Поезд в новую жизнь

Часть 1.

– … провожающим просьба выйти из вагонов!… Скорый поезд 59 Кисловодск – Новокузнецк отправляется со 2-го пути… – в третий раз объявил динамик.

– Проходите … проходите… отправляемся! – засуетилась проводница у дверей вагона.

Я поцеловал маму, обнялся с отцом и с братом и заскочил в вагон. Проводница заступила на пост у дверей загораживая все на свете и я прошел по коридору к купе. Медленно-медленно за окном поплыл перрон. Родители с братом махали мне на прощанье и стояли под моросящим дождиком так одиноко…

Прощаться с родными всегда грустно. Особенно когда уезжаешь из родных краев непонятно куда. Непонятно на какое время. Неизвестно когда встретимся снова. Как там все сложится в этих неизвестных краях? Да и вообще… Грустно.

Поезд медленно набирал ход в темноту ноябрьской ночи. За окнами горели яркие огни Кисловодска. Вот проезжаем арку железнодорожного моста у каптажа Желябова… дорога ныряющая в арку, выныривающая с другой стороны на площадь перед Домом связи освещается оранжевым светом фонарей. Блестит мокрый асфальт. Гуляют прохожие, непонятными тенями шевелятся деревья… На душе грустно, если не сказать тоскливо.

Набравший было ход поезд тормозит и останавливается. Поезда всегда останавливаются в этом месте по непонятной для меня причине. Зачем разгоняться, что б потом тормозить? Проверяют тормоза? Что тогда стоять так долго… Устраиваюсь в купе возле окна. В окнах вагона ярко отражается купе, коридор, двери… улица в темноте ночи плохо видна из света в купе …

Символично, все же, что снова поезд увозит меня к новому периоду моей жизни. Можно даже сказать к новой жизни… Детство прошло, я закончил школу. Поезд так же увозил меня в Юность. Я поступил в училище, отучился и окончил его. Закончилась Юность. Ну может и не совсем закончилась, но почти… и теперь снова поезд, снова отсюда же, увозит меня в следующий период моей жизни – во взрослую жизнь. Как-то там оно всё сложится? И жизнь, и служба, и моя судьба?

Постояв одну-две минуты поезд плавно трогается и набирает ход. В темноте проплывают хорошо знакомые места: вот громада пансионата «Солнечный», вот исписанная непонятными каракулями глухая стена стадиона… Поезд сейчас идет параллельно проспекту Победы. Проспект ярко освещен, даже не смотря на морось гуляют люди, спешат в теплоту дома, проносятся машины… родители наверное уже едут домой… Мелькнул старый стеклянный вокзал Минутки – ещё одной остановки в черте города.

Мелькают огни домов, светофоров, машин. Вот высотки на въезде в город. Светятся огни окон. Люди наверное смотрят телевизор, ужинают… вон там веселятся… а тут едешь себе в неизвестность (чуть не подумал: никому не нужный). Вот ярко освещенный пост ГАИ на въезде в город. Колеса стучат по мосту. Подкумок в темноте не виден. Днем здесь отличный вид на Новое озеро, на крутые обрывы предгорий Боргустанского хребта, а сейчас темень и ничего не видно. Вон те красные огоньки – наверное телевышка над городом, мелькает хорошо освещенная развязка перед въездом в город, а вот эта россыпь огней – новый автовокзал…

Поезд разворачивается прочь от города. Купе пока пустое, как и большинство в вагоне. Нет, поезд не поедет пустым, просто заполняться вагон будет постепенно по всем станциям КМВ. Я поднимаюсь и иду к проводнице за комплектом белья. Проводница давать белье не хочет, выдача белья у неё по плану после Минеральных вод, но я её все же уговариваю.

