Операция «Змий»
– Пора делать ноги, герой, – сказал Дантист. – Скоро в этой стране начнётся «Большой Бардак». А точнее, уже начался…
Какой именно бардак начался в Джамалтаре, они узнали чуть позже, уже в России, из средств массовой информации…
События, последовавшие за штурмом дворца Басмангалея, выстроились в цепь нелогичных, даже можно сказать, неразумных поступков, совершенных Басманджаром, младшим братом диктатора, лидером политического движения «Лиловые чалмы». Басманджар и Басмангалей были родными братьями, а точнее – однояйцовыми близнецами. Старшинство Басмангалея определялось несколькими минутами, однако он всегда подчёркивал, что он – старший брат. В мусульманской стране это было не простой формальностью, а основополагающим фактором в отношениях внутри семьи. Несмотря на то, что Басмангалей и Басманджар являлись столь близкими родственниками, их чувства друг к другу никак нельзя было назвать родственными, а уж тем более братскими. Они не любили друг друга, причём Басманджар просто не любил брата, а Басмангалей Басманджара ненавидел. Младшенький всегда был любимчиком родителей, старший же часто наказывался ими, и, надо сказать, небезосновательно – за дерзость и за непомерные амбиции; Басмангалей едва ли не с рождения стремился быть лидером, иногда – любой ценой. Братья получили разное образование: младший – экономическое; выучившись, он стал неплохим коммерсантом, старший избрал карьеру военного…
Басманджар возглавил движение «Лиловые чалмы» не благодаря своим политическим убеждениям (от политики он был далёк всегда), а просто так – случайно, взлетев на его вершину на протестной волне. Целью «лиловых» являлась ликвидация диктата, возврат из ссылки Ташира, прежнего, любимого всем народом правителя, формирование нового кабинета министров, ориентирование экономики на север, и так далее, и тому подобное. Басманджаром же двигало лишь желание договориться с братом и совместно управлять Джамалтаром; он наивно полагал, что такой братский тандем возможен. Все прежние бескровные попытки договориться закончились ничем, но сейчас, когда он показал брату силу, думал Басманджар, тот будет сговорчивее. Поэтому Шантагар получил приказ сохранить диктатору жизнь и препроводить его в Буймар, родовой замок братьев. Басманджар не воспользовался победой, и, впоследствии, пострадал.
Едва оправившись от испуга и сменив замаранные шаровары на чистые, Басмангалей немедленно приступил к разработке очередного коварного плана. Он принял все условия младшего брата в обмен на свободу. Уже на следующее утро по государственному телеканалу он объявил народу Джамалтара, что полностью признает совершённые им ошибки и раскаивается в содеянном; он готов искупить вину плодотворной и самоотверженной работой на любом поприще, которое ему доверит народ. И народ (в лице его младшего брата, ставшего, до возвращения Ташира, главой временного правительства) доверил Басмангалею выполнять функции министра обороны. Растерянные или прямо сказать – ошарашенные люди немного помитинговали, чуть-чуть помародёрствовали, от души погромили неверных, и, успокоившись, разошлись по домам.
Басмангалей на все сто процентов реализовал подаренную братом свободу и возможности, предоставленные новой должностью. Он проинспектировал армию, назначив на ключевые посты верных ему людей, сформировал свой личный подпольный штаб, сплотил вокруг себя оставшихся в живых отважных и стал дожидаться возвращения Ташира, который не очень-то и торопился, проходя курс реабилитации после пластической операции в одной из клиник Европы.
Прибыл Ташир в Джамалтар в середине августа, а 24-го августа во дворце правительства состоялся грандиозный приём и ещё более грандиозный пир, который продолжался всю ночь и закончился кровавой резней. На пир были приглашены все известные в Джамалтаре, личности, и все они были убиты людьми Басмангалея, даже те, кто на коленях молил о пощаде и клялся Басмангалею в вечной преданности. Басмангалей собственной рукой перерезал глотки Таширу и своему брату Басманджару.
Эта ночь вошла в мировую историю, как «Вторая Варфоломеевская». Одновременно с резнёй во дворце, верные Басмангалею воинские части захватили все государственные учреждения. Произошёл второй басмангалеевский путч…
Сейчас, продираясь сквозь толпы митингующего народа, Скиф и Дантист не могли реально разобраться в политической ситуации. Кто-то кричал: «Да здравствует Ташир! Да здравствует Басманджар! Смерть диктатору!», кто-то – прямо противоположное: «Свободу Басмангалею! В зиндан бунтовщиков!».
