рядом не зовут к контакту.

Гилл размышлял и осматривался. Вспоминал и оценивал.

Элисса утром решила не присутствовать на «празднике заблуждений» и отправилась вместе с сопротивляющейся Светланой в Лиму. Элисса и её помощницы обиделись за перевод в ранг зрителей. А куда их определить? Квартал девственниц не восстановлен, а то бы они туда устремились, обгоняя самих себя, только бы прицепиться к возможному успеху. Да цеплять-то некуда. Бессонная ночь сменилась лёгким, свежим утром, подарившим обильную росу. Вдвоём с Илларионом прогулялись по пустынному Коско. Руководитель эксперимента обязан до последней клеточки пропитаться духом места. Да и скрытое раздражение снять надо. Но дух, о котором говорила Элисса – совсем не тот дух…

– Папа, у тебя всё готово? – по-мужски кратко спросил Илларион.

– Предстартовая суета отнимает много энергии. Кое-что осталось: уточнение фокусировки, окончательная наводка излучателей… Мелочь, но…

Сын кивнул, окинул взглядом с вершины холма Сакса-Ваман город, раскинувшийся под ними.

– Торжественный ритуал с участием Инки… Ты уверен, что попадём? А не окажемся в базарной толчее?

– Надеюсь! – твёрдо сказал Гилл, – Такие праздники в Коско были часты, и они имели особую энергетику. Она притянет нас.

«Иллюзия достоверности, голографическая модель кусочка ушедшего времени. Такое мне удавалось. Но я хочу добиться небывалого – затормозить на минуту-две оживший образ в своём времени, задать несколько вопросов и получить несколько ответов».

Они медленно спускались с холма к верхним кварталам Коско, и Гилл цитировал Гарсиласо де ла Вегу:

– Инки называли своё государство Тавантин-Суйю – Четыре Стороны Света. Или точнее, «Четыре четверти», имея в виду четверти земного круга. В исходном значении термин «суйю» связан с небольшим миром сельской общины, в которой две половины («ханан» – верх и «хурин» – низ) в свою очередь делятся на два суйю. В каждом из четырёх суйю общины Коско было определённое число айлью – подразделений. Каждому айлью соответствовал свой азимут – исходящая из общего центра прямая, называемая сёке. Постепенно границы между суйю продлевались, но направление сохраняли. Поскольку меридиональная протяжённость империи намного больше широтной, а Коско – у самых восточных пределов, по площади суйю разновелики. Чинча-суйю и Колья-суйю – большая часть империи к северо-западу и юго-востоку от Коско. Кунти-суйю (юг) и Анти-суйю (север) – намного меньше. Роль суйю скорее идеологическая, чем административная.

Илларион внимательно выслушал и заметил:

– Столько экзотики! Ведь она усложнила работу. Почему ты отказался от Реконструкции на материале Древней Греции, ведь там много проще?

– Нисколько! – не согласился в который раз с очередным, на сей раз невольным, оппонентом, Гилл, – По Элладе только считается, что известно всё. Но там столько наслоений-искажений, что никому не разобраться. Чтобы Реконструкция там принесла успех, потребуется разгрести столько завалов! Задача не одной жизни и не одного человека. Да и не дадут – ведь придётся по пути продвижения к истине развенчать многие устоявшиеся заблуждения.

– Всё дело в критерии достоверности? – зрело спросил Илларион.

– Именно. Порог достоверности у нас – до восьмидесяти процентов. Мы его превысили. По Греции он не поднимется выше сорока.

– Мама помогла?

– Мама? – Гилл на секунду задумался, – Да, и она тоже. Но открытия в Лабиринте не исследованы, конкретики не добавили. Но Лабиринт прибавил мне уверенности. Веры! Предки – из умных – любили повторять: «По вере да воздастся». А самым трудным для меня было «выбить» терминал Хромотрона. Гомер… Гектор помог.

