Зимняя весна. первая книга о любви: наивная

© Гульназ Резванова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

В светлом гулком помещении аэропорта в Завентеме было многолюдно, как впрочем, и положено тому быть. Брюссель – столица Евросоюза – притягивал к себе не только туристов и чиновников, хотя и тех и других было здесь с лихвой. Через этот аэропорт проходило множество стыковочных рейсов, поэтому здесь всегда присутствовали вяло-вальяжно шатающиеся, не знавшие, куда себя приткнуть в ожидании следующего рейса, наравне с суетливо-опаздывающими, которые сердито продирались сквозь праздную толпу к стойкам регистрации.

Молодой парень Марк в футболке солнечного цвета, обтягивающей покрытые бронзовым загаром мускулы, горчичных хлопковых брюках, измятых в мелкую складку из-за долгого перелета, и в открытых черных сандалиях на босу ногу неспешно прошел мимо стойки номер 11, бросив на очередь, толпившуюся у нее, короткий, но цепкий взгляд.

Это был четвертый или пятый по счету круг, который размеренно совершил Марк по траектории вдоль ряда стоек регистрации. Каждый раз он смотрел на наручные часы, и с каждым разом взгляд его становился все более рассеянным и потерянным.

Наконец, замкнув еще один круг, он, окончательно поникший, остановился, оперившись на информационную стойку. Поместив рюкзак на полу между ногами, а руки в передних карманах брюк, он погрузился в свои мысли, время от времени поглядывая на часы.

Он не узнал ее, ту, которую ожидал в течение бесконечных двух часов, прошедших с момента его приземления в аэропорту Брюсселя. Она возникла внезапно в толпе, образовавшейся у стойки номер 11 и, увидев его, поспешила навстречу, лучезарно улыбаясь. Голос автоинформатора заглушил ее обращение, направленное Марку.

1

«Я хочу получить грант для написания кандидатской диссертации, потому что меня действительно волнует проблема национальных разногласий, которые очень остро встали перед моей страной в последние годы».

Моник повторяла про себя заученную речь, которую она произносила перед комитетом по присуждению грантов на исследовательскую работу в Гентском университете в Бельгии. В это время в окне, в которое был устремлен ее взгляд, разбегался по взлетной полосе очередной самолет с красными точками, вырисовавшими латинскую букву b на синем, цвета navy, хвосте и надписью того же цвета на корпусе Brussels Airlines. Через какие-то полчаса ей тоже предстоит взлететь на самолет в небо и отправиться в тотальную неизвестность. По условиям гранта Моник должна была отправиться на 6 месяцев в Россию, в город Казань, в котором, по мнению комитета, ей удалось бы найти превосходный материал на тему: «Проблема межнациональных коммуникаций». Вернее, искать проблемы ей надо было в собственной стране, а отправлялась она за изучением наглядного успешного решения этих проблем.

В голове, словно в ответ на ее речь, всплыли слова ее подруг и их недоуменные лица. «Кому нужны твои исследования? Это все политика, не будь разногласий, кому нужны были бы политики?» – говорила Софи. Ей вторила Матильда: «Ну-ну, посмотрим, как ты взвоешь в другой стране. Сразу решишь, что никаких проблем вовсе нет». «Не дури, зачем тебе нужен этот грант? Тем более уезжать надо на полгода. Это же целая вечность!» – крутила пальцем у виска Эмма.

Никто не верил до конца, что Моник все-таки подпишет согласие на участие в гранте и отправится в Россию. Но именно недоумение и ирония ее ближайших подруг и стало последним решающим фактором. Тихую и молчаливую Моник подруги никогда не принимали всерьез. Таскали ее везде за собой, потому что с ней было удобно. Она могла всегда одобрительно высказаться по поводу нового наряда или бижутерии. А если не одобряла, то молчала или отводила в сторону взгляд и тему разговора, так, что невозможно было понять – нравится или нет. Еще Моник была прекрасным слушателем, она могла подолгу слушать, и казалось, что она слышит, а не занята своими мыслями. По крайней мере, поддакивала она всегда вовремя и по существу. И всегда-всегда принимала сторону своих подруг.

