Либерализм в России в начале ХХ века
Государь! В руках Ваших честь и могущество России, ее внутренний мир, от которого зависит и внешний мир ее. В руках Ваших держава Ваша, Ваш престол, унаследованный от предков.
Не медлите, Государь! В страшный час испытания народного велика ответственность Ваша перед Богом и Россией»78.
В отличие от либералов, которых с январских кровавых событий не покидала тревога за судьбы страны, Николай II иначе оценивал развитие ситуации и не желал убыстрять традиционный ход бюрократической машины, неспешно разрабатывавшей проекты политических преобразований в России. Их булыгинский вариант выглядел настольно архаично, что уже не удовлетворял запросов не только освобожденцев, но и земцев-конституционалистов. Более того, земское оппозиционное движение получило поддержку со стороны деятелей городского самоуправления.
В Москве 15–16 июня 1905 г. состоялся общероссийский съезд городских деятелей, в котором приняли участие 120 представителей органов городского самоуправления. Раскритиковав и отвергнув булыгинский проект, съезд принял политическую резолюцию, в которой высказался за немедленное «введение в России народного представительства на конституционных началах», т. е. за предоставление ему «решающего голоса в вопросах: законодательства, государственного бюджета, об ответственности министров и контроля над действиями администрации, а равно права законодательного почина»79. По мнению участников съезда, народное представительство должно было состоять из двух палат: первая – избираться всеми русскими подданными «без различия пола, национальности и вероисповедания по достижении 25-летнего возраста», а вторая – «состоять из представителей, избранных органами местного самоуправления, преобразованными на демократических началах и распространенными на всю Российскую империю»80.
Как видим, городскими деятелями была принята модель народного представительства, предложенная земцами-конституционалистами. Это решение представителей городского самоуправления открывало путь для их объединения с представителями земского самоуправления. Не случайно 6–8 июля в Москве состоялся общероссийский съезд земско-городских деятелей. На нем проект «булыгинской конституции» вновь был подвергнут резкой критике. Так, Е. В. де Роберти заявил, что его «ждет банка со спиртом на полке кунсткамеры», а Ф. И. Родичев расценивал проект как «византийскую блудливость», соединенную с «бюрократическим тупоумием»81.
В противовес булыгинскому проекту, июльский съезд земских и городских деятелей принял проект «Основного закона Российской империи», разработанный выдающимися российскими юристами во главе с С. А. Муромцевым. Учитывая, что данный проект уже неоднократно являлся предметом подробного исследовательского анализа82, отмечу, что в нем, в соответствующих разделах («О законах», «О правах российских граждан», «Учреждение Государственной думы», «О министрах», «Об основах местного самоуправления», «О судебной власти»), нашли отражение основные либеральные принципы формирования и функционирования гражданского общества и правового государства.
Данный проект являлся логическим продолжением освобожденческого проекта 1904 г., о котором говорилось выше. Однако, в отличие от освобожденческого проекта, который предполагалось по преимуществу принять Учредительным собранием, созванным двояким («снизу» или «сверху») путем, данный проект был в большей степени рассчитан на прямое соглашение с верховной властью. «Муромцевский проект конституции» более соответствовал программным наработкам представителей земского сегмента либерализма. Об этом, в частности, свидетельствовала земско-либеральная конструкция двухпалатного народного представительства, принципы избрания той и другой палаты («палата народных представителей избирается населением посредством всеобщего, равного, прямого и закрытого голосования», а земская палата – «губернскими земскими или областными собраниями и городскими думами городов с населением свыше 100 000 жителей»). По сравнению с освобожденческим проектом был увеличен возрастной ценз избирателей мужского пола (до 25 лет), вообще не затрагивался вопрос об избирательных правах женщин. В проекте отсутствовало и требование ответственного министерства.
Принятием такого компромиссного проекта «Основного закона» июльский съезд земско-городских деятелей рассчитывал консолидировать либеральную оппозицию, «навести мосты» между властью и обществом. Однако этот очередной жест «доброй воли» либералов был оставлен властью без должного внимания. Поэтому более радикальные элементы либерального движения в лице земцев-конституционалистов и особенно освобожденцев продолжали настаивать на выработке программы, более соответствующей интересам большинства населения.