– Будто ты сам бы не справился, – не согласился Илларион, – Зачем тебе Еремей? Ну какая от него польза? И на вид – женщина! Они с Фриксом на самом деле в постельной связи?

Гилл покачал головой и посмотрел на сына. В одеянии принца-Инки он так органично соответствует иллюзорно реставрированному Коско! Да, присутствие Иллариона на площади – ещё доля процента в достижении успеха.

– Имя жизни Еремея – Гектор. И прошу называть его только так. Гектор – умница, и только я по старинной дружбе называю его Гомером. И прекрасно, что мой куратор – именно он. Между мной и Консулатом он как буфер, решает все административные вопросы, которые могут погубить любого художника. К каковым я себя с долей гордыни отношу. А их связь с Фриксом – за что судить? Ведь у нас такое в норме, свобода в выражении любого чувства, только бы не мешало общим целям. А Фрикс – чтобы поставить ещё одну точку – тоже мой друг. И величайший штайгер века. Это он подсказал идею исследования пещеры с лабиринтом. Вдвоём они стоят десятерых…

«Греция, Рим… Оскомина от этих понятий. Кадм, вице-консул Южной Америки, не меньше меня понимает, почему я прикипел к региону на его территории. Но он не любит слабых профи, и не доверяет мне до конца. К сожалению, ранее мы не были знакомы. Кадм не уверен, что у меня что-то выйдет. А излишнего пустого внимания к артефактам он не желает. Правильная позиция: цивилизация, если коснётся равнодушной рукой, уничтожит непонятое в один момент. Я исследовал всю ленту побережья к западу от Анд. И нашёл несколько ключевых точек для Реконструкции. Коско выбран в итоге длительных раздумий. Взять Тиа-Ванаку: наверняка буквально допотопное строение, от которого мало что осталось. Видимо, Инки многое взяли для себя оттуда. И пытались усвоить опыт прошлых поколений, живших до Великого Потопа. Позже они позабыли уроки предшественников, поставив впереди сиюминутные интересы империи. Уверен, виной тому, ведущему к гибели повороту, послужила политика жрецов, стремившихся к усилению влияния на короля, к власти над миром. Огромный холм, возведённый на фундаменте из громадных камней – для чего? А два каменных гиганта в длиннополых одеяниях? Представители уничтоженного племени высокорослых, могучих людей? Ещё несколько странных каменных сооружений. По преданию всё это, а также то, о чём мы не знаем, возникло чудесным образом за одну ночь. Реконструкция позволила бы увидеть весь Тиа-Ванаку, каким он был в тот первый рассвет. А вот Иллариона привлекло сооружение на берегу озера Чуки-Виту. Зданием его не назовёшь, чересчур громадный, даже по сегодняшним меркам, объём работ. Стены, залы, двор, порталы – всё вырублено из единого скального монолита. Миллионы тонн, сотни метров… И озеро, омывающее одну из стен гигантского комплекса. Похоже, водоёмчик-то рукотворный. Но ещё любопытнее – скульптурная группа рядом с одной из стен. Люди изображены в момент остановки движения, изображены во всех мельчайших деталях. Я сделал несколько рисунков композиции: сидящих, стоящих, идущих, принимающих пищу. Остановленная жизнь… И отправная точка для реконструкции неплохая – легенда индейцев времени Инков. Память прошлого говорит: люди в мгновение сделались статуями. Превращены же они в камень за превышение порога грехов, а также за то, что безосновательно забросали камнями человека, пересекавшего их селение. Гостя нельзя прогонять, а уж предавать его неправедному суду… Сколько энергетики, живой информации хранит это место!»