Но один лозунг: «Бей неверных!», звучал чаще других. На одной улочке Дантист и Скиф стали свидетелями, как разъярённая толпа забивала камнями немолодую уже светловолосую женщину. Скиф катал желваки на скулах, но с таким количеством противников даже ему было не справиться.
Первое, что бросилось в глаза, когда друзья подошли к посольству России – отсутствие охраны. Ворота были закрыты, но двери распахнуты. Внутри всё говорило о поспешном бегстве: мебель перевёрнута, канцелярские принадлежности разбросаны, вся оргтехника оставлена на месте. Бункер для измельчённой бумаги был забит доверху – вся секретная документация уничтожалась именно таким образом, а её, судя по всему, было немало. Не нужно было обходить все помещения, чтобы понять, что в здании посольства нет ни души.
– Ну, что? Это означает, что легальный вариант эвакуации отпадает, – хмуро произнёс утомлённый увиденным и пережитым за сегодняшний день, Дантист.
– Значит, пойдём через горы, – невозмутимо пожал плечами Скиф.
– Без снаряжения?
– Добудем.
Неожиданно между их головами просвистел сюрикен и у входной двери раздался звук упавшего тела. Здоровенный бородатый темник конвульсивно бил ногами о мраморный пол и умирал, захлёбываясь собственной кровью, пузырящейся из открытого рта и фонтанчиками брызжущей сквозь пальцы, прижатые к рассечённому горлу.
– Нам пора уходить, господа. Скоро здесь будет много посетителей. Двери посольства, как вы могли заметить, открыты для всех желающих поживиться на халяву.
Произнесший эти слова человек стоял у стены со спокойно опущенными вдоль тела руками; выглядел неизвестный более чем странно, просто нелепо. Камуфляжная форма на его сухом узкоплечем теле сидела совсем не по-военному – висела мешком; большой лысый череп был бледен до голубизны; глаза, спрятавшиеся за круглыми линзами очков, казались маленькими и невыразительными. Судя по толщине линз, человек был сильно близорук, что, впрочем, не мешало ему виртуозно владеть японскими метательными штуковинами.
Этот нелепый задохлик чем-то напоминал одного некогда популярного питерского клоуна. Дантист, разглядывая незнакомца, почему-то мучительно пытался вспомнить фамилию клоуна. Скиф, тоже выпучив глаза (если можно было так сформулировать удивлённый взгляд метиса) взирал на незнакомца.
– Я ждал вас, ребята, – заявил метатель звёздочек. – Разрешите представиться: полковник Васильев… Василий Васильевич.
«Мать твою! – мысленно воскликнул Дантист. – Сам Вася в кубе! Легендарный Чудак!», и спросил вслух:
– А нам, я полагаю, представляться не надо?
Чудак качнул голубой головой и улыбнулся.
– Как будем уходить? – спросил Скиф, глядя в окно. На улице перед воротами посольства собиралась толпа.
– В здании имеется подземный ход, о котором я, – Чудак хохотнул, – совершенно случайно узнал… Прошу за мной.
Они спустились на лифте на третий нижний уровень, и, поблуждав в витиеватом переплетении подземных коридоров (к слову сказать, Чудак прекрасно ориентировался даже при аварийном освещении), через потайной ход, замаскированный под силовой шкаф с нарисованным черепом, перешли в подземный тоннель, уходящий далеко во тьму. Через два с половиной часа они вышли из тоннеля и увидели реку.
За рекой синели горы…
Из донесения резидента ФАЭТ в Джамалтаре директору Федерального Агентства Эффективных Технологий.
Гриф секретности: 0000
«…Выполняя Вашу директиву, моей группой предотвращена расправа боевиков движения «Лиловые чалмы» над бывшим диктатором Джамалтара Басмангалеем. После проведения акции двое членов группы, спецагент Скиф и спецагент Дантист, не вышли на связь. Их поиски взял на себя инспектор ФАЭТ Чудак»
Из донесения инспектора ФАЭТ директору Федерального Агентства Эффективных Технологий.
