Старый шакал, отвечающий за сбор десятины, не спеша взобрался на большой валун и, несколько помедлив, начал свою речь:
– Шакалья элита, приветствую тебя! Пусть блага лесные ниспосылают тебе небеса, а зверье безродное служит тебе. Пусть у врагов твоих выпадут зубы и облезут хвосты. Пускай завистники твои лопнут от злости, а желчь выест их глаза. Одним словом, здравствуйте! Собрал я вас, братья мои, чтобы уведомить о приближении золотых времен, которые вот-вот наступят. Недолго нам осталось ждать – и наше шакалье царство придет на все времена, и все звери лесные покорятся нашему племени.
Шакал покряхтел, немного подумал и продолжил:
– Ну, с протокольными вещами закончили, можно и шкурными вопросами заняться. Кто в чем нужду имеет?
Все загудели, высказывая насущные потребности: одним шишек все не хватает, хоть тысячами лежат в укромных местах; другим белок с пушистыми хвостами подавай; а третьи вообще – царствовать хотят. Старый аксакал, осознав глупость произнесенных им слов, быстро поправился:
– Я имел в виду реальные проблемы, а не надуманные!
Галдеж усилился. Вдруг, откуда ни возьмись, в толпе присутствующих нарисовалась нерпа:
– Что значит – «реальные»? Или для уважаемого аксакала наши проблемы – уже не проблемы? А может, мы для него уже и не шакалы вовсе? Я вот бьюсь на соседских территориях, как рыба об лед, для общего блага, так сказать, стараюсь, а уважаемый аксакал ка…
Нерпе не дали договорить:
– Ты на кого это, скотина, хлеборезку раскрыла? Ты, часом, ничего не перепутала? – пронесся гул в толпе. Несколько волков, получив еле заметную команду от местного правителя, угрожающе двинулись к нерпе.
Старый шакал даже пасть не успел открыть. Нерпу в качестве предупреждения грызнули за кормовую часть. Она пискнула и, как бы прозрев, продолжила:
– А чего я? Ой, простите! Я ведь привыкла своих козлов с бегемотом козлить. А они в ответ только блеют либо мычат… А я что, я – скотина слабая. Езжу на тех, кто везет, да опускаю тех, кто опускается. В общем, ошибочка-с вышла… А хотите, я вместо старого шакала рыжего закозлю? Уж больно рожа у него холеная да расслабленная. Вы мне тока скажите! Я недорого возьму – тыщь двадцать-тридцать… Практически задаром.
Тут наконец старый шакал пришел в себя:
– Сама заткнешься или волкам команду дать? Мы чуть позже вернемся к твоим выкрутасам на вверенных территориях.
– Так мне дали команду валить все, вот я ее честно и выполняла! А теперь бегемотова свора пытается меня разорвать, при сем – никому и дела нет до меня, бедненькой!
– Это ты-то – бедненькая? Да ведь вы с козлом твоим так соседний лес разворовали, что теперь еще и шишками делиться придется, чтобы там порядок навесть.
– Пусть воровать перестанут – и все будет в ажуре. При мне-то хорошо жилось, а эти все никак не нажрутся.
– При тебе, нерпа, только твоей своре и жилось хорошо. Ты лучше вспомни, сколько ты взаймы набрала? А еще – из каких таких шишек ты зверью подачки раздавала, а? То-то же! Набралась вдоволь – дай и другим спокойно напаковаться.
– Это я-то набралась? Да там и брать-то нечего было – так, на пропитание немного припасла. Вон ваш рыжий сколько нагреб, не на один выводок хватит! А мне бы еще хоть немного порулить… Поставьте меня, пожалуйста, хоть на немножечко! Я отработаю!..
Волк, стоявший рядом, по команде старого шакала отвесил нерпе смачную оплеуху. Та кувыркнулась, отлетев в кусты, выскочила, и уже хотела что-то ляпнуть, но вторая плюха увлекла ее обратно в кусты. Аккуратно высунувшись из места приземления, нерпа узрела волка, готового в третий раз отправить ее в то же место, где она уже дважды побывала. Еще недавно активная нерпа сдулась и затихла, уставившись на старого шакала.
– Вот и чудненько, – медленно проговорил старый шакал, – будешь паинькой – еще разок к рулю поставим, рванешь напоследок – и ходу.
– Куда ходу? – не поняла нерпа.
