Дед, отец и сын спустились вниз. Утомленный Аврам-Ицхак прилег с устатку. Цви уселся в кресле напротив, меж ними завязалась неспешная духовная беседа. Йошуа, как и задумал, расположился в шезлонге во дворе дома и окунулся в фолианты. Да, он любил книги, в особенности те, что трактуют Книгу, предельно кратко написанную. “Непреходяще значение сего лаконизма, – делал вывод Йошуа, – ведь немногословно – значит, общо, следовательно, будущим поколениям дарован простор созидания. Неконкретность и разноречивость первоистока тысячелетиями помогает знатокам толковать его по зову времени и места”.
Этими мыслями Йошуа поделился с отцом и дедом. Цви выслушал сына неодобрительно и остерег от богохульства. А дед был доволен. Аврам-Ицхак потрепал внука по щеке, похвалил за самобытность ума.
В этот субботний день припало Йошуа почитать о подвигах Йошуа. Он задавался животрепещущими вопросами и искал книжные ответы. Отчего Моше сам не возглавил бой с Амалеком, а возложил эту миссию на лучшего своего соратника? Казалось бы, дело достаточно просто. Во-первых, Йошуа происходил из колена Эфраима, наиболее воинственного и самого успешного в вооруженной борьбе. Во-вторых, Моше предвидел, что именно Йошуа предстоит овладевать страной и отстраивать ее, стало быть, решительный бой с Амалеком послужит ему бесценным опытом в предстоящих сражениях.
Нашего ешиботника заинтересовало и иное воззрение. Оно не одобряет решение Моше и одновременно объясняет причину слабости его рук во время молитвы. Якобы Господь полагал, что Моше следовало самому возглавлять столь судьбоносный бой, а уж коли возложил он командование на Йошуа, то должен был сделать это более расторопно. Оттого и руки у Моше обессилили, и потребовалась помощь Аарона и Хура.
Чрезвычайно интересны суждения экспертов об источниках победы босоногого и неумелого ополчения над оснащенной и искусной армией. Талант полководца? Помощь небес? Энтузиазм народа? Или то, и другое и третье вместе? Если так, то каково соотношение причин? Современный Йошуа тайно и дерзко мыслил себя продолжателем дела своего древнего предтечи-соименника, и потому охотнее принимал мнение об исключительной роли военачальника.
Сидя в шезлонге, Йошуа продолжал размышлять. Сказано в Писании: “Йошуа низложил Амалека и народ его острием меча”. Господь обещал Моше стереть память об Амалеке из-под небес. Однако в результате победы при Рыфидиме не истреблены были амалекитяне до конца. Иудеи уничтожили до половины вражеских воинов, но уцелевшие остались врагами израильтян. Противоречие? О, нет! Слово Библии есть канон, и не должно нам сомневаться, выражать неуверенность или, Боже сохрани, что-либо отрицать. Посему всенепременно требуется углубленное толкование, умение угадывать суть меж строк, видеть скрытый смысл, различать дух за буквой. Только тогда мы истинно поймем Книгу, когда прочтем ее сообразно нуждам нашим.
Не умерла вражда в Ханаане, но наследовалась от поколения к поколению. И по сей день выглядывают из земли ростки древней ненависти.
“Да что уж на чужих кивать, коли и в среде иудейской найдешь душу, в коей гнездится Амалек!” – с горечью думал Йошуа. Этот факт больно ранил сердце юного поселенца. Кто они, эти иудеи-амалеки? Враги или заблудшие овцы? “Скорее враги, – говорил себе Йошуа, – большинство, как обычно, молчаливо, вернее, трусливо, но тайно благонамеренно, а эти не молчат, они возвышают голос против нас, а, значит, против Бога, и мы знаем, как с ними поступать!”
Глава 3 Разведчики
1
Победой иудеев закончилась схватка с их злейшим врагом Амалеком. Герои схоронили убитых и принялись целить раненых. Становище в Рыфидиме предалось торжествам: люди устроили пиры, нажарили мясо, допили вино, сколько оставалось его после странствования по сухому краю Син. Мужья, оправившись от трудов ратных, входили к женам. Дети резвились – кто у костра, кто в поле.