Гриф секретности: 0000
«Тела спецагентов Скифа и Дантиста мною обнаружены в числе погибших боевиков движения «Лиловые чалмы» и опознаны. В связи со сложной политической ситуацией в Джамалтаре транспортировать груз 200 в Россию не представляется возможным. Я принял решение кремировать тела на месте»
– …В Джамалтаре, конечно, было весело, – сказал Зинка. – Но и новое задание, уверяю, будет нескучным. Слушай инструктаж…
Зинка объяснял Дантисту, что тому надлежит сделать. Дантист молча кивал, запоминая сказанное, и параллельно планировал свои действия. Новое имя, новая легенда, новая жизнь. Старую жизнь закончить легко – ни определённого места жительства, ни постоянной работы, ни каких-либо связей и привязанностей – одно слово – бомж. Единственное что его отличало от представителя этой социальной группы – постоянный доход в виде ренты от ценных бумаг, оставленных ему в наследство «австралийской тетушкой».
Новое имя ему понравилось: Александр Тихофф (именно так с двумя «Ф» в конце фамилии), магистр медицины из Дюссельдорфа. На фотографии он был в белом кожаном пиджаке, чёрной рубахе в мелкий белый горошек, шейный тёмно-малиновый платок придавал облику некую пижонистость – Дантист уже не помнил, когда он фотографировался в таком клоунском наряде. Это был не его стиль, его любимый цвет – чёрный. И кожа, обязательно кожа, но чёрная. Чёрный кожаный пиджак, чёрные кожаные брюки и чёрная водолазка. Трикотажная. При его высокой худощавой фигуре это выглядело эффектно; глист в корсете, шутя, называли его коллеги. Однако в его картотеке, как и в картотеках любого специального агента, было полно разных фотографий…
Зинка высадил его в центре города, возле входа в метро.
Прежде чем спуститься под землю, Дантист закурил и поглазел по сторонам. Город жил своей обычной жизнью, суетливой и непонятной. Мимо пробегали беспечные и озабоченные, весёлые и грустные, окрылённые удачей и сломленные невзгодами, молодые и старые мужчины и женщины. Все они останутся до самой смерти теми, кем родились, а он, Дантист, сейчас докурит сигарету и спустится в метро, а выйдет из него другим человеком, человеком с новым прошлым и неясным будущим.
Рядом с Дантистом стоял уличный музыкант и играл на саксофоне, играл плохо и без души. По-видимому, сам себя великим музыкантом не мнил. Дантист дослушал этюд до конца, достал из бумажника пятидолларовую купюру и отдал мужчине, сказав при этом:
– В ми-бемоле фальшивишь.
Саксофонист улыбнулся и молча кивнул, честно соглашаясь.
Щелчком отправив окурок в урну и, спустившись вниз на несколько ступенек, Дантист обернулся и добавил:
– Да и в фа-диезе тоже…
Глава 3. Зинка
Высадив Дантиста, Зинка сразу поехал в аэропорт. В Москве его ждал Чудак и огромная куча нерешённых вопросов. Ещё не до конца была проработана его собственная легенда. Вояж по городам, где проводили «отпуск» боевые друзья, а теперь ещё и подчинённые, оторвал Зиновия от московских дел на целую неделю. Нужно было не просто встретиться с каждым из них, но ещё и проверить на предмет возможной перевербовки. Зинка верил Скифу и Дантисту, как самому себе, но инструкция гласила, что, если агент находится без наблюдения более двух месяцев, он подлежит всесторонней проверке, и далее по тексту. А ребята провели вне конторы не более двух месяцев, а более двух лет…
Ещё не поднявшись в самолет, Зинка по номеру места, написанного на авиабилете шариковой ручкой, понял, что сидеть придётся в хвосте. Как выяснилось, это было не так уж и плохо. Прямо перед ним расположилась супружеская чета – задумчивого и угнетённого вида мужчина и молодая женщина. Формы её тела говорили о прогрессирующей анорексии, а лицо было довольно миловидным, но не настолько, чтобы глаза худышки имели право не выражать ничего, кроме презрения ко всем окружающим. У супружеской пары имелся ребёнок лет шести с хитрыми маленькими глазками, который оказался отвязным до безобразия, как сказал бы Дантист – безбашенным. Сразу после посадки он стал канючить у мамы с папой, что очень хочет кушать, пить и писать. Родители на его просьбы отреагировали странно: мужчина закрыл печальные глаза и сделал вид, что спит, женщина достала книжку в мягкой обложке и погрузилась в чтение, совершенно не реагируя на нытьё сына. Малец понял, что здесь, как всегда, не обломится, и стал вертеться в кресле, болтать ногами и пинать впереди стоящее кресло.
