Из круиза с любовью

Втащив в каюту чемодан и сумку, Виктория устало плюхнулась на одну из двух кроватей.

Четырехчасовой перелет до Неаполя измотал ее, да и коллеги по турбизнесу, в основном молодые девушки, вели себя чересчур шумно. Многие, боясь самолета, наклюкались, и каждая норовила обсудить с Викторией Анатольевной животрепещущую тему: нападение на директора турфирмы «Q & U» Елену Евгеньевну Егорову. У Виктории с Еленой была одна каюта на двоих, однако, когда все уже собрались в Шереметьево, та сообщила по телефону, что загремела в больницу. Накануне вечером ее подстерегли в подъезде бандиты: избили, ворвались в квартиру и обокрали. Известие вызвало общий шок, и все гадали, что именно воры вынесли из квартиры небедной директрисы.

Жалея Елену, Виктория все-таки не могла не радоваться, что двухместная каюта-люкс оказалась в ее полном распоряжении. Она не любила жить в одном номере с чужими людьми, а знакомство с Еленой Евгеньевной можно было назвать лишь шапочным. Теперь она насладится одиночеством, которое при ее напряженной жизни выпадает не часто. Впереди две недели комфортабельного отдыха и масса новых впечатлений. Правда, в Риме, Неаполе и Барселоне она бывала, и не раз, в Тунисе тоже отдыхала года три назад, зато Сицилию, Сардинию, Мальту и Монако увидит впервые.

Она безвольно валялась, пока не ощутила, что корабль двинулся с места. Тогда встала, немного полюбовалась через иллюминатор на огни удаляющегося Неаполя и открыла чемодан. Вскоре белье с одеждой перекочевали в шкаф, предметы гигиены ― в ванную комнату, а плейер, книжка и косметика на туалетный столик. Привыкшая путешествовать, Вика чувствовала себя дома в любом, даже не слишком просторном номере, особенно если его ни с кем не надо делить.

Часы показывали, что время ужина уже давно настало и, переодевшись в платье, которое с некоторой долей воображения можно назвать вечерним, Вика вышла из каюты и двинулась к ресторану.

Ее попутчицы уже расположились неподалеку от входа, за столом на восемь мест. Увидев Викторию Анатольевну, девушки заулыбались и жестами стали звать к себе, указывая на соседний столик, но она лишь помахала им в ответ и направилась в глубь зала. Она не собиралась проводить тур в компании молодых коллег, но не потому, что они простые сотрудницы из разных турагенств, а она ― владелица собственного, просто в последнее время ее стал раздражать стиль общения молодежи, их бесконечные разговоры о скандалах с кавалерами, тряпках и моделях сотовых телефонов; сплетни о Ксении Собчак, участниках проекта «Дом-2» и прочая ерунда…

Она нашла местечко за столиком на четверых, где ужинала пожилая немецкая пара. Пока делала заказ, подошел еще один мужчина и по-английски попросил разрешения сесть. Объясняясь с официантом, она лишь кивнула. Когда закончила делать заказ, сосед неожиданно спросил по-русски:

– Вы не поможете мне сделать выбор? Ни черта не понимаю в этих итальянских названиях!

Вика, водя пальцем по строчкам меню, рассказала о составе тех блюд, которые знала. С ее помощью сосед заказал салат с морепродуктами, стейк из тунца и белое вино.

Официант отошел, а мужчина представился:

– Меня зовут Владимир, а вас?

– Виктория, Вика, ― ответила она, наконец внимательно взглянув на него.

Симпатичный мужчина. Правильные черты лица, умные серо-голубые глаза, русые волосы с легкой проседью зачесаны назад. Плечи в меру широкие; о росте, пока не встанет, нельзя определенно судить, но, похоже, немаленький.

Сосед поинтересовался:

– Вы говорили с официантом по-итальянски… Хорошо его знаете?

– Совсем чуть-чуть, на самом простом бытовом уровне. Глупо вовсе не знать языка, если часто бываешь в стране.

– А вы часто ездите в Италию? ― удивился он.

– Два-три раза в год.

– Отдыхать или по работе?

– Иногда удается и отдохнуть, а вообще я работаю в турбизнесе, и на данный момент Италия одно из моих любимых направлений.

– Вы москвичка? ― продолжал он расспрашивать, пристально, с интересом вглядываясь в ее лицо.

