Журнал «Юность» № 06/2022
© С. Красаускас. 1962 г.
Поэзия
Алексей Упшинский
Родился в 1984 году в г. Щелково Московской области. Окончил Литературный институт имени Горького. Работает заместителем главного редактора звукового журнала ВОС «Диалог». Проза публиковалась в журналах «Урал», «Кольцо А», «Дактиль», стихи – в журналах «Идель», «Балтика», на сайте «Полутона».
Екатерина Исаева
Мне девятнадцать лет, я родилась и выросла в Самаре. Два года назад переехала в Москву и с тех стараюсь взять лучшее от обоих городов. Учусь в Литературном институте на очном отделении, оканчиваю второй курс. Стараюсь через стихи вести диалог с читателем о самом сокровенном, оставаясь при этом за кадром.
Как страна раскинулась широко…
* * * И светофор отбрасывает тень,и все – братан с сеструхой во Христе,а пахнет пивом, потом и тюрьмой,вернувшись в дом – не попадешь домой.Лет триста как не ходят поезда,заместо модных треков – свист дрозда,когда-то был насупленный острог,а вырос город дураков, дорог,несбывшихся надежд и драных шуб,помадой цвета фуксий крытых губ,блатных мальчишек, и девиц-лисиц,и мелом нарисованных границ. Очерчен круг, и мне не убежать,наверно, остается только ждатьи грезить о столичном городке,не о «Столичной», кильке и тоске.Там всем вольготно, нежно и легко,там льется без лактозы молоко,и треники для йоги – как броня,и есть, пожалуй, место для меня.Там спят на шелке, сдернув балдахин,там с дипломатом ходит божий сын,уехавший от нас давным-давно,чтоб матча-латте превратить в вино,там нету боли, органов опек,и белый, а не темно-бурый, снег,и я пешком туда еще рвану,простив родной свой город за вину. ДЕВОЧКИ Девочки – секретничают в углу.Девочки – корежатся на полу.Есть у них красивые пальцы ног,шерсти плохо вычесанной клубок,есть приличный смех, лошадиный есть,знание, как правильно строить месть,слезы крокодильи, правдивый плач,утонувший в луже надутый мяч,пятнышки родимые на спине,мысли о любви, мысли о войне,декабрист увядший, кротон живой,только нет согласья с самой собой. Им бы спать да спать до конца времен,в позапрошлом веке трепать бы лен,в прошлом – строить новенькие станки,в этом – под знамена хватать полки.Прикипеть душой, отодрать и вновь,начитавшись ленты, позвать любовь,приготовить вафли, выйти на ринг,вспомнить, как поют Элтон Джон и Стинг,поумнеть, обжечься, закостенетьи все время петь, до истомы петь. Им бы никогда не узнать о том,как под капремонт попадает дом,как противно скисшее молоко,как страна раскинулась широко,почему «Титаник» и «Курск» на дне,как сыграть «Жизель» на одной струне.Но они узнают и не уснут.Праймер лишь размажут – и на редут. ОПЕРЕТТА В оперетте нет страданий и несчастного конца,там за маской вычисляют любодея-подлеца,у графинь и у субреток пальцы в кольцах, все в цвету,и сопрано может верхней «соль» призвать для нас мечту. Только я-то не сопрано, у меня ни бе, ни му —может, потому и в жизни я не верю никому,был ваш мистер Икс да слился, захватив с собой ключи,а на фоне не оркестр, а тромбон нудит-звучит. Мне б на сцену, я смогла бы, хоть Адель, хоть де Сегюр,веерочком бы махала в ожиданье авантюр,танцевала на подмостках, пусть и с грацией козы —но зато никто на свете не добился бы слезы. Вместо кружева – вискоза, и ансамбль где-то спит,либреттист мой неудачник все рифмует щит на shit,но я верю, увертюра, рано ль, поздно ль, отомрет,и начнется представленье, и начнется мой полет.Мария Ермолина
Родилась в Архангельске накануне лета 1995 года. Все детство провела в окружении белых ночей и северных сияний. Окончила колледж культуры по специальности «постановка культурно-массовых мероприятий». Четыре года работала педагогом в детском театре. В 25 лет решила круто поменять свою жизнь – поступила в Литературный институт имени Горького, попала на семинар поэзии к чудесной Олесе Николаевой, переехала в Москву. Публиковалась в литературном альманахе «Тверской бульвар, 25».