Поезд пробегает Подкумок. Я достаю из чемодана новенький бордовый спортивный костюм. Карманы на животе. Если развести руки в стороны, то рукава мастерки как крылья летучей мыши. Оригинально и, наверное, модно. Штаны только в низу на резинках – мне не очень нравятся. Лучше бы сделали прямые и на молниях внизу… Быстро переодеваюсь, затаскиваю чемодан снова на верхнюю багажную полку. Ох и тяжеленный же… Поезд проскакивает Белый Уголь. К Ессентукам успеваю застелить постель, повесить шинель, китель на вешалки, рубашку и брюки разместить над полкой. Все равно все помнется, но хоть не сильно.

Ессентуки загружают ещё порцию пассажиров. Ко мне в купе садятся бабка с, наверное внучкой, лет 12. Шумно раздевается, располагаются, поминутно охая распихивают вещи под полки, рассаживаются… Бабка не высокая, круглая, пыхтящая, седая, с небольшой косичкой, круглое, доброе, располагающее лицо с мясистым носом, небольшими глазами в паутине морщин. Одета в вязаную серую кофту, поверх пестрого платья. Меховые сапоги тут же сняла, запихала под полку и одела домашние тапочки. Производства кисловодских цеховиков. Внучка, или кто она там, обыкновенная девчушка с конопушками и косичками, тут же забралась на полку к окну и уткнулась в какую-то книжку. У внучки, как я понял тоже верхняя полка.

Я выхожу в коридор что б не мешать, но и тут суетится народ с чемоданами, сумками, пакетами. Приходится то заходить в купе, пропуская, то выходить обратно.

Снова медленно поплыл перрон… провожающие машут руками… мимо окон проплывает знакомый навес ЖД вокзала… мелькнула привокзальная площадь с отражениями огней светофоров на мокром асфальте. А родители уже дома наверное. Или нет. Маму отец наверное завез домой, а сам с братом поехал ставить машину в гараж…

Скачки. Белоснежные стены ипподрома со шпилем проскакивают мимо и скрываются в темноте. Грусть не проходит. Погода под стать настроению – местами накрапывает дождик… Вот вдоль железной дороги спешит красный трамвай с ярко освещенными окнами. Люди наверное спешат по домам после работы…

Пятигорск. Новая порция пассажиров… Современный светлый вокзал уплывает назад… люди спешат под навесы прятаться от мороси. Поезд разворачивается и в ночи видны красные огоньки телевышки на Машуке.

Иноземцево. 2 минутки стоим. Родители наверное ужинать сели. Дома тепло, тихо… Хорошо дома!

Бештау. О, сколько народа. Здесь пересадка из Железноводска. Гам, толкотня.

Поезд из леса и гор разворотом вырывается на равнину. Впереди россыпью переливаются огоньки Минвод. Днем бы отсюда отлично была видна Змейка, и вдалеке Бештау. Сейчас, в темноте только мелькают огоньки пригорода Минвод. Проскакивают пригородные пустые, неуютные платформы «5км», «3 км»…

Минеральные воды. Здесь к нам в купе добавляется последний попутчик, мужичок неопределенного возраста. Скорее даже дедок. Лет 60. Плюс-минус. Невысокого роста. В толстой, мешковатой, теплой куртке. С хорошей лысиной, бородой и усами. Возле глаз заметно морщин. С чемоданом, сумкой, авоськой и шапкой-ушанкой в руках.

В Минводах народу садится обычно мало, за то поезд стоит необычно долго, по часу стоит, а иногда и больше… Опасливо покосившись на шинель – документы, деньги и билеты во внутреннем кармане – выхожу на перрон покурить. Авось сразу, пока не знают друг друга, не сопрут.