Виктория кивнула и пояснила:

– Но, как почти все москвичи, родилась на периферии. Поселок Максатиха ― наверно, и не слыхали о таком? Это в Тверской области. А вы москвич?

– Коренной, в третьем поколении.

– А вы чем занимаетесь?

– Геологоразведкой, учился в МГРИ.

– Отчего-то я считала, что все геологи нищие. У меня соседка работает в НИИ геологии, так она ни разу за границу не выезжала. Или вы большой начальник?

– Я тоже этом НИИ работал когда-то. Сейчас у меня небольшая собственная фирма: выполняем отдельные госзаказы, но в основном занимаемся частными. А как зовут вашу соседку?

– Ира Нейман.

– Ирина? Я прекрасно ее помню! Она окончила институт на год позже меня, и кстати, в экспедиции не ездила, сразу пристроилась на непыльную работу в музее НИИ. Ну, надо же! ― сосед покачал головой. ― В который раз убеждаюсь, что теория глобального знакомства работает: между нами всего одно звено. Разве не удивительно найти общих знакомых, встретившись случайно на Средиземном море?

Вика улыбнулась: и в самом деле удивительно. А он приятный мужик. Может, закрутить с ним роман? Интересно, почему он путешествует в одиночестве? Наверняка ведь женат. На вид лет сорок, в таком возрасте свободных мужчин раз-два и обчелся, все стоящие прибраны к рукам.

Официант принес полный поднос и расставил заказанное на столе. Приступив к ужину, Виктория гадала: закрутить или не закрутить? С одной стороны ― какой-никакой, но у нее есть Игорь, и она только что мечтала наслаждаться одиночеством, а с другой… В ее жизни давно не было ничего, похожего на яркие чувства, да и секса в последнее время, можно сказать, почти не было… Конечно, сама она инициативы проявлять не станет, но, если ее проявит сам Владимир ― отбрыкиваться, пожалуй, не будет. В конце концов, всего две недели, и даже если он женат… Спросить, что ли? Нет, неудобно. К тому же давно известно: все мужики на отдыхе холостые.

Они закончили ужинать одновременно, и вышли на палубу. Виктория достала сигарету, Владимир щелкнул зажигалкой и сам тоже закурил.

– Может, вы, как представитель турагентства, поведаете, какие развлечения имеются на этом теплоходе?

– Я знаю немногим больше вас. Собственно, такие рекламные туры нам предоставляют как раз для того, чтобы мы могли все увидеть собственными глазами, проверить маршрут, уровень сервиса, дополнительные услуги, а потом рассказывать клиентам, что их ждет, и с бо̀льшим энтузиазмом втюхивать путевки. Насколько я помню, здесь по вечерам работают две дискотеки, есть кинозал, интересная концертная программа.

– Может, сходим, потанцуем? ― предложил Владимир.

– Не сегодня, ― мягко отказалась Вика. ― Честно говоря, последняя неделя перед отъездом была просто сумасшедшая, я жутко устала. Да и нынче с утра… Представляете, на женщину, которая должна была жить со мной в одной каюте, напали бандиты. Ее ударили по голове на пороге собственной квартиры, ворвались туда, все перерыли, украли золотые украшения, шубу дорогущую, еще что-то. Я весь день телефоны обрывала, не могла понять, куда Елена пропала, пока она не позвонила из больницы. Так что, простите, сил на танцы у меня сегодня нет. К тому же разница во времени… У нас уже почти час ночи.

– Тогда предлагаю небольшой променад на сон грядущий. Давайте просто пройдемся по теплоходу, посмотрим, где что находится, чтобы быть в курсе.

Прогулка заняла около получаса. Похоже, их одних в этот вечер не прельстили увеселительные заведения на громадном судне. Бары ломились от посетителей, на дискотеках яблоку негде было упасть. Даже в бассейне, несмотря на позднее время, плескалось несколько человек.

Владимир проводил Вику до дверей ее каюты.

– Смотрите-ка, мы и живем рядом. Я всего через три двери от вас.

– Ничего удивительного, обычно номера бронируются подряд, и все земляки оказываются недалеко друг от друга. У вас тоже двухместный люкс? Тогда почему вы один?

Он усмехнулся:

– Так получилось. Моя спутница в последний момент сделала финт ушами.

– Что? ― не поняла Вика.