На съезде «Союза земцев-конституционалистов», состоявшемся в Москве 9–10 июля, и съезде «Союза освобождения», проходившем в Москве 25–25 августа, было принято решение о создании единой Организационной комиссии, которой, в частности, поручалась разработка программы, позволявшей «собрать» земцев-конституционалистов и освобожденцев под крышу единой партии. Один из вариантов такой программы и был представлен на обсуждение общероссийского съезда земских и городских деятелей, состоявшегося 12–15 сентября 1905 г. в Москве. Ее обсуждение на съезде вызвало острые дискуссии. Большинство делегатов продолжало настаивать на двухпалатной системе народного представительства, а часть из них (36 голосов) даже выступила против прямого избирательного права.
Новая редакция политического раздела программы была пополнена требованиями отмены смертной казни и военного положения, несколько расширен был и пункт об амнистии. Однако наиболее важными стали пункты «О правах национальностей и децентрализации управления и законодательства», которые в предыдущих вариантах программы формулировались в самом общем виде. В новой редакции народностям, населяющим Российскую империю, предоставлялось не только право на культурное самоопределение, но и административная автономия. В программе, принятой съездом, говорилось: «Основной закон Российской империи должен гарантировать всем населяющим империю народностям право культурного самоопределения, полную свободу употребления различных языков и наречий в общественной жизни и свободу собраний, союзов, учебных заведений и всякого рода учреждений, имеющих целью сохранение и развитие языка, литературы и культуры каждой народности»83. Русский язык при этом должен был оставаться языком центральных государственных учреждений, армии и флота. Язык местных административных и судебных учреждений определялся общими и местными законами.
Одновременно либералы настаивали на широкой областной автономии и образовании местных представительных собраний, избранных на основе всеобщего избирательного права и допущенных к участию в законодательном решении вопросов местного значения. Однако при этом они считали, что «практическое осуществление этой идеи на всем протяжении империи представляется совершенно невыполнимой задачей»84. Поэтому в программе делалась оговорка: введение областной автономии должно производиться только в «тех частях империи, где в том окажется потребность», путем «издания каждый раз особого имперского закона об образовании той или иной автономной области»85.
Съезд большинством голосов высказался за немедленное предоставление автономии Польше сразу же после созыва народного представительства. По мнению либералов, Польша должна была представлять автономную единицу с сеймом, избранным путем всеобщего, прямого, равного избирательного права и с тайным голосованием. При этом особо подчеркивалось, что Польша должна остаться неотъемлемой частью империи.
Требование областной автономии встретило резкие возражения среди делегатов съезда. Они сводились к тому, что предоставление автономии разным частям государства открывает путь к полному раздроблению империи. Граф Гейден, А. И. Гучков и другие делегаты выступили против предоставления автономии отдельным областям России, ограничив постановку национального вопроса рамками местного самоуправления. Однако большинство съезда выразило согласие с решением бюро по польскому вопросу. Вместе с тем не встретили поддержки съезда предложения некоторых депутатов (например, В. Е. Якушкина, И. В. Лучицкого) о государственном федеративном устройстве; они считали, что федерация «самая верная гарантия свободы конституции, которая без нее может быть легко изменена»86. Однако большинство предпочло оставить этот вопрос открытым.
Большое внимание на съезде было уделено проблемам местного самоуправления. По мнению делегатов, компетенцию этих органов следовало значительно расширить. Исключение составляли лишь те отрасли местного управления, которые «в условиях современной государственной жизни требуют централизации»87. Органам местного самоуправления предоставлялось право издавать, в пределах общегосударственных законов, специальные постановления по вопросам, ранее относившимся к ведению центральной власти: правила об охране лесов и вод, подробное урегулирование поземельных отношений, правила об устройстве местных путей сообщения, упорядочении охоты и т. п.88.
Организационное бюро внесло на рассмотрение съезда проект экономической части программы, центральное место которой занимал аграрный вопрос. Выявившиеся разногласия между депутатами сводились к следующим пунктам. Меньшинство съезда продолжало настаивать на том, что дополнительное наделение крестьян следует производить, по преимуществу, за счет государственных, кабинетских и удельных земель и только в случае «крайней необходимости» и «в ограниченных размерах» – за счет отчуждения частновладельческих земель, причем отчуждению в этом случае подлежали в первую очередь крупные помещичьи латифундии. Между тем большинство съезда пошло несколько дальше и настояло на включении в программу пункта о конфискации помещичьих земель в «потребных для дополнительного наделения размерах». Впрочем, не выдержав давления со стороны меньшинства, большинство согласилось пойти на уступки, о чем, в частности, свидетельствовала итоговая редакция первого пункта аграрной программы: «Увеличение площади землепользования, основанного на началах личного труда как безземельных крестьян, так и других разрядов мелких хозяев-земледельцев, государственными, удельными и кабинетскими землями, а в случае надобности, отчуждение государством части частновладельческих земель с вознаграждением нынешних владельцев по справедливой оценке»89.