Мальчишки, радуясь, но, тайно завидуя славе отцов-героев, затеяли игру в войну. Для начала состязались в храбрости. Смело перепрыгивавшие через огонь становились солдатами армии Йошуа, испугавшиеся пламени причислялись к войску Амалека. Девчонки собирали в поле цветы и плели венки на головы уцелевшим и на могильные камни погибшим.
Йошуа в проникновенной молитве возблагодарил Господа за дарование народу победы, а полководцу – славы. Он вышел из шатра учения взглянуть на ясное ночное небо. Звезды щедро слали лучи на землю, торжествовали вместе с ним, поздравляли его. Йошуа подумал было, что сравнялся величием с Моше, но тут же спохватился и отогнал лестную мысль, как пустое и блаженное самообольщение, ибо, заглянувши к себе в душу, прочел начертанные верой слова – истинное наслаждение ищи только в общем успехе.
Упоминание о наслаждении осветило погруженный во тьму уголок в сердце военачальника, и он справедливо упрекнул себя за односторонность. Пусть слава бессмертна, а блаженство бренно, но всё же! Окончен ратный труд, настало время труда сердечного. Разве кроме шатра учения нет у него иного прибежища? А шалаши, где за сплетенными из ветвей тонкими стенами притаились нетерпение и желание? Йошуа радостно направил стопы в нужную сторону. Чертогов любви два, но ведь и ночь только началась!
Обновленный и взбодренный, с рассветом Йошуа возвращался в шатер. Двойственны были впечатления минувшей ночи. Сыта плоть, но голодна душа. Другая женщина нужна ему, но что поделаешь, коли судьбоносное время и великая миссия сговорились друг с другом и крадут у Йошуа большое чувство, и лишь осколками страсти утешают его. А грядущее приготовило пророку и воителю тяжкие испытания, наградой за которые станут слава после смерти и любовь при жизни.
Еще издалека заметил Йошуа, как сотоварищи по постиганию Книги ожидают наставника своего у входа в шатер. Наступал час молитвы, приближалось время учения.
2
Не будем останавливаться на печальнейшем факте истории – изготовлении нетерпеливыми иудеями золотого идола. Перейдем к другому амбивалентному событию, произведшему бурю на страницах Святого Писания. Случай сей неоднозначен, потому как, с одной стороны, он весьма неважно охарактеризовал древних израильтян, а с другой – послужил ступенью для Йошуа, на которую тот достойно поднялся, решительно доказав преданность Богу и понимание замысла Его.
Итак, исполняя Высшую волю о завоевании страны для народа-избранника, Моше по совету Господа предваряет предстоящий натиск основательной разведкой будущей родины иудеев. Он назначает от каждого из двенадцати израильских колен по одному человеку для основательной рекогносцировки просторов Ханаана. Назовем имена двоих из них: от колена Эфраима отправился в поход Йошуа, а от колена Иуды выступил достойный Калев.
Напутствуя посланничество, Моше велел разведчикам, во-первых, исследовать землю – тучна или тоща, какие деревья растут на ней, и что родит она, а во-вторых, изучить людей этой страны, ее города, крепости, станы.
Если вторая часть задания имела прикладное военное значение для будущих схваток, то смысл выяснения благодатности края не ограничивался чистой утилитарностью. Да и в самом деле, разве Бог даст худую неплодородную землю своему избраннику? Разумеется, нет! Однако, очевидное Калеву, Йошуа и Моше, было отнюдь не бесспорно для сотен тысяч недавних рабов. Иными словами, подразумевалось, что разведчики, как поверенные масс, принесут в устах своих похвалы новой родине, разобьют скепсис низов, и убедят их в благонамеренности Бога и Моше, раба Его. Увы, не случилось этого, а то, что случилось, заставило Господа прибегнуть к карательным средствам воспитания. Похоже на то, что для Бога и Моше важно было опереться на чернь, как на гаранта. Возможно, сие говорит в пользу древности истоков ханаанской демократии.
3
Разведчики пристально изучали землю и народ – поступали по слову Моше. Дошли до некой цветущей долины. Видят: роскошный виноград, чудные гранатовые деревья, великолепные смоковницы. Дабы продемонстрировать Моше и всему народу плодородие края, Калев прихватил с собой несколько гранатов и смокв, а Йошуа распорядился срезать самую крупную виноградную ветвь. Так тяжела была налитая соком гроздь, что потребовалось сила двоих мужчин, чтобы нести ее на шесте. Поскольку на языке сынов Израиля кисть винограда называется “эшколь”, то нарекли месту этому имя “долина Эшколь”.