– Свалила в неизвестном направлении, ― Володя помолчал, а затем добавил, глядя на нее пристально: ― Хотя, может, и к лучшему… Вика, неужели вы не узнали меня? А я вот узнал почти сразу. У вас такие необычные раскосые глаза… ― он запнулся, подбирая точное слово, ― как у газели… Их просто невозможно забыть…

Она уставилась на него, ничего не понимая.

– Правда, когда я подобрал вас возле чердачной двери в одном халатике, вы от холода и стресса совсем ничего не соображали, и, кажется, не расслышали, как меня зовут. К тому же прошло уже восемнадцать лет… Ну что, вспомнили?

Он смотрел выжидающе. Не сводя с него глаз, Виктория кивнула. Потом пробормотала:

– Увидимся завтра, спокойной ночи, ― и спешно скрылась в своей каюте.

Владимир озадаченно постоял перед закрытой дверью.

Что это она? До сих пор тяжело вспоминать про тот случай? Столько времени прошло… Ей сейчас должно быть лет тридцать пять или чуть больше. Он помнил ее бледной, лохматой и зареванной девчонкой, которая от пережитого потрясения еле-еле отвечала на его вопросы. А теперь это красивая, уверенная в себе женщина. Кажется, тогда волосы у нее были темнее ― впрочем, все женщины красятся. Зато какая роскошная фигура! Ему никогда не нравились худышки. Эталоном женской красоты Владимир считал Катрин Денев в зрелом возрасте, и, пожалуй, Вика ― женщина такого же типа. Рост, осанка… Может, другой овал лица, но четко очерченные губы, красиво изогнутые брови, а глаза… необыкновенные, и правда, как у газели.

Просто фантастика, что они встретились через столько лет, да еще на другом краю света! Может, это знак судьбы? Она второй раз их сталкивает, и условия как нельзя более благоприятные: оба оказались на отдыхе в одиночестве, впереди еще две недели на шикарном теплоходе… Может, все окончится легким флиртом, а может, и до постели дойдет.

При мысли об этом Володя почувствовал легкое возбуждение. У Вики такая шелковистая смуглая кожа… Когда они стояли на палубе, его так и тянуло потрогать голое плечо. Лямка открытого платья периодически сползала, и Виктория все поправляла ее, подергивая этим самым плечом.

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Размечтался! Может, она давно и серьезно замужем? Ведь даже не спросил. Хотя, пожалуй, нет. Она смотрела слишком заинтересованно для женщины, имеющей нормальную семью. Впрочем, чего гадать? Завтра все узнаю. Спрошу, она ответит. Женщины обычно не скрывают, что состоят в браке, напротив, гордятся этим ― в отличие от нас, мужиков.

Владимир мысленно усмехнулся и направился к своей каюте.

Вика лежала на кровати, уставившись в потолок.

Неужели, и правда, тот парень? Я совсем не помню его лица. Но откуда еще он может знать, как я сидела в ступоре возле чердачной двери старинного дома в Гнездиковском переулке? Только я была не в халатике, а в ночной рубашке ― голубой ночной рубашке в мелкий синий цветочек, с оборками на кокетке. Я сшила ее сама из отреза ситца, который нашелся в загашнике у бабушки. В восемьдесят восьмом году почти все было дефицитом, и бабушка очень гордилась своей запасливостью и тем, что материал пригодился. Ситец был куплен едва ли не в сталинские времена, я даже сейчас помню, каким он был на ощупь…

В Максатихе имелось всего две школы. Вика Соколова училась в школе № 1 и окончила ее очень хорошо: в ровный ряд оценок «отлично» в аттестате затесались лишь три четверки. На выпускном вечере, который состоялся 18 июня 1988 года, школьная директриса сказала Викиной маме, что такой дочерью можно гордиться. И мама гордилась, а вот отец…

Вика не любила отца и боялась его. Она не помнила, чтобы в детстве он брал ее на руки или ходил с ней гулять; он никогда не интересовался ее учебой. Для отца дочь была лишь еще одной парой женских рук в доме.

Викина мама, Маргарита, работала на деревообрабатывающем комбинате, и возвращалась оттуда, валясь с ног от усталости. С семи лет девочка научилась мыть посуду и полы, разогревать обед, а к десяти годам освоила стиральную машину и гладила все, вплоть до мужских рубашек, на что, как известно, требуется особая сноровка. С весны до осени Маргарита ежедневно после работы моталась на огород, 10 соток возле речки Мологи, а каждую субботу, сделав наскоро еду на два дня, прихватывала Вику и уезжала на автобусе к своей матери в Малышево, потому что боялась оставаться дома. Обычно к вечеру муж напивался так, что мог наброситься на любого, кто под руку попадется: на жену, на дочь… Случались и драки с соседями.