У квартала Кантут-пата – «Платформы полевых гвоздик» – встретился вооружённый отряд. Пики, боевые топоры, дубинки. Сияние серебра и меди. Отряд направлялся к селению Чакиль-Чака, за западной чертой Коско. Часть кварталов в той части столицы не успели – или не захотели? – восстановить, и с «Платформы радости и ликования» открывается прямая видимость на домики у городской окраины. Гилл по совету Гектора решил оборудовать здесь продовольственный и вещевой склады, назначенные для снабжения королевского двора и армии. Отряд – охрана складов. Ещё процент достоверности…

Иллариона тянет к центру Коско – Золотому кварталу. Он ещё не видел, как Хромотрон и группа Фрикса реализовали здесь детали отцовского сценария. Кварталы столицы инков – это или одно большое здание, или комплекс объединённых в единое целое домов. Золотой квартал – Кори-Канча – состоял из двух «домов»: Храма Солнца и дворца правителя империи. Они прошли мимо развалин обители святого Франциска, возведённой потомками конкистадоров на месте квартала Токо-качи, повернули на улицу, разделяющую обе части Кори-Канчи, и выходящую на западе к площади Куси-пата, а на востоке, уже за пределами города, называющуюся дорогой – или направлением – Анти-суйю.

Стены домов справа и слева выглядят натурально: грубо обработанные камни кладки; почти незаметные стыки между ними, видимые на поверхности ломаным переплетением тёмных линий. Мостовая излучает утреннюю свежесть, от стен струится не рассеявшаяся за короткую ночь вчерашняя жара – голографическая модель не сдерживает воздушные потоки. Выйдя на край пустынной пока площади, повернули вправо, к Храму. На пути к парадной двери пришлось обойти большую статую пумы. Двери открыты, и они прошли в центральную залу. На дальней, восточной стене блистает золотом солнечный диск, окружённый лучами. На отшлифованном до блеска полу, по обе стороны диска, по золотому ягуару.

– Я не смог найти точного свидетельства о внешнем виде идола Солнца, – сказал Гилл, – Одни писали о диске, другие о человекоподобном изваянии, охраняемом ягуарами. Пришлось соединить оба представления. Весь лимит металла использован для Храма. Знаменитый сад в доме Инки, выкованный из золота и серебра – голографическая иллюзия. Деталей чрезмерное количество, и копия неустойчива – цвета то и дело меняются, даже очертания растений непостоянны. Как первое впечатление?

– В таком месте не могли жить слабые и некрасивые люди, – заключил Илларион.

– Они могли строить высотные дома. Но предпочли одноэтажную архитектуру. Как считаешь, почему?

– Здания не подавляют людей мощью камня. Человек остаётся хозяином города.

Гилл удовлетворённо кивнул – Илларион соображает правильно и быстро.

– А теперь обратимся к платформе нашей радости. Или печали… Сегодняшний эксперимент базируется на принципах голографии. Знание этого предмета не последняя составная часть экзамена при присвоении имени жизни. Ты понимаешь, почему?

– Это ясно: наша цивилизация стоит на двух ногах. Одна нога – бионика, вторая – голография, вершина которой Хромотрон.

– Действительно ясно, – улыбнулся Гилл, – А что будет носителем информации в нашем эксперименте?

– Микроскопические кристаллики снега и льда плюс мегамолекулы озона. Я предчувствую запах грозы. На мачтах излучатели опорных волн. Преобразователь, напротив трона Инки, с западной стороны площади, генерирует предметную волну. В итоге проявится пространственно-временное изображение, сохраняющееся в воздухе. И ещё где-то.

– Ещё где-то… История голографии достаточно коротка. Её патриарх Денисюк (не ищи в этом имени конкретного смысла, в его время не было имён жизни) впервые создал трёхмерные голограммы. Мы добавили четвёртое измерение лет пятьдесят назад. В пространственно-временном континууме происходит овеществление набора сигналов. За счёт достижения определённой внутренней плотности энергии в носителях, заключённых в объёме реконструируемого предмета. В нашем случае сканирование проведено на кристаллах уплотнённого и преобразованного воздуха. При отсутствии посторонних помех будет достигнута устойчивость изображения, то есть оно станет независимым от источника на короткое время. Остаточная информация, сохраняемая энергетикой планеты, присутствует во всех её точках. Нужный нам слой наиболее сгущён, сконцентрирован здесь, в Коско. Он соединится с нашей голограммой, произойдёт совмещение и…

– Я понимаю, отец. Ты будешь дублировать предметную волну, излучаемую преобразователем? Это новое?

