Под созвездием Большого Пса. Полукровка

«Куда он пропал? Приказал стеречь, я стерегу, а где же он сам?»

Палкан вновь попал в непонятную ситуацию. Летнее солнце заметно сдвинулось в сторону горизонта, жара слегка спала, двор погрузился в тень. Это позволило свободно по нему передвигаться без риска быть заживо поджаренным на солнечной сковороде. Палкан знал одно место во дворе, где сетчатый забор, отделяющий собственно двор от сада, слегка касался земли и, немного поднажав на сетку, легко можно пролезть по другую сторону забора и оказаться в этом самом тенистом, травянистом саду. А уж там… там много яблонь, создающих плотную тень даже в жаркие дни, и малина, кружевными зарослями прикрывавшая секретные лёжки Палкана. Здесь привычные ему запахи, трава, которую Палкан привык грызть. Почему ему эта трава нравилась, он не понимал. Кто его научил или обманом заставил грызть именно эту траву, ему было не известно. Да он и не вдавался в такие подробности, главное, что после травяной диеты из этого сада он явно получал ощутимый прилив сил. Звериное чутьё, не иначе. Наверное, это его волчья натура временно брала власть в свои руки и заставляла действовать инстинктивно. Технология простейшая – пожевал, пожевал, проглотил, прилёг, полежал – в итоге прилив сил. Прямо как у нас, людей, не правда ли?

Заснул Палкан в своём малиннике, но не долго длился его сон. Знакомый голос окликнул его по имени:

– Палкан, Палканчик, на… на… ты где?

Сразу узнал он голос своего лучшего друга. Это был, без сомнения, Санька. До сих пор он был в школе, там во время летних каникул они помогали старшим пропалывать школьный огород и собирали огурцы с грядок. А вот теперь после отработки, так это называлось, вернулся домой. Ведь это он всегда держал миску Палкана наготове и ждал его прихода как манны небесной. Санька ещё не был учеником, а только готовился к поступлению в первый класс, и вместе со сверстниками после посещения старшей группы детского сада их частенько водили в школу для предварительной подготовки и адаптации к новой школьной жизни. Для него появление друга всегда праздник, а его постоянное проживание просто мечта. Конечно же среди пацанов из его группы тоже полно приятелей и друзей среди сверстников – соседей по улице, и даже есть друг Геша, с которым он всегда встречается, когда гостит в райцентре, в доме у бабушки. Но Палкан – это совершенно особый случай. Наблюдателю со стороны бросилось бы в глаза, что эти два по сути разных существа, как только встречались, составляли одно целое. То ли щенок становился ребёнком, то ли ребёнок щенком – идиллия, да и только.

«Друг пришёл!»

Палкана, как взрывом, подняло с места, он опрометью рванул навстречу звучащему голосу. Вместе веселей. Первый день пребывания в новом качестве у Палкана закончился положительно. В этот вечер Палкан съел все котлеты, которые хозяйкой Лидой для него никак не планировались. Шикарный ужин он запил большой порцией парного молока. Всё это было запоминающееся событие.

На следующий день начались трудовые будни Палкана. На раз‑два, как матрос в кубрике, он освоился в своей новой конуре, лежанка на достойной подстилке, только перед использованием вытащил её на двор и потрепал как следует, стряхнув старую пыль. После наведения порядка ему на ум пришла ум…ная мысль. «Теперь надо что‑то делать, приказано стеречь!»

Вспомнив последний приказ Степана, он встрепенулся и пошёл в обход двора дозором. Рядом с кустами сирени наткнулся на свою миску, она была перевёрнута, и куры выпотрошили её содержимое до металла. Палкан привык всё своё держать при себе, поэтому лапой перевернул её, взял в зубы и отнёс к конуре. Затем гордым видом и резким выпадом в сторону кур намекнул им, что с ними будет, если с миской вдруг что‑нибудь случится. Исполнив миссию устрашения глупых кур, пошёл заниматься охраной вверенной территории: «Какой невероятно противный запах».

Пронзительно резко пахнуло в нос из‑под кустов в палисаднике. Неопытный щенок пока не знал, что здесь в палисаднике под кустами постоянно нежится хозяйский кот. Матёрый забияка с прокусанным ухом метил казавшуюся ему собственной территорию, остальных котов доброй половины улицы он держал в страхе. Его достоинством было то, что он привык к собственной силе и на дворовых собак не обращал никакого внимания, считая это ниже его достоинства. Палкан, принюхавшись, уловил в ужасном запахе лежебоки и тот тонкий аромат, который являлся пропуском в хозяйский двор, это как система «свой – чужой» у самолётов. А ещё у пограничников всегда забот полон рот. Разобрался с одним вопросом, тут сразу следующий: «Что за странный звон у ворот, надо разобраться».