На съезде были внесены коррективы и в другие пункты аграрного раздела программы: 1) организация государственной помощи для переселения, расселения и устройства хозяйственного быта переселенцев; 2) реорганизация Крестьянского банка; 3) содействие созданию различных сельскохозяйственных союзов и обществ, направленных на улучшение земледелия; 4) развитие различных видов мелкого и мелиоративного кредита и кооперации; 5) облегчение размежевания земель и обмена земельных участков; 6) отмена выкупных платежей и т. д. Все эти пункты, так или иначе, шли навстречу требованиям широких крестьянских масс.
Начавшееся в стране движение сельскохозяйственных рабочих заставило делегатов съезда поднять вопрос о необходимости пересмотра «законодательства о найме на сельские работы с целью установления равноправности договаривающихся сторон», а также об «укреплении сельскохозяйственной инспекции труда на однородных началах с фабричною»90. Практически без изменения в новый вариант программы был включен рабочий раздел, принятый на мартовском съезде «Союза освобождения».
Как видим, программа, принятая на сентябрьском земско-городском съезде, приобрела более структурированный характер, вобрав в себя многолетний опыт либеральных наработок по всему спектру политических, социальных и экономических вопросов.
В ходе заседаний «40-членной комиссии», проходивших в Москве с 9 сентября по 6 октября 1905 г., не раз возникала дискуссия, какой вариант программы (освобожденческой или общеземского сентябрьского съезда) целесообразнее взять за основу программы конституционно-демократической партии. Так, кн. Д. И. Шаховской отдавал предпочтение освобожденческой программе, принятой на мартовском съезде «Союза освобождения», а П. Н. Милюков считал желательным исходить из программы общеземского съезда.
Длительную дискуссию вновь вызвал аграрный раздел программы. Левые освобожденцы настаивали на более радикальном варианте данного раздела (А. Ф. Фортунатов, А. А. Зубрилин, Н. А. Каблуков). Однако М. Я. Герценштейн и Милюков считали, что следует ограничиться программой-минимум. Так, по мнению Милюкова, «нужно брать среднюю линию. Экспроприация возможна, но нельзя слишком детализировать»91.
Как видим, за несколько дней до созыва учредительного съезда конституционно-демократической партии в Организационной комиссии продолжали идти дискуссии по программным вопросам. Это свидетельствовало о том, что на протяжении многих лет в либеральной среде не утихали разногласия по всему спектру мировоззренческих и идейно-политических проблем. Эти разногласия оказались настолько глубокими, что не позволили идеологам и политикам русского либерализма выработать единую синтетическую программу преобразования России, которая могла бы удовлетворить представителей всех его сегментов, послужить объединяющей основой для создания единой партии политического освобождения. Отсутствие единой доктрины и единой программы стало непреодолимым препятствием для консолидации всех сегментов русского либерализма, каждый из которых, размежевавшись в идейно-политическом плане и тем самым самоопределившись, раскололся на сей раз по партийному принципу, обозначив тем самым свою дальнейшую политическую судьбу.
2. Либеральные тактики: созвучия и диссонансы
Наличие в русском либерализме разных сегментов обусловило не только вариативность их доктрин и программ, но и разнообразие тактик. В рамках единого либерального стратегического курса, в своей основе направленного на формирование в России гражданского общества и правового государства, различные сегменты либерализма вырабатывали собственные тактические линии политического поведения. С одной стороны, либералы должны были оперативно реагировать на изменения правительственного курса, а с другой – внимательно следить за меняющимися позициями консервативного и социалистического направлений общественной мысли и общественного движения. Более того, сложность ситуации состояла и в том, что отсутствие единства в либеральном общественном движении заставляла представителей различных его направлений и течений затрачивать значительные усилия на согласование программных положений и тактических решений в собственной среде.
Часть представителей либерально настроенных земцев, разделявших славянофильскую доктрину и сохранявших уверенность в дееспособности самодержавного режима, была убеждена в том, что единственно рациональной тактикой является продолжение поиска компромисса между властью и обществом. По их представлениям, только на пути взаимодействия власти и общества можно достичь позитивных результатов. Представители правого сегмента либерализма делали ставку по преимуществу на легальные методы достижения своей цели. Этим объяснялась их тактическая линия на установление «живых» контактов с царем, министрами и другими представителями правящей элиты. Формами такого «живого общения» были разного рода записки, адреса на имя царя, в которых в старорусском стиле, принятом в бюрократических канцеляриях, излагались «слезницы» о назревшей необходимости реформирования различных сфер общегосударственного и местного управления и самоуправления.
