Зимняя весна. первая книга о любви: наивная
– Я обычно провожу время с подругами, – ответила Моник. – Мы по-разному проводим время. Шопинг, кафе, кино, – перечисляла Моник, пытаясь вспомнить, чем еще она занимается обычно. Неужели все ее свободное время она уделяла своим подругам? Ну, еще виделась с Патриком. Представив своего бой-френда, Моник поморщилась.
Последнее время она все чаще находила причины и другие дела, чтобы не встречаться с ним. Хотя их ритуал созваниваться на дню по несколько раз, сообщая друг-другу о своем местоположении, событиях, которые происходят в данный момент вокруг, ей был очень мил. И она с удовольствием, пожалуй, только в этом случае проявляла небывалую разговорчивость, описывая все в подробных мелочах, что ей попадалось на глаза в тот момент. Например, то, как преподаватель социологии – рассеянный мужчина, снова пришел в разных носках. Они были примерно одного цвета, но отличались по тону. Увидела Моник это в тот момент, когда он сел на стул и закинул одну ногу на ногу. А потом ему позвонил телефон, который, очевидно, стоял на режиме виброзвонок, и он, вздрогнув, поспешно вытащил его из кармана, но, увидев имя звонившего, скинул звонок и с разочарованием переложил телефон в свой портфель. Поговаривали, что от него ушла жена. Или как в кафе молоденькая официантка так сильно наклонилась, протирая стол, что мужчина с соседнего столика, не сводивший глаз с ее декольте, тут же подозвал ее и долго-долго обсуждал с ней меню, советовался, какой напиток выбрать, и улыбался, опускал шуточки, пока, наконец, не решился спросить, не согласна ли она выпить с ним вечером после работы. На что девушка предложила прийти в кафе вечером, так как она будет работать допоздна. Патрик в ответ в том же духе сообщал ей, что происходит вокруг него в данный момент. Так они могли чирикать минут десять, а потом, договорившись созвониться позже, прощались до следующего раза.
Словно угадав, о чем она думает, Катя спросила, есть ли у нее бойфренд.
– Да, – коротко ответила Моник.
– А я все не могу определиться со своей второй половинкой, – мечтательно произнесла Катя, не дожидаясь ответного вопроса. – Вокруг меня столько симпатичных парней, но ничего конкретного не предлагают, – вздохнула она.
В этот момент внимание Моник привлекли контуры города, выныривающие из темноты, и она прильнула к окну.
– Сейчас мы будем проезжать два объекта, построенных к универсиаде. Ты увидишь их справа – это теннисный корт и бассейн, – Катя махнула рукой в сторону возвышающихся на пустыре спортивных комплексов. – За ними – деревня Универсиады, сейчас пока дома отдали под общежития студентам.
Моник едва разглядела ряд зданий и светящуюся разными цветами вывеску в форме тюльпана. Теперь они проезжали мимо серо-бежевых жилых многоэтажек, обвешенных вывесками на разный лад, открытых автобусных остановок с несуразного вида магазинчиками, людей, прятавших лица от снега, и стайки псов с обвисшими клочьями шерсти.
– Это спальный район? – озвучила вслух свое предположение Моник.
На эти слова Катя немного смутилась, но потом улыбнулась и согласилась с ней:
– Можно и так сказать. Мы скоро будем дома.
От ярко-желтой вывески «Макдональдс» повеяло теплом. Если здесь обосновался «Макндональдс», значит, не так все уныло, как ей начало казаться. Она окинула взглядом огромные опоры, по всей видимости, для строящейся дорожной развязки. На перекрестке они повернули направо, пересекая неровности дороги, из-за чего машину раскачало так, словно они попали в легкий шторм на воде. Потом на пути снова были какие-то ямы, и машина отозвалась постукиванием в районе багажника. Катя извиняющее улыбнулась:
– Мы все надеемся, что к Универсиаде город превратится в конфетку – с ровными широкими дорогами, ухоженными скверами, отремонтированными зданиями. Поэтому терпеливо сносим это грандиозную повсеместную стройку, – снова придав своему тону торжественности, сказала Катя.