Наш, предпоследний вагон стоит почти напротив здания вокзала. Красиво подсвечена белая колоннада, сквозь колонны виден орел на фонтане – символ Минеральных вод. Блестит мокрый асфальт перрона. Суетится народ. Ну так… не тепло. Но и не шапку-ушанку носить, – вспоминаю я мужичка-старичка. Промаявшись долгую стоянку, перекурив пару раз, наконец дождался отправления поезда. Все. Прощай родной Кавказ. До свидания Кисловодск. До нескорой встречи родители. 20.30 Мама наверное убирается на кухне. Папа смотрит новости. Леня наверное тоже дома. Им хорошо, им никуда не надо…

Пока я курил соседи переоделись. Внучка оказалась в модном спортивном костюме «адидас», под столом стояли синие, адидасовские же кроссовки, не проста видно внучка. Бабка её оказалась в теплом пестром, ярком, полосатом узбекском халате. А старичок в теплой байковой рубашке в синие клетки с белыми полосками и спортивных штанах. Рукава у рубашки он чуть закатал. Руки морщинистые, с выпирающими венами.

Минводы остаются в дали. Поезд стучит колесами в темноте, освещая окнами деревья лесопосадки вдоль дороги. За окнами снова начинается дождь.

Проводница приносит белье и ещё раз проверяет и забирает билеты. Мы, наконец то, остаемся предоставлены сами себе. Я снова выхожу в коридор, остальные жители купе по очереди, стараясь не мешать друг другу застилают постели, располагаются.

– Ну что?! – мужичок-старичок вопросительно обводит нас взглядом. – По чаю и на боковую?

Возражений нет. Немного знакомимся. Бабка с внучкой едут в Саратов. Я – до Челябинска. Старичок выразился как то неопределенно, то ли Уфа, то ли Аша, я не понял, а переспрашивать не стал, мне все равно, куда он едет. Допив чай, перекурил в тамбуре, забираюсь на свою полку. Старичок беседует с бабкой о достоинствах и недостатках санаторно-курортного лечения.

Мне грустно. Даже немного тревожно на душе. Как то все сложится? Может даже где то немного страшновато от неопределенности. Спать не хочется. За окном темень. Заняться нечем. Тоска…

Взгляд цепляется за мои чемоданы… Чемоданы… Чемоданы это что то…

Выпуск в училище прошел и радостно, и как то обыденно одновременно. Наверное я перегорел в предвкушении праздника. Товарищи говорили, что непривычно ощущать себя уже офицером, а не курсантом. Я уже относился к этой перемене спокойно, как к само собой разумеющемуся факту. Хотя ещё совсем недавно эта мысль приводила меня в эйфорию – за погоны трудились, бились 4 года, меня вообще чуть не отчислили на 2 курсе, и вот наконец победа. Обыденно были получены в канцелярии предписание и прочие документы, деньги. И все. Ты уже окончательно, предоставлен сам себе. Как сказал начальник училища: вылетели из гнезда – счастливого полета!

В предписании значилось, что 25.11 к 9.00 быть в Чите в штабе 23ВА. День прибытия учитывал проезд на поезде. В случае с самолетом надо было вычесть 6 дней из отпуска.

В Читу! Забайкалье… Кому то в ЮГВ, кому то в Забайкалье. Сука, даже знаю кому! Отец дальше Красноярска в своих путешествиях на Восток не продвинулся. А мне вот сразу же «повезло» попасть… В тех краях из нашей авиации только «придворный» полк в Чите и транспортный в Укурее. И ещё в Улан-Уде по моему что то есть. Куда то да распределят.

Месяца за 3-4 перед выпуском приходили КГБшники, «сватали» желающих в авиацию КГБ – в Аральск и Байконур. На Байконуре я жил мальчишкой, и как то туда больше не хотелось. Да ещё и не известно, в Ленинск попадешь или в Аральск. С моей «везучестью» – так точно в Аральск, а там дырище и Ан-2. Я отказался. И вот Чита. Ещё неизвестно, что лучше, что хуже, в Ленинске хоть снабжение Московское, а в Чите неизвестно как…