– Куда глаза глядят, но только куда-нибудь подальше. Или ты думаешь, что можно вот так запросто плесень на уши зверью лесному вешать бесконечно? Не успеешь сделать ноги – порвут, как пить дать, а тогда тебе ни мы, ни волки, ни язык твой змеиный не помощники.
Нерпа попыталась что-то возразить, но очередная плюха все-таки откомандировала лживую бестию в третий раз в кусты.
– Итак, – продолжил старый шакал, – это, с позволения сказать, животное прервало меня на самом интересном месте выступления. Я остановился на потребностях наших насущных. А насущных проблем у нас хватает.
– И не насущных хватает, – ляпнул кто-то из толпы собравшихся, и все заржали.
– Да, и это тоже. Но самое главное кроется в том, что среди зверья лесного недовольство стоит великое, многие нарекают в нашу сторону, а причина всему – наглость, с которой мы принялись рулить их землями. Вот зачем, скажите, надо было белок в повозку запрягать да по лесной опушке с гиканьем кататься? Или кротами в подкидного дурака играть? Чего морды воротите?
– Вы – умнейший среди нас, вот и научите, чего с шишками-то делать, а то ведь накопили мы их достаточно, а пользоваться, получается, нельзя, – возразил достаточно молодой шакал, исполняющий роль медведя-правителя на описываемых территориях.
– Никто вам не запрещает беспредельничать, более того – я вам обещал полную власть и право творить чего вздумается. Но только – всему свое время. Открытый беспредел возможен только тогда, когда вся власть сосредоточена в наших лапах. А мы – не успели жир нагулять и уже пытаемся хаять окружающее нас зверье. Вспомните, сколько раз на наш род устраивались показательные охоты, сколько лет нашим прародителям приходилось жить, приспосабливаясь в условиях ужасающего гнета. Посему зарубите себе на носах: хочешь покуражиться – куражься, но только так, чтобы никто твоих выкрутасов, окромя жертвы, не видывал. А накуражившись вдоволь, следует задрать видевшую вас скотину. Я об этом неоднократно говорил и продолжаю повторять: потерпите еще немного и скоро получите больше, чем даже представить себе могли.
– А сколько ждать-то? – поинтересовался кто-то из толпы.
– Недолго, мои дорогие, недолго. Но для ускорения процесса нам просто необходимо подумать о травоядных, ибо вы добра всякого-разного накопили уже немерено. Так что же думаете, братья, о жующих траву?
– Думаем, сотни по две на рыло не помешало бы, – хохотнул рыжий шакал.
Уважаемое собрание весело заржало. Предводитель шакальства тоже рассмеялся.
– Вот за что вас люблю, так это за полную неадекватность ума… Ладно, чего с вас взять, беспредельничайте и помните, что все, кто не шакалы – дичь.
Собрание весело улюлюкало.
В какой-то момент веселого сборища на поляне нарисовался уже знакомый нам толстый кот-бродяга. Был этот кот тоже шакалом, только с небольшими отклонениями – как по весу, так и по масти. Отклонение по весу было характерно для всех особей шакальей породы, а вот по масти эта скотина была исключительным мотом, и если другие шакалы, накопив немало добра всяческого, прогуливали небольшую его часть, то упомянутое животное спускало все до последнего желудя. Старый шакал уж и наказывал плута, и уму-разуму учил, свое личное время в беседах задушевных проводя, а животина только мурлыкала да пялилась по сторонам с немым вопросом: кого бы обобрать да с кабаном отобранное прокутить. Следует заметить, что котяра шакальей наружности по отношению к своему другу-хряку не походил на остальных представителей шакальства – он действительно любил эту безмозглую, загульную и преданную свинью. Кабан неоднократно вставал, что называется, грудью на защиту кота, даже когда перевес сил был явно не в пользу сладкой парочки, а кот, в свою очередь, никогда не обделял своего компаньона шишками и желудями – они вместе мутили и вместе кутили.
Кот не спеша подошел к председательствующему и начал достаточно издалека:
– Весело тут у вас…
– Весело, весело, – в тон коту ответил старый шакал, – выродок полосатый. Ты забыл – какого роду-племени будешь? Говори, чего нарисовался, морда твоя лукавая?
– Ну, лукавством весь наш род славится, а я хоть и не самый лучший его представитель, но чего-то все же от матушки унаследовал.