Через некоторое время они завернули во дворы многоэтажного дома и остановились у подъезда. Вся увиденная Моник архитектура, включая подъезд дома, в который они направились, приводила ее в легкое удивление. Она, правда, видела очень похожие здания в восточном Берлине, когда ездила навещать своих родственников. Да и в других городах Европы приходилось оказываться в жилых кварталах. Однако, ей, прожившей всю жизнь в окружении средневековой архитектуры, было нелегко принять облик этого города. Поразило ее, как на фоне безликих зданий то тут, то там выпячивались элементы модерна в оформлении магазинов и офисов и в виде отдельных построек. Словно на черно-белой фотографии нарисованы маркером цветные пятна. Единственным и действительно захватывающим дух украшением всей представшей перед ее глазами картиной был пушистый, искрящийся под светом фонарей снег.
Вся компания прохрустела по снегу до подъезда, и Моник с облегчением вздохнула, предвкушая теплое жилище и ночь, чтобы привести в порядок мысли. Вернее, она, конечно же, рассчитывала поскорее уснуть, но надеялась, что в это время ее мозг будет приводить мысли в порядок. А назавтра все начнет складываться легко и гладко.
3
На пороге квартиры их встретила мама Кати – маленькая стройная женщина с короткими кудрявыми волосами, большими круглыми глазами и такой же, как у Кати, сияющей улыбкой. Она на очень красивом и официально-правильном английском поприветствовала Моник, представилась Еленой, приняла ее пальто, шапку. Прихожая переходила в небольшой холл, из которого в разные стороны расходились двери в гостиную, кухню, туалетную комнату и коридор. Владислав скрылся в коридоре с сумками Моник, по всей видимости, там находилась ее комната.
Елена поманила Моник за собой, и они оказались на пороге небольшой комнаты.
– Это комната Кати и твоя, – кивнула головой Елена в сторону комнаты. Моник быстрым взглядом окинула комнатку, которая при ее малых размерах удивительным образом была обставлена всем необходимым – кровать, полки с книгами и шкаф для одежды с зеркальными дверьми, компьютерный стол и даже цветы на подоконнике. Нежно-сиреневые обои с белыми полосами смотрелись мило в сочетании с разными побрякушкам, статуэтками, аксессуарами для волос, разложенными на настенных полках над кроватью. В углу за компьютерным столом она разглядела гриф гитары, выглядывающий из-за приспущенных штор.
– Катя на время твоего пребывания будет спать в гостиной, – продолжала Елена. – Поэтому комната полностью в твоем распоряжении.
Они прошли в гостиную, Моник с удовольствием уселась в мягкое кресло и поняла, что она находится в крайней степени усталости. Ее невероятно привлекла мама Кати. Она не могла оторвать от нее взгляд, пока та грациозно перемещалась по комнате, сервируя стол для ужина. Елена отправила Катю с каким-то поручением в другую комнату, чему Моник была очень рада. От постоянно сыплющихся от Кати вопросов и прочей информации у нее начинала пухнуть голова. Елена с улыбкой на лице тихим голосом рассказывала о семье, о том, как они живут и чем занимаются. При этом очень тактично ни о чем не спрашивала Моник, а просто время от времени делала паузы, давая ей возможность в случае ее желания вставить реплику. Такого желания у Моник не возникало, поэтому Елена продолжала рассказывать дальше.
Моник узнала, что Елена работает воспитателем в частном детском саду, а до этого преподавала английский язык в институте. Отчасти благодаря этому Катя хорошо владеет английским языком и поэтому смогла принять участие в международной программе обмена. Ее муж Владислав работает в страховой компании, иностранным языком не владеет, поэтому Моник, скорее всего, общаться с ним напрямую не придется. Они оба – Елена и Владислав, большую часть времени проводят на работе, так как дети уже взрослые и самостоятельные. Поэтому Моник, наверняка, будет достаточно комфортно находится в их семье и спокойно посветить себя написанию работы.
