Из круиза с любовью
– Замуж пока никто не берет! ― в тон ей весело ответила Вика. ― Придется поучиться.
– И кем же ты после этого географического факультета станешь?
– Может, учителем в школе, или кружок буду вести, как Зинаида Карповна, а если повезет ― стану профессиональным путешественником, как Сенкевич. Буду снимать фильмы и вести телепередачи.
– Размечталась! ― фыркнул отец.
– А жить-то где в Москве собираешься?
– Как где ― в общежитии! ― рассмеялась Вика. ― Ты что, бабушка, не знаешь ― студенты университета в общежитиях живут.
– Ни… черта! В общежитии ты жить не будешь! ― прихлопнул рукой по столу отец. ― Пойдешь в наше ПТУ. Чтобы моя дочь жила в этом б… то есть борделе… Никаких университетов!
«Дочь? ― хотелось крикнуть Вике, ― а ты хоть когда-нибудь обращался со мной, как настоящий отец с дочерью?»
Ей-богу, не было бы здесь бабушки, она бы не стерпела.
– Правда, Викуля, я слышала, что в этих общежитиях такое творится… ― поддержала отца мать.
Вика лишь укоризненно взглянула на нее и выбежала из комнаты.
Свернувшись калачиком на своем диванчике, она тихо плакала. Все мечты прахом! ПТУ деревообработки – тоже мне, образование… А после, как мама, всю жизнь слушать жужжание пил? Она ведь уже почти оглохла на своей работе…
«Нет, ― вытерла слезы Вика. ― Я все равно поступлю в университет. Уеду, пока его не будет, а там – пусть ищет в огромном студенческом городке, авось, не найдет. Пять лет можно прекрасно прожить в общежитии на стипендию, а потом…»
Что будет потом, Вика не очень представляла. Может она найдет работу в Москве, а может выйдет к тому времени замуж… Пять лет ― это жутко много, когда прожито всего семнадцать.
А Рита тем временем пыталась загладить перед теткой неловкость ситуации.
– Прямо не знаю… жалко девчонку, так учиться хочет! С другой стороны, и отпускать ее жить в общежитии страшно. Уж такого я про эти общаги наслушалась! Там ведь как на вокзале: день, ночь ― без разницы! Шатаются ребята и девчата из комнаты в комнату, пьют, курят. Да будь ты хоть золотой ребенок, в таких условиях нормально учиться невозможно…
Отец хмуро кивнул. Баба Лида сочувственно вздохнула, но вдруг встрепенулась.
– Слушай, Рит, а Кира-то наш, ты забыла про него? Он ведь в Москве живет.
– Дядя Кирилл? ― уточнила мать.
– Ну да, двоюродный мой. Толь, ты его видел в марте на Аниных похоронах, светлая ей память… ― Баба Лида торопливо перекрестилась.
– Это бохатый, что ли? ― отец всегда произносил это слово на южный манер, с хаканьем, показывая этим свое презрение ко всяческим богатеям. ― Который на черной «Волге» с шофером прикатил?
– Никакой он не богатый, просто человек занимает ответственный пост в райкоме, что-то по строительству дорог…
– То-то дорожки у нас бархатные! ― завелся отец, но мать прервала его.
– Так я не поняла, к чему ты дядю Кирилла вспомнила? Что, думаешь, он Викулю к себе жить пустит? Он ее раз в жизни видел, да я сама его почти не знаю!
– Я ж тебе говорила, что Зинаида, его жена, почти год как померла. Помнишь, про поминки в ресторане рассказывала? Ну вот, а сейчас, на Аниных-то похоронах, я его и спросила: «Как же ты, Кира, живешь-можешь один ― без жены, без дочки?» Дочка его уж лет пятнадцать как замужем за дипломатом, по заграницам раскатывает!
– Ишь ты, шишка на шишке! ― вставил отец, выпивая под шумок еще рюмочку домашней наливки.