Вот тут-то Зинка и порадовался, что не ему досталось место впереди малолетнего хулигана, и что позади тоже никто не сидит. Он откинул спинку кресла, насколько позволила задняя переборка, и постарался уснуть.
Это ему удалось, и приснился Зинке короткий сон про детство.
Зимний лес был безмолвным и чёрно-белым. Чёрные сырые и тяжёлые стволы сосен, чёрные родимые пятна берёз, всё остальное – белое. И, вдруг в двуцветное царство сна ворвалось что-то яркое и стремительное. Белка!.. Пробежав по сугробу (её невесомое тельце не проваливалось в рыхлый снег), рыжая зверушка проворно вскарабкалась по стволу сосны и устроилась на ветке. В лапках неизвестно откуда появилась сосновая шишка. Белка грызла шишку и косила взгляд на Зинку.
«Почему она рыжая? – подумал мальчик Зинка. – Почему не стала серой к зиме? Все белки к зиме меняют шубку…»
Белки в Зинкином детстве были совершенно ручными и не боялись человека. Часто они вели себя нагло – забирались на плечо и, жалобно глядя в глаза, попрошайничали. Причем, что попало не ели – только орехи, семечки и сухарики.
Рыжая белка из Зинкиного сна попрошайкой не была, она сама нашла съедобную шишку (не все шишки съедобны) и теперь последовательно и деловито с ней расправлялась.
Зинка подошёл ближе. Белка перестала жевать, внимательно посмотрела на приближающегося мальчика и, размахнувшись, зафинтилила шишку прямо Зинке в лоб.
Зиновий открыл глаза. На коленях лежала конфета чупа-чупс, а поверх спинки переднего кресла на него смотрели такие же круглые, как у приснившейся белки, глаза.
– Ну, и что будем делать? – строго спросил Зинка.
– Дядь, отдай конфетку! – похоже, совесть ребёнка не терзала.
Зинка взял конфету, аккуратно и не торопясь снял фантик, и сунул чупа-чупс в рот. Маленькие глаза пацана ещё больше округлились, он сполз на сидение, но через секунду вихрастая голова выглянула сбоку. Глаза по-прежнему были круглые – мальчик явно не понимал, что происходит. Но реветь не стал. На некоторое время мальчуган затих, видимо, мучительно пытался осознать всю полноту постигшего его несчастья. А Зинка, посасывая чупа-чупс, уже не пытался заснуть, возможно, пацан придумает что-нибудь более радикальное, чем метание конфет. Надо быть начеку.
У Зинки, как и у большинства коллег, не имелось ни жены, ни детей. Каким бы он воспитал сына, если бы он у него был, Зинка не знал, но, во всяком случае, бросаться чупа-чупсами в головы людям он бы ему запретил…
И отец Зиновия, Андрей Иванович, и старший брат Иван были кадровыми офицерами, танкистами. Только Ваня служил не с отцом, а в другой воинской части, под Читой. Мама тоже была военнослужащей – работала хирургом в военном госпитале. А положил начало военной династии Зинкин и Ванин дедушка – дед Иван, он тоже в своё время был танкистом. Иван Александрович Черемных погиб на Кавказе; это случилось давно, ещё в прошлом веке. Скорей всего поэтому Андрей Иванович пошёл по стопам отца… Ну и старший Зинкин брат, который любил деда, но, в отличие от младшего, помнил его довольно хорошо (Кстати, Иван имя получил в честь деда), решил продолжить семейную традицию.
Естественно, и для Зинки иной профессии, нежели профессия военного, не существовало. Собственно говоря, у него даже в глубоком детстве и мыслей-то таких не возникло, чтобы стать космонавтом или, скажем, президентом.
А разведчиком он решил стать в четвертом классе, сразу после того, как посмотрел фильм «Семнадцать мгновений весны».
Всё вышло как-то случайно – ни отец, ни мать, ни кто-то из знакомых взрослых, ни школьные друзья ему этот фильм смотреть не предлагали. Взрослые, наверное, забыли, а сверстники и не знали, что такой фильм есть. Однажды Зиновий болел ангиной, в школу не ходил, скучал немилосердно. От нечего делать решил поиграть в танковый бой – у отца было полно макетов танков и прочей военной техники, он их сам клеил – давно когда-то, в молодости. Полез Зинка на антресоли и чуть не высыпал себе на голову коробку со старыми дисками. Часть дисков всё же рассыпалось. Он собрал их, один чисто машинально сунул в домашний компьютер…
Мальчик смог оторваться от монитора только когда пришла мама с работы, и, приготовив ужин, позвала сына на кухню. Поужинал и снова смотрел кино про Штирлица, пока его в приказном порядке не отправили в постель. А наутро, едва родители ушли на службу, Зинка пулей помчался в отцов кабинет к компьютеру.