Все они оканчивали магистратуру факультета Общественных и политических наук Гентского универститета Бельгии и присматривали себе достойное занятие на будущее. «Социолог» – именно так значилась в дипломе присужденная квалификация, весьма благозвучная профессия, которая, все же, не сулила особых почестей и славы. Кроме того Моник мучили вопросы ее самоопределения. Она плохо представляла себя в будущем, занимающуюся исследованиями. Вернее, она представляла себя этакой бесполезной букашкой, копошащейся в бумажках. Куратор ее курса предложил Моник, как весьма старательной на его взгляд ученице, продолжить обучение и писать докторскую диссертацию. Не последним был факт высокой финансовой обеспеченности семьи Моник. Не всякая семья согласится оплачивать образование в престижном вузе своего великовозрастного чада еще пару лет. Подруги Моник сразу открыли ей глаза на прозорливость куратора, предложившего со всего потока именно Моник поступать в докторантуру. Именно тогда в ее душе затаилось оскорбленное чувство превосходства. Теперь ей непременно надо было доказать всем, что она не просто способна выудить у родителей средства на обучение, чтобы потешить свое самолюбие. А что она действительно может внести вклад в общественное дело, в свою профессию, посвятив себя изучению такого тонкого спорного вопроса между двумя языковыми сообществами, населявшими территорию Бельгии.

В то же время в отделе международных отношений университета разыгрывался грант, участие в котором позволило бы расширить географию исследований по выбранной теме. Это показалось очень важным для куратора, и она настояла на участии Моник в гранте. Получение его означало бы, что сразу после окончания основного курса университета она отправилась бы собирать материалы, которые могли бы лечь в основу ее работы. Так, не сильно разобравшись в самой себе и в теме работы, которую с легкостью подобрала для нее куратор, Моник оказалась в списке кандидатов на получение гранта.

«Поиск путей примирения между двумя национальными группами, почти два века сосуществующих на территории одной страны, позволит заложить основы для развертывания широкомасштабного проекта по нивелированию возникших противоречий вплоть до полной их ликвидации» – продолжала повторять про себя Моник, упершись недвижимым взглядом в горизонт, в котором стремительно исчезал силуэт самолета.

Верила ли она сама в успех своей работы? Об этом спросил ее старший брат, который уже лет пять назад покинул родительский дом, обзавелся семьей и, продолжая традицию родителей, трудился не покладая рук. Моник тогда промолчала. Люкас, не дожидаясь ответа, по-доброму пожелал ей удачи.

Родители Моник, простые работяги, сколотившие приличное состояние, были только рады, что их младшая дочь проявила интерес к науке. Образованность была для них символом интеллигенции. А само слово интеллигенция отождествлялось для них с чем-то возвышенным, аристократичным, таким далеким от земли, сельского хозяйства, рабочей техники, с которыми была связана вся их жизнь.

Ее парень, Патрик, когда узнал о ее решении, только пожал плечами и промолчал. На самом деле Моник сообщила ему об этом по телефону, поэтому она могла только догадываться, что он пожал плечами. Как-то же должен был отреагировать человек, когда его девушка собирается умчаться на другой край Европы на целых полгода! Им в любом случае давно уже пора было устроить передышку. Отношения, которые длятся больше четырех лет, должны как-то развиваться или должны закончиться совсем. Возможно, этот тайм-аут позволит им обоим решить для себя, в какую сторону им двигаться дальше.

Как бы там ни было, дело было сделано. Грант одобрен, согласие Моник заверено ее подписью на бумагах, багаж сдан, и теперь оставалось дождаться объявления посадки, чтобы окончательно поверить – все, что происходит, в действительности правда.

Подготовка к гранту, решение организационных вопросов и непосредственно сборы заняли почти полгода. Окончание магистратуры, грандиозная вечеринка, посвященная выпуску, летние каникулы и даже долгожданная поездка в соседние Нидерланды к друзьям отодвинулись на второй план в связи с этим. Особенно пропадало настроение радоваться этим значимым и приятным событиям, когда родители Моник, невероятно гордые своей дочерью, рассказывали всем знакомым во всех подробностях, как их ненаглядная дочь решилась на столь ответственное мероприятие. Порой в их интонациях проскальзывала восторженность, какая могла быть у родителей, отправивших своего ребенка спасать мир.