Сорок дней странствовали разведчики по земле Ханаанской и, наконец, вернулись в лагерь иудеев и предстали перед Моше и общиной. И в этом пункте нашего повествования мы должны разбить число двенадцать – а именно столько посланцев по количеству племен израильских отправились в поход – на две неравные части: два и десять. Два – это Йошуа и Калев, десять – это их сотоварищи.
Десять возвращенцев расстелили на траве ткань белого шелка и аккуратно разложили на ней трофеи – доказательства плодородности обследованной земли. Гранаты, смоквы, финики, маслины, лук, чеснок, колосья ячменя и пшеницы и так далее и так далее. Что не вошло на покрывало – разместили рядом с ним. В середине белоснежной скатерти алела огромная виноградная гроздь.
У созерцателей великолепия дух занялся от радости, все предвкушали восторженный рассказ. Один из десяти обратился к Моше: “Пришли мы в землю, в которую ты послал нас, и действительно, течет она молоком и медом; и вот плоды ее!” При этом он широким жестом руки указал на чудную картину изобилия. Израильтяне криками ликования встретили услаждающую речь его, а некоторые приготовились обнять и расцеловать принесшего благую весть. Моше остановил их, видя, как другой разведчик выступил вперед и приготовился сказать свое слово.
“Но силен народ, живущий на земле той, – отверз уста второй вестник, – и города укрепленные весьма большие, а также великанов мы видели там…” Тут Калев не смолчал и перебил трусливую речь, и принялся успокаивать народ: “Непременно взойдем на землю эту и завладеем ею, потому что мы можем одолеть…” Но не дали договорить ему другие из десяти и вскричали дружно: “Не можем мы пойти на народ тот, ибо он сильнее нас!” Трус не бывает малодушен до конца – бесчестья он не боится!
Народ пришел в смятение: ведь не все амалекитяне перебиты, да и других врагов немало. Кого слушать? Неужели опять война, смерть, кровь?
Тут свершилось деяние великого позора, навсегда оставшееся несмываемым пятном в истории израильтян. Видя, как община мечется и не решается принять их версию, десять охваченных страхом незадачливых разведчиков прибегли к клевете, древнему испытанному средству. Распустили худую молву о стране, которую обозревали: “Земля эта поедает живущих на ней; а весь народ в ней – люди великорослые. Мы были в своих глазах саранчой, такими же были мы и в глазах исполинов”. А для вящей убедительности они нашептывали в слух взбаламученных соплеменников, мол, у Йошуа и у Калева нет своих детей, и посему не понять им законного человечьего страха за семью, а, может, и хуже того – сами обделенные и потому завистью снедаемые, желают зла нам, счастливым.
Легко верится в то, что сердцем желаемо и уму доступно. Речи десяти добавили звено в бесконечную цепь победоносной демагогии. И подняла вопль вся община, и плакал народ: “О, если бы мы умерли в земле Египетской! И зачем Господь ведет нас в землю эту, чтобы пали мы от меча? Жены наши и дети наши станут добычей! Не лучше ли нам возвратиться в Египет?”
Услыхав малодушные слова эти, Моше и брат его Арон пали на лица свои. Йошуа и Калев разодрали одежды на себе и возгласили отчаянно: “Земля эта очень, очень хороша! Если благоволит к нам Бог, то введет нас в землю, текущую молоком и медом. Только против Господа не восставайте и не бойтесь народа земли той, ведь с нами Господь!”
Запоздалый крик. Возможно, не по своей вине, но не уяснило простонародье, откуда ждать счастья: то ли собственная сила несказанно вырастет, то ли возымеет действие порука Божественной помощи, ежели не гневить Его. Да, Всевышний творил спасительные чудеса, но ведь и утраты при этом бывали огромны. Вспомнить хоть гибель пехоты в войне с Амалеком! Не умели Йошуа и Калев ни умаслить народ, ни убедить. И вскричала чернь: “Забросать их камнями!”
Мрачная картина открылась взору Моше – десяток клеветников и сотни тысяч поверивших оговору. С горечью подумал он, что народу его выпало нести грех вечный и непростительный.
