Комендант Холодной Башни. Рассказы
Потом в комнате собралось слишком много народа. Мне наконец надели наручники и, затолкав в машину, повезли куда-то. Показалось, или я действительно видел аккуратно припаркованную машину господина Оскара. Показалось, скорее всего.
Пока меня обыскивали и снимали отпечатки пальцев, кто-то все же обратил внимание на мою руку. Отвели в медсанчасть.
Горели лампы дневного света, отражаясь на хромированных поверхностях. Все было белым и резало глаза.
Врач поменял повязку. Обработал раны старые и новые. Сделал обезболивающий укол. Сам. Я не просил.
После этого меня отвели в камеру. За спиной захлопнулась дверь, отрезая от внешнего мира. Наконец-то я был один. Добрался до кровати. Она оказалась скрипучей. Жесткой. Самой лучшей на свете.
Мне снились белые падающие здания, и жестокое солнце, восходящее над пустыней.
Утром начался допрос.
Их было двое. Серьезны и сосредоточены.
Вначале все было неплохо. Я назвал свое имя. Вернее, два имени. Первое, полученное мной при рождении, и второе, данное мне господином Шенки, когда я поступил к нему на службу.
Я рассказал с подробностями все, что было, и что могло бы еще быть. Я признал все, в чем меня обвинили. Но интересовали их не факты. Им нужна была причина. Господин Оскар и автобус с заложниками. Как раз то, что я пока не мог им дать.
Мне предложили кофе – напиток такой концентрации, что был лишен не только вкуса, но и запаха. На мозг он действовал как хороший разряд тока. Я осторожно заметил, что данный напиток может легко сойти за жестокое обращение.
Они предложили нанять адвоката.
Я ответил, что пока обойдусь.
Дальше этого разговор не пошел. Они были раздражены. Я тоже.
Меня вернули в камеру.
Когда луч солнца из золотисто-белого стал янтарно-розовым, за мной опять пришли.
На этот раз следователь был один. Как раз тот, что мне меньше понравился. Тот, который угостил кофе. Тот, который желал, во что бы то ни стало докопаться до первопричины. И когда я отказался отвечать – обиделся.
На нем была свежая белая рубашка с короткими рукавами. Едва уловимо пахло туалетной водой, что-то морское и свежее. Его внешний вид раздражал даже больше, чем вопросы.
Было неловко в своей невозможной куртке, с рукой на перевязи, со спутанными волосами, которые неровными прядями падали на глаза. Никогда не думал, что внешний вид до такой степени может подчеркивать неравенство положений.
– Ты так и будешь молчать? – спросил следователь.
– Да.
– И как долго?
– Понятия не имею.
– В твоем молчании есть смысл? Хоть капля смысла?
– Не уверен.
– Тогда какого черта?
– У меня болит голова.
– Что ты хочешь?
– Сегодняшнюю газету.
– Почему бы и нет.
Он перебросил через стол номер «Московского комсомольца».
На первой странице красовалась фотография разгрома в «Белой розе». Рядом фотография из квартиры господина Шенки. Неподвижное тело на светлом ковре. Вокруг головы ореолом расплывалось темное пятно.
Я по диагонали просмотрел статью. Что-то о том, что господин Шенки подозревал о готовившемся покушении. В «Белой розе» он принял меры предосторожности, но никак не ожидал, что его хитрый ход с иллюзией собственной смерти так быстро раскроется, и киллер заявится к нему домой. Тем более что киллер оказался человеком, которому он доверял.
«Зря доверял»,– подумал я, переворачивая страницу.
– Сколько тебе заплатили? – поинтересовался следователь.
– За что мне должны были платить?
– За убийство твоего шефа.
– Мне не платили. Это была личная инициатива.
– Месть?
– Что-то вроде того.
– За что?
– Он подставил меня.
– В самом деле?
Так и было. Как раз тогда мне искалечили руку.
– Я думал, это было вчера.
– Вчера просто добавили.
– И ты решил отомстить?
– Да.
– Понятно. Хочешь кофе?
– Упаси Боже!
– Как хочешь.
Он вышел за дверь. Наверное, за своим кофейником.
Я перевернул страницу газеты в поисках другой информации.
И я нашел ее. Восемнадцать человек среди ночи оставлены на проселочной дороге в лесу, в трех километрах от шоссе. Никто из них не пострадал. Следствие по этому делу находится в тупике, так как совершенно непонятна причина их похищения.