В монографии К. А. Соловьева92 впервые в исторической литературе дан обстоятельный, по сути, пошаговый анализ всех составляющих деятельности кружка «Беседа», включая и выработку тактической линии поведения правого сегмента либеральной оппозиции в формирующейся новой политической реальности. Учитывая, что кружок «Беседа» представлял собой своеобразную «лабораторию» по генерированию либеральных идей и проектов их трансформации в конкретные практики, сосредоточу внимание на анализе процесса выработки его участниками «оптимальной» тактической линии.
Исходная тактическая позиция «собеседников» сводилась, как верно отметил Соловьев, к формуле «движение вперед должно осуществляться на законных основаниях». В этой логике и выстраивались стратегии поведения членов кружка «Беседа». Главную свою задачу «собеседники» видели в том, чтобы постепенно, маленькими шажками, готовить общественное мнение страны к осознанию объективно назревшей потребности преобразования государственного строя, местного управления и самоуправления, системы начального образования. При этом речь шла о подготовке совместных единовременных обращений земских органов к власти, прежде всего по проблемам, затрагивающим их непосредственные интересы. Важную роль в доведении земских нужд до общественного мнения страны должно было сыграть «живое и печатное слово». «С помощью земств, а также периодических изданий, разнообразных общественных организаций, – пишет Соловьев, – “Беседа” рассчитывала способствовать формированию, по сути дела, политического института, общественного мнения, возникновение которого принципиально бы меняло расстановку сил в России»93.
Анализ содержания изданных участниками кружка «Беседа» книг и брошюр, подготовленных им «Записок» на имя верховной власти позволяет со всей определенностью утверждать, что «собеседники» целеустремленно готовили общественное мнение страны к осознанию необходимости преобразований как политических институтов и структур, так и всей системы социально-экономических отношений в России. Являясь сторонниками эволюционных преобразований, «собеседники» не спеша, шаг за шагом, внедряли в общественное сознание мысль о том, что бюрократическая система уже не соответствует ни уровню, ни темпам развития современных общественно-политических и социально-экономических отношений, не отражает в полной мере чаяний и настроений широких кругов российской общественности. Подчеркнутое внимание к этим «болевым точкам» должно было стимулировать пробуждение общественного сознания и в соответствующем направлении формировать общественное мнение страны.
Одним из рычагов влияния на бюрократию «собеседники» считали ходатайства земских собраний в адрес властных структур, начиная с самого царя и конкретных министров до представителей среднего центрального и регионального административного звена. Учитывая место и роль земских органов в общей системе государственного управления, а также их влияние в обществе, правительство вынуждено было так или иначе реагировать на эти ходатайства, обращаться к представителям земских органов при разработке реформ, прежде всего местного самоуправления, а также преобразований в сфере аграрных отношений и налогообложения. В процессе контактов представителей земского самоуправления с бюрократией обнаруживались «созвучия» в подходе к решению возникающих проблем, но наряду с этим и проблемные «зоны», «узлы» непреодолимых противоречий между ними. К сожалению, по мере углубления системного кризиса число «созвучий» с каждым годом уменьшалось, а количество противоречий нарастало. А это, в свою очередь, не могло не отражаться на настроениях представителей местного самоуправления, на росте их оппозиционности. Об этом ярко свидетельствуют судьбы таких земских деятелей, как Д. Н. Шипов, М. А. Стахович, кн. Петр Д. Долгоруков, кн. Д. И. Шаховской и многие другие.
В воспоминаниях Д. И. Шипова живо и образно, фактически стенографически, описаны его встречи с министрами внутренних дел Д. С. Сипягиным, В. К. Плеве, П. Д. Святополк-Мирским, министром финансов С. Ю. Витте, в ходе которых затрагивались как общегосударственные, так и региональные проблемы. Пользуясь традиционной лояльностью земских деятелей, представители бюрократических кругов пытались использовать их общественный авторитет в целях санкционирования правительственных мероприятий, явно противоречащих общественным чаяниям и настроениям. В частности, Плеве, используя авторитет Шипова, попытался распространить зубатовские методы на земскую среду, что привело к эскалации конфликта между властью и обществом, а репрессии против видных земских деятелей вызвали бурю возмущения в общественном мнении.