Палкан опрометью полетел в сторону калитки. Ему показалось, что во двор пытается проникнуть непрошеный гость.

«Так и есть, что это ещё за чучело? По виду вроде пёс, но морды у него почти не видать, сплошная грязно‑белая шерсть. Ошейника тоже нет, а из‑под шерсти в области шеи вниз свисает обрывок цепи и противно позвякивает».

Непрошеное существо попыталось пересечь запретную линию калитки и от неожиданности даже попятилось назад. Перед ним, откуда ни возьмись, выросла фигура собаки, однако не совсем собаки, то есть полу‑собаки. От щенка мерзко воняло молоком и противными «собачьими пелёнками». Нарушителем оказался соседский цепной пёс Туман. В очередной раз разорвав свою старую потёртую привязную цепь, он с её обрывком на ошейнике носился по улице и, словно привидение замка, позвякивал ею. По правде говоря, в эти моменты перед ним не рисковали появляться даже взрослые собаки, потому что это было равносильно самоубийству. Обычно при такой встрече происходил стремительный бой с предсказуемым результатом. Любой соперник, который не успевал вовремя смыться, был жесточайше покусан и с воем позорно, пока жив, улепётывал. Хозяин этого лохматого чудовища Андрей Максимович Доля работал шофёром бензовоза и подвозил топливо в поля, где властвовала уборочная страда, прямо к комбайнам и тракторам. Он гордился способностью своего Волкодава, как он его называл, наводить ужас на соседское собачье племя. Ни единой победы над волками у этого грозного с виду чудовища не было, а вот пресловутое собачье племя он потрепал изрядно. Будка этого выродка размещалась у самых ворот, и этот самый Туман с остервенением бросался злобно лаять на каждого, кто осмеливался проходить, пробегать или проползать мимо. Не «отрывался» он только на птиц, в этом‑то и была прелесть ситуации, потому что воробьёв было столько, что иначе его пасть не закрывалась бы ни на секунду. Проявляя свою неуёмную злобу, Туман, оказавшись во власти яростного припадка, кусал и крошил в щепки дощечки, которыми были обиты ворота. По этой причине в воротах почти постоянно зияла дыра величиной с его тело. Когда оно – чудище лаяло и вгрызалось в доски ворот, случайные прохожие старались поскорее развернуться и пройти этот отрезок пути по соседней улице. Самому хозяину приходилось довольно часто ремонтировать именно эту часть ворот, и он за работой челюстей своего монстра‑шизофреника едва поспевал. Соседи до хрипа вразумляли Долю:

– Избавься от этого урода, тем более что сторожить‑то особенно нечего: ни скотины, ни скарба на подворье.

Но тот был неприступной скалой. Ведь во дворе у него стоял старенький подгнивший автомобиль «победа», салатного цвета. Мало ли что не заводилась и не ездила, старенькая, зато своя.

– Нет, и всё тут!

В ответ на стенания соседей он в очередной раз ремонтировал цепь, на которой уже давно живого места не было, заколачивал новыми досками ворота, и на этом всё заканчивалось. На короткое время вкруг его двора устанавливалось спокойствие вплоть до нового происшествия. Сегодня Туман «сорвался» в очередной раз. Пикантность ситуации была в том, что предшественника Палкана Туман изувечил полгода назад. В стычке у этих же ворот он разорвал тому шкуру на правой лопатке, и самое страшное – это то, что в бойцовском порыве Туман вывернул своему более слабому сопернику левую заднюю лапу. Вот эта рана была очень серьёзной. После страшного побоища раненый Дик, так звали молодого пса, попал на операционный стол к ветеринару, где ему с большим трудом смогли вправить назад в сустав берцовую кость. Тогда Дика забрал к себе двоюродный брат Николая, Ким. Ветлечебница была в райцентре совсем рядом с его домом. Домочадцы настолько привыкли к умному и доброму Дику, что уговорили Николая не забирать раненого назад, где ему снова будут угрожать зубы сумасшедшего убийцы. Подранок явно шёл на поправку, и это всех радовало. Только ситуация, в которой мы оставили Палкана, такого оптимизма не внушала.