Причина! Причина – это я.
Почему-то мне не стало легче после этой информации. Но, по крайней мере, теперь на моей совести не было жизни других людей. Людей, мне неизвестных, тихо меня ненавидящих. Или громко.
Дверь открылась.
– Добрый день, мой мальчик,– произнес хорошо знакомый голос, – я пришел за тобой.
Я поднял голову. Передо мной стоял господин Шенки. В его светлых глазах светилась ирония.
– Все закончилось,– проговорил шеф,– ты выиграл.
– Какой ценой?
– Ни одна из душ не отправилась на небеса. Тебе этого мало?
Я указал на газету.
– Это правда? Отпустили всех?
– Всех до одного.
Шенки подошел к столу.
– Тебя отпустят,– сказал он, – но взамен ты должен назвать имя. Таков уговор.
– Зачем это нужно?
– Удовлетвори любопытство человека. Он этого более чем заслуживает. Никаких магнитофонных записей. Никаких свидетельских показаний. Мы просто беседуем. Ведь так?
– Да, – следователь с сожалением вынул из магнитофона кассету и бросил ее в ящик стола.
– Оскар Иващеев, – я пожал плечами, потом добавил, – он любит, чтобы его называли господином.
– Он страдает манией величия, – кивнул Шенки, – вы не сможете никаким образом притянуть его к этой истории с автобусом. Никто не видел его. Свидетелей нет.
– За исключением этого, – следователь указал на меня.
– Я же сказал, никаких свидетельских показаний. Вы возьмете только непосредственных исполнителей. Если они заговорят – дело другое. Но Джей будет молчать.
Следователь достал пачку сигарет, вытащил из нее одну. Остальные бросил на стол. Я попытался одной рукой вытащить сигарету для себя, но не вышло. Ни слова не говоря этот, в белой рубашке, распотрошил пачку, и, прикурив еще одну, протянул мне. Я благодарно кивнул и глубоко затянулся.
– Почему вы не хотите отдать Иващеева мне? – спросил следователь.
– Я сам с ним поговорю, – отозвался Шенки, – и ему это не понравится.
– Но…
– Ничего противозаконного.
– Дело ваше.
– Джей?
– Да?
– Не хочешь сделать заявление о нанесении тебе телесных повреждений?
– Не хочу.
– Разве тебя не били? – Шенки указал на мои разбитые губы.
– Били. Для очистки совести.
– Чьей?
– Моей. Всегда легче подчиниться, когда на тебя оказывают физическое давление. Хотя бы чисто символическое.
– Это в довесок к заложникам?
– Что-то вроде этого.
– И какие были условия?
– Мне дали револьвер с тремя пулями и восемь часов времени. Я едва успел.
– Первая попытка провалилась.
– Оскар знал, что в «Белой розе» был разыгран спектакль. У него запись телефонного разговора, где мы обсуждали это.
– Откуда у него запись?
– Понятия не имею.
– Что потом?
– У меня оставался один патрон и час времени.
Я смял окурок в пепельнице. Вздохнул.
– Тогда я очень устал. Болела голова. Даже больше, чем сейчас. Я ничего не смог придумать. Поэтому просто решил повторить спектакль по тому же сценарию. И поднять вокруг этого как можно больше шума. Позвонил знакомому журналисту.
Шенки взглянул на газету, усмехнулся.
– Придется парню теперь писать, что я был убит не до конца.
– Вот и вся история. Мне она не очень понравилась. Особенно финал.
– С тобой хорошо обращались, – с упреком заметил следователь.
– Просто не люблю, когда меня запирают. Разве я не говорил, что временами со мной случаются приступы клаустрофобии?
– Ты забыл поставить нас в известность. Но на будущее учтем.
– Теперь я могу его забрать? – спросил шеф.
– Сделайте одолжение.
Там, за стенами, светило солнце. Розовое вечернее солнце. Мягкие дымчатые тени скользили по тротуарам.
Я вдохнул прохладный воздух, но не почувствовал никакого трепета. Видимо, я еще не успел должным образом возненавидеть тюрьму, чтобы в полной мере насладиться свободой.
– Джей…
– Да, сэр?
– Ты сказал там, что считаешь меня виновным в том, что тебе искалечили руку. Это правда?
– Да, сэр. Это правда. Я так считаю.