«Собеседники» вынуждены были, как показал Соловьев, постоянно расширять круг обсуждаемых проблем (пути и способы формирования общественного мнения, выработка единой модели земских ходатайств и единой технологии воздействия на правительство), полагая, что это позволит им предстать перед правительством в качестве выразителя общественных интересов. Одновременно они продолжали лелеять мечту о том, что им удастся перехватить инициативу у других общественных сил и направить общественное мнение в приемлемое для земской оппозиции мирное русло.
Эти цели, однако, были труднодостижимы, ибо, по собственному признанию «собеседников», земская среда как целое оставалась инертной и неспособной к активной политической борьбе. В общей консервативной земской массе выделялось лишь небольшое инициативное «ядро», настроенное на борьбу за политическое освобождение России от самодержавно-бюрократического режима. В его состав входили земцы-конституционалисты, которым и принадлежала ведущая роль в подготовке однородных по своему содержанию земских адресов; они издавали и распространяли книги и брошюры пропагандистского характера. Усилиями этого «ядра» был создан заграничный журнал «Освобождение», а затем и «Союз земцев-конституционалистов».
Представляя «центр» либерального движения, земцы-конституционалисты ставили перед собой три взаимосвязанные задачи: во-первых, воздействовать на правительство путем подготовки земских адресов с оппозиционным содержанием; во-вторых, подтолкнуть своих правых коллег на более активные и решительные совместные действия и, наконец, в-третьих, привлечь на свою сторону более широкие круги демократической общественности, убедив их в том, что земская оппозиция имеет реальные шансы получить «долю» власти мирным путем. Финансируя журнал «Освобождение», оказывая самое непосредственное влияние на выработку его курса, участвуя в распространении легальной и нелегальной пропагандистской литературы, занимая активную позицию в органах земского самоуправления, земцы-конституционалисты рассчитывали на то, что им рано или поздно удастся убедить правительство в необходимости проведения реформ. Следуя девизу «надо бить в одно и то же место, пока не пробьем», земцы-конституционалисты затрачивали массу времени и сил в надежде убедить власть изменить свою политику, развернуться наконец «лицом» к представителям местного самоуправления, прислушаться к их голосу. Однако «пробить» скорлупу бюрократического режима земцам-конституционалистам не удавалось. Чтобы поспеть за все ускоряющимся биением пульса общественного мнения, земцам-конституционалистам приходилось, как было показано выше, повышать градус своих программных требований.
В отличие от земцев-конституционалистов, их коллеги-освобожденцы гораздо быстрее расстались с иллюзией о возможности мирной трансформации самодержавия. Разделяя в своей массе идеи «народоправства», они настаивали на созыве Учредительного собрания, которое должно было выработать и принять конституцию. Освобожденцы в принципе не отрицали и возможности политической революции «снизу», выражая готовность оказать поддержку массовому демократическому движению. Отсюда проистекала их тактическая линия на совместные действия с левыми радикальными политическими партиями и организациями.
Как видим, разные идеологические представления трех сегментов русского либерализма предопределили и их тактические линии поведения. Учитывая, что в историографии эта тема в той или иной степени уже получила свое отражение, обращу внимание на содержательную составляющую этих тактик в переломные моменты истории русского либерализма начала ХХ в.
Наиболее зримо разнообразие либеральных тактик проявилось в период русско-японской войны. Так, общая установка членов кружка «Беседа» сводилась к следующему: «война обязывает общественных деятелей по возможности не причинять затруднений правительству в его внешней борьбе, но вместе с тем не освобождает их от обязанности отстаивать права общественных учреждений против возможных на них посягательств». Из этой посылки следовал вывод: «Тактика в течение войны должна быть не наступательная, а оборонительная, иначе говоря, не следует брать на себя инициативу новых реформ, но во всех вопросах, возбужденных и поставленных на очередь, общественное мнение должно высказываться столь же определенно и решительно, как и до войны»94. По мнению «собеседников», адреса земских собраний должны быть «без раболепных и монархических выражений», а сама деятельность земств ориентирована на участие в помощи раненым и семьям убитых, на сбор средств на нужды армии и флота. Выступая в качестве конструктивной силы, желавшей победы России в русско-японской войне, «собеседники», несколько приглушив свои оппозиционные выступления, в принципе не собирались отказываться от прежних своих требований в адрес правительства.