По приезду домой после выпуска сразу отправились с отцом в кассы – покупать билет до Читы. С билетами в стране всегда, сколько себя помню, напряженка. Всегда надо брать заранее, выстаивать очереди, чуть не с ночи записываться… Тем более у нас, на курорте. Знакомых в кассах не было. Билетов на поезд тоже. Тем более на самолет. Ни прямого, ни кривого… Несколько дней ходили в кассы, стояли в очередях. Ездили и в Ессентуки и в Минводы… В конце концов каким-то чудом взяли билет: на 18.11., поезд №59 Кисловодск – Новокузнецк, до Челябинска, отправление в 18.50 московского. 22 вагон, между прочим. Никак, кроме как чудо, это действительно назвать было нельзя: все предыдущие дни билетов не было, а тут вдруг раз! И есть! В Челябинске предстояла пересадка на какой-нибудь другой, уже прямой поезд до Читы, или как получится, но билеты все равно надо было покупать там. Как их там покупать я представлял с трудом. Если их уже сейчас нет. Я так подозреваю, что если бы из Челябинска до Читы билеты были, то мне продали бы билет с пересадкой. Но нет. Билетов нет.

И как быть, если я опоздаю в Читу? В любом случае пока на ситуацию я повлиять никак не мог и по этому волновался, переживал, но гнал черные мысли подальше. Старался гнать. Чем ближе приходило время отъезда, тем труднее было отгонять эти самые черные мысли прочь. Знаете, сидишь, шашлык ешь, к примеру, и шашлык вкусный и коньячок тоже, природа, дача, отличное настроение… а тут вдруг мысль в голове: как добираться то будешь? Из Челябинска? И все настроение коту под хвост…

И ещё была проблемка. Так, мелочь. Вещи. Вещей было достаточно много и я озаботился чемоданами. Даже не так. Много было тех вещей, которые надо было брать с собой. Форма, белье, обувь… Положим поеду я в повседневной. Но ещё парадка. А представляться положено в ней. А шинели? Две. И обувь. Сапоги! А гражданка? А бытовые мелочи? И багажом или посылкой не отправишь, потому что неизвестно куда.

Один, большой, чемодан у меня уже был. Но вещей было гораздо больше, чем могло в него влезть. Отец, то ли в шутку, то ли в серьез, предложил выбрать из его чемоданов какой понравится. Это из тех самых чемоданов с которыми, сколько себя помню, мы ездили в отпуска. Которым сто лет в обед. Большие, тяжелые, из реек и прессованного картона, с наружи обтянутые дерматином, обклеенные обоями внутри, коробки с ручками и замками. Светло коричневый, почти оранжево-рыжий и темно коричневый почти серый. С такими сейчас уже и не встретишь никого. По объему они одинаковы, но я склонялся взять рыжий. Рыжий симпатичнее. Но мама присмотрела в магазине огромный, желтый, искусственной кожи чемодан. «Мечта оккупанта». Верх и низ у него мягкий, да в добавок он опоясан ремнями с замками – так что запихать в него можно очень много.

Моей целью было уменьшить количество увозимого с собой. Все, без чего я мог обойтись, хотя бы теоретически, я откладывал в сторону. У мамы, казалось, цель была диаметрально противоположная. Все на свете, по её мнению необходимое, она пыталась заставить меня взять с собой. Сборы выводили меня из себя. Не успеешь выбросить из чемодана кроссовки, как они, уже тщательно помытые, и завернутые в газету, и засунутые в целлофановый пакет, снова лежат в чемодане. Или зачем мне осенняя куртка, если сейчас зима уже на носу? Вот, кажется уже все готово. Распределил, что на себя, а что в чемодан. Все уложил, утолок, упаковал, утрамбовал. Отвлекся на пару часов и на чемоданах появляется новая куча пакетов, свертков, просто свернутых «совершенно необходимых» в дальних краях вещей. Ну что ты будешь делать?!