Моник оглядела гостиную. Светлая, просторная комната со свежими обоями в оранжево-коричневых тонах и желтовато-коричневыми шторами до пола была оформлена в смешанном стиле. Из обстановки в комнате был очень старомодный гарнитур с потускневшими золоченными вставками и ручками, хорошо сохранивший блестящее лаковое покрытие. «Ему вполне нашлось бы место в антикварном магазине, – подумала Моник, – или хотя бы в каком-нибудь старинном здании». Он очень плохо гармонировал с угловым диваном, сотворенным в духе минимализма. Два кресла, очевидно, были куплены в комплекте с предшествующим диваном – они были массивны, с широкими подлокотниками и высокой спинкой. Кресло, на котором сидела Моник, было в меру продавлено, из-за чего она приятно погрузилась в мягкую, но еще упругую ткань. На стене между двумя секциями гарнитура висела ЖК-панель телевизора, в ширину не меньше 40 дюймов по диагонали, зачем-то обрамленная в стертый позолоченный багет. Телевизор висел напротив дивана, а сидящим в кресле необходимо было поворачивать голову налево. На полу лежал красный теплый ковер с восточным орнаментом. Под стать дивану был разложен простой стол – четыре ножки и столешница, покрытая скатертью. За стеклянными дверцами гарнитура была видна красиво расставленная посуда – чайные приборы, большие тарелки и блюда, фужеры и бокалы.
– Если тебе нужна ванная комната, я могу тебя проводить. Сейчас будем ужинать. Проголодалась? – мама Кати встала у дверей, чтобы проводить ее в ванную. Они прошли через холл, мимо кухни, из которой выглянула Катя, держа в руках поднос с пирожными и направляясь в гостиную. Ванная комната оказалась совмещенной с туалетом, при этом состояла из двух комнаток. В первой располагался туалет с умывальником, а дальше сама ванная комната. Моник проявила любопытство и заглянула и туда. Она решила умыть лицо. Взглянув на себя в зеркало, она еще раз отметила про себя, как выгодно оттеняла ее бледноватая кожа черные глаза и алые губы.
Когда Моник вернулась в гостиную, Катя и ее мама стояли у стола, а Владислав сидел на том кресле, которое до этого облюбовала Моник.
– Прошу к столу, – озарив свои слова улыбкой, произнесла Елена, указав рукой на место на диване, приготовленное для Моник.
Глаза Моник сканировали необычно помпезную сервировку стола, рецепторы передавали в мозг информацию о вкусе блюд, вибрации воздуха складывались в вежливый разговор. От переизбытка новой информации за сегодняшний день Моник уже не могла оценивать происходящее на предмет нравится или не нравится. Она просто продолжала впитывать все новые и новые факты, детали, обстановку, словно робот, откладывала в ящичек всю информацию, рассчитывая переработать ее и разложить «по полочкам» позже.
Обстановка за столом была несколько натянута, а разговор то и дело затухал, несмотря на неистощимую многословность Кати и умение Елены искусно выстраивать разговор. При этом оба «молчуна» не чувствовали неловкости. Владислав не понимал о чем шел разговор, а для Моник молчание было вполне привычной и комфортной средой.
Ужин закончился, и компания сидела некоторое время, откинувшись на спинки. Владислав теребил салфетку, Моник теребила застежку на джинсах, Катя подъедала маслины с тарелки, а Елена, оперевшись подбородком на сложенные руки, переводила взгляд с дочери на мужа, на Моник и обратно, чему-то улыбаясь про себя.
– Нам завтра надо сесть и составить план нашей совместной работы, – вдруг начала Катя, обратившись к Моник.
– Катя, – прервала ее мама, – у вас впереди целых 6 месяцев! Неужели за это время не успеете хотя бы план составить? – она посмеялась и приподнялась, чтобы собрать со стола посуду. – Отправляйтесь отдыхать. Катя, помоги Моник разместится.
Моник пришлось еще полчаса выслушивать разъяснения Кати, прежде чем ее окончательно оставили одну. Наконец, дверь в комнату закрылась, оставив Моник размышлять о загадочной присказке, которую Катя успела шепнуть, выходя из комнаты: что-то говорилось в ней о женихе, которого Моник предстояло увидеть во сне.
Некоторое время Моник сидела неподвижно на кровати, глаза ее блуждали по комнате, останавливаясь на разных мелочах. Голова, переполненная информацией, по состоянию напоминала ей паровоз – тяжелая и шумная, готовая выпускать пар из ушей. Ей безумно хотелось отправиться в душ, чтобы смыть с себя пыль, прилипшую к ее телу за целый день, но она никак не могла взять себя в руки, чтобы подняться с кровати. Она решила полежать чуть-чуть, но это закончилось тем, чем заканчивается обычно в таких случаях.