Моник услышала шевеления и шум за своей спиной и, обернувшись, увидела, что за стойкой посадки на борт появилась симпатичная сотрудница аэропорта. Моник потянулась за маленьким спортивным рюкзачком и, закинув его на плечо, двинулась в сторону стойки, где уже образовалась очередь. Она мысленно прокрутила ожидающие ее события сегодняшнего дня – ей предстоит два перелета. Сначала в Москву, а потом в Казань, где ее встретит приемная семья. По условиям гранта она должна будет жить в приемной семье на протяжении всего времени пребывания в России. В семье живет ее ровесница, девушка Катя, которая должна будет помочь освоиться в чужой стране и всячески помогать при написании работы. По сути, Катя станет куратором ее работы. Взамен семья Моник должна будет принять Катю, когда та приедет собирать материал для своей кандидатской работы. По плану это должно будет случиться через год после возвращения Моник домой. Учредители гранта назвали способ размещения красивым термином – программа международного студенческого обмена. На самом же деле это был прекрасный способ сэкономить на проживании и питании студентов. Так как все это должна обеспечить принимающая семья.

Проходя мимо стены с зеркальной поверхностью, Моник окинула себя взглядом. На нее смотрела худосочная, высокого роста девушка. Как и все худые девушки, ей показалось, что джинсы, туго обтягивающие ноги, ее полнят. Футболка с принтами, поверх которой был накинут короткий пуховик, хоть и была заправлена в джинсы, все же вполне явственно указывала, что Моник – обладательница упругого пресса и маленькой, но высокой груди. Такая модельная фигура, впрочем, скрадывалась типичной, ничем не привлекающей внимание внешностью – темно-карие глаза, средней полноты губы, аккуратный прямой нос и длинные темные волосы. Во всем ее облике не было ничего лишнего – ни килограммов, ни броских красок, ни притягательных или, напротив, отталкивающих черт или жестов. Даже в глазах трудно было уловить какие-нибудь эмоции. Она казалась «черным ящиком», варившимся в своем мире. Но «черный ящик» этот, впрочем, не хранил каких-то особых тайн и загадок. Ее интересовали вполне обычные вещи, волновало все то, что может волновать в 22 года девушку. Самой себе она казалась невероятно разумной, взрослой, опытной. Со стороны же чрезмерно серьезная и углубленная в свои мысли Моник напоминала изображения ангелов на рождественских открытках – малышек с взрослыми выражениями лица, с той разницей, что ангелочков принято изображать светленькими с голубыми глазами, а Моник была темненькой.

Заняв место в самолете, Моник вдруг почувствовала беспокойство. Если подготовка к гранту и сборы прошли для нее отчужденно, то теперь, ощутив пятой точкой сиденье самолета, она поняла всю реальность происходящего. Место Моник было у прохода, и ей пришлось два раза подняться, чтобы пропустить ее соседей на свои места. Рядом сел приятный мужчина в костюме, фламандец, который, улыбнувшись и представившись, поспешил втянуть Моник в разговор. Вскоре разговор затух в силу особенности Моник односложно отвечать на вопросы и не задавать дальнейших вопросов. На протяжении последующих трех часов полета Моник была предоставлена своим мыслям, которые все более навязчиво начинали кружиться в ее голове. Куда она едет? С чего она взяла, что вообще хочет поступать в докторантуру и тем более отправляться за материалом для работы в полную неизвестность?! Как она позволила втянуть себя в эту авантюру?! Почему ее подруги, в конце-концов, не проявили большего красноречия, когда отговаривали ее от поездки?!

Ей хотелось закрыть глаза и, открыв их, очутиться уже вновь дома после окончания поездки. Она даже согласна была вырезать из памяти 6 месяцев своей жизни. Что она знала о городе, в который она отправляется? Столица одного из регионов России. Город с населением почти 2 миллиона жителей. В сумке, которую Моник сдала в багаж, лежала папка с информацией о стране, городе, принимающей семье. Моник так и не прочитала ее и сейчас жалела, что оставила ее в багаже. Неизвестность пугает больше всего!