Старому шакалу нравилась эта полосатая особь, ибо по хитрости и лукавству мало кто из их племени мог соперничать с ним. Старик даже подумывал сделать кота своим преемником, но все попытки превратить гуляку в хладнокровного и расчетливого гроссмейстера потерпели фиаско, и потому усатого никто больше серьезно не воспринимал. Впрочем, данное обстоятельство, похоже, никак не беспокоило хитрована: он довольствовался тем, что имел, даже когда имел не очень много.
– Тут такое дело, – начал издалека кот, – объявились в наших местах инолесные зверушки, наивные, но при шишках. Причем шишек у них, как еловых, так и кедровых – что у дурака махорки..
– А вы, значит, на пару с тупым собутыльником, решили облегчить их тяжкую ношу, – съязвил шакал.
– Он, может, и тупой, зато честный и не такой хитроделанный, как все наше шакалье братство. Он никогда и ни за что меня одного не бросит, и плевать ему – у кого сколько шишек. А наш брат только и глядит, кого бы на шишечки развести.
– Ты, лохматый, думай – что и где говоришь… Не пристало остальное зверье с шакалами в один ряд ставить. А кабан твой еще покажет свое истинное рыло – и вот тогда поймешь, как я был прав. Ну, да пес с тобой! Хотя нет, не пес, а бес. Хочешь водиться с этим тупоголовым созданием – твое дело, только запомни: попадешь в передрягу – ко мне за помощью не ходи, не помогу принципиально. Теперь говори, зачем пожаловал.
– Да зверята эти ищут некоего Льва, который, как они утверждают, есть царь всех зверей. А я вот про такого и слыхать-то ничего не слыхивал. Ты ведь у нас все да про всех знаешь, так и поведай мне о нем, коль не жалко.
– А тебе зачем? Ты ведь собрался их на шишки облегчить – так и облегчай на здоровье.
– Необычные они какие-то – всему верят, в глаза мне с надеждой заглядывают… А я уже весь запас уловок истратил, дальше без дополнительной информации разводить их не смогу – боюсь, прокол может случиться, а тогда не видать мне заветных шишек, как собственных ушей.
– Ладно, слушай. Лев – персонаж сказочный; по крайней мере, мне так о нем дед рассказывал. Где там вымысел, а где правда – мне неведомо, ибо предок мой еще тем плутом был: так, как он мог на белое сказать черное – никому не удавалось, а потому-то и верили ему не только звери лесные, но даже высокопоставленные шакалы. Сказал дед – значит, так оно и есть. Беда в том, что дед мой под конец жизни вообще из ума выжил и сам начал верить во все, что понавыдумывал. Потому понять, что к чему, сейчас уже нереально. Могу лишь вкратце передать суть его разглагольствований на эту тему.
– Буду признателен, если поделишься информацией.
– Тогда слушай: дед говаривал, что персонаж этот был выдуман старшими шакалами специально для зверья лесного, дабы оно всего боялось, да нас, шакалов, слушалось, а наши выходки беспредельные нам прощало – ибо «Лев велел» вести себя именно так: укусили за левый бок – подставь правый.
– Да-а-а, – протянул котяра, – лихо придумано.
– А то! – согласился старый шакал. – Так легче управлять этим стадом.
– Но почему ты думаешь, что зверье этого не понимает?
– Да хотя бы потому, что оно верит в данного персонажа, хоть никогда его и не видело.
– А сам-то об этом думаешь?
– Редко, дорогой мой, редко. Зачем мозги понапрасну напрягать? Сказано: выдуманный персонаж, значит – выдуманный. Ты, котяра, сам не заморачивайся и другим голову не морочь.
– А если без партийных лозунгов?
– Ну чего тебе спокойно-то не живется? Забудь, выдумка все это.
– И все-таки?
– Ну, только если между нами…
– Могила, – произнес кот с гримасой дохлой кошки.
– Пес с тобой, вернее, кот с тобой. Но, только, никому – ни мяу, ни пол-мяу.
– Да чтоб мне всю жизнь траву жрать да воду из лужи хлебать, – поклялся котяра.
– Ладно, слушай: я так думаю, что персонаж этот вполне взаправдашний был, ибо многие среди зверья разного в него верят, а некоторые из них поумнее нашего брата будут. Потому-то и смешно утверждать, мол, тупому зверью тупую сказочку выдумали. Более того, старики говаривали, что Лев этот из нас, из шакалов был.
– Что-то я никак врубиться не могу: если он из нашего брата был, то почему мы в него не верим?