– Это хорошо. Значит, еще можешь огрызаться.
Господин Шенки направился от серых стен к неподвижно застывшей черной машине. Я двинулся следом за ним.
– Можешь отдохнуть месяц, – проговорил шеф,– потом я найду для тебя работу.
– Какую? – осторожно спросил я. – Где-нибудь в архиве с бумажками?
– Что ты имеешь против архивов?
– Слишком пыльно и душно.
– Проветришь.
– Там подвал!
– Там есть вентиляция.
– Сэр!
– В чем дело?
– Я хочу работать как прежде.
– Как же твоя рука?
– Через месяц я и не вспомню об этой чертовой повязке.
– Ты с ней неплохо смотришься. Не торопись.
Желтый кленовый лист, медленно кружась, упал к нашим ногам. Шенки поддел его носком ботинка.
– Хорошо, – наконец сказал он,– если за время отпуска не передумаешь, все будет как прежде.
– Вряд ли я передумаю.
– В таком случае жду через месяц. Сегодня тридцать первое августа. Значит первого октября, в девять утра в моем кабинете.
– Да, шеф!
Шенки мягко улыбнулся, сел в машину и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и машина плавно тронулась с места, оставив после себя маленький вихрь из опавших листьев.
Тридцать первое августа. Последний день лета. Впереди нас ждет осень.
Светлая осень.
Золотая осень.
Я поправил перевязь, на которой висела рука, и не спеша отправился искать ближайшую станцию метро.
Март. Сказка
Март знал, что дождь будет. С обеда ветер был насыщен влагой. Ближе к вечеру на горизонте начали громоздиться тучи, утопив солнце в багровом и темно-синем.
Уже тогда нужно было искать приют на ночь. И он подумал, что успеет до дождя добраться до придорожного трактира с забавным названием «Мерлин смотрит на тебя». Да и пусть смотрит, лишь бы крыша над головой была.
Первые крупные капли начали падать с небес, когда он был близко. В сполохах молний можно было различить крышу и забор. Март пришпорил Ветерка, но все равно не успел. Когда до спасительного крова оставалось буквально несколько шагов, дождь хлынул стеной, мгновенно до костей промочив и всадника и коня. Ветерок возмущенно заржал и сделал мощный рывок вперед, едва не скинув всадника.
У порога их уже поджидал конюх. Отдав ему коня, Март поспешил в укрытие.
Вытирая лицо рукой, он оглядел полутемный зал. Народа собралось совсем немного. Кучка местных крестьян, которые из-за грозы застряли здесь. Почтенная старуха в углу с мальчиком. Пара случайных путников, которым повезло оказаться здесь до дождя. И все.
Ну и хорошо.
Камин, разумеется, не горел, какой камин в конце мая. Тепла от кухни было более чем достаточно. Но как теперь сушить одежду? Хотя не сахарный, не растает.
Март взял на ужин бараньи ребра с луком, чесноком и зеленью, лепешку с сыром и подогретое вино. Не то чтобы он замерз, но и блюдо из пряной баранины не располагало к холодным напиткам.
Он не стал задерживаться в зале. Быстро съел свой ужин и поднялся в комнату. Она оказалась совсем маленькой, вмещала только узкую кровать, стол и табурет. Зато было еще окно, закрытое щелястыми ставнями, сквозь которые пробивались капли дождя и всполохи молний.
Он с удовольствием заснул под дробный перестук капель и громовые раскаты. И честно, от всего сердца пожалел тех, кому в эту ночь не удалось найти приют.
***
Утро было серым и влажным.
Март без вдохновения доедал хлеб и вареную говядину, когда появилась старуха. Она оглянулась и направилась прямо к его столу. Одежда ее и накидка были из дорогой ткани, сухие запястья украшали серебряные браслеты.
– Здравствуй, – сказала она.
Март поставил на стол кубок с вином и взглянул на незваную гостью.
– Мы встречались раньше, госпожа?
– Встречались, – бледные губы слегка улыбнулись, – одиннадцать лет назад.
Одиннадцать лет назад Марту было семнадцать. И он совершенно не помнил, где он мог видеть эту, тогда еще не настолько старую женщину.
– Я Этель Форис.
– Этель Форис, – усмехнулся Март, – сейчас всего…
– Двадцать семь лет.
– Именно.
– Мне двадцать семь.