В созвучье слов, во снах и на картинах
ЛЕСТНИЦА Когда ты светом оборачиваешься,То видишь тени из-под рук:Там муравьи и пчелы прячутся,Там жизнь идет на новый круг. Они там строят в небо лестницуИ поднимаются по ней.И жизнь идет, и – очень верится —Туда, откуда все видней. * * * Всю зиму державшийся листСлучайно упал мне на плечи,И мне зацепить себя нечем,И вместе мы падаем вниз. А мир продолжает стоять,Тянуть свою тяжкую ношу,Где жизнь человека дорожеВсего, что он может объять. ЛАДОГА Где-то на самой окраине веры в чудоЯ собирать сухоцветы в карманы буду,Буду развешивать гроздья рябины на тонких ветках,Чтоб каждый вечер домой возвращаться по их отметкам. Вереском пахнет земля, и огонь, и ветер.Маленький остров сегодня один, и на белом светеТолько туман – молоко, горизонт незрячий,Лодок не видно. По рации:«База – Баклану. Прошли Рыбачий». НА ПОРОГЕ ЗАРИ Ты пройдешь через сердце тумана, а тамКарусели над полем и песниИ сосновые лапы стучат в барабан,Размечая порядок созвездий,И костры над рекой на тропу держат путьИ спускаются вниз по течению.Ты пришел, чтобы ручку земли повернутьТам, где мир начинает вращение. ГОД ПРОШЕЛ Перевал – первых ласточек вал,Переход из пустыни забвеньяК новым всходам весенних растений —Новой жизни неявный сигнал. Остается заснеженный домИ все те же мохнатые елки.Перестроились стрелки, и толку?Тишина и гирлянды кругом. А на деле закончился год,И как будто закончилось что-то,Что хватает за шею кого-тоИ ни петь, ни дышать не дает. Что же делать? Да запросто жить.Так же лить из пустого в порожнее,Но однако теперь осторожнее,Чтоб ни капли уже не пролить. ЗАКОУЛКИ ПАМЯТИ Мы оставляем душу в тех местах,Которые привыкли видеть самиЕще незамутненными глазами,И воздух там блаженной пылью пах. Проходит время, мир проходит мимо,Уходит старый город на покой,Но остается навсегда живойВ созвучье слов, во снах и на картинах.Никита Красовицкий
Родился в 1998 году в подмосковном городе Пушкино в семье музыкантов. В 10-м и 11-м классах школы посещал литературную студию МГУ «Луч» Игоря Волгина. С 2016 года – студент Литературного института имени Горького, поэт, музыкант. Публикация в альманахе «Тверской бульвар, 25» (2022).
Проза
Маргарита Шилкина
Родилась в 2003 году в городе Абакане. Студентка Литературного института имени Горького (семинар прозы Р. Т. Киреева), участник литературной мастерской «Мир литературы. Новое поколение» по направлению «Проза» (семинар В. Г. Попова и К. А. Грозной).
Похитители
Костя, светловолосый мальчик лет четырнадцати, идет в сандалиях и носках. Куртка практически перекрывает шорты, а полукруглый козырек кепки смотрит назад. Рядом шагает Юра, одетый в расстегнутую полосатую рубашку и бриджи. Он выше Кости и шире в плечах, на вид ему лет шестнадцать. Он останавливается, осматривается и замечает, что вокруг никого. Кукурузные стебли колышутся от ветра и шелестят, слышится отдаленный стук мотора.
– Чисто, давай, – говорит Юра.
– Может, все-таки у забора соберем? – спрашивает Костя. – Так быстрее будет.
– Да она там мелкая, кому мы такую продадим?
Костя снимает со спины рюкзак, раскрывает его и начинает срывать початки, складывая их внутрь вместе с неоторванными листьями. Один початок не отрывается, и Косте приходится надломить стебель и крутить его, пока волокна не переплетутся в нить. Он тянет на себя, одна часть растения отделяется от другой, и мальчик по инерции отшатывается.
Юра сидит по-турецки и чертит палочкой по земле. Рисунки замысловатые – один круг перечеркивает линия, в другом поставлена точка и записано несколько чисел.