– Да ведь шакал шакалу рознь, а этот вздумал заявить, что шакалы ничуть не лучше, чем все остальное зверье.
– Это как?
– Да вот так! Говорил, что шакалов Лев выбрал, дабы на их примере показать, что бывает с теми, кто его, Льва, ослушается. И уже одного этого было достаточно, чтобы отдать выскочку толпе. Он вступился за травоядных, травоядные же его и разорвали, на горе себе и на радость нам. Конечно, подстроили все наши старшие, но сделали это, как всегда, лапами жующих траву. Лев был коронован на царство и тут же разорван. Но вышла небольшая заковыка: зверье не забыло о нем, как это раньше случалось со всевозможными «пророками», а поверило его словам и уверовало в озвученные идеи. В общем, с каждым годом его последователей становилось все больше и больше. Вот тогда наши старейшины и решили немного подправить кое-чего в постулатах, чтобы зверьем безродным управлять легче было. И подправили. Сегодня даже мне неизвестно, где текст оригинальный, а где – вымысел. Вот так вот, дорогой мой усатый прохвост.
– И все-таки, как сам думаешь: есть Лев, или нет?
– А мне это зачем? Сказали – выдумка, значит – выдумка.
– Вижу по твоей хитрой морде, что недоговариваешь. Я ведь на твое место не мечу, так что не боись и выкладывай все как есть. Моему бродячему мяуканью вряд ли кто поверит. Колись, давай.
Старый шакал оглянулся по сторонам и стал рассказывать полушепотом, хотя в округе ни одной живой морды не было:
– Понимаешь, какое тут дело: мы ведь шакалов в стае держим, впаривая чудную сказочку об избранности племени нашего. Что, мол, мы являемся истинными хозяевами всего, а остальное зверье рождено только для того, чтобы нас обслуживать да прихоти наши затейливые удовлетворять. Порода-то наша слабая и противостоять в одиночку ни тигру, ни медведю, ни волку мы не можем. Зверье же из перечисленных – сильное, а оттого – гордое и себялюбивое. И вот аксакалы-то наши, да благословенны будут их когти и клыки, все правильно решили: отдельно взятый шакал тигру или там волку с медведем всегда проиграет, а вот если взять отдельно взятого тигра и стаю шакалов, то тут шансы будут явно не на стороне полосатого.
– Ну?
– Когти гну, – перекривил кота старый шакал, – все же очень просто: чтобы рулить сильными, надо их ослабить, разделив поодиночке, а слабых согнать в стаю – чем мы, собственно, и заняты все свободное время: надуваем крупных хищников, восхваляя и стравливая их друг с другом, да держим свое племя в узде, устраивая показательные выволочки время от времени. Как недавно с шакаленком, в яму посаженным.
– Ну да, ну да, слышал я чего-то… А за что его?
– Дык он, негодяй, решил, что может сам по себе жить: шишки собирать, нас не слушаться, десятиной не делиться; вот и пришлось настроить против него остальной бомонд, да и забрать накопленное. С одной стороны, доход в общак получен, с другой – неповадно будет прочей братии, ведь теперь каждый шакаленок, прежде чем ослушаться меня, сто раз подумает. Ведь если посаженному ни положение, ни шишки не помогли, то что тогда с простыми шакалами будет?
– Умно, умно… Только я во всей этой ахинее никак понять не могу: как мне зверушек на шишки-то развести? Послушав тебя, в моей больной башке образовалось больше вопросов, нежели ответов… Ох и мастак ты тень на плетень наводить…
– А то! – с гордостью ответил шакал.
– И как мне теперь плесень на уши этой шпане вешать? А?
– Да как хочешь, так и вешай, не мое это дело. Думай, ты же мастер шпану на шишки разводить – вот тебе и желудь в зубы.
– Ну вот, пришел за советом – и благополучно был послан.
– Ты, кот, скотина самостоятельная, вот самостоятельно и выкручивайся. Я ведь тебя не одно лето звал в ученики, а ты вместо меня больше кабана своего тупого слушал.
– Никого я не слушал! Я – кот и гуляю сам по себе. А относительно кабана – таких друзей еще поискать надо! Не хочешь помогать – так и скажи, а лапшу вешай на уши своим полудуркам.
– Ты поосторожней когтями на поворотах! Кого полудурками называешь? Они все – твоего роду-племени.