Вика долго не понимала, за что отец так ненавидит их с матерью, и считала, что драки в семье обычное дело. В их трехэтажном доме едва ли не каждый день хоть в одной из восемнадцати квартир случался скандал с мордобоем. Мужики в поселке пили почти все поголовно, а женщины привычно терпели трепки и затрещины. Одна могучая тетя Катя из семнадцатой квартиры никогда не давала спуска своему пьянице, сама лупила его всем подряд. Вика иногда скрывалась от отцовского гнева за ее широкой спиной, если мамы не было дома.

Отец работал трактористом в леспромхозе, вставал еще до рассвета, но и возвращался рано. Придя с работы, обедал, выпивал первый стакан водки и почти сразу начинал цепляться к дочери. Причиной недовольства могло стать что угодно: не вытертая плита, несколько пылинок на телевизоре, кошачья шерсть на диване, остывший, или наоборот, слишком горячий суп. Надеясь избежать придирок, Вика старалась вылизать всю квартиру, но отец все равно находил повод. Сперва он называл ее размазней, свиньей, клушей или дурой, потом переходил на мат, порой брался за ремень. Если девочке удавалось вырваться, она хватала свой портфель и неслась в соседний подъезд к тете Кате. С ее Юлькой, одноклассницей и подружкой, они вместе делали уроки, а позже Вика шла встречать маму с работы. Счастьем было, если отец, напившись, засыпал к их приходу, но так случалось не всегда. Однажды, ― Вика тогда уже училась в шестом классе, ― отец налетел на них прямо с порога:

– Явились, с-суки! Обе-две теперь шляетесь! Сама б… и эту сучку приблудную такой же воспитываешь! Еще год-два, и принесет тебе в подоле! С таких лет шляется…

Мать хотела закрыться в большой комнате, но отец кинулся туда за ней. Послышались удары, Вика привычно тихонько завыла: жалко было маму, но вмешиваться она запрещала.

Сквозь тонкую дверь доносились вопли отца:

– Получай, б…, получай!.. Что ты там бормочешь? Ни с кем и никогда? Как же… ври больше… Ни в нашей, ни в твоей породе сроду чернявых да косоглазых не было… Нагуляла с кем-то, б…

Вика все стояла с портфелем в руке, так и не сняв пальто, когда озверевший отец вывалился в тесный коридор:

– Чего вылупилась? Очереди ждешь?!

Девочка шмыгнула за дверь и понеслась к Юльке. Она изо всех сил давила на звонок, слыша, как на первом этаже хлопнула дверь и отец, матюгаясь, уже поднимается по лестнице. Но вот дверь в квартиру распахнулась и на пороге показалась величественная тетя Катя.

– Вик, это ты трезвонишь? Забыла чего?

И тут она увидела Викиного отца, вступившего на площадку с ремнем в руке. Задвинув девочку в коридор, Катерина подбоченилась.

– Толь, ты чего это, никак в гости?.. Так в гости с бутылочкой ходят, а не с ремнем! Шел бы ты, милый, домой.

Ростом отец был едва по плечо дебелой соседке. Затормозив перед ней, как перед несокрушимой преградой, Анатолий забормотал:

– Дочку, Вику давай…

– Не дам, и не проси! ― отрезала тетя Катя. ― Девчонке завтра в школу. Чего ж ей, опухшей да с синяками идти? И тебе на работу, день-то будний… Так что иди, Анатолий, проспись.

Она подтолкнула его в сторону лестницы, ногой захлопнула дверь в квартиру и стала напирать могучим бюстом:

– Ну чего, сам дойдешь, аль проводить? А то я ведь провожу…

На крыльце, уже вытеснив его из подъезда, добавила:

– И не вздумай сейчас на Ритке зло вымещать, я ведь не поленюсь, оденусь и постою под вашей дверью. Хоть звук услышу ― участкового вызову!

– Только участковому и делов, что семейные разборки… ― пробормотал Анатолий, поворачивая к своему подъезду.

– А не придет, ― крикнула вдогонку тетя Катя, ― сама вашу дверь высажу и так тебе наподдаю ― век помнить будешь!