Через час Елена, завершив дела на кухне, заглянула в комнату Моник. Увидев, что та спит беспробудным сном, одетая и, съежившись в позе эмбриона, она аккуратно вытащила из-под нее покрывало и укрыла ее, не забыв по-матерински провести ладонью по ее гладким, прямым волосам. Потом тихонько вышла из комнаты, потушив свет.
4
Закрутилась первая неделя. Первое утро Моник в доме принимающей ее семьи было тяжелым, так же, как и все остальные. Она спала допоздна, из-за чего весь день потом проходил как в тумане. При этом вечером она тоже быстро засыпала таким крепким сном, что иногда не помнила, как опускала голову на подушку.
Катя возвращалась с учебы в университете в 2 часа после полудня. Она училась на последнем курсе филологического факультета. Два раза в неделю, в дни, когда у нее было мало пар, она подрабатывала в международном отделе. Она занималась подбором международных образовательных программ, открытых в университетах по всему миру. Об этом, не без гордости, Катя сообщила Моник в первый же вечер. К моменту возвращения Кати Моник, спавшая почти до обеда, едва успевала пообедать, убрать за собой посуду и принять душ. За Катей подтягивались ее подруги, приятели и родственники. Каждый день – новые лица. Моник через пару дней сообразила, что Катя устроила смотрины, и поэтому каждый день к ней, словно случайно, под самыми разными предлогами наведывались ее знакомые.
В первый вечер к Кате пришли в гости ее подруги. Они неплохо говорили по-английски, но то и дело переходили на русский язык. Это совсем не раздражало Моник, так как не мешало ей пристально изучать их, разглядывая черты лица, детали одежды, наблюдать за жестами и постоянными переглядываниями. Она чувствовала, что ее пытливый взгляд смущал девчонок, но ничего не могла с собой поделать. Они были совершенно другими. Одеты так нарядно, словно они собрались на вечеринку или даже прием. Четко отобранные аксессуары, серьги дополняли образы и приковывали взгляд Моник. Подруги – Роза, Ирина и Мадина – принесли немного теплых вещей для Моник. Пальто с меховым воротником, которое очень хорошо село по фигуре Моник; сапоги на платформе с тонкими каблуками, от которых Моник сразу отказалась; тогда ей предложены были меховые полусапожки на плоской подошве сиреневого цвета – угги; несколько теплых свитеров и теплое шерстяное платье с высоким воротом.
Все подруги были одновременно схожи и различны по стилю в одежде и манере поведения. У каждой из девушек был свой стиль и подобранный к нему антураж. Даже у Кати был свой особенный стиль, хотя изначально Моник не обратила на это внимания. Однако, что-то еле уловимое в их поведении указывало, что они стремятся подражать определенному образу. Поэтому каждое слово, каждый жест, улыбка проверялась на соответствие выбранной модели поведения. Этот общий тренд объединял их в одну цельную картинку – живую, милую, полную непосредственного кокетства. И именно на их фоне Моник, словно игрок, не знавший правила игры, смотрелась настолько обособленно.
Моник не сразу раскусила их ролевые игры и поэтому все пристальнее вглядывалась в их лица, пытаясь понять, чем же так завораживают ее эти девушки. Она впервые поняла смысл выражения – щебетание. Девушки ловко перебрасывались словами, словно запускали друг в друга воздушные пузыри, при этом непрерывно хихикали, одаряли друг друга ужимками и искрили многозначными взглядами. Грань между естественностью и наигранностью была настолько тонкой, что, когда Моник, наконец, поняла, что ей отведена роль зрителя в спектакле, где у актрис нет вторых ролей, она еще глубже погрузилась в свое молчаливое недоумение.
После обновления гардероба Моник и чаепития Катя предложила прогуляться до торгового центра, чтобы развеяться и присмотреть на всякий случай еще какую-нибудь одежду и по пути зайти в банк, чтобы обменять деньги. Моник, просидевшая дома целый день, разбирая вещи и осваиваясь с помощью Кати в квартире, с радостью согласилась.
Девушки дружно поднялись, как по команде, и, устроив столпотворение в коридоре, с гиканьем и хохотом начали одеваться. Одевшись и опустив возгласы восхищения в адрес Моник и ее одеяния, они по очереди высыпались в коридор и затолкались в маленькую коробку лифта.