– Были бы моего – на всякую чушь не велись бы, а так – стадо, оно и есть стадо.
– То есть выходит, что кабан, друг твой разлюбезный, лучше любого шакала будет?
– Я всех шакалов не знаю, а потому и оценивать не стану, кто кому лучше будет. Кабан – друг, и на шишки меня не променяет.
– Ой ли?
– Клык даю.
– Забьем?
– Забьем! А на что?
– Ну, – задумался старый шакал, – ежели кабан тебя продаст, то его – на разрыв, а ты – ко мне в ученики…
– Заметано, – хитро мяукнул полосатый. – А ежели не продаст, то ты отвесишь мне тыщу шишек и подскажешь, как зверьков на их багаж развести.
– Тыщу! Не многовато ли будет?
– Неа, в самый раз. Я ведь, если чего, лишусь самого дорогого, что у меня есть – друга, а что для тебя тыща шишек, ты вон со своей своры их мульонами собираешь.
– Я не себе их собираю, – немного обидевшись, возразил старый шакал.
– Да ладно, мне-то не мурчи, что тебе от куша не обламывается, я ведь сам проходимец, а как говорят у людей, рыбак рыбака… ну, ты в курсе.
Долго ли, быстро ли, а наши герои заключили пари на баснословное по лесным меркам количество шишек. Собеседники рыкнули-мяукнули и разошлись восвояси. Один гадать, как развести зверьков, а другой – придумывать план обольщения простейшего хрюкающего существа.
VI
Оставим на время козни наших плутов и вернемся к наивным зверенышам, находящимся в ожидании помощи от усатого проходимца. Просто сидеть и ждать результата было как-то скучно, и зверьки решили побродить, посмотреть местные достопримечательности да изучить национальные традиции.
Был второй день последнего месяца лета, скопища зверей двигались через лужайку в небольшой лесок, называемый Горьким. В основной своей массе толпа состояла из кабанов, некогда охранявших горные границы лесных угодий от соседских боевых единиц. Это была особая каста хрюкающих созданий: дебелые, крепкие, злые и бесшабашные особи, которые, благодаря своей безбашенности, были способны бросаться на неприятеля прямо с гор. Безусловно, не все совершали такие прыжки удачно, приземляясь на обалдевшие шеи агрессоров – многие просто разбивались в лепешку, по причине чего в глазах остальных кабанов выглядели героями, воспевались в песнях и были предметом необъяснимой самими кабанами и непонятной всем остальным гордости. Боевые единицы других территорий с определенным уважением относились к этой братии, поскольку они, даже без конопли, мака или меда, в одиночку могли броситься на целую толпу неприятелей. А если еще и набирались перечисленных субстанций больше нормы, то ограничитель безбашенности вообще исчезал напрочь из их мозгов, и тогда животный страх поселялся в головах противников, лицезревших этих деструктивных демонов. Силушки, как мы уже упоминали выше, у них было предостаточно, потому и использовали их шакалы очень успешно – во время конфликтов с соседями. Проблема с этой категорией возникала в мирное время: дури много, а врагов нет, вот и приходилось вчерашним героям искусственно находить оппонентов, обзывать их врагами и глушить почем зря куража ради. Правда, бывали случаи, когда, набравшись меду и распугав пол-леса, бравые вояки никак не могли найти, с кем померяться силушкой богатырской. Тогда они допивали остатки меда и, как само собой разумеющееся, кусались, бодались, рвали клыками да глушили друг дружку, что называется, с пролетарской ненавистью – развлекались, одним словом.
Наши маленькие герои, вернее, молодой кабан вдруг задал вопрос в никуда: «А что это за праздник такой хитроумный?» – и тут же три отвязных рыла выросли возле любознательного соплеменника:
– Слышь, брат кабан, эта мелочь издевается, или дупля не отбивает? Че-то я перестаю шутки юмора понимать… Здается мне, нас таки хотят здорово обидеть?
– Дяди кабаны, мы никого не хотим обидеть, – вступился за друга шакаленок. И он еще хотел что-то сказать, но три рыла повернули свои не очень-то дружелюбные морды в его сторону.
– Опаньки, кого я вижу, – выпучил круглые глазищи один из кабанов, – шакалятиной запахло. Бей шакалов – лес спасай! – процитировал он избитую фразу.