В итоге в дорогу все же получились два набитых под завязку больших чемодана. В «мечту оккупанта» утрамбовал все армейские вещи, обувь, все то что не надо прямо сию минуту, с таким расчётом, что б в этот чемодан вообще не залезать до места назначения. В тот что чуть поменьше уложил белье, гражданку, документы, спортивный костюм, – то что может и в дороге пригодится. Чемоданы получились неподъемные. Здоровые. Килограмм по 20, или даже больше. Я еле их тащил. Отец посмеивался в усы и успокаивал, мол не переживай, не на себе же везти, поезд везет. А на вокзале, говорит, возьми носильщика, если у тебя сил нет. Ага, носильщика… Я так и представил, как в каком-нибудь гарнизоне, на Богом забытом полустанке, выстроенных в ряд носильщиков, которые меня дожидаются, что б донести мои чемоданы. А мама хотела ещё дать мне сумку с едой.

– Ну мама! – возмущался я. – Как же я её тащить буду? У меня же не десять рук.

– Ничего, – убеждала меня мама, – в вагон сумку я тебе помогу донести, а пока до Челябинска доедешь все съешь и она легкая будет…

Как мама ни уговаривала, я был категоричен: не возьму и все. Как буду питаться? Знаю сам как, большой уже. А ещё она хотела дать мне пакет с постельным бельем. Мол дадут общежитие, а на чем спать будешь? Не передать сколько нервов стоили мне эти сборы в дорогу. В конце-концов мама сдалась и махнула на все рукой: собирайся как хочешь, тебе жить.

Лежал я на полке, смотрел на чемоданы и представлял, как с ними я буду мучиться по вокзалам. Да ещё в кассу, за билетами стоять… если чемоданы в стороне поставить, то украсть могут, а с собой в очередь не возьмешь, в очередях народу вон сколько… в автоматическую камеру хранения они не влезут, только в простую, если будет… А родители дома наверное уже спать собираются. Дождик звенит жестью подоконника на лоджии. Мокрый орех под окном машет ещё не опавшими редкими орехами на ветвях…

Вагон убаюкивал нежно покачиваясь на ходу, преодолевая непонятно какие ухабы. Поезд целеустремленно поглощал километры пути к моему пока ещё неопределенному, но явно светлому будущему.

Утро разбудило меня ярким солнечным светом и уютным позвякиванием чайных ложек в стаканах. Дождя, хмари, низкой облачности не было и в помине. За окнами поезда лежал снег. «Так вот, – подумал я. – в Кисловодске тепло. Ну может дождик. Дома завтракают наверное. А тут уже зима!». Вчерашней ностальгии и грусти уже не было. Ну и хорошо!

– Доброе утро! – я свесил голову с полки.

– Доброе…, – в разнобой поздоровались попутчики. Бабка с внучкой завтракали. Дедок изучал газету помешивая сахар в стакане чая. Что ж пора вставать. Быстро умывшись я, подстраиваясь под качки вагона, принес стакан чая.

– Разрешите я тут с краешку…

– Присаживайся, не спрашивай! – приветливо заговорила бабка освобождая мне часть стола. – Угощайся вот, не стесняйся… – бабка придвинула ко мне раскрытый пакет с вареной курицей, хлеб, яйца. Самая ходовая вагонно-поездная еда. Интересно, как она это все наготовила, если была в санатории?

– Нет, спасибо, – отказался я.

– А что так? – стала настаивать бабка, – али не нравится что?

– Нет, все в порядке, просто не голоден, – отбивался я. – Только проснулся же…

– Правильно, – поддержал меня старичок. – сейчас же Котельниково будет! – сказал так, как будто все вокруг знают, это Котельниково. – Там уж закупится!

– А что Котельниково? – спросила старуха. Внучка оторвалась от кроссворда.

– Как это что? – мужичек отложил свою газету. – Да в Союзе нет больше такой станции! Даже Слюдянка и то ерунда, по сравнению с Котельниково. Вот приедем сами увидите!

– А что Слюдянка? – повторилась бабка.

– Э-э-э… – старичок помолчал собираясь с мыслями, – видите ли Наталья Федоровна…

«Оказывается они уже познакомились»,– подумал я.

– Страна у нас большая. И по всей стране проложены рельсы, ходят поезда, ездят люди, – начал из далека старичок. – И станций очень много. Некоторые станции славятся своей историей. Другие архитектурой. А есть ещё станции которые славятся едой.