«Как я его напугал. Ну‑ка сдай назад, дурило. Дома никого нет, проваливай».

Палкан выставил напоказ свой необычный оскал, шерсть на его холке вздыбилась. Прямо скажем, его оружие было весьма серьёзным, но находилось оно в распоряжении слишком мелкой сошки. Эта наглая выходка незнакомого молокососа донельзя взбесила нахала, развращённого собственным превосходством. В следующий момент вражеский «крейсер» под названием Туман с расстояния двух метров ринулся на малявку, неся с собой весьма «туманную» перспективу, в смысле ближайшего будущего этого недоноска. Да и способ поражения неприятеля у этого «агрегата» под названием Туман был торпедный. Первое, что он делал, – врезался в соперника с разбега. Масса у задиры была более чем солидной, и ни один соперник не выдерживал лобового столкновения с ним. От такого таранного удара соперник обычно опрокидывался, и, пока пытался вновь подняться, Туман занимал доминирующее положение над телом лежащего, довершая своё черное дело страшными укусами в любую часть тела соперника, что подвернётся. Жертва извивалась, скулила и ничего не могла противопоставить челюстям злодея. Всем известно, что перед дракой собаки встречают соперника грудью, приподнимаясь на задние лапы. В схватках с Туманом они за это жестоко платили, потому что Туман атаковал их не как им привычно, а как ему выгодно. Но вот Палкан был хоть и мелок, но не совсем собака и действовал нестандартно, не как обычный пёс. Под натиском лохматого тарана он просто лёг, припав к земле. Туман, не сумев ничего противопоставить такой подножке, споткнулся и пошёл юзом по покрытому щебнем двору. Сам Палкан не понимал, что делает, находясь в интуитивной прострации, скорее всего это тот самый случай, как и с травой. Не поймёшь, откуда что берётся, всё происходит само собой.

«Что творит это чучело. Это моя территория. Так нельзя! Я ведь здесь главный, я охраняю, Степан приказал стеречь».

В следующий момент он, не чувствуя смертельной опасности, бросился на спину споткнувшегося бешеного зверя, из пасти которого уже сыпались шматки злобной пены. Острые зубы неопытного подростка впились в холку озверевшего «мастодонта». Клыки, слегка приклонённые внутрь щенячьей пасти, попали именно в то место, где густая шерсть распадается надвое, и прокусить её именно здесь оказалось легко. От прострелившей его спину боли Туман впервые за свою бойцовскую жизнь жалобно взвизгнул. Он так и не осознал, что это такое вцепилось ему в шею, но это было очень больно.

Поднимаясь с земли и чувствуя лишний вес в области спины и шеи, он резко выпрыгнул вверх и встряхнулся всем телом, заметив боковым зрением Палкана, болтающегося на нём. Этот хитрый приём был крайне неожиданным и выполнен мастерски. Только хватка нашего Палкана не такова, как у всех собак. Клыки его челюстей, как у настоящих волков, слегка загнуты внутрь пасти и в данный момент сработали как абордажные крючья. От этого оборонительного финта Тумана Палкан чуть не вывернул себе шею, но злодея не выпустил. В этот момент на возникший шум и злобное рычание выскочила Кнопка. Она не растерялась, с наскока отчаянно бросилась в бой. Напарница стала вполне весомой поддержкой в неравной битве. Общая масса этих двух бойцов была едва ли в четверть одного Тумана, для собачьих схваток это очень важный показатель, но наглость, напор и «собственные стены» сделали своё дело. Мелкая Кнопка звонко лаяла, поднимая такой трезвон, что уши вяли, и ещё больно «жалила» непрошеного негодяя за выпуклые места лап. Сопротивляться укусам этой бестии было невозможно, на холке барахталось второе «чудо» и причиняло невыносимую боль боровшемуся зверюге. Рыча и взбрыкивая, Туман рванул со двора назад к калитке, да так, что его погрызенные пятки засверкали, и Палкан едва не въехал на его загривке в чужой двор, свалившись с него далеко за воротами. Туман был настолько ошарашен полученной взбучкой, что впервые в своей жизни, порвав цепь, просидел до прихода хозяина в своей конуре. Сам Доля такому его поведению был несказанно рад и очень удивлён.

– Цепь порвал и никуда не смылся? Молодец, искать не пришлось – умница, – нахваливал Андрей своего ненаглядного. – Что с тобой, мой Лохматик, мой мальчик, где это ты так поранился, да у тебя кровища хлещет. Ты что, на стаю волков напоролся, что ли? Ну‑ка дай мне свою лапку. Ух ты! Какая ранища!