4
Даже у Бога есть свой ад – любовь Его к избранному племени. И вот, Господь сказал Моше: “Доколе будет гневить Меня народ сей? И доколе не уверятся они во Мне при всех знамениях, которые делал Я в среде их? Поражу его мором и истреблю его, и произведу от тебя народ многочисленнее и сильнее его!”
Моше предвидел гнев Всевышнего и опасался крайних мер. Но неожиданной оказалась огромная Божья милость – сделать его родоначальником нового народа. Должно быть, домогаясь исключительно общей пользы, как он понимал ее, Моше решительно заглушил ростки тщеславия в сердце своем, и, отвечая Господу, не упоминал о лестном предложении, словно оно вовсе и не звучало. Ныне, с грустью перелистывая страницы анналов мучительной истории жестоковыйного народа, кое-кто усомнится в прагматичности бескорыстного выбора Моше.
Взволнованный поучающим звучанием слов своих, Моше решился дать совет Господу, мол, если Он в гневе погубит неразумную массу всю поголовно, то народы земли скажут, что не всемогущ Бог, коль не смог исполнить клятву свою и не сумел ввести избранников в назначенную землю, а дабы не случилось сего, нужно простить народ великодушно.
Ценность хорошего совета не уступит ценности преданной любви. Господь прислушался к мнению раба своего и не предпринял сиюминутных шагов, но и безнаказанным не оставил неразумие иудеев. Назначенная кара была категорична и компромиссна одновременно. Выведенных Им из рабства израильтян Он отправил в пустыню на сорок лет – по числу дней злополучной миссии разведчиков. Все они умрут в песках, но детей их Он введет в Святую Землю. Лишь двоим из нынешнего поколения Бог сделает исключение – это Йошуа и Калев. По Его воле Моше должен готовить себе смену – это будет Йошуа.
Что сталось с десятью разведчиками, распустившими худую молву о земле Ханаанской? Сказано в Писании, что они умерли от мора перед Господом. Другими словами, они понесли наказание немедленно, не испытав сорокалетнего изгнания.
Моше вышел к народу и сообщил вердикт Всевышнего. И люди весьма опечалились и признали, что грехом замарали себя.
Глава 4 В гостях у зачинателя
1
Замечательная традиция сложилась в среде богобоязненных, то бишь лучших людей современного Ханаана – для встречи царицы субботы родственные семейства собираются вместе, под одной крышей, за одним столом. Скажем, взрослые дети приезжают к престарелым родителям и, разумеется, ребятню привозят с собой, дабы порадовать старого и малого. А через неделю гости и хозяева поменяются ролями.
С утра пятницы тянутся вдоль улиц вереницы благообразных мужчин, женщин и детей разных возрастов. В чрева автобусов загружаются огромные баулы, чемоданы, коробки. Эти поместительные емкости предназначены для безукоризненно сохранной доставки к месту назначения наглаженных и аккуратно сложенных брюк и платьев, внушительных шляп “гамбург” и соболиных штраймлов, а также традиционных чудес кулинарии. Разумеется, суббота для иудея есть прежде всего торжество духа, но, как и всякий праздник, день сей должен быть означен нарядной одеждой и лучшими яствами. Хотя, как полагают некоторые почтенные рутинеры, стремление наряжаться и чревоугодничать, появившееся в кругах правоверного иудейства, есть феномен недавний, проникший в головы молодого поколения и являющийся результатом пагубного действия чуждого внешнего влияния. Но что тут поделаешь? Новые уши для новой музыки!
Зачинатель науки о современном освоении земли Ханаанской (следует употреблять именно слово “освоение”, ибо слово “завоевание” не является политически корректным, и не так уж велика уступка лицемерию) Аврам-Ицхак отмечает нынешнюю субботу с самым дорогим гостем – сыном Цви. Вместе с женой Рейзой-Ривкой он стоит у ворот своего дома, расположенного в самом сердце столицы Ханаана. Преклонного возраста супружеская чета во все глаза глядит на дорогу, откуда из-за ближайшего угла должен вот-вот показаться автомобиль Цви.