– Едой? – переспросил я.

– Ну да, едой. Не на всех станциях едой торгуют, но есть и такие. Тебя как зовут? – спросил меня старичок.

– Игорь.

– А меня Николай Степанович. – представился мужичок-старичок. – Пассажирам же кушать в дороге хочется, вот местные и подрабатывают. Выносят к поездам свою стряпню. И пассажирам хорошо, и местным заработок. Не на всех конечно станциях, потому, что милиция гоняет, а на некоторых.

– Да на всех же станциях буфеты есть, кафе… и в поезде ресторан.

– Э-э-э, что ты там купишь, в буфетах или кафе? Коржик черствый и бутылку лимонада? Да и ищи это кафе на станции… а с рестораном ты ещё познакомишься – ехать далеко… А тут останавливается поезд. Стоянка 2 минуты. Ну пусть 10 минут, если станция побольше. Народ покурить выйдет, ноги размять. А тут картошечка теплая ещё да в укропе и с маслицем. Мясо жареное. Та же курочка. Огурчики соленые. Грибочки. Пироги с картошкой и луком. Все домашнее, вкусное. И спиртное в тихую продадут если что. И пиво. Да может ещё по вагонам пройдутся со снедью, для тех кто курить не выходит.

– Да-а-а, продадут пирожки позавчерашние, хоть гвозди ими забивай. – Наталья Федоровна отхлебнула чая. – Или с животом потом намучаешься.

Я был с Натальей Федоровной солидарен. Покупать еду в дороге всегда чревато. Да ещё у частника.

– Не скажите. – возразил Степаныч. – Может конечно и бывают такие случаи. Единичные. Но где их не бывает? А на таких станциях свое реноме берегут, репутацию так сказать. Она ведь годами достигалась. Конкурентов убирали. Проводникам и милиции платили. А потерять репутацию в миг можно. Да там тебя свои же заклюют, если напакостишь. – И мне, видя что я собираюсь идти за чаем, – не в службу а в дружбу, и мне принеси стаканчик.

Я принес очередные стаканы с чаем. Поезд скользил длинными плавными прыжками по бесконечной присыпанной снегом степи.

– Вот например Слюдянка, если уж её вспомнили. – Степаныч продолжил рассказ размешивая сахар в стакане. – Находится она на берегу Байкала. Там к поездам приносят торговать рыбу. Знаменитого байкальского омуля. Форель и хариуса из горных речек. Местные рыбу коптят и продают пассажирам. Ну и ещё чистую байкальскую воду. Все, кто едет мимо Байкала обязательно покупают омуля. И рыба вкусная, и традиция опять же.

– Что за традиция?

– А традиция такая, что все кто едет мимо Байкала, с древних времен ещё, может даже с тех, когда и железной дороги там не было… Так вот, каждый, а особенно тот, кто первый раз мимо едет, должен в Байкале искупаться. Ну или умыться на худой конец. И тогда хвори да болячки тебя покинут, и желание которое ты загадаешь, обязательно исполнится. А ещё на удачу в Байкал надо бросить монетку. И тогда удача всегда с тобой прибывать будет. Обыкновенные пассажиры не знают, что от вокзала в Слюдянке до берега Байкала всего триста метров по прямой. Поезд стоит там 20 минут. Вполне можно успеть сбегать, окунуться. Но кто то не знает, кому то лень просто. Вот и приносят к поезду местные бутылки с байкальской водой. Умыться. Или просто испить. Она, вода Байкальская тоже целебная.

– Прям таки и целебная – усомнилась Федоровна. – Нарзан прям! – И я был с ней согласен. Мало ли что они в бутылку ту нальют. Иди проверяй.

– Целебная. – коротко ответил Степаныч. – Людям помогала. Верить только надо. А кто не верит, тому и таблетки не помогут. – Я не стал уточнять что он имеет ввиду. Веру в то что Байкальская вода целебная, или веру в Бога. – Вот случай был…

– Так а Котельниково? – перебил я Степаныча. – в Котельникове чем торгуют?