До поздней ночи хозяин причитал и ворковал над своим пациентом, за это время и промыл и перевязал его раны. После хлопотных процедур накормил пострадавшего усиленным спец‑пайком, затем, предварительно постелив свежей соломы в его логово, отвёл туда хромающего любимчика. В результате взбучки, прописанной Туману его невольными врачевателями, несколько месяцев на улице не слышали тупого безудержного лая этого полу‑беса.

Первый в жизни бой Палкана был очень рискованным предприятием, но, к счастью, скоротечным. Пока всё это длилось, прошло совсем немного времени. Представим себе: стычка, свалка, лай Кнопки, драпанье Тумана и на всё про всё не более полутора минут. Однако Палкан приплёлся назад во двор с видом словно выжатый лимон. Шагал он совсем не так, как маршировал гордый Наполеон сквозь триумфальную арку. Пара десятков шагов далась ему как никогда тяжело. Внутри растерзанного тела дрожала каждая его мышца, веки предательски слипались, и со страшной силой тянуло ко сну. Никогда ничего подобного Палкан не переживал. Не осознав до конца всего, что сейчас произошло, обессиленный, он проковылял мимо калитки, мимо Кнопки, которая встречала его вприпрыжку, как триумфатора, подошёл к своей миске и без отрыва вылакал почти два литра налитой в неё воды.

«Что это было такое? Полная пасть вонючей, невкусной шерсти. На языке привкус чужой крови. Болит всё тело так, как будто Степан в наказание отдубасил меня плетью вдоль, а затем и поперёк тела».

Конечно же эдакой взбучки ещё ни разу не было, но Палкан почему‑то явно представлял этот вид воздаяния именно с такими последствиями. Серая, под волка, шерсть нашего героя на холке так и торчала дыбом, и судорожная дрожь по телу ещё долго не проходила.

К вечеру все поочерёдно стали возвращаться домой, первым объявился Санька. За ним дед и все остальные, но никто из домашних не предполагал, что сегодня произошло чудо. Палкан остался жив после неравной схватки с бешеным Туманом, причём этому беспардонному наглецу был впервые преподнесён весомый и убедительный урок. Никто из соседей так и не смог разгадать сложную загадку – почему надоевший всем до икоты злобный лай Тумана прекратился?

– Наконец‑то Доля вразумил своего зверюгу, – так разумели про себя соседи.

8

Во всём повезло Палкану. На новом месте он, как говорится, пришёлся ко двору. Так же запросто со всеми ладил, проблем с курами, как в первый день, больше не случалось. Дворовая живность не навязывалась к нему в сотоварищи, но при этом стороже они почему‑то чувствовали себя в безопасности. Спокойствие и надёжность воцарились во дворе сами собой. Палкан, естественно, был причастен к этому, но предварительных усилий почти не прилагал. Всё происходило, как говорится, само собой. Его волчья сущность никак им не выпячивалась напоказ, но в животном мире своё понимание таких вещей. Поселковая псовая орава видела в нём щенка, а чувствовала Волка. И вот это чувство подсказывало соседским барбосам соответствующие правила поведения.

«Надо бы держаться с этим субъектом поосторожнее».

В одно мгновение эти правила собачья почта, как и полагается, разнесла по всей округе, вдобавок ко всему ещё и весть о его славной победе. После такого прославления Палкан мог свободно прогуливаться по улице и ему за это ничего не было.

Зауважали его даже независимые коты, а особенно хозяйский Марс, у которого голова величиной с арбуз, бока тигрового окраса, сам сгусток безграничной наглости и воинствующей отваги. Если бы тигры были серыми да мелкими, он был бы из их стаи. В знак особого приближения Палкана к собственной персоне этот самый Марс изловил у сеновала и притащил к его миске крупную жирную мышь.

По нашим, по людским, понятиям – это весьма весомый орден за заслуги. А однажды Марс демонстративно, на виду у всего дворового населения подошёл к конуре Палкана, когда тот, высунув морду к вечернему солнцу, мирно возлегал. С видом доверенного лица особы, приближённой к императору, он развалился вплотную к конуре, беззастенчиво вылизывая свою лоснящуюся шерсть. Такой чести не удостаивался никто на всей «бескрайней» улице. Сам глава птичьего гарема – петух от удивления бросил грести лапами землю, странно заквохтал и, не веря собственным глазам, затряс головой из стороны в сторону. Палкан с достоинством принял этот реверанс бродяги кота, лишь глазами шевельнул в знак понимания.