– Ты еще не ездила в общественном транспорте в часы пик? – очень серьезно спросила Мадина, обращаясь к Моник. Та покачала головой. – Ну, тогда наша поездка в лифте будет хорошей репетицией. Хотя, поверь мне, ехать в полном автобусе намного безопасней, чем в пустом. Со всех сторон тебя поддерживают, главное успеть занять вертикальное положение до того, как закроются двери, – тут девчонки снова дружно рассмеялись, продолжая добавлять реплики на русском.
– Я думаю, для знакомства с нашими распрекрасными красными автобусами следует выделить отдельное время, – подхватила тему Ирину. – Это захватывающий аттракцион!
– Сегодня мы точно обойдемся без них, – продолжая смеяться, сказала Катя, – прогуляемся пешком.
Компания вышла на улицу. Снова, как в момент выхода из здания аэропорта, Моник ощутила пощипывающий кожу лица и рук мороз. К минусовой температуре присоединился ветер с колючими снежинками. Увидев, что девушки подняли воротники и потуже затянули шарфы, она втянула шею в плечи и уткнулась носом в шарф, наспех обмотанный в несколько слоев вокруг воротника.
Подружки изящно семенили по покрытой снегом, утоптанной дорожке, балансируя время от времени на скользких участках. Моник, несмотря на то, что подошва одолженных ей угг была плоской, с непривычки волочила ноги по дороге, силясь не поскользнуться. В итоге Катя подхватила ее под руку, от чего она сразу почувствовала себя уверенней и начала крутить головой по сторонам, рассматривая улицу. На улице было многолюдно. Люди, кто торопливо, кто не спеша, обгоняли компанию девушек и шли навстречу. Редкие деревья вдоль дороги были полностью облеплены снегом, который склоченными комьями лежал на ветках и искрился с чуть затвердевшей на морозе коркой. Проходя мимо серо-белых многоэтажек, Моник отметила, что сегодня они не выглядят такими устрашающими, как вчера. Мерцающие вывески озаряли темную облачную ночь празднично-легкомысленным светом.
Обменяв небольшую часть денег на русские рубли, Моник задала вопрос, что и сколько можно купить на ту или иную сумму. Этот вопрос пришелся по нраву девушкам. Они стали наперебой приводить ей примеры. Моник узнала, но не запомнила и половины, сколько стоит хлеб, молоко, проезд в автобусе и метро, платье, сапоги, кофе, чизкейк, билет в кино. Помимо этого, она узнала стоимость всего, что попадалось на глаза девушек по дороге. Большая часть экземпляров была явно оценена навскидку и шутки ради, что вызывало бурный хохот всей компании. Так, ей предложили цену уличного фонаря целиком и в разобранном виде, крышки от люка, мусорного контейнера и куртки симпатичного парня, попавшегося навстречу.
Зарумяненные от мороза, со снежинками на воротниках и ресницах, шумные и вальяжные, девушки вошли в ярко-освещенный торговый центр. Он располагался аккурат рядом с примеченным вчера «Макдональдс», и у Моник в голове сразу нарисовалась карта окрестности. Позади дом, налево – дорога в аэропорт. Город простирался и дальше – направо и прямо уходили шахматки из темных и освещенных окон домов. Оказавшись в торговом центре, Моник смогла пристальнее рассмотреть людей.
Несмотря на бушевавшую на улице зиму, девушки и женщины умудрялись извлекать выгоду из этого положения. Они облачались в высокие сапоги на каблуках, придавая подтянутость фигуре и подчеркивая стройность ног; украшали голову меховыми и вязаными головными уборами, которые выгодно обрамляли лица, позволяя при этом паре дерзких локонов кокетливо выбиться наружу; одевали шубки, пальто и пуховики, которые, вопреки укоренившему у Моник мнению о подобного рода одежде, вовсе не были бесформенными и широкими, напротив, они были выкроены специально, чтобы обозначить выдающиеся изгибы женского тела. Моник вдруг стало неловко за свой небрежно повязанный шарф, и она решила расстегнуть пальто.
После недолгих блужданий по торговым павильоном подружки решили расходиться по домам и, тепло попрощавшись с Моник, оставили ее с Катей у выхода из торгового центра.
5
Погрузившись в водоворот новых лиц, Моник за всю неделю едва успела разложить свои вещи по шкафчикам, подключить ноутбук к Интернету и более или менее освоиться в квартире приемной семьи. Несколько раз за неделю они с Катей прогуливались в окрестностях района – либо до ближайшего магазина, либо провожая очередных гостей. Моник уже почти привыкла к мрачновато-серому пейзажу жилого квартала, пересеченному вдоль и поперек грязными лентами дорог. Тем более, что снежные покровы превращали все вокруг в сказочную картину.