Аврам-Ицхак верен старым надежным понятиям неприхотливости, и одежда его проста и даже несколько поношена, но безукоризненно чиста. Черная шелковая капота перехвачена широким поясом, какие носят раввины, на голове красуется штраймл, очки в круглой оправе без затей, поредевшая с годами борода тщательно расчесана. Волосы Рейзы-Ривки, как и подобает, аккуратно спрятаны, но не под тем подчеркнуто постным шависом, который она надевает в будни, а под нарядным, предназначенным для суббот и праздников. Платье и жакет ее примечательны только образцовой скромностью. Консерватизм – молодость стариков, ибо возвращает их думы в лучшие годы.
Вот и прибыли гости! Цви вышел из машины первым, обошел вокруг, отрыл дверь с другой стороны и галантно протянул руку жене. Из чрева автомобильного салона показалась Хава. Отец и сын символически поцеловались. Свекровь и сноха заключили друг друга в объятия, завершив их звонкими поцелуями. Хава оправдалась за отсутствие сына: Йошуа занят, сегодня его очередь нести вахту ночного бдения над Писанием. Рейза-Ривка хоть и соскучилась по внуку, но приняла объяснение с пониманием, ибо была осведомлена об инициативе учеников ешивы, установивших очередность учебных дежурств – Тору следует постигать круглосуточно и каждодневно, и перерывы исключены.
Оставалось несколько часов до наступления субботы. Женщины расположились в гостиной и принялись обсуждать важные дела, мужчины отправились в синагогу. Аврам-Ицхак занял свое персональное место, усадил рядом сына. Цви был знаком со многими прихожанами, его знали и уважали, почтительно жали ему руку, расспрашивали о жизни в Бейт Шеме и об учебе в ешиве, имея в виду будущее своих сыновей. Цви отвечал любезно, а все же в голосе его иной раз пробивалась нотка превосходства гордого поселенца над изнеженными столичными обывателями.
После молитв отец и сын вернулись домой к субботнему столу. Свечи уже зажжены. На праздничной скатерти стоит продолговатая плетенка с белой халой, предназначенной для Цви и Хавы. Соблюдающие диету пожилые Аврам-Ицхак и Рейза-Ривка удовольствуются менее вкусной и не столь красивой халой из цельной муки. Хозяин произнес подобающие случаю благословения.
Смуглолицая помощница, приехавшая за заработком из далеких краев, водрузила на стол нехитрые традиционные блюда – теплую фаршированную рыбу, части которой живописно размещены на специальной тарелке, огневой бульон в супнице, вынутые из нее и сложенные в отдельную посудину ломти курицы, миску сваренной с изюмом моркови.
Вкушение фаршированной рыбы освящено обычаем и является краеугольным камнем субботней трапезы. Не смотря на неодинаковость вкусовых свойств различных частей этого блюда, можно с уверенностью утверждать, что меж гостями и хозяевами царит образцовая гармония пристрастий. Рейза-Ривка любит туго набитый фаршем ближайший к хвосту кусок. Аврам-Ицхак обожает рыбью голову, но, вынужденный по рекомендации врача ограничить потребление жиров, позволяет себе только половину лакомой доли. Он оставляет напоследок то место, в котором находится мозг и, высасывая его, непроизвольно зажмуривает глаза. Цви и Хава охотно поедают серединные порции.
Поймав одобрительную улыбку хозяйки, помощница облегченно вздохнула и торопливо удалилась на кухню. В конце вечера она подаст на стол сладости, которые изготовила по рецептам своего края, но из местных продуктов и под наблюдением Рейзы-Ривки, дабы исключить возможность несоблюдения кашрута. После завершения трапезы она вымоет посуду и будет отпущена восвояси. Нарушение законов субботы не представляет для нее никакой опасности.
Для полноты картины добавим, что не четверо, а шестеро человек сидели за столом. Аврам-Ицхак соблюдал старинное заведение непременно приглашать на трапезу двух-трех малоимущих иудеев, не имеющих средств для встречи субботы по всем канонам. Бедняки не только насытят желудки, но, что много важнее, глотнут духовности в доме, где всякое слово и каждое действо подчинено ей. Давать людям то, что они обязаны хотеть – вот в чем суть благодеяния!
На сей раз у Аврама-Ицхака гостила супружеская чета – люди малообразованные, перебивающиеся случайными доходами. Мужчина и женщина старательно исполняли вслед за хозяевами необходимые процедуры, с важным видом слушали застольные беседы, почтительно молчали и насыщались. Мы не знаем, о чем говорили они меж собой, покинув хлебосольный дом, и какие чувства горели в их сердцах.