Мальчик просто заболел Штирлицем. Он во всем старался быть похожим на своего киношного кумира – всегда ходил прямо, не горбясь, одевался строго и подчеркнуто аккуратно, сделал такую же прическу, говорил мягко и спокойно, заканчивая любую фразу знаменитым «нет?». Стал предлагать друзьям диск с «Семнадцатью мгновениями», заразил всех. Но эта «киноэпидемия» у всех очень быстро прошла, а Зинка продолжал «болеть». В школе Зинку прозвали Штирлицем, и Зинке это нравилось. После «Семнадцати мгновений» был «Щит и меч», «Мертвый сезон», «Ошибка резидента» и прочие – всё из папиной фильмотеки. Зинка учился на этих дисках шпионскому мастерству и формировал свои детские представления о том, каким должен быть настоящий разведчик. Он мечтал стать суперагентом, внедрённым в самое логово врага, лихо разрушающим все преступные замыслы.
Его детским мечтам было дано осуществиться, но не сразу.
Случилось несчастье в семье Черемных, а потом ещё одно. Погиб Иван – несчастный случай на учениях. После гибели старшего сына у Андрея Ивановича произошёл инсульт, и его парализовало. Отец лежал на кровати без движения и ничего не говорил, только слёзы постоянно текли по впалым щекам. Вскоре папа умер.
Похоронили Андрея Ивановича рядом с могилой Ивана. Отец пережил старшего сына на два месяца. На могилах отца и брата Зинка поклялся продолжить семейную традицию, стать танкистом.
Окончив школу, он покинул родной Академгородок, научный пригород Новосибирска, и уехал в Тамбов поступать в танковое военное училище. После окончания училища служил на Дальнем Востоке, потом в Сибири. Служба давалась ему легко, и к двадцати шести годам Зиновий дослужился до капитана. Но занятия, манёвры, учебные стрельбы – всё это очень быстро стало для него каким-то обыденным, пресным. Размеренная, небогатая на события жизнь, тяготила его деятельную натуру, душа просила драйва, а тело – адреналина. Капитан Черемных подал руководству рапорт о переводе его в службу внешней разведки.
Зинку устроила бы любая должность, он не сомневался, что сделает на новом поприще карьеру. Но, собственно, дело было не в карьере – Зиновий Черемных решил двинуться навстречу детской мечте. Ещё через полгода Зинку уволили из регулярной армии и зачислили курсантом в спецшколу, но не в СВР, а в недавно сформированное Федеральное Агентство Эффективных Технологий (сокращенно – ФАЭТ)…
Самолёт стал заходить на посадку. Зинка обратил внимание, что кресло впереди не ходит ходуном, а стоит, не шелохнувшись.
Он приподнялся и заглянул за спинку – пацан спал и всхлипывал во сне. Наверное, ему снилась конфета в яркой блестящей обёртке, которую у него отобрал незнакомый злой дядька.
Глава 4. Совещание «покойников»
В прихожей конспиративной квартиры на крючке для ключей висели четыре медальона – по числу членов утверждённой группы. Из гостиной доносились приглушённые голоса, витал тонкий аромат духов Герцогини и запах только что сваренного кофе. Зиновий взглянул на часы – 18.00, он, как всегда, точен, – вошёл в гостиную, и, широко улыбнувшись, бодрым голосом произнёс:
– Приветствую, господа шпионы!
Непринуждённый разговор тут же оборвался, трое из четверых присутствующих – Дантист, Аристократ и Герцогиня – повернули улыбающиеся лица к вошедшему и чуть ли не в голос поздоровались. Скиф, сидящий в кресле, поставленном чуть поодаль от других, лишь мимолётно взглянул на Зинку и коротко кивнул.
«Облажался, теперь будет картину гнать – демонстрировать всем и вся свою восточную немногословность, невозмутимость и самодостаточность» – внутренне усмехнулся Зинка.
– Смотрю, все в сборе… У всех всё в порядке, или, может быть, у кого-то какие-нибудь проблемы?..