Март долго смотрел на женщину. Допустим, она не сумасшедшая. Допустим, она не потешается над ним.
У Этель были волосы цвета спелой пшеницы. У этой совершенно седые.
У Этель были ярко-голубые глаза. У этой блеклые, будто подернутые дымкой.
У Этель была кожа, как белый шелк. У этой как мятый пергамент.
Но эта шея и поворот головы, движение кисти и разворот плеч. И еще родинка на левой скуле. Он не видел ее одиннадцать лет, но некоторые вещи невозможно забыть.
– Этель?
– Ты все-таки узнал.
– Что с тобой случилось?
– На мне проклятье. Я скоро умру от старости и немощи. Хорошо, что мы встретились сейчас, и мне не пришлось ехать к твоему замку.
– Ты направлялась ко мне?
– Да. С последней просьбой. Прошу, позаботься о сыне.
– Твоем сыне?
– Твоем сыне.
– Моем?
– Так уж случилось.
– Почему я узнаю об этом только сейчас?
– А зачем тебе было знать об этом раньше?
– Разве меня это не касается?
– Я не хотела портить тебе жизнь.
– А твоя жизнь, Этель?
– А моя жизнь была неплоха. Даже лучше, чем можно было надеяться. Когда мой грех стал заметен, братья отослали меня к тетке, с глаз долой. Она вдова, жила одна, сама себе госпожа. Приняла меня. Учила стрелять из лука и охотиться с собаками. Родился Арман…
– Так его зовут Арман?
– Да. И все было хорошо, если бы не та лисица.
Март допил вино, со стуком поставил кружку на стол. На знакомый звук тут же отреагировал хозяин «Мерлина».
– Желаете еще вина?
– Да, желаю. И кружку для леди.
– Один момент!
– Какая лиса? – вернулся Март к разговору.
– Обычная, рыжая. Белая грудка и кончик хвоста. Кто ж знал, что это сестра Агидели.
– Это еще кто?
– Агидель очень сильная ведьма. Ее сестра имела обыкновение прогуливаться в окрестных лесах в образе рыжего зверя. А я имела обыкновение ходить на охоту. И вот однажды мы с ней встретились. К несчастью.
Трактирщик принес две кружки горячего вина, осторожно поставил на стол и поспешно удалился.
Этель обхватила кружку ладонями, грея пальцы.
– Очень скоро Агидель нашла меня. Она забрала с моей руки браслет и сказала, что теперь я буду стареть за себя и за лисицу, у которой отняла жизнь.
Она сделала осторожный глоток. Вино было невкусным, но горячим, и это было приятно.
– Мне осталось недолго. Тетка не так давно оставила этот мир. Арману всего десять, он не может жить один. Пожалуйста, позаботься о нем.
Подло было спрашивать, но Март все же спросил:
– Это действительно мой сын?
– Когда увидишь его, ты убедишься, – улыбнулась она.
– Допустим, я заберу мальчика. А как же ты?
– Вернусь в теткин дом. Все будет хорошо. Слуги обо мне позаботятся.
– Тебя проводить?
– Не нужно. У меня еще достаточно сил.
– Где Арман?
– Думаю, он уже собрался. Сейчас пришлю его к тебе.
Этель сделала еще глоток вина. Потом решилась и коснулась пальцев собеседника. Он не отдернул руку.
– Прощай, Март, – сказала она.
– Прощай, Этель.
Она поднялась и ушла, стройная, как веточка. Седая, как луна. Он на мгновение вспомнил ее прежнюю, залитую жаркими лучами солнца. Беззаботную юную девушку.
Господи, ну какой еще, к черту, сын?
***
Март наблюдал, как седлают его коня. Ветерок, серый в яблоках жеребец, высокий и сильный, норовил прихватить зубами конюха за одежду. Тот лениво отмахивался. – Папа?
Март даже не понял, что обращаются к нему.
– Мы поедем на этом коне?
Он обернулся.
За спиной стоял мальчик, держа в руках дорожную сумку. И да, судя по всему, это действительно был его сын – не так много попадается людей с темно-пепельным цветом волос. На самом деле Март таких вообще ни у кого не видел. Кроме как у своего отражения в зеркале.
Мальчика пришлось посадить в седло перед собой. Разумеется, ни о каком галопе не могло быть и речи, Март уже смирился с тем, что придется ночевать под открытым небом. Ничего страшного. Ночи сейчас теплые. И волки ребенка не утащат. Хотя, возможно, хорошо, если бы утащили. Март представил лицо своей жены, когда он заявится домой с неизвестно откуда взявшимся сыном.