«Ладно, поваляйся тут, лоботряс. Места не жалко», – безмолвно ответил Палкан на безмолвные заявления Марса.

9

Прошло четыре месяца, как Палкан поселился у Николая. На дворе властвовал ноябрь, зябкие дожди и первые заморозки стали посещать предгорье. Дни стояли пасмурные, но пока что достаточно тёплые. С утра на дворе и всей округе лежал первый снег, выпавший ночью, от этого заметно похолодало. Иногда в минуты вынужденного безделья заметно подросшему щенку доводилось вспоминать о Степане, в такие мгновения тоска посещала его щенячье сердце. И вот прошедшей ночью в такую самую минуту под первым снежком он поковылял вдоль по улице плавно, как лебедь по пруду. Неспешно двинулся к берегу речки, уселся там на невысоком обрывистом берегу и, задрав продолговатую морду к небесам, невзначай завыл. Мелкие снежинки сыпались вокруг него, создавая лёгкую туманную дымку. Ему всё происходящее казалось таким трогательным, таким нежным, что хотелось продолжать эту звонкую песнь бесконечно. И ещё ему представлялось, что Степан сейчас тоже на берегу реки, вокруг него такая же заснеженная тьма и он, вторя Палкану, тоже воет. Так близки они были в это мгновение, ему вдруг почудилось, что он явно слышит жёсткое и ровное дыхание своего старого хозяина. Деревенское правило таково – когда в одном из дворов какой‑нибудь цепной пёс завоет, у него обязательно найдутся компаньоны, и такой они концерт устроят, что утром на работу идут невыспавшиеся люди, выражая «крайними» словами крайнее недовольство. Здесь на берегу реки всё было не так, почему‑то оказалось, что у Палкана не нашлось сторонников, видно, и вой его был тоже не собачьим. В этот момент собаки всей округи примолкли, забились по конурам, ни одна не пискнула. Им от страха, наверное, почудилось волчье нашествие на село. Всем известно, что ночи в Средней Азии очень тёмные, особенно безлунные, как эта, но Палкана тьма ничуть не беспокоила. Он видел всё вокруг не хуже, чем днём. Но, увлёкшись своим пением, если так можно назвать волчий вой в глухую ночь посреди спящего села, солист не заметил главного. На этот раз пресловутая темнота случайным образом спасла его от неминуемого увечья. Тяжеленный кирпич, запущенный наугад чьей‑то твёрдой рукой на звуки упомянутой нестерпимой арии, практически просто в темноту, пролетел в полуметре от него и шлёпнулся в воду, подняв снопы брызг. А вслед кирпичу посыпалась отборная брань разбуженного воем соседа. Беднягу Палкана с кручи как ветром сдуло. Будучи сообразительным парнем, он не стал выпрашивать второго кирпича, а ограничился первым. И с места рванул прочь от грубого голоса, получилось так, что полетел он кубарем прямо в реку вслед за первым кирпичом. Брызг вышло куда больше. Приложив немного усилий, солист‑неудачник выбрался на противоположный берег мокрый, как курица. Ловко стряхнул с себя воду, снова приняв собачье обличье, и рысцой засеменил подальше от злого дядьки.

Путь его лежал в сторону ближайшего моста. Это было совсем рядом, вверх по течению метрах в трёхстах. Уж очень не хотелось ему вновь лезть в воду, хотя днём с удовольствием полоскался, несмотря на ноябрь месяц. Приблизившись к мосту, Палкан вдруг явно узнал то место, где Степан спускался к воде в тот самый последний прощальный день. И дорогу, по которой шли вдвоём со Степаном, он узнал. Когда‑то хаживал он этим маршрутом не единожды, но прежде не придавал всему этому значения, а теперь совершенно другой случай. Палкану вдруг до коликов в спине захотелось к своему прежнему дому, почти четыре месяца он не бывал там. Из памяти щенка почти стёрлись воспоминания об этом старом домике, а тут всё снова всплывало с неистовой силой. И Палкана ноги сами понесли к его старому двору. Уверенно, без блужданий, подошёл он к памятному дворику на берегу ручья, лапой толкнув калитку, вошёл внутрь. Всё так же тихо, слабый шум воды слегка нарушает это природное умиротворение. Всё как есть знакомо бывшему хозяину этого местечка, всё тут на прежних местах.