– Нет, не совсем. Сенсоры на преобразователях существуют давно. Новое – шлём, который будет действовать только по моей воле. Без него трудно гарантировать успех. Но продолжай.

– Я знаком с теорией прямого воплощения мыслей. Шлём необходим, если фазовое и амплитудное модулирование ведутся одновременно. Кванты информации – в данном случае твои мысли – спроецируются на весь объём площади. Кроме того, сценарием Реконструкции предусмотрено действие добавочных каналов связи с удалёнными малыми зонами: зданиями на периферии, складом в Чакиль-Чака, дорогами, холмом Сакса-Ваман в Ханан-Коско, домом Инки, ручьём, скрытым под мостовой площади…

– Молодец! – одобрил Гилл, – Поток информации почти неисчерпаем. Что нам поможет учесть все нужные детали?

– В нашем терминале Хромотрона жидкая кристаллизованная ртуть. Заложенная в неё информация в виде голограмм обеспечивает высочайшую плотность и скорость обработки сигналов. Конечно, в центральном мозге Хромотрона ещё и сгусток плазмы, и он намного производительней всех терминалов, вместе взятых. Но и работа терминала впечатляет. Когда мы утром проходили мимо Храма Солнца, я внимательно осмотрел его стены. И ничего неестественного не обнаружил, – глаза Иллариона выдавали восхищение техникой, которую использовал Гилл, – А ведь они, как и все поверхности реанимированного Коско, созданы из ячеистых фотополимерных плёнок на стеклокаркасах. Пустые ячейки занимают девяносто процентов площади, потому воздух гуляет свободно, система устойчива. А на взгляд – всё натурально.

– Хорошо. Во время сеанса у меня не будет времени… Поэтому прошу: будь осторожен, не лезь куда не надо. Информационные поля такой напряжённости могут повести себя непредсказуемо. Ведь то, что мы видим на объёмных экранах Хромотрона – лишь малая часть целого. При записи использовался весь доступный диапазон: оптика, ультрафиолет, радио, рентген, гамма и прочее. При воспроизведении кое-что отсеется, но… И потенциал Коско при Инках неизвестен. Лет через десяток планируется использовать в голографии гравиполе. Это будет качественный скачок. Мы сможем посылать звёздные экспедиции в голографическом исполнении. Сверхсветовая скорость, безопасность…

Беседа с сыном успокоила, рассеяла часть осадка, оставленного ночным разговором с Элиссой. И – радость от того, что Илларион растёт настоящим мужиком. Тринадцать лет, но умница. Можно мечтать о прорыве в общих Реконструкциях. Ведь пока он один среди коллег, те не идут дальше простых ландшафтных воссозданий и последующего внедрения их в различные художественные сценарии. А в них главный режиссёр и редактор Хромотрон. Вдвоём с Илларионом смогли бы. На сегодняшний опыт Гилл поставил всё, что имел. Но может и не получиться. Тогда придётся уйти в опалу – Консулат не простит напрасной траты таких ресурсов.

– Что бы ты ещё хотел посмотреть, сын?

– Обязательно и непременно, я мечтаю об этом со дня приезда к тебе, – Илларион засветился открытым желанием, – Дом Пача-Кутека.

«Странный интерес. О первом императоре-Инке почти ничего неизвестно. Чем он привлёк неспециалиста?»

– Зачем он тебе?

– Пача-Кутек…, – Илларион произнёс имя чуть ли не с трепетом, – И до него Инки были. Но он всё равно первый! Те просто вожди и всё такое, легенда на девяносто процентов. А этот – настоящий император. На него посмотреть… Времена были крутые, не то, что… Да, отец?