– Вот бабы-дуры, ― сокрушалась она, поднимаясь на свой третий этаж, ― совсем ни во что себя не ставят! Да с чугунной сковородой наперевес ни один мужик не страшен. Врезать пару раз ― потом думать будет, прежде чем руки распускать… Вик! ― позвала она, войдя в квартиру. ― Оставайся. Небось, уместитесь с Юлькой на ее диване, а матери я передам, что ты переночуешь у нас.

Не раз Вика ночевала у гостеприимной боевой соседки, до самого начала восемьдесят седьмого года, когда Юлькина семья уехала из Максатихи. Тети Катин брат умер после участия в ликвидации Чернобыльской аварии и старенькая мать осталась одна в большом доме на Ставрополье. Приехав с похорон брата, тетя Катя собралась в три дня. Соседям объясняла:

– Чего здесь в двух комнатенках ютиться, когда там домина пустой? Опять же ― скотина и огород тридцать соток прямо перед домом, а не за километр. На Ставрополье земля сама родит, а тут как ни пластайся, урожай все равно жалкий. Там прокормиться можно ― а здесь? В магазин колбасу раз в месяц завозят, а то и реже. Не то что мяса, костей на бульон не укупишь! И в Москву не намотаешься ― полдня в пути проведешь, в очередях отстоишь, а на неделю не затоваришься. А дальше с этой перестройкой и ускорением еще хуже будет…

Задушевная подружка уехала вместе с матерью и отцом. Первые несколько месяцев девчонки слали друг другу письма, но потом переписка как-то сама собой увяла.

А в первую свою ночевку Вика шепотом жаловалась подруге, как вызверился на нее отец, какими словами обзывался.

Конечно, мат девчонкам был не в диковинку, напротив, они воспринимали его как естественную связку между словами ― все взрослые мужики так говорят. Но о смысле матерных слов Вика просто не задумывалась. Она была на удивление скромной девочкой, ей некогда было гулять с ребятами после школы. До прихода отца надо было переделать кучу дел, а уж когда он возвращался с работы, ни о каком гулянье и речи не шло. К тому же два раза в неделю она занималась в кружке местного краеведческого музея. Вообще самым большим удовольствием для Вики было устроиться в уголке дивана под торшером и читать взятые из библиотеки книжки про дальние страны, про необычных животных, обитающих на другом краю света. Однако спокойные вечера выдавались в их доме нечасто.

Летом, в Малышеве, ей тоже было не до гулянок. На каникулы бабушке подкидывали шестерых внуков, и все младше Вики, поэтому приходилось и готовить, и убирать, и нянчиться с малышами, да еще помогать бабе Ане с поливкой огорода.

Зато Юлька постоянно болталась на улице и набралась там определенных знаний. Она-то и объяснила Вике значение непечатных слов, которыми отец обзывал ее с матерью, а еще передала услышанную от взрослых сплетню о том, что Анатолий считает Вику не своей дочерью. Оказывается, перед ее рождением он на полгода завербовался на северную стройку. Вика появилась на свет через девять месяцев и три дня после его отъезда, и, хотя родилась больше четырех килограммов, то есть явно была переношена, Анатолий считал, что жена спуталась с кем-то сразу, как он уехала на север. Тут Юлька объяснила подруге все подробности подсчетов сроков беременности и добавила, что по мнению соседок, Вика Анатолию родная, и ни с кем Маргарита не гуляла ― в поселке такое не скроешь! Но Анатолий продолжал упирать на то, что дочь родилась чернявая, единственная из всей белобрысой родни, да еще с необычным разрезом глаз…

– Он называет меня черноглазой и косоглазой, ― всхлипывала Вика, ― но ведь косоглазая ― это когда один глаз в одну сторону смотрит, а другой ― в другую.

– Врет он все, ― успокаивала Юлька, ― глаза у тебя ярко-карие и только немного раскосые. Да не плачь ты, красивее твоих глаз я не видела! А отец у тебя ― козел!

Наверное, именно с этого дня отношение Вики к отцу изменилось. Не то, чтобы она сразу возненавидела его, просто больше не ожидала внимания или одобрения, старалась пореже попадаться ему на глаза. Если начинал приставать со своими придирками, молча выслушивала ругню. Также, молча, порой терпела и побои, а когда было совсем невмоготу ― бежала к своей защитнице тете Кате. Она интуитивно старалась не ввязываться в скандалы с отцом, сохранять спокойствие в его присутствии. Несколько раз в детстве у нее случались нервные припадки от страха за себя и за маму. При этом тело будто немело, Вика замирала, плача и раскачиваясь, ничего не видя и не слыша. Через некоторое время она, обессиленная, ложилась и засыпала как убитая на целых двенадцать часов, и только после сна приходила в себя, могла нормально двигаться и говорить.