– В Котельникове торгуют рыбой. – Степаныч недовольно поморщился, что я его перебил. – Здесь торгуют донской, волжской рыбой. Рыбой с Цимлянского водохранилища и с Маныча. Здесь самая лучшая речная рыба в стране. За рыбой сюда со всего Союза специально едут.

– Прям лучше омуля? – ехидно уточнил я.

– Здесь омуля нет. Здесь другая рыба. Много её. Всю не перечислить. Вот приедем – сам увидишь.

Допив чай, отнес стакан проводнице и задержался у расписания остановок. Котельниково: 9.40. стоянка 10 минут. Время только 9 часов. Я развернулся и пошел в тамбур курить. Степаныч и Федоровна о чем то оживленно беседовали. Безмолвная внучка снова отгадывала кроссворд.

Тамбур, как наверное во всех вагонах, был оборудован для курящих. На решетках окон висели консервные банки для окурков. В углу, возле двери стоял веник, подметать пепел. На стенках облупленные, красной краской обязательные «Не курить, не сорить!» Здесь же красовалось написанное от руки объявление: «НЕ плевать! Не мусорить! Штраф 10р». «10р» было исправлено на 100. На противоположной стенке красовалось другое объявление: «На пол плюют верблюды и дегенераты!». Было уже накурено. За грязными окнами мелькали голые деревья жиденьких лесопосадок, и за ними, до горизонта, поля припорошенные снегом. Быстро проскочила какая то станция, я не успел прочитать название.

Перекурив я вернулся к купе и заступил на «вахту» к окну. Да даже и голые поля в снегу смотрелись неплохо под стук колес. Вот мелькнет дорога и ЖД переезд с будкой. То какой-нибудь овраг. Забытый Богом полустанок в голой степи с 3-4 домиками и обязательно сушащимся во дворе бельем… Настоявшись и насмотревшись зашел в купе. На полку лезть не хотелось.

– Я тут посижу, с краешка? – я уселся у двери купе. Здесь удобно смотреть в окна сразу на обе стороны.

Поезд начал притормаживать, я посмотрел на часы и снова вышел в коридор. По всему приближаемся к этому самому Котельниково. За окнами замелькали домики, какие-то постройки и поезд окончательно остановился.

Люди потянулись к выходу. Ну и я со всеми.

На улице было морозно. Снег тонким слоем. У входа в вагон уже толпилось несколько торговок с корзинками и сумками.

– Рыба! Рыба! Копченая рыба! – кричали торговки в лицо выходящим пассажирам.

Я закурил поглядывая по сторонам.

Пассажиры обступили торговок заглядывая в корзинки. У тех в руках появились огромные, капающие жиром куски рыбы в масляной бумаге. Через плечи вдруг были одеты гирлянды мелкой рыбешки.

– Вобла! Астраханская вобла! Лещ! Копченый судак! – доносилось со всех сторон. Торгаши растягивали пассажиров в разные стороны и хвастались своим товаром, совали свертки в руки.

Из вагона спрыгнул Степаныч.

– Что стоишь теряешься? К этим даже не подходи… вон туда пойдем. – Степаныч махнул рукой в сторону, оказывается, стоявших недалеко прилавков. Я их сразу и не заметил. Там тоже толпился народ, судя по легкой одежде, с поезда. – Тут можно и осетра купить. И икорки любой. Давно я осетринки не ел…

На прилавках разложены горы рыбы. Разной. Соленой, вяленой, копченой и жареной. Целыми рыбами и кусками. На столбиках подпирающих крышу прилавков тоже развешены гирлянды воблы, лещей, ещё Бог знает какой рыбы. Народ толпился, толкался, торговался, покупал и продавал. Дальше в стороне, ближе к вокзалу стоял наряд милиции наблюдая, но не вмешиваясь.