И, кстати, что дальше?
Признать Армана своим законным наследником? Тогда он становится первым в очереди, оттеснив остальных детей, рожденных в законном браке. Это не устроит никого, и особенно самого Марта.
Возможен вариант официального бастарда. То есть сын, но без права наследования.
Или лучше отдать его монахам на обучение. Даже если Арман не особо продвинется на церковном поприще, хотя бы до аббата дослужится. А свой аббат в семье никогда не помешает.
– Почему тебя не отправили в дом Форисов? – поинтересовался новоиспеченный отец.
– Мы там были. Мама разговаривала с дядьями.
– И что они?
– Сказали, что ублюдок им не нужен. Особенно от… ну…
Что могли сказать братья Этель, Март приблизительно представлял. Ничего, придет время, он им это еще припомнит.
– Нужно купить тебе лошадь, – вздохнул Март, присматривая место для ночлега, – иначе мы так далеко не уедем.
– Да! – возликовал Арман. – Такую же, как эта.
– До этой ты еще не дорос.
– Я не ребенок!
– Раз не ребенок, давай, расседлай Ветерка.
Арман расстегнул подпруги, потянул седло за крыло. Март едва успел подхватить, прежде чем оно свалилось на голову мальчику.
С уздой вышло еще хуже. Он просто не смог до нее дотянуться. Ветерок вскинул голову и явно не понимал, что этот маленький человек от него хочет.
– Лучше иди, собери хворост для костра, – сказал Март.
Он расседлал коня и пустил его пастись в одуванчики.
Теперь встал вопрос, чем кормить ребенка – Март как-то совершенно не рассчитывал на попутчика. С собой у него был кусок говядины, две лепешки, немного сыра и пара яблок, причем одно из них предназначалось Ветерку.
И полная фляга вина.
– Я уже пил пиво, – с гордостью сообщил Арман.
– Чудесно. Но у меня нет для тебя пива.
– Тут ручей недалеко. Могу воды принести.
– Насколько недалеко? Скоро стемнеет.
– Рядом совсем.
Мальчик схватил котелок и побежал к лесу.
Март развел костер. Достал одеяла и расстелил на земле. Скормил яблоко Ветерку. Когда доставал мясо и хлеб с удивлением заметил, что начинает нервничать. Слишком долго Арман где-то ходит.
С другой стороны, ну пошел ребенок за водой, ну не вернулся. Бывает.
Он уже собирался идти на поиски, когда Арман появился. В одной руке котелок, в другой какой-то букетик.
– Можно заварить листья земляники, тогда пить воду будет вкуснее, – робко предложил мальчик, – мама всегда так делает.
– Хорошо, заваривай.
Хотелось дать ему подзатыльник, но Март сдержался. Только глубоко вздохнул и сделал большой глоток из фляги.
На самом деле даже со своими законными детьми он никогда не был так долго наедине. Всегда рядом были слуги, какие-то няньки или наставники. И это в родном замке, не среди поля у костра поздним вечером. Когда над головой небо с ущербной луной, а за спиной черной глухой стеной высится лес.
Обычная майская ночь. Соловьи поют. Еще какие-то птицы подают голос. Рядом Ветерок пасется. Костер тепло горит. Если бы Март был один, его бы вообще все устраивало.
– Сказки перед сном я не рассказываю, – предупредил он.
– Я же не маленький, – насупился Арман.
– И никаких героических историй тоже.
– Ну и ладно. Что я маленький что ли.
– Тогда доедай и ложись спать. Встаем на заре.
– Да я вообще могу не спать! Могу всю ночь стоять на страже!
– Чудесно. Тогда я разбужу, когда придет твоя очередь.
Он помог сыну завернуться в одеяло, сверху укрыл своим плащом. Потом еще сидел у костра, допивая вино.
Было ощущение, что он так и не заснул. Но когда занялась зоря, все-таки понял, что спал. Недолго, урывками, но спал.
***
Март подкинул дров в затухающий костер. Ветерок мирно пасся неподалеку. Арман сопел во сне, завернувшись с головой в его плащ. Восток разгорался ярко-розовым и золотым. Пора будить мальчика и собираться в дорогу.