Моник была не единственным участником гранта. Их, шестеро победителей, разбросали по разным городам Европы в зависимости от темы дипломной работы. Кого-то, она слышала, направили тоже в Россию, но в крупные города – Москву и Санкт-Петербург. Об этих городах, по крайней мере, было что-то известно. У нее даже были друзья, которые путешествовали по России и могли рассказать ей много о Москве. Город, который определили для нее, – Казань, был примечателен тем, что в нем, по данным комиссии, мирно сосуществовало множество национальностей и этнических групп. Изучив опыт межнациональных взаимодействий, Моник, как полагалось, смогла бы вывести практические приемы решения затянувшихся разногласий между Фландрией и Валлонией.

Все эти оговорки «как бы», «если бы», «полагалось» совсем не добавляли Моник уверенности в выбранном ею пути. Пытаясь как-то собрать в голове картинку-план дальнейших действий, Моник прикрыла глаза. Это был проверенный способ остановить гонку мыслей в голове, выстроить их в определенный порядок и отмести пока ненужные. Она мысленно нарисовала пункт №1 и обвела его в кружок – встреча с приемной семьей. Она представила, как видит табличку со своим именем в аэропорту и через мгновение девушку с милой улыбкой. Такой она запомнила на фотографии девушку Катю. Пункт №2. Провал. Ну ладно, дальше можно пропустить и сориентироваться по ходу развития событий. Потом она собирает информацию, пишет отчет, и вот уже последняя картинка в ее плане – отъезд, объятия, обмен адресами. На этой визуализации Моник полегчало. Она почувствовала, что ее начинает клонить ко сну. Мерный звук двигателя самолета и бормотание соседей способствовали этому. Через некоторое время стюардесса в красном шарфе, элегантно перекинутом через плечо, разбудила ее на обед. Нехотя поковырявшись в еде, Моник снова уснула.

2

Визуализация помогла. Когда Моник проходила по зеленому коридору таможенный контроль в международном аэропорту «Казань», она уже чувствовала себя намного уверенней. Она несколько раз проигрывала в голове, как она будет выходить в зал прилета, элегантно волоча за собой чемоданчик на колесах, как она встряхнет волосами и, увидев, табличку со своим именем, одарит встречающего ее своей фирменной улыбкой чуть исподлобья. Именно той улыбкой, которую она за несколько лет научилась фиксировать перед зеркалом специально для позирования для фотоаппаратов или других важных случаев. После недолгих раздумий она собрала волосы в хвостик, решив, что это придаст ей серьезности.

День был напряженный. Вдобавок к двум изматывающим перелетам, Моник, возможно, впервые столкнулась с кардинально новой обстановкой. Все это совершенно дезориентировало и без того плохо адаптирующуюся к новым условиям девушку. Ноги были уже почти ватные. Желудок начинало подкручивать из-за переживаний и отсутствия нормальной еды. Лицо, несмотря на постоянное увлажнение тоником, стало засаленным и липким. Но визуализация – великое дело. Со стороны Моник представляла себя роскошной, немного небрежной и чуточку отрешенной. Такой и надо было появиться перед приемной семьей.

В аэропорту, к ее превеликой радости, было немноголюдно и тихо. Не было затмилающего слух гула, присущего большим аэропортам. Даже мрачноватый и унылый вид зала прилета показался ей приятным. Она волочила чемодан по серому мраморному полу, ища глазами табличку со своим именем. Взгляд Моник зацепился за круглое, милое лицо со светлыми кудрями, торчащими в разные стороны, сияющими глазами и приветливо растянутыми в улыбке губами. В памяти всплыла фотография Кати, единственной соломинки в полной безнадежной неизвестности. Ее имя на табличке было написано так коряво, что она даже засомневалась, верно ли она истолковала призывные знаки, которые девушка начала подавать, едва встретившись глазами с Моник.

– Добрый вечер! Вы – Катя? – обратилась Моник к кудрявой девушке. Язык общения был выбран английский.

– Да, да. Моник? – с готовностью ответила та. И начала быстро-быстро говорить что-то про радость встречи и прочие приятности, положенные по этикету.

Спустя мгновение из-за спины Кати вырос мужчина с чуть поседевшими усами и протянул руку к чемодану.

– Это мой отец – Владислав Сергеевич, – затараторила Катя, – ты сразу, конечно же, не запомнишь, но ты не переживай. Тебе сейчас все наши имена будут казаться непривычными на слух, но через полгода, я уверена, ты будешь произносить их не хуже, чем мы, – при этих словах она захихикала.

