Кулак Аллаха

Посвящается вдовам и сиротам офицеров и солдат полка специального назначения британских ВВС.

А также Сэнди, без чьей постоянной поддержки эта книга вряд ли увидела бы свет.

Моя искренняя благодарность тем, кому известно, что и как на самом деле происходило в Персидском заливе, и от кого я услышал об этом. Вы узнаете себя...

Действующие лица

Глава 1

Человек, которому оставалось жить десять минут, смеялся. Его рассмешила история, только что рассказанная его личным помощником Моник Жамине. Холодным сырым вечером 22 марта 1990 года она отвозила своего шефа с работы домой.

История касалась женщины, работавшей вместе с Жамине и ее шефом в штаб-квартире Корпорации космических исследований на улице де Сталь. Все считали ее грозой мужчин, отчаянной соблазнительницей, а теперь выяснилось, что она лесбиянка. Анекдотическая история пришлась по вкусу не слишком утонченному мужскому чувству юмора.

Без десяти семь Моник и ее шеф вышли из здания корпорации, располагавшемся в брюссельском пригороде Юккле. Моник села за руль «рено-21» типа «универсал». Несколькими месяцами раньше она продала «фольксваген», принадлежавший ее шефу; тот водил машину так неосторожно, что Моник всерьез опасалась, как бы он не угробил и себя и автомобиль.

От здания корпорации до его квартиры было всего минут десять езды. Шеф жил в центральном из трех корпусов комплекса Шеридре, что на улице Франсуа Фоли. По пути они решили заглянуть в булочную. В магазин вошли и Моник и ее шеф; он купил булку своего любимого развесного хлеба. Ветер швырял капли в лицо; они наклонили головы и не обратили внимания на то, что рядом остановился и неотступно преследовавший их автомобиль.

В этом не было ничего удивительного. Ни Моник, ни ее шеф не были искушены в тайной слежке. Уже несколько недель двое смуглолицых мужчин в автомобиле без номерных знаков следовали за их машиной по пятам, никогда не теряя ее из виду, но и никогда не приближаясь вплотную. Преследователи только наблюдали, а шеф их не замечал. Другие все видели, а он ничего не подозревал.

Он вышел из булочной – дверь располагалась прямо напротив кладбища, – бросил булку на заднее сиденье, потом устроился в машине сам. Было десять минут восьмого, когда Моник остановила машину перед массивной стеклянной дверью подъезда. Дом стоял немного в стороне, метрах в пятнадцати от тротуара. Моник предложила было шефу проводить его до квартиры, но он отказался. Она поняла, что шеф ждет свою подругу Элен и не хочет, чтобы Моник столкнулась с ней. Он тщетно доказывал своим сотрудницам, которые обожали своего шефа и прощали ему понятную человеческую слабость, что Элен – всего лишь приятельница, помогавшая скоротать вечера, пока он работает в Брюсселе, а его жена живет в Канаде.

Он выбрался из машины. Как всегда, воротник его подвязанного поясом плаща был поднят. Он взял на плечо большую черную матерчатую сумку, с которой не расставался почти никогда. В сумке было больше пятнадцати килограммов документов, научных статей, проектов, расчетов, других бумаг. Он не доверял сейфам и почему-то полагал, что на его плече все детали его последних проектов будут в большей безопасности.

Когда Моник увидела своего шефа в последний раз, тот стоял перед стеклянной дверью, роясь в карманах в поисках ключей. На его плече висела сумка, локтем другой руки он прижимал пакет с только что купленной булкой. Моник проводила его взглядом, а когда за ним автоматически захлопнулась стеклянная дверь, она уехала.

Ученый жил на седьмом этаже девятиэтажного дома. У задней его стены располагались два лифта, вокруг их шахт вилась лестница, а каждую ее площадку отделяла дверь пожарного выхода. Ученый вошел в кабину и поднялся на седьмой этаж. Как только он ступил в холл, у самого пола зажглась неяркая подсветка. Поигрывая ключами, слегка согнувшись под тяжестью сумки и все еще прижимая локтем пакет с булкой, он прошел по коридору, устланному красно-коричневым ковром, повернул налево, потом еще раз налево и уже собрался вставить ключ в замочную скважину, чтобы отпереть дверь своей квартиры.

Убийца ждал, спрятавшись с другой стороны за шахтой лифта, уступом выходившей в тускло освещенный холл. Он бесшумно покинул укрытие. В руке убийца держал «беретту» калибра 7,65 миллиметра с глушителем. Оружие было завернуто в пластиковый пакет, чтобы выброшенные гильзы не разлетались по ковру.

Пяти пуль, выпущенных с расстояния меньше метра в голову и шею, было более чем достаточно. Выстрелы бросили ученого – высокого, плотного мужчину – лицом на дверь, потом его тело медленно соскользнуло на ковер. Убийца не стал проверять пульс, да в этом и не было нужды. Он практиковался на заключенных и знал, что дело сделано. Он легко сбежал по лестнице, прошел черным ходом, пересек окаймленный деревьями двор и сел в поджидавший его автомобиль. Через час он был на территории посольства своего государства, а на следующий день покинул Бельгию.

Элен пришла пятью минутами позже. Первой мыслью ее было, что у любовника случился сердечный приступ. Растерявшись, она открыла квартиру и вызвала «скорую помощь». Лишь после этого Элен вспомнила, что лечивший ее друга врач живет в том же корпусе, и позвонила ему. «Скорая помощь» прибыла первой.

Один из санитаров попытался приподнять тяжелое тело, все еще лежавшее лицом вниз, и отдернул руку – она была в крови. Почти сразу санитар и врач констатировали, что ученый мертв. На этаже было еще три квартиры, но из всех жильцов оказалась дома лишь пожилая дама, которая наслаждалась концертом классической музыки и за толстой деревянной дверью ничего не слышала. Обитатели жилого комплекса Шеридре общительностью и разговорчивостью не отличались.

Убитым оказался доктор Джералд Винсент Булл, капризный гений, известный всему миру конструктор оружия, который до своего появления в Брюсселе был главным оружейником у Саддама Хуссейна.

После убийства доктора Джерри Булла по всей Европе стало твориться что-то