Родителей Кати она видела мельком по вечерам – выходила к ним поздороваться. Ужинали девчонки, как правило, в комнате Кати или перед телевизором в гостиной. Катя говорила, что крошечная кухня в их квартире рассчитана на одного человека, и этот человек – ее мама. Поэтому у них дома завелся сервировочный столик на колесиках, на котором еда вывозилась в гостиную или спальню, где и поглощалась. При этом родители Кати, по всей видимости, ее подхода не поддерживали и ужинали именно на кухне.
Моник каждый вечер клятвенно обещала себе, что со следующего дня углубится в работу по проекту. Удивляло ее то, что Катя так и не подошла к ней со своим планом работ и вообще никаким образом не намекала ей об этом, словно Моник просто приехала погостить. Подготовительная гонка, которая длилась последние несколько месяцев, так измотали Моник, что она с удовольствием отсыпалась в тишине этой уютной и теплой квартиры, а после обеда с радостью участвовала в приеме таких разных, иногда странных, иногда милых и смешных посетителей.
Пришли выходные, хотя, если бы об этом не сказала ей Катя, то Моник даже не вспомнила бы о них, так как она сбилась со счету дней недели. Накануне, в пятницу, Катя объявила, что назавтра они отправятся на экскурсию в центр города. Предложение показалось заманчивым, тем более Моник понимала, что целый выходной день лучше провести, гуляя по улицам, чем в четырех стенах с домочадцами приемной семьи и Катей. В квартире, в которой трудно было найти укромное местечко, выходные вполне могли бы оказаться пыткой для любившей уединение Моник.
На следующее утро погода благоволила прогулкам. Была солнечно, и Моник впервые увидела жилой квартал при дневном свете. Солнце отражалось от крупинок снега, играя бликами на нем, из-за чего сильно слепило глаза, как на берегу белоснежного песчаного пляжа. Катя перекинула через плечо сумку с зеркальной фотокамерой и обратилась к Моник:
– Сегодня будем составлять фотоотчет о твоем знакомстве с городом! Любишь фотографироваться?
Моник покрутила запястьем руки, что должно было означать нечто среднее между «люблю» и «не люблю». Не дождавшись подтверждения ее жеста словами, Катя начала сама отвечать на вопрос:
– Я раньше тоже просто ненавидела фотографироваться. Не потому, что я выходила плохо, я, кстати, очень фотогенична.
«С такой улыбкой трудно плохо выходить на фотографиях», – подумала про себя Моник.
– Мне казалось, это так скучно и банально – позировать на фоне пейзажей и городского вида, какими бы потрясающими они не были. Ну, сфоткаешься один раз вприсядку, один раз стоя, один раз подпрыгнешь, в обнимку с подружкой – ну что еще интересного можно придумать?
Моник слушала Катю, непрестанно оглядываясь по сторонам, пока они двигались в направлении все того же торгового центра. Высокое бездонное небо, неожиданно для Моник, так обрамляло картину этого серого района, что он превратился в приветливое, светлое и просторное место.
Тут Катя изменила тональность своего голоса, и Моник непроизвольно начала вслушиваться в ее речь.
– Но, однажды, перебирая старые фотографии, я вдруг поняла, в чем смысл обязательного моего присутствия на них, – Катя была мастерица рассказа, знала это и использовала, играя голосом и даже на английском подбирая сложные художественные обороты. – Когда видишь просто фотографию местности, даже если побывал там, ты не соотносишь себя с этой картинкой. И воспринимаешь ее обособленно от себя. Но, когда разглядываешь снимки, где есть ты, пусть даже в одной и той же позе манекена на всех фотографиях, воспоминания пробуждаются, и ты переносишься в ту обстановку, заряжаешься тем настроением. Вспоминаешь, в каких обстоятельствах был сделан снимок, что ему предшествовало, и куда ты направился после. Словом, сама суть фотографии как раз заключается в том, чтобы ты был на них запечатлен. Тогда они смогут выполнять задачу фиксации мгновения. Только надо обязательно пересматривать фотографии время от времени, – при последних словах она хихикнула, разрушив всю помпезность от ее тирады.