– Папа, знакомься, это Моник, – добавив тону официальности, кивнула в сторону мужчины Катя и тут же пролетепетала что-то, очевидно, на русском.

После ответа отца она перевела его слова Моник. Стандартное приветствие. Разве что очень уж тепло и мягко звучал его голос. Это сразу расположило Моник. Она кивнула головой и улыбнулась в ответ.

– Что же, пойдемте, ты, наверно, ужасно устала! – Катя снова обрушила на Моник поток слов. – Я вообще не представляю, как в один день можно выдержать два перелета. Как подумаю, что мне, я надеюсь, такое тоже предстоит – сразу нервничаю. Как жалко, что нет прямых рейсов между Брюсселем и Казанью!

Катя была почти на голову ниже Моник и обладала четко очерченными формами: овальное тело, продолговатые руки и ноги, круглое лицо с не менее круглыми глазами-бусинками, губы тоже напоминали форму правильного овала. При этом полноватой ее назвать нельзя было, даже по сравнению с худощавой Моник. Больше всего в ее облике притягивала улыбка, которая буквально не сходила с ее лица.

– Я взяла тебе теплое пальто и, видимо, очень кстати, – Катя грустно посмотрела на куртку Моник. – Правда, оно может быть тебе коротковато, но до машины добежать пойдет. А потом мы поищем тебе среди моих подруг какую-нибудь более подходящую вещь, чтобы нашу зиму перезимовать. А ты красотка, – вдруг добавила Катя, обращаясь к Моник. – Намного интереснее выглядишь, чем на фотографии.

Такая откровенность, несомненно, смутила бы Моник в другой ситуации, но сейчас она слишком устала, поэтому все происходящее ей представлялось как в тумане.

Катя говорила на очень четком английском с жестким акцентом, напоминающим немецкий. Моник знала английский немного хуже, чем французский, да что там преувеличивать, она с трудом понимала речь коренных англичан или американцев, хотя последних встречала очень редко. Но, как это обычно бывает, не носителя языка всегда легче понимать, потому что он говорит медленней, отрывистей и в целом проще.

– Я видела из иллюминатора самолета, что вся земля покрыта снегом, – проговорила Моник.

– Да, у нас уже зима вовсю свирепствует, – подхватила Катя. – Несколько дней назад была сильная метель. У вас снег зимой выпадает?

– Выпадает. Но в гораздо меньших количествах.

Компания проходила по коридору, по которому гулким эхом проносились голоса других прилетевших и встречающих. В больших серых окнах Моник увидела ночь, освещенную желтым светом прожекторов, стоянку машин и вихрь из кружащихся мелких снежинок. Они остановились, чтобы дать Моник переодеться. Катя бросила взгляд на обувь и снова грустно покачала головой:

– Вот про обувь я не подумала, – она запустила руку в кудрявую шевелюру и начала их ерошить еще больше.

В это время Моник переодевала пальто, которое действительно оказалось коротковатым, зато с запасом сошлось на пуговицах. Катя протянула ей вязаный шарф и шапку, еще раз опасливо покосилась на спортивные черно-синие скетчерсы Моник с ослепительно-белыми шнурками. Уже по одной только обуви можно было утверждать, что Моник приехала из Европы.

Выйдя на улицу, Моник буквально задохнулась от морозного воздуха. Только подул ветер, как ей показалось, что она вдруг оказалась голой. Она невольно уткнулась носом в ворот пальто, съежилась и обхватила обеими рукам голову, натягивая плотнее шапку.

Они быстро зашагали прочь от здания аэропорта в сторону стоянки автомобилей. Постепенно тело Моник адаптировалось, и то ли кровь забегала быстрее, то ли от быстрой ходьбы она начала отогреваться. Покрутив головой по сторонам, она увидела огромные (как ей показалось тогда) горы снега по краям дороги, убегающей вдаль. До машины дошли быстро. Катя открыла ей заднюю дверь автомобиля и кивнула, чтобы она садилась. Через мгновение она подсела с другой стороны, все так же открыто улыбаясь и постоянно вглядываясь в ее лицо, словно пыталась прочитать ее мысли. Но это была бы пустая затея, даже для того популярного вампирчика Эдварда, будоражившего воображение стольких молодых девушек по всему миру. Мысли Моник очень часто блуждали очень глубоко в сознании, что ей почти всегда казалось, что в данный момент она ни о чем не думает. В большинстве случаев мысли зарождались только как ответная реакция на вопрос, реплику или какое-то только что произошедшее событие. Поэтому ее ответы были немногосложными и как будто неоконченными.