– Может, поможешь? – спрашивает Костя.
– Я и так помогаю. Видишь, высчитываю, сколько мы заработаем, если будем продавать на Немецкой, и сколько – если на Транцеевской.
Костя продолжает набивать рюкзак. Тот перестает закрываться, поэтому мальчик расстегивает куртку, снимает ее и кладет на землю. Полосатая майка открывает вид на тоненькую шею и выпирающие ключицы. Костя накладывает початки в куртку, образовывается горка, мальчик встряхивает рюкзак, чтобы уложить содержимое, и надевает его на спину. Завернув края куртки и перевязав их между собой, он берет получившийся кулек в левую руку. От напряжения на ней проступают вены.
– Продаем на Немецкой, значит. Там больше клиентов. Где перрон, там и люди, а где люди, там и деньги, – говорит Юра и поднимается.
– Держи, предприниматель, помогай. – Костя протягивает товарищу мешок.
– Мы договаривались, что ты несешь, а я продаю. Или вру, не так было?
Юра смотрит на Костю сверху вниз, тот поджимает губы. Они начинают медленно двигаться к старому деревянному забору с далеко расположенными друг от друга столбиками.
– Я недавно книгу по психологии прочел. Так вот, в ней говорится, что продает не тот, у кого товар хороший, а тот, кто умеет его таким показать. Сечешь? – спрашивает Юра.
Дорожки нет, они пробираются сквозь стебли. Отростки лезут в лицо и цепляются за одежду, оттягивают ее в стороны. Костя останавливается, опускает кулек на землю, сжимает и разжимает левую ладонь. Юра забегает вперед, и Косте приходится ускориться, чтобы догнать товарища. Один початок вываливается из отверстия между рукавами, Костя вздыхает и нагибается, протягивая к нему руку. На голову сыпятся остальные початки, выкатывающиеся из рюкзака. Мальчик морщится, еще раз вздыхает, садится на корточки и принимается их собирать.
– Юр, иди сюда!
– Ща! – прилетает ответ, но никто не приходит.
Отдаленный стук мотора становится громче, руки Кости трясутся. Он кладет в рюкзак не все – несколько початков укатываются, он смотрит на них, но не подбирает, встает с корточек и встречается взглядом с капотом трактора. Тот находится в паре метров, но движется прямо на него.
Куртка падает, кулек развязывается. Костя бросается бежать. Из рюкзака выпадают початки, кепка слетает с головы и оказывается под колесом. Мотор ревет еще громче – мальчик тяжело и сбивчиво дышит, не останавливается. Вдруг он запинается о стебель, падает, проезжает коленкой по земле, но встает и двигается дальше. Оглядываясь, Костя замечает мужчину, который сидит за рулем и с равнодушным видом жмет на педаль.
Мальчик добегает до забора, забирается на него и кряхтит. Рюкзак сваливается с плеч и ударяется о землю с глухим звуком, какое-то время Костя смотрит на него, а затем устремляет взгляд вверх. Подтягивается и шипит: заноза впивается в ладонь, заставляя дернуться и упасть. Мотор глохнет.
По небу плывут облака, большие и пушистые. Их заменяет лицо усатого мужчины со сведенными бровями.
– И не стыдно тебе воровать? – Он замахивается на Костю кулаком.
– Дядь! – Мальчик отшатывается.
Тракторист останавливается и медленно опускает руку, параллельно с этим осматривая ободранную, грязную и кровоточащую коленку Кости, его растрепанные, прилипшие ко лбу волосы, вздымающуюся грудь и смиренно опущенные глаза. Брови мужчины разглаживаются, он переминается с ноги на ногу. Костя сперва молчит, потом вздыхает и полушепотом говорит:
– Я… Честно, правда… Это…
Со стороны поля доносится хруст. Юра по-пластунски ползет в сторону Костиного рюкзака, время от времени замирая и прислушиваясь. Он загребает портфель левой рукой, правой собирает рассыпанные початки и присаживается на корточки, высокая трава пригибается.
– А крупного я и не заметил. – Мужчина косится на спину в полосатой рубашке. – В команде работали, значит?