Спецагент по прозвищу Аристократ поднял огромную руку и скорчил гримасу невыносимой боли:
– У меня проблема. Очень серьёзная. Можно сказать, неразрешимая. Вторые сутки идут, – горестно вздохнул он.
– Да ты что! – притворно изумился Зинка, прекрасно понимая, что друг решил перед началом серьёзного разговора немного расслабиться, побалагурить, и тоже включился в игру: – Вот от кого-кого, а от тебя, Аристократ, не ожидал. Ведь ты у нас – парень «Ноу проблем»… И что с тобой случилось?
– Живот болит. Наверное, фиников объелся. Непривычная для моего организма пища. В данный момент со стулом проблема.
– Так ты ж вроде в кресле сидишь, – пошутил Дантист.
– А ещё врач называешься, – шмыгнув носом, заметил Аристократ.
– И что, – спросил Черемных, – ты не знаешь, что с этим делать?
– Терпеть?!.. – Аристократ обиженно посмотрел на Зинку наивными простоквашными глазами, широко расположенными на круглом веснушчатом лице.
– Ну, зачем, чаще всего этот вопрос решается с помощью некоего нехитрого приспособления, напоминающего грушу. Но только напоминающего, есть его нельзя, оно резиновое… А на будущее запомни мой совет: экзотическую пищу нужно потреблять умеренно.
– Для меня теперь, в соответствии с легендой, борщ – сплошная экзотика, – вздохнул Аристократ.
– Страдаешь? – Вопрос Зинки прозвучал сочувственно. Аристократ пожал массивными плечами. – Ничего, привыкнешь. Ты вспомни, как в Джамалтаре тебе пришлось отказаться от любимой свинины. И ведь как-то пережил, привык к баранине. Перестроился организм. И сейчас перестроится.
– Баранина – совсем другое дело. Это ж мясо! – ухмыльнулся Аристократ.
– А мне фруктовая диета только на пользу, – весело подключилась к разговору Герцогиня. – В сочетании со СПА-процедурами и солнечными ваннами – такой, я вам скажу, эффект!.. Всё-таки тропики – это моё. Я там буквально расцветаю.
– Ты и в тундре будешь выглядеть на все сто! – Зинка не скрывая восхищения, окинул взглядом её пропорционально развитую и весьма соблазнительную фигурку.
– Да-да, дорогая, даже там, в заснеженной пустыне, ты будешь цвести и пахнуть. Потому что ты – само совершенство, – вставил щедрый на комплименты Дантист.
Теперь даже Скиф заинтересовался – скосил глаза на Герцогиню, словно до того её не видел.
Лицо, шею, открытые плечи и руки спецагентессы покрывал ровный, приятного бронзового оттенка загар. Чёрные волосы (свои, некрашеные) живописно падали на плечи. На фоне загорелого лица неожидаемо ярко горели голубые глаза. В улыбке девушка привычно по-голливудски обнажала белые и ровные, словно созданные для рекламы услуг стоматологической клиники, зубы.
Зинка перевёл взгляд с Герцогини на Дантиста, потом на Аристократа. В очередной раз подумал: «И что она нашла в этом увальне? Как бы замечательно они смотрелись в паре с Дантистом…»
Себя рядом с Герцогиней Зинка почему-то не представлял.
…Герцогиня и Аристократ были вместе много лет (ещё с разведшколы). Сначала их союз вызывал удивление у многих, если не сказать – у всех.
Она – красива, как богиня, сложена, как модель, порывиста, в меру кокетлива. Правда, иногда случалось – не в меру. Шлея под хвост попадёт, или обидится за что-то на своего дружка. Но это по жизни. На задании Герцогиня могла быть любой. Чаще всего исполняла роль стервы (руководство решило, что эта роль – её).
Он – обладатель наипростецкой внешности. Рыхловатый, но только с виду; на деле – груда тренированных мышц, железным корсетом оплетающих прочный костяк. Флегматичный до безобразия (опять же, не факт). Медлительный в мыслях (конкретный обман) и в движениях (тут уж ничего не поделаешь). Эти качества Аристократ очень умело использовал: часто брякал что-нибудь невпопад, вообще нёс какую-то бредятину, – одним словом производил впечатление туповатого, не отягощённого многими знаниями человека. Оперативный позывной «Аристократ» он получил благодаря ироничному складу ума начальника разведшколы генерала Колчина.