Через несколько минут они двинулись по исчезающей в снежной метели дороге. Удивительно было видеть в ноябре месяце покрытую снегом землю, не припорошенную, а прямо-таки заваленную сугробами. «Интересно, весна в этой стране наступает позже, чем в Бельгии, или весна у них вместо лета?!» – так думала Моник, упершись взглядом в окно. Через некоторое время она, увидев наручные часы Кати, спросила у нее, какая разница во времени с Москвой.

– Мы живем по Московскому времени, – ответила Катя. – Ты переводила часы в Москве?

– Да. Я сделала это еще в самолете на Москву, чтобы не пропустить следующий рейс, – улыбнулась Моник. У нее начали отогреваться ноги, и она пошевелила отекшими пальцами, мечтая о том, когда она сможет снять обувь.

– Дорога до города займет около 40 минут, потом еще по городу минут 15, – тоном экскурсовода сказала Катя. – Дома нас ждет моя мама – Елена Анатольевна. Я думала устроить сегодня праздничный ужин в честь твоего приезда, но потом мы решили, что ты устанешь с дороги и лучше тебя сегодня оставить в покое.

Моник постаралась вытянуть ноги, насколько это позволяло место в машине, и мысленно согласилась с Катей, что хорошо бы оставить ее в покое уже сейчас.

За окном была черная ночь. Свет от фонарей фантастическим образом отражался от сугробов снега, сгрудившихся по краям дороги рыхлой массой. Казалось, что снег светится изнутри. Сверху валы снега припорашивало пушистым слоем нового снега, а за ними расходилось вдаль, насколько можно было охватить взглядом, снежное поле. Огни аэропорта скрылись где-то в необъятном поле, а новые опознаватели ближайшей цивилизации еще не появлялись. Моник почувствовала вдруг тоскливость. Снова захотелось закрыть глаза, чтобы, открыв их, оказаться уже в машине родителей, а лучше сразу в своей комнате.

Она откинула голову на подголовник машины и прикрыла глаза. Катя начала рассказывать ей историю о том, как по пути в аэропорт перед их машиной выскочила кошка, а потом собака. Как отец еле успел вытормозить. Потом она переключилась на рассказ о том, как она готовилась к приезду Моник – предупредила соседей по площадке, сделала перестановку в комнате, подготовила теплые вещи и одолжила у знакомых ноутбук, специально для Моник. Она рассказывала все важным тоном, делая иногда перерывы для ответной реакции Моник. Увидев, что та сидит с закрытыми глазами, Катя замолкла. Отец Кати немного прибавил звук радио, и в машину полилась приятная мелодия – какая-то абстракция, но именно то, что надо было в этот момент Моник.

– Мы подъезжаем к городу, – торжественно заявила Катя через некоторое время. Моник взглянула в окно и увидела, что узкая полоса уходящей в никуда дороги сменилась широким шестиполосным шоссе, обрамленным высокой аркой в виде буквы М.

– Сейчас будем проезжать пост полиции дорожной службы, – Катя воспользовалась моментом, чтобы продолжить свою болтовню. – Потом немного по городу проедем и будем дома. Ты знаешь, в нашем городе через два года будет проводиться международная универсиада, – поддерживая торжественность своего тона, сообщила Катя. – По всему городу идет строительство спортивных объектов и другой инфраструктуры, поэтому в городе немного грязновато. Я буду выбирать маршруты, чтобы обходить стройку. Но, сама понимаешь, конечно, это будет трудновато, – Катя придвинулась поближе к Моник и говорила, чуть наклоняясь в ее сторону. – Например, недалеко от нашего дома идет строительство транспортной развязки. Как наступили холода, земля замерзла, и вокруг уже нет такой грязи, как это было осенью. – В любом случае, город наш очень милый и уютный. Я надеюсь, тебе здесь будет комфортно. Тебе понравится не только собирать материал, но и потусить, – Катя потрясла головой. – Как ты любишь проводить свободное время? – рассчитывая хоть как-то инициировать диалог, спросила Катя.