Баба Лида продолжала, не обращая на него внимания:
– А он мне и отвечает, что для уборки нанял домработницу, хоть и недешево выходит, но в квартире чистота. А вот с кормежкой ― беда. Он ведь язвенник, ему все протертое да на пару надо, а в ресторанах такого не подают. Это Зинаида ему диету обеспечивала. От неправильного питания у Кирилла недавно обострение случилось, почти месяц в больнице провалялся, ― она сделала многозначительную паузу. ― Вот я и думаю: Викулька у нас кулинар хоть куда, надо будет, и диетические блюда освоит, а между делом может и квартиру убирать, ей ведь хозяйничать не впервой. Может, мне с Кирой поговорить? Вдруг согласится выделить комнатку за готовку и уборку? У него их целых четыре! Все-таки не чужая она ему, внучатая племянница… Завтра с утра я ему позвоню. Так и скажу: тебе, Кира, прямая польза для здоровья, и родственникам доброе дело сделаешь.
– Ты как, отец, не против? ― вопросительно поглядела на мужа Рита.
– Смотря как он за ней следить будет…
– Да чего за ней следить! ― воскликнула баба Лида. ― Девка золотая! И времени на глупости у нее не останется, если не только учебой, но и хозяйством Кириным будет заниматься. Я даже думаю, ей на питание тратиться не придется ― не будет же Кира мелочиться, его деньжищ с лихвой хватит Вику прокормить.
– Ой, теть Лида, только бы он не отказал! Уж Викуля постарается ему угодить!
И Маргарита поспешила к дочери, рассказать о том, какая замечательная идея пришла в голову бабы Лиды.
Вика слушала недоверчиво. Она не помнила никакого деда Кирилла. На похоронах бабы Ани она вообще никого и ничего не замечала ― это была первая в ее жизни потеря близкого человека, она страшно переживала.
– Ну как же, ― пыталась напомнить мать, ― такой полный, солидный, в шляпе. Он еще на черной «Волге» приехал.
– Машину помню. Вся деревня шла пешком, а «Волга» плелась сзади.
– Вот-вот, а в ней ехал двоюродный брат твоей бабушки. Кем он тебе приходится?.. Двоюродным дедом, а может, троюродным? Короче, ты ему внучатая племянница. Дядя Кирилл в московском райкоме не последний человек, у него персональная «Волга».
– А сколько ему лет?
– Должно быть, чуть за шестьдесят, он ведь моложе бабушки Лиды. Ох, Викуля, лишь бы он согласился! Тогда и с питанием у тебя проблем не будет ― в райкомах ведь снабжение, распределители всякие. Продукты для таких, как он, вообще не проблема. Главное, отец не против, все-таки ты будешь под присмотром родственника…
– Да под чьим угодно присмотром лучше, чем под его! Старый козел! ― не выдержала Вика.
– Тише! ― шикнула на нее мать. ― Поживет без тебя, глядишь, поймет, какое золото ты у нас. А сейчас пойдем чай пить. Зря я, что ли, торт пекла?
Около двух часов дня в ближайшую субботу Вика с мамой стояли перед дверью в квартиру Кирилла Митрофановича Суханова. Всю дорогу из Максатихи до Гнездиковского переулка Маргарита то и дело принималась за наставления:
– Смотри, доченька, не подведи бабу Лиду. Уж как она тебя дяде расписывала! И умница ты, и повариха замечательная, и руки-то у тебя золотые. Самое главное ― старайся ни в чем дяде не перечить. И не дай бог кого в эту квартиру пригласить!
– Кого я приглашу, мам?
– Ну, мало ли? Познакомишься с кем-нибудь из поступающих, подумаешь, что пока дяди нет, можно подружку чаем угостить… Дядя Кира человек не простой, большой начальник, а значит ― строгий. Да, номер телефона никому не давай! И сама не вздумай мне звонить ― увидит он счета за межгород, может рассердиться. Я уж сама иногда с работы буду звонить ― с почты-то дорого… На выходные лучше домой приезжай, нечего ему глаза мозолить. Только заранее еду приготовь.
Дверь им открыл полноватый пожилой мужчина.
Вика и Маргарита вежливо поздоровались, хозяин ответил и пригласил в квартиру:
– Проходите в гостиную.
Они скинули в коридоре босоножки, но во что переобуться не нашли и пошлепали за хозяином босиком.
Дядя Кирилл расположился за большим овальным столом, гостьи по его знаку тоже уселись.
Вика украдкой огляделась: ничего не скажешь, богато! Мебель основательная, с инкрустациями, горка полна хрусталя и фарфора, люстра с подвесками над центром стола, окно закрывают тяжелые шелковые портьеры с кистями, на полу толстый узорчатый ковер… Такое Вика только в кино видела.
Потом она посмотрела на Кирилла Митрофановича. Он был почти лысый, небольшого роста, но выглядел солидно. Полное, слегка обрюзгшее лицо с оттопыренной нижней губой нельзя было назвать неприятным, серые глаза из-под кустистых бровей смотрели внимательно и в то же время высокомерно. Под его взглядом Вике стало немного не по себе.
– Ну что ж, давай знакомиться, юная особа. Твою мать, Риту, я прекрасно помню, а вот тебя видел лишь на Аниных похоронах, но там мы не познакомились. Меня зовут Кирилл Митрофанович Суханов, можешь звать меня дядя Кирилл, а ты, значит, Виктория…
Вика молча кивнула, думая при этом: «Какой же ты дядя? Ты дедушкой мне приходишься».
– Итак, надумала поступать в университет? Похвально! И что же, надеешься пройти по конкурсу?
– Викуля очень хорошо училась, ― нашла нужным вставить Рита, ― у нее в аттестате только три четверки.
– Вот как! ― удивился Суханов. ― Ну, тогда, я думаю, моя помощь не потребуется.
Вика с матерью переглянулись. Действительно, у работника райкома наверняка везде блат, он мог бы помочь…
– Спасибо, дядя Кирилл, ― вежливо ответила Вика, ― я думаю, что сама поступлю. На географический факультет в прошлом году конкурс был всего три с половиной человека на место.
– Хорошо, что ты уверена в своих силах, ― заметил Кирилл Митрофанович. ― И когда начинаются экзамены?
– Первого августа, последний экзамен двенадцатого. А с первого июля месячные подготовительные курсы, я на них уже записалась.
– То есть через неделю ты должна переехать сюда? Что ж, я не против. И то, что экзамены до двенадцатого числа, тоже удачно, с четырнадцатого августа у меня путевка в санаторий. Поеду на Мацесту, ― объяснил он, обращаясь к Маргарите, ― тамошние воды мне полезны. Пойдем, я покажу комнату, в которой ты будешь жить.
Кирилл Митрофанович распахнул одну из дверей в коридоре и объяснил:
– Раньше здесь жила моя дочь. Как видишь, скромно, но все необходимое имеется. Обстановку не меняли после отъезда Аллы. Она замужем за дипломатом, сейчас они за границей, ее Станислав второй консул в Марракеше… Гостиную вы видели, в спальне и моем кабинете ничего интересного нет. Тогда пошли на кухню.
Войдя, Вика мысленно ахнула: просторная, метров двадцати кухня была поделена на две зоны стойкой с вьющимися растениями. Ближе к двери стоял стол в окружении венских стульев. В глубине, за цветами, скрывалось прекрасно оборудованное место для готовки.
Дядя Кирилл открыл дверцу одного из столов.
– Вот здесь кухонный комбайн, немецкий. Инструкции к нему, микроволновке и стиральной машине найдешь в этом ящике. Они специально переведены на русский язык. Я всегда старался облегчить труд моей покойной жены, ― пояснил он и сделал паузу. ― Надеюсь, пылесосом ты пользоваться умеешь?
Вика кивнула.
«Наверно, он считает, что в Максатихе о пылесосах не слыхали», ― обиженно подумала она.
– Пылесос немецкий. Очень удобный, поскольку в квартире много ковров. Так, что же еще…
Хозяин присел к столу, гостьи стояли перед ним, как школьницы перед учителем.
– По поводу питания. Продукты я привожу из распределителя, холодильник всегда полный. Тебе, Виктория, останется покупать только хлеб и молоко. Деньги я буду класть вот в этот ящик.
Маргарита раскрыла было рот, но хозяин перебил:
– Она будет питаться со мной, нечего холодильник всякой ерундой забивать. Вика, возьми с полки книгу. Да, эту, «Диетическое питание», моя Зина готовила по ней. Посмотри раздел «Язвенная болезнь», там кое-что помечено ее рукой. Ну что, девочка, справишься?
Вика перелистала книжку: ничего сложного, ни соусов, ни зажарок, все вареное да пареное, чего тут уметь?
– Гости у меня бывают не часто, но к их приходу что-нибудь поинтереснее сумеешь изобразить?
– Викуля очень неплохо готовит, ― ответила за дочку Рита.
– Вот как? Такая молодая ― и готовить умеет? ― довольно пренебрежительно заметил дядя Кира, вставая и кидая взгляд на часы.
– Итак, Виктория, жду тебя вечером тридцатого. А сейчас ― извините, мне надо собираться.
Мама с дочкой напялили в коридоре босоножки, попрощались и вышли из квартиры.
Неделя перед переездом в Москву пролетела быстро. Конечно, Вика похвасталась одноклассницам, в какой шикарной квартире будет жить. Девчонки только охали и завидовали.
Она перебрала весь свой гардероб, сшила новую ночную сорочку и юбку. Отобрала учебники и конспекты, которые возьмет с собой, съездила в Тверь к бабе Лиде, поблагодарить, что помогла так хорошо устроиться.
Мать каждый вечер приставала с наставлениями: ванну и туалет надолго не занимай, свое белье в ванной не суши, в халате целый день не разгуливай ― не дома, и так далее…
Вика отвечала, что о таких глупостях можно и не напоминать, но Маргарита не унималась.
– Чашки с чаем в комнату не таскай, не дай бог, разобьешь или мебель попортишь. Сиди у себя и занимайся. Телевизор смотри, только если дядя Кира пригласит, тогда не отказывайся, неудобно…
Иногда и отец вступал:
– Смотри там! Будешь шляться, узнаю ― убью! Чтоб перед людями меня не позорила!
Дочь ничего не отвечала. Что с козлом разговаривать…
Наконец наступил день отъезда. Свой дом Вика покидала без сожаления, и про себя решила, что если дядя позволит, то будет и на выходные в Москве оставаться. Может, по маме и соскучится, а отца чем реже видеть ― тем лучше. Для нее начинается новая жизнь, вдали от этого постылого поселка.
Мечтая о том, как поступит в университет, как будет каждую неделю посещать музеи, гулять по городу, который любит, но знает недостаточно хорошо, Вика и не заметила, как доехала на автобусе и поезде до Москвы. Без двадцати восемь вечера она с двумя сумками вошла в квартиру Кирилла Митрофановича.
Тот принял ее радушно. Сегодня он вел себя приветливее, чем в прошлый раз. Показал хитроумную полку для тапочек и обуви ― а они-то в прошлый раз босиком разгуливали; повесил в шкаф-купе Викин плащ, сам донес до комнаты тяжелую сумку с книгами.
– Тут кое-что из учебников дочери осталось, ― указал он на секретер, ― можешь пользоваться, если пригодится. Постельное белье в диване, сменное в этом шкафу. Устраивайся. Через пять минут жду тебя на кухне, будем чай пить.
– Спасибо, дядя Кирилл. А вы ужинали? Я тут купила книжку о приготовлении в микроволновке. Там есть блюда, которые вашему желудку не повредят, и сделать можно буквально за десять минут.
– Молодец, ― он потрепал ее по плечу. ― Ну что ж, холодильник и кухня в полном твоем распоряжении.
Омлет со свежими овощами, приготовленный Викой, дяде понравился. Потом они пили чай с импортным печеньем из красивой коробки, и дядя Кирилл расспрашивал ее о родне. У кого кто родился, кто кем работает? Вика знала от бабы Лиды, что он практически не общается с родственниками, последние двадцать лет появляется лишь на похоронах.
– Теперь уж только на мои приедет, и все. Из стариков я последняя, а племянников он знать не хочет, ― рассказывала бабушка. ― Родных сестер и братьев у Киры не осталось ― а было четверо, он младшенький, пятый. Оба брата в войну погибли на фронте, одна из сестер тоже воевала, ей обе ноги снарядом оторвало, так она с собой покончила, вены взрезала, прости ее Господи! ― Баба Лида перекрестилась. ― Вторая сестра, Фрося, шесть лет назад скончалась ― да ты ее помнишь! А Кирка к началу войны еще школьник был. За отличную учебу его, единственного с Максатихинского района, в «Артек» послали, аккурат в июне 41-го. Как война началась, детей всех оттуда на Урал эвакуировали, и Кирка в детдом какой-то попал. Потом там же на заводе работал. Только призывной возраст подошел ― тут и война кончилась.
Сейчас дядя высокопарно объяснял Вике:
– Плохо, конечно, что я оторвался от семьи ― человек должен помнить, откуда он родом, где его корни. Но так уж получилось, девочка. В войну оказался один в эвакуации. С пятнадцати лет трудился на оборонном заводе, ковал, как говорится, победу в тылу. Никогда не чурался общественной работы, поэтому вскоре меня избрали секретарем комсомольского бюро. После войны вернулся домой, поступил в Калининский машиностроительный техникум, потом оказался в райкоме комсомола. Затем Высшая партийная школа, перевод в Москву, работа в райкоме… Жизнь была напряженная, не то что сестер да племянников, жену с дочкой не каждый вечер видел! Приду с работы ― все спят, гляну на часы ― двенадцать ночи. Это только в последние годы напряженка спала, а в сталинские и хрущевские времена пообедать не всегда успевали, вот язву себе и нажил…
Дядя посмотрел на часы и включил пристроенный на подвесной полке портативный телевизор. Начиналась программа «Время». Вика посидела немного рядом с внимательно слушающим новости дядей, затем тихонько, стараясь не шуметь, помыла посуду и выскользнула из кухни. В своей комнате она повесила вещи в шкаф, разложила учебники и занималась до тех пор, пока к ней не заглянул дядя Кирилл.
– Я пошел спать. Завтра, к восьми утра, приготовь мне, пожалуйста, геркулесовую кашу. Спокойной ночи!
Месяц пролетел как один миг. По будням с девяти до часу Вика была в университете на подготовительных курсах. После занятий убирала в квартире, иногда в это время автоматическая машинка стирала белье. Затем, слегка перекусив, она брала учебник и шла в сквер возле памятника Пушкину ― до него рукой подать, только пройти переулком да пересечь широченную улицу Горького, самую красивую улицу столицы.
Возвращалась Вика часов в пять. Если требовалось, гладила белье или шла в ближайший магазин за хлебом и молоком, потом готовила ужин из двух диетических блюд. С помощью комбайна и микроволновки это было несложно. Дядя ее стряпню одобрял, уверял, что со времени смерти жены не ел так вкусно. За ужином и чаем Кирилл Митрофанович любил поговорить, видно, радовался, что есть кому слушать.
Он рассказывал о своей работе, о том, как сложно следить за дорожным хозяйством в таком громадном городе, о совещаниях в горкоме, о том, как снимали стружку с руководителя Мосдорстроя. Порой пускался в рассуждения о политике: говорил, что Горбачев еще зелен для руководства страной, наделает ошибок с этой перестройкой, а потом, когда его переизберут, много разгребать придется.
– Зачем он водку тронул? ― возмущался дядя. ― Ты хоть представляешь, какую часть бюджета составляют водочные деньги? Ограничил Андропов продажу с одиннадцати до семи ― это было правильно. А сейчас перестраховщики виноградники вырубают! Водки, вина не купить, в квартирах самогон варят… Нет, с водкой шаг был неправильный. Тем более в данный момент, когда экспорт нефти не приносит в казну столько денег, как прежде…
Вика делала вид, что внимательно слушает, хотя в основном пропускала разглагольствования дяди мимо ушей. Какую выпускницу школы могут интересовать валовый национальный продукт, конверсия военной промышленности, снижение гонки вооружений, перестройка, программа «Жилье―2000», ускорение и интенсификация?.. Однако она высиживала с дядей на кухне до начала программы «Время», когда могла отправиться в свою комнату заниматься. В одиннадцать Кирилл Митрофанович желал ей спокойной ночи, она умывалась и ложилась спать.
Жить с дядей Вике нравилась. Разве можно сравнить размеренную и спокойную жизнь с почти ежедневными скандалами, постоянными придирками вечно пьяного отца? Даже комната была больше ее собственной раза в три, а если учесть высоченные, под четыре метра потолки…
Во всех смыслах в Москве Вике дышалось легче. Всего один раз за месяц она съездила домой, поглядела на отцовскую рожу, выслушала очередную порцию мата не пойми в чей адрес. Переспала ночь на своем старом продавленном диванчике и рано утром уехала. Дядя выходные дни проводил в обкомовском профилактории, и к тому, что она остается в столице, отнесся положительно, сказал, что сигнализация сигнализацией, а когда живой человек в доме, все-таки надежнее.
В эти свободные от занятий дни Вика просто гуляла по городу. В первый раз она пешком дошла до Красной площади, по пути любуясь домами по обеим сторонам широченного бульвара. Дядя рассказывал, что в тридцатых годах бывшую Тверскую расширили, дома целиком отодвигали вглубь кварталов – и как умудрились? Она смотрела на вывески и удивлялась: чего только нет на улице Горького! И театры, и Моссовет, и знаменитый Елисеевский магазин… Дома разные, но каждый по-своему красив.
Вике представлялось, что если бы она родилась в одном из этих домов, то выросла совсем другим человеком… Не может быть, чтобы за этими окнами жили такие же люди, как в их поселке, где одни рабочие с деревообрабатывающего комбината и комбикормового завода. Должно быть, здесь живут ученые, инженеры, артисты ― интеллигенты, которые не напиваются ежедневно, не колотят своих детей чем попало, а напротив, ведут с ними по вечерам неспешные беседы об искусстве и истории, ходят гулять к памятнику Пушкину, водят в театры и музеи. Как счастливы дети, выросшие в таком доме!
Дойдя до конца маршрута, Вика полюбовалась на кремлевские башни и Мавзолей, заглянула в ГУМ. В отделы, где выкинули дефицит, выстроились очереди, но Вика даже не стала интересоваться, что дают ― все равно денег в кармане нет.
В другой раз она решила освоить набережную Москва-реки. Несмотря на жаркий день, возле воды было свежо и приятно. По сверкающей на солнце глади порхали прогулочные кораблики и катера.
В третий раз Вика прошлась по Арбату. Эта улица показалась ей необыкновенной. Здесь устроили пешеходную зону, транспорт совсем не ходил. Вместо асфальта землю устлали кирпичиками брусчатки, посредине улицы поставили вазоны с цветами, а рядом с ними фонари под старину и скамеечки для отдыха. Прямо на тротуаре устроились художники с картинами и мольбертами, продавцы сувениров. Народу на Арбате – видимо-невидимо! Люди просто гуляют, глазея по сторонам. В толпе немало иностранцев, их сразу заметишь в общей массе. В светлой одежде, будто умытые лучше, чем наши, старички и старушки с фотоаппаратами на шее и планами города в руках о чем-то возбужденно болтали на немецком, английском, итальянском языках… Вику удивило, что интуристы попадаются в основном пожилые. Старушки лет семидесяти в узких брючках и кроссовках бодро вышагивали на пару с такими же древними, но деятельными старичками.
Вот бы баба Лида так вырядилась, думала Вика, или баба Аня покойная! Даже представить невозможно… Ее бабушки сроду брюк не носили, всю жизнь проходили в длинных юбках. По зимнему времени надевали под них трико с начесом, а сверху теплые рейтузы. У себя в деревне баба Аня носила стеганную телогрейку и пуховый платок на голове, а если шла в гости или ехала в Калинин, то выряжалась в габардиновое пальто 50-х годов с каракулевым воротником собачьими ушами; еще у нее имелась цигейковая шуба. Эти вещи, одеваемые только на выход, бабушка хранила в шифоньере, в двойных марлевых мешках, на дне которых болталась ломкая от сухости пижма, первое средство от моли. После смерти сестры баба Лида забрала себе и пальто, и шубу.
Побродив по Арбату, дождавшись, когда зажгутся фонари, осветившие по-прежнему оживленную улицу, Вика повернула в сторону дома.
Даже оставаясь одна, она не решалась пригласить знакомых девушек с курсов или пойти вечером к ним в гости. Запрещено ― значит нельзя.
В воскресенье она с особой тщательностью делала уборку в квартире, чтобы к приезду дяди все блестело. В оставшееся время готовилась к экзаменам или рассматривала цветные альбомы с репродукциями картин великих мастеров. У дяди чуть не целая полка была заставлена альбомами по искусству. В магазинах таких книг не увидишь, а в доме работника райкома чего только нет!
Несколько раз за этот месяц звонила мама и уверяла, что дома все хорошо, отец бушевать стал пореже, видимо, стареет. Вика считала иначе: он не видит дочери, которая постоянно подпитывала его бешенство.
Где-то с год назад Вика решилась спросить у матери, неужели она отцу не родная? Маргарита истово замотала головой:
– У меня в жизни никого, кроме Толи, не было! А эти его подозрения ― просто бзик на почве алкоголизма. Все алкаши такие…
– Мам, он же издевался над тобой, почему ты не развелась?
– Легко говорить, доченька… А жить где? Квартира-то отцовская служебная… К матери, в Малышево, в покосившуюся избу без водопровода? Печку топить да воду носить?.. К тому же работы там нет, один льнозавод. А Максатиха, что ни говори ― райцентр, без работы не останешься. Зарплата у отца хорошая, всю ее он никогда не пропивал… А если б одни алименты, как бы мы с тобой прожили?..
– Может, ты бы опять замуж вышла, нашла кого-нибудь получше отца…
– Замуж, с маленьким ребенком? Да и где они, хорошие мужики? Брось, доча. Уж как сложилась жизнь, так ее и доживать буду.
Математику и сочинение Вика сдала на «отлично». Немного волновалась перед историей, боялась, что попадется вопрос про Великую Отечественную ― она иногда путалась в названиях фронтов и направлениях ударов. Однако, повезло: один вопрос оказался про эпоху Возрождения, а другой про II съезд РСДРП. Про Ренессанс она только что прочитала очень интересную книгу из дядиной библиотеки, поэтому дала подробный, развернутый ответ. На второй вопрос тоже ответила бойко: все, касающееся истории партии, в школе заставляли заучивать наизусть. В итоге ― пятерка. Остался последний предмет, география, но за нее Вика нисколько не опасалась ― уж любимую географию она сдаст играючи.