«Однако, что это за ящик?»

Палкану показалось, что во дворе появилась новая вещь. Он приблизился и убедился, так оно и было. Ближе к углу домика был поставлен новый предмет. Пахло от него молоком и «противными собачьими пелёнками».

«Что за новости такие? Откуда здесь взялась эта вещь?»

Он приблизился к ящику вплотную и заглянул внутрь него. Навстречу Палкану из конуры выползало разбуженное его приходом мелкое и лохматенькое чудушко, ростом едва ли до Палкановых колен. Симпатичный малыш, слегка пошатываясь, перешагнул через порожек своего домика и оказался с ним нос к носу. На маленькой мордочке расцвела неподдельная улыбка, и он своим влажным язычком смачно лизнул Палкана в нос. Неустрашимый Палканище опешил от такой фамильярности, застеснялся и, словно институтка, не найдя ничего лучшего, лизнул того в ответ. Радости малыша не было пределов: он скакал козликом, приплясывал, вертелся юлой и радовался, словно дитя.

«Ну вот, таким же и я маленьким был когда‑то. Теперь ты двор стереги, Степан вернётся, не вздумай его облаять, он тут хозяин и самый лучший человек на свете. Всё понял? Выполняй, малявка».

Так распрощался Палкан со своим старым двором, наведавшись сюда в последний раз. Набежавшая было тоска по Степану теперь приросла ещё и тоской по старому двору, в котором прошло незабываемое счастливое время щенячьего детства. В воздухе вдруг явственно запахло свежим пушистым тестом и горячим, с пылу с жару, хлебом. Одновременно с этим, совершенно непонятно откуда, в ушах Палкана прозвучал голос Степана.

– Пошли, что ли.

Повинуясь привычке безоговорочного подчинения приказам этого голоса, Палкан резко развернулся и пошёл в сторону калитки. К его удивлению, щенок направился за ним следом.

«Что ты с ним поделаешь».

Уж очень геройского вида показался ему вожатый, оттого малыш за ним и увязался.

«Ну что с ним поделаешь».

Этот будущий пёс, гордо задрав головку, ковылял позади и останавливаться не собирался. Палкан на мгновение повернул к нему свою голову, впервые в нём проснулся мудрый учитель, способный к назидательным нравоучениям, и, склонившись, рыкнул тому навстречу, почти в упор. Других уговоров не понадобилось, головастик тут же оказался в своей конуре, вернувшись к прежнему образу жизни – мгновенно улёгся досыпать.

Покинув бывший его дворик, расстроенный пёс, склонив голову ниц, двинулся к своему новому двору. Снег, к тому времени лежавший вполне ощутимым слоем, приятно поскрипывал под подушечками его лап. Снова вдоль берега реки, мимо здания пекарни, через узенький мосток по пути, по которому они шли со Степаном в тот последний летний день.

ГЛАВАII

Туманные перспективы пса Тумана

1

Вернулся Палкан домой под утро невыспавшийся, сильно уставший, и грустная тема ещё больше бередила мозг. Едва он успел прикрыть глаза, но ещё не успев вкусить сладостей сновидения, как услышал голос нового хозяина:

– Палкан, ко мне!

«Хочешь не хочешь, а идти надо, Николай зовёт. Что это ещё за новости спозаранку?»

А дело было в том, что Николай на это утро сговорился с молодым приятелем и тёзкой Колькой Коваленко, балагуром и весельчаком, сходить на охоту.

Днём раньше бригада строителей возвращалась в село после ремонта коровников «верхнего Гурта» – это вроде летнего выгула для коров из совхозного стада, километрах в пяти за посёлком. Так вот, проезжая одну из расщелин, они заметили стадо пасущихся сайгаков, тут же решили меж собой поехать в выходной день за добычей. В раздевалке так громко обсуждали свою будущую удачную охоту, что не заметили близкого расположения чужих ушей. Колька в это время привёз для заточки и ремонта лопаты, совки и другой рабочий инструмент свинарок. Не всё, конечно, он услышал, но и крохи информации бывает достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Место он установил точное, а это главное, остальное дело техники. Полной правды Николаю он конечно же не сказал. Действовал с хитрецой и подходом, чтобы от Николая не схлопотать за грязную работу, за нечестные разведданные и чужую тайну. Среди охотников не принято было пользоваться тайной разведкой скрытого фронта, свои данные иметь надо. Врал он так убедительно, что Николаю ничего не оставалось, как поверить всему сказанному.