Другой кабан грозно обошел шакаленка и стал обнюхивать его с идиотским выражением морды:
– Ой, таки точно шакаленок… А мы-то думали, чего на десерт замутить…
Третий, обращаясь к двум другим, предложил:
– Давайте придушим толстоносого да в кустах спрячем, а после развлекухи с легавыми псами вернемся и сожрем хитрозадого.
– Что значит – «придушим»? – вступился медвежонок.
– Это как так – «сожрем»? – возмутился волчонок.
– Никого мы ни душить, ни жрать не дадим, – гордо выпалил ежик.
– А вам-то чего, звереныши? Чего взбеленились-то? К вам у нас вопросов нету, а толстоносому – кирдык по-любому.
– Я вот не знаю, кто такой кирдык, и зачем он нужен нашему шакаленку, но только мы его в обиду не дадим, – сказал мишка и грозно поднялся на задние лапы.
Кабаны переглянулись, а тот, что был у них за старшего, обратился вначале к двум другим, а затем к зверенышам:
– Не, вы поняли: мелочь-то, похоже, пришлая, раз нас не боится. А причин тому может быть тока две: либо тупость, либо смелость. Кстати, очень часто именно глупость заставляет зверей совершать смелые поступки, а отвагу наш брат кабан уважает в любом виде. Вот только чего я никак понять не могу, так это – почему вы, зверьки чужеземные, за морду шакалью мазу тянете?
– Друг он нам, – гордо ответил волчонок, – потому и тянем за него эту, как ее – назу…
Кабаны заржали, весело хрюкая и брызжа слюной, а тот, который за главного у них был, насмеявшись вдоволь, фыркнул как конь и говорит:
– Мы, кабаны, смелость и боевую дружбу почитаем больше, чем все остальные достоинства, потому жрать вашего друзяку, так и быть, не станем. Более того, учитывая проявленную отвагу и мужество, приглашаем всех вас, не исключая и шакальей морды, вместе отпраздновать наш профессиональный праздник.
Закончив пафосную речь, предводитель хрюкнул, все трое выстроились в ряд, гикнули и троекратно хрюкнули – получилось впечатлительно.
– Ну, мы не знаем, – неуверенно начал медвежонок…
– И не умеем, – продолжил ежик…
– Ой, а мне жуть как хочется, – встрял молодой кабан, – только я тоже не знаю, чего делать-то?
– Сразу видать, наших кровей скотина, – подбодрил молодого кабана клыкастый предводитель, – пойдемте, звереныши, не пожалеете. Такое шоу только раз в году бывает.
– А чего делать-то будем? – спросил ежик.
– По ходу все узнаете. Идемте быстрее, а то самое интересное пропустим.
Предводитель скомандовал:
– В колонну по три – становись!
Кабаны выстроились рядком, а остальные расположились беспорядочно следом. Взглянув на неорганизованную толпу только что приобщенных к великому зверьков, предводитель многозначительно произнес:
– Да, сразу видно: дыма лесного не нюхивали, копыт в кровь не истирали. Становись! Равняйсь! Смирно! Шагом марш! Песню запе-вай!
Веселое стадо – ибо строем это можно было назвать лишь с очень большой натяжкой – двинулось праздновать столь «любимый» в здешних местах национальный праздник, хрюкая, визжа и улюлюкая в такт какой-то боевой песне:
– Хрю-хрю-хрю-хрю-хрю-хрю-хрю-хрю!.. – довольно дружно ревели кабаны мотив знакомой до боли песни «Там где пехота не пройдет». Впрочем, никакой гарантии, что это была именно та песня, не дал бы даже сам сказочник… Но ревели кабаны знатно!
Понять, кто поет, и, главное – о чем – было невозможно, да, собственно, и не важно. Зверье веселилось, или, как любили говаривать в здешнем лесу – оттопыривалось, и делало это, что называется, с огоньком, с душой и по полной программе.
С к а з о ч н и к: Описание «национального праздника» требует особого вдохновения. Дело в том, что бывал я однажды в этом Горьком лесу и именно во второй день последнего летнего месяца… Словами этого не передать – больше подойдут слюни и междометия. Более того, один мой товарищ, тоже из кабанов, умудряется отмечать названный праздник каждый год, при этом – с каждым годом все веселее да заковыристее. Большой, знаете ли, затейник. То псов легавых обхрюкает, то домашних своих построит, а то и просто морды другим кабанам намнет забавы ради – такая вот, понимаете, широкая натура и незакомплексованная скотина.