Костя не отвечает. Тракторист пожимает плечами и возвращается к машине, зашагивает на ступеньку, открывает дверцу, ведущую в кабину, но не залезает внутрь, а кричит:
– Эй, шкет, полезай.
Костя сперва топчется на одном месте, не поднимая головы, а после присоединяется к мужчине. Тракторист пересаживается на пассажирское сиденье, а он устраивается на водительском.
– Тормоз, газ. – Перепачканной мазутом рукой водитель указывает на педали. – Дави сюда. Ступня мальчика опускается, трактор едет вперед. Из кабины виднеется, как бежит Юра. Он оборачивается, машет пустым рюкзаком и кричит:
– Э-э-эй, стой! Вы что, ослепли, что ли?
Сначала Юра запускает рюкзак в кабину, но тот, не долетая, падает около гусениц, затем он останавливается и вытягивает руку, в упор глядя на приближающийся транспорт. Машина не останавливается, и мальчик бросается бежать.
Его выкрики заглушаются ревом мотора. Тракторист затягивает басом: «На грани-ице тучи ходят хму-уро, край суро-овый тишиной объят…» Костя еле слышно напевает ту же мелодию и постукивает пальцем о капот.
О пыли
Однокомнатная квартира, перегородка между залом и кухней. Стены обшарпаны, в зале стоит старая кушетка, заправленная цветочной простыней, и комод с квадратным «ушастым» телевизором. На кухне маленький стол, под одной ножкой – книга, сборник чеховских рассказов. На подоконнике два горшка с цветами, у листьев пожелтевшие кончики. Между ними стоит серый от пыли номеронабиратель.
Бабушка сидит за столом, держит в руках кружку и смотрит в окно. Одета она в блекло-розовый халат и стоптанные по бокам тапочки. Седые волосы перевязаны цветочной косынкой, которая напоминает простыню.
За окном проходит молодая пара. Девушка улыбается, а парень в коричневом пальто жестикулирует и о чем-то оживленно говорит. Они хохочут. В зале стрелка настенных часов медленно движется от числа к числу. Слышится тиканье. Оно приглушенно, но постепенно становится все громче. Бабушка неразборчиво ворчит под нос.
Пара проходит, под окном появляются дети – два мальчика лет десяти. Один, светленький, в порванных джинсах и с завязанной на поясе кофтой, а другой, темненький, в толстовке и расстегнутой куртке. Они спорят:
– Это она мне записку кинула!
– Мечтай, мечтай! Тебе и чучело записки не напишет!
Один валит другого на усыпанную листьями землю, они катаются в грязи и размахивают кулаками. Темненький заводит руки товарища за спину, тот вырывается, бьет по земле ногами, но вскоре замирает и выдавливает:
– Сдаюсь.
Они поднимаются. Темненький достает из рюкзака яблоко, протягивает другу.
– На, мир.
Они сворачивают за угол.
– Миша-а, куда пошел? Домо-ой! – раздается крик.
Светленький возвращается и понуро тащится к подъезду.
На кухне вскипает чайник, из носика валит пар. Старушка с кряхтеньем поднимается, трясущейся рукой наполняет кружку водой. Кисть дергается в сторону, вода проливается на пол, она цокает языком, ставит чайник на место и задевает кружку. Та падает и разлетается на осколки. Раздается звонок в дверь.
Бабушка охает, сопит и, еле передвигая ногами и хлюпая мокрыми тапочками, отпирает. На пороге стоит светленький мальчик.
– Здрасте! А у вас есть горячая вода?
Бабушка пожимает плечами.
– Ох, не знаю, пойду проверю. Ты пока проходи, присаживайся. Там, на диванчик.
Он мешкается, переминается с ноги на ногу, но разувается, оставляет ботинки, покрытые комками грязи, посреди коврика, проходит в зал и садится на край кушетки, обводит комнату взглядом. На комоде стоит алтарь из фотографий – лысый мужчина, обнимающий женщину, маленький серьезный мальчик и девочка с высунутым языком. Их черты скрыты под слоем пыли. Пыль тут везде – на полу, на подоконнике, на изголовье кушетки. В углу комок спутанных волос.
Мальчик порывается встать, но бабушка возвращается с подносом, на нем стоит тарелка темно-зеленого супа со странно плавающими бугорками.
– Держи, сынок, угощайся, – улыбается старушка.