Об этих приступах Вика вспоминала с ужасом: так ведь и с ума сойти недолго! Нет, лучше изо всех сил сдерживаться, но не позволить отцу сделать из нее психопатку…

Поэтому на всех окружающих Вика Соколова производила впечатление очень спокойной, послушной и уравновешенной девочки. Как говорили учителя, на редкость услужливой. Класс надо помыть ― пожалуйста; сделать стенгазету ― пожалуйста; прочитать стихотворение на концерте ко дню учителя, сажать деревья на субботнике, позаниматься с отстающим одноклассником… Вика никогда ни от чего не отказывалась. Девочка подсознательно ждала похвалы, одобрения, любви, которых ей так не хватало дома. Конечно, мама любила ее, но, измотанная работой, запуганная извергом-мужем, Маргарита была скупа на ласки и выражение любви.

Лет с десяти Вика увлеклась занятиями в кружке при их небольшом, деревянном, покрашенном темно-зеленой краской краеведческом музее. Его директор, Зинаида Карповна, худенькая пожилая тетка с широким, похожим на утиный клюв ртом, выделяла Вику среди остальных ребят. Она видела, что девочка всерьез интересуется историей края, старалась привить ей гордость родными местами. И Вика действительно гордилась тем, что их поселок известен с XVI века, что в нем имеется пусть недействующая, но очень красивая Христорождественская церковь. Зинаида Карповна рассказывала, что до революции по православным праздникам сюда стекался народ из небольших соседних деревень. Она устраивала для ребят пешие походы по живописным окрестностям Максатихи, возила их на экскурсии в Калинин, бывшую Тверь, в Ярославль и даже в Москву. В областных центрах ощущалось дыхание старины, только они выглядели неухоженными и сонными по сравнению с кипящей жизнью столицей. Вика влюбилась в Москву и тайно мечтала поскорее вырасти, окончить школу и уехать туда учиться на географа.

После торжественного вручения аттестатов Маргарита сказала дочери:

– Ты уж, Викуля, долго не гуляй. Сама знаешь, какой у нас отец ― ни за что в навоз втопчет! Постарайся к одиннадцати вернуться. Я тортик испеку, вместе отпразднуем.

Тяжело вздохнув, Вика пообещала вернуться к одиннадцати. Вот опять: другие будут танцевать, веселиться, а потом гулять по берегу Мологи… Это, наверно, так здорово ― гулять всю ночь до самого рассвета! И ведь на самом деле отцу на нее наплевать, все его запреты из одной вредности. Вика была уверена, что случись с ней что, отец будет только материться да злорадничать.

Впрочем, ближе к одиннадцати она поняла, что никакой романтической прогулки не получится. Все восемь парней из их класса напились водки, да и девчонки почти все были пьяные. Смотреть на них было противно, поэтому Вика без сожаления оставила одноклассников и отправилась домой.

Идя тихими темными улицами, она думала о том, что скоро распрощается с Максатихой, где из достопримечательностей только заброшенная церковь да братское кладбище с обелиском Славы, где вся культура сосредоточена в маленьком местном музее и небольшом поселковом ДК, а единственным развлечением жителей с младых ногтей является водка…

Какое счастье жить в Москве! Там по ночам светят яркие фонари. Там самые лучшие театры и музеи, и люди там совсем другие… Скоро она поедет туда и поступит в университет – обязательно поступит! Физику, химию и биологию на географический сдавать не надо, а гуманитарные предметы и математику она провалить не может.

Дома ожидал сюрприз: из Твери приехала баба Лида, сестра недавно умершей бабы Ани. По случаю приезда тетки жены, женщины строгой, отец был почти трезв. Вместо поздравления, увидев дочь, он буркнул:

– Ну, нагулялась?

А Баба Лида расцеловала внучку и поздравила с получением аттестата зрелости.

Все уже сидели за столом, и отец опять потянулся к бутылке домашней яблочной наливки, привезенной гостьей.

Взрослые опустошили рюмки до дна, Вика тоже пригубила сладкого винца.

– Ну, как, не раздумала еще в университет поступать, может, лучше сразу замуж? ― шутливо начала расспросы баба Лида.