2
Трапеза окончилась. Рейза-Ривка и Хава остались за столом и приступили к сладостям далеких стран. Попивая чай, они всерьез взялись за разбор многогранных семейных тем, важнейшая из которых – затянувшееся холостячество Йошуа. Извинившись, Аврам-Ицхак и Цви перешли в кабинет хозяина для духовной субботней беседы.
Как известно, мужчины в глубине души не слишком высоко ставят значимость и глубину проблем, которые их жены поднимают в разговорах между собой, тем не менее мужья склонны к снисходительности, когда сыты. Женщины, разумеется, осведомлены об этом пренебрежении, но тоже умеют быть толерантными. Более того, они великодушно прощают своим повелителям неспособность усвоить мысль об абсолютном приоритете семейных ценностей. Мужской интерес к абстракциям и к политике представляется им следствием интеллектуальной слабости – природной, и потому извинительной.
Аврам-Ицхак и Цви тоже заговорили об Йошуа, но не о внуке и сыне, а о герое седой древности.
– Скажи, отец, – начал диалог Цви, когда оба устроились в креслах, – отчего, по-твоему, десять из двенадцати разведчиков были против вступления в Ханаан? Известны разные толкования, и лежащей на поверхности причиной является страх. Не видишь ли ты подспудного мотива?
– Я много думал об этом, Цви, – ответил Аврам-Ицхак, – и пришел к заключению, что их останавливал не столько кошмар войны, сколько ужас последующего мира. Сердца шептали им, что с Божьей помощью они неизбежно одолеют аборигенов, но что будет потом? Землю нужно отстраивать, придется пахать и сеять. Труд свободных людей страшил вчерашних рабов, привыкших к чудесам, умеющих брать бесплатно, но платить не приученных.
– О, это безусловно верно! Однако, как не прислушаться к словам одного из знатоков Писания? Он напоминает нам, что Моше обратился к народу с отчаянным вопросом – почему люди не хотят слушать Йошуа и Калева? Ведь эти двое говорят устами Всевышнего, а Он до сих пор делал чудеса для своего народа, стало быть, продолжит их творить – разве это не ясно? И ответила толпа, что, мол, десять разведчиков люди женатые да детные, и страшатся они за жен, дочерей и сыновей, и мы все, не в пример оголтелой парочке, тоже семьями обременены, и чему нам славу петь – благоразумию или безумству храбрых? Отец, разве такой довод не заслуживает внимания?
– Я полагаю, Цви, такая речь толпы есть не более чем плоская отговорка ленивой черни, не знающей радости свободного труда.
– Добавлю, отец, что и оборонять-то завоеванную землю им не слишком уж хотелось. Зато Йошуа и Калев слеплены были из глины другого замеса. Они верили как мечу, так и оралу. Йошуа уповал на войско, ибо и завоюешь и сбережешь только ратной силой. В ней молодежь наша видит универсальное средство.
– Твой Йошуа несет службу в полку, соединив ее с учением и молитвой. Парень хоть куда!
– Я бы не возражал против его военной карьеры. Мир и война принадлежат молодым!
– Доброго роста твоему капиталу и моему проценту! – с улыбкой проговорил Аврам-Ицхак и погладил собеседника по руке.
– Похоже, историю о великанах десять разведчиков просто-напросто выдумали, – возвратился к теме Цви, – якобы они слышали, будто бы аборигены назвали их кузнечиками в форме людей. Скорее всего, эти трусы сговорились меж собой, чтобы в один голос запугивать народ.
– Возможно, посланцы Моше выдумали гигантов, – заметил Аврам-Ицхак, – но нельзя исключить, что они все-таки видели их. Как бы там ни было, великаны безвредны, только если на них смотреть издалека. Существует следующее авторитетное мнение. Когда разведчики набрали винограда и прочих плодов, десятки великанов устроили погоню, и тогда бесстрашные Калев и Йошуа приготовились вступить в бой с многочисленными преследователями. Однако исполины со страху попадали на землю, взмолились о пощаде и стали оправдываться, дескать, не жалко нам плодов земли, только больно уж подозрительно вы наши края высматриваете. Тогда Калев и Йошуа прогнали верзил от лица своего, выручив десятерых товарищей, и все же те бессовестно врали, а спасителям своим ответили неблагодарностью.