Март достал сыр, пододвинул остатки хлеба ближе к огню. Он бы и за водой сходил, если бы знал, где находится ручей.
По счастью Арман сам проснулся. Несколько мгновений хлопал глазами, пытаясь осознать действительность. Потом улыбка на его лице стерлась. Ну да. Март – не самое приятное явление в жизни кого бы то ни было.
– Пойди, умойся, – сказал заботливый отец, – заодно воды принеси.
К городу под названием Грейхилл они подъехали во второй половине дня. Как только его стены появились на горизонте, Арман начал проявлять нетерпение, ерзая и подпрыгивая в седле. В конце концов, даже Ветерок занервничал.
Март был голоден, поскольку утром ему достался только горячий отвар земляничных листьев. Но первым делом все же решил отправиться в конюшни Брина.
Хозяин их встретил, провел к загону, где находилось с десяток лошадей.
– Кого бы вы хотели? – осведомился мэтр Брин. – Конь, жеребец, кобыла?
– Пусть мальчик сам выберет.
Март подтолкнул Армана. Тот зажал в кулаке кусок лепешки, сбереженный за завтраком, и шагнул вперед.
– А если он захочет кого-то не того? – резонно заметил мэтр.
– Тогда я выберу нужного. Но, вначале я хочу посмотреть, насколько мой сын благоразумен.
– Выбор лошади многое определяет в характере.
– Именно поэтому.
Сначала Арман направился высокому вороному коню с длинной гривой, заплетенной косичками. Но на полпути передумал и пошел к рыжей тонконогой кобыле.
– Зорянка, – прокомментировал хозяин конюшни, – быстрая, но на рыси тряская. Молодая, хорошая лошадь. Но вряд ли она подойдет для мальчика.
Март молча кивнул.
Арман уже собирался протянуть руку к рыжей красавице, но тут его кто-то толкнул в плечо. Мальчик повернулся и увидел перед собой невысокого коня темно-песочного цвета со светлой гривой. Пышная челка падала почти до носа. А на носу было розовое пятнышко.
Мальчик и конь целую вечность смотрели друг на друга. Потом Арман протянул ладонь и предложил хлеб. Конь с благодарностью принял угощение.
– Это Гном, – сказал мэтр Брин, – выглядит неказисто, но очень вынослив и у него мягкий ход.
– Хороший выбор, – согласился Март, – я посмотрю ближе, но, кажется, мальчик не ошибся. Нужно будет седло и уздечка. Коня заберем завтра утром.
– Почему утром? – возмутился Арман. – Могли бы и прямо сейчас.
– Завтра утром, – повторил Март.
Он хотел есть и спать. Только коня ему сейчас и не хватает.
***
Кровать была почти даже мягкой. Белье пахло ветром и солнечным светом. На соседней кровати тихо сопел Арман, видя, наверное, уже третий сон.
Марту не спалось. Едва он закрывал глаза, как видел перед собой тонкую юную девушку в солнечном луче.
Первый раз он встретил Этель на Пасху возле храма. Она шла под конвоем двух старших братьев. Но это не помешало им обменяться взглядами. На ней было платье из синего бархата, на волосах жемчужная сетка, и легкая вуаль окутывала ее туманом. Они виделись каждое воскресенье, все там же, возле храма. А потом, уже летом, в одну из безлунных ночей, Март рискнул преодолеть стену замка Форисов.
Так себе была стена. Не слишком высокая, и слишком выщербленная временем и непогодой. Он даже не счел это подвигом во имя прекрасной дамы.
Светлая дева выглянула в окно. Он, ломая ногти, пристроился на каком-то каменном выступе, увитом плющом. В тот раз они говорили, хотя больше молчали, трогательно краснея, пока на востоке не загорелась бледная полоска зари.
Все ночи июля он провел на этом каменном выступе у заветного окна. А потом рискнул получить большее. Этель пустила его – и, разумеется, их застали. Правда, уже под утро.
Пока братья Этель ломились в дверь, пока седлали лошадей и открывали ворота, Март успел ускользнуть.
На следующую ночь его поджидали. И на следующую тоже. Хорошо, что братья Форис особо не таились, и их засаду было легко обнаружить.
А ближе к осени Март женился. Не на Этель. Родители нашли ему другую супругу. И он особо не возражал.
Свеча на столе зашипела, вспыхнула напоследок и погасла. Комната погрузилась в темноту.
***