– Мм, спасибо. – Миша натянуто улыбается в ответ. – Но я это… пообедал.
Бабушка поджимает губы, медленно ставит поднос на прикроватный столик и присаживается к Мише. Трясущейся рукой она достает из кармана две конфеты и заговорщицки-тихо говорит:
– На. Много сладкого вредно, но мы же чуть-чуть.
Одну конфету она вкладывает ему в ладонь, другую медленно разворачивает. Миша берет конфету, запихивает ее в карман, мычит в знак благодарности и спрашивает:
– Так что там с водой?
– Ох, забыла проверить, голова дырявая. – Старушка хлопает себя по колену и откладывает полуразвернутую конфету в сторону, к тарелке с супом.
Мальчик притопывает ногой и щелкает пальцами, оглядывается на дверь.
– Зря ты супа не захотел. Меня Борька учил готовить. – Она указывает рукой на фотографию лысого мужчины. – Мы когда в Свердловске познакомились, он поваром работал. Чем меня только не подкупал! И «Наполеон» пек, объедались. – Она тычет отросшим ногтем в фотографию детей. – Наська, ой разбойницей была! Дралась, с мальчишками там-сям шаталась, а Федька, наоборот, учился, читал. Знал про грузовики и про космос. Я когда на пельменную фабрику устроилась, на автобусах стала ездить, так он меня всегда с остановки встречал.
Подбородок старушки дрожит.
– Наська теперь в Москве. Замуж вышла, детишек родила, сейчас внучков нянчит. А Федька… Инженером был.
Миша отводит глаза от двери. Настенные часы тикают. Он осматривает комнату – с батареи свисают паутинки, под комодом лежит скомканный фантик. Один край форточки опущен ниже другого, между дверцей и оконным переплетом щелка. Слышится тихий свист.
– Может, вам… Ну, знаете… С уборкой помочь?
– Нет-нет, милок, садись. – Старушка качает головой. – Я на прошлой неделе…
Миша, не слушая бабушку, поднимается.
– Да я сама, сама, честное слово.
– Успокойтесь, ну что вы. Мне не трудно. – Мальчик пожимает пятнистую морщинистую руку, улыбается и начинает убираться: заглядывает в шкафы, заставленные разноцветными коробками, находит в туалете веник. Совок выгнут, на венике серые сгустки.
Из кухни Миша выметает осколки, из зала – пыль. Набирает в ведро воду и обжигается. Он проводит по подоконнику тряпкой, на темно-серой поверхности появляется белая линия. Вода в ведре становится черной. Бабушка смотрит на Мишу, глаза блестят. Он протирает фотографии, телевизор и поливает цветы. В углу чисто.
– Ну все. Я пойду, – говорит Миша.
Бабушка протягивает ему стеклянную вазочку со сломанным печеньем, берет несколько кусочков и кладет Мише в карман.
– Вот, сынок.
– Спасибо. Я не голодный, правда, но спасибо. – Он обувает ботинки. – И извините, у меня обувь грязная… Но я дальше порога не ходил. До свидания! Я приду еще, наверное. Даже обязательно приду.
Он уходит.
Бабушка закрывает за мальчиком дверь, идет в зал, останавливается. Комнату заливает яркий осенний солнечный свет, вокруг чистота. На белом окне красуется Мишино яблоко. Старушка тихонько подходит, берет его, вдыхает аромат и аккуратно кладет к фотографиям. За окном листопад. Серый от пыли телефон с дисковым номеронабирателем стоит на подоконнике и молчит.
Изменившаяся участь
Лето, ночь, многоэтажный загородный дом, окруженный забором, за которым растут кусты роз. Свет горит только в одной комнате на первом этаже. В окне различается силуэт тучного мужчины, он не двигается.
На втором этаже длинный коридор с несколькими комнатами. Слышится тихий скрип двери. Женя, мальчик лет десяти, с рыжими кудрявыми волосами и веснушчатым лицом, закрывает за собой дверь, присаживаясь и приподнимаясь вместе с дверной ручкой. Лунный свет пробивается сквозь окно и освещает очертания предметов. Левая стена увешана множеством застекленных рамок, в них – черные точки, правая стена занята книжным шкафом, а у окна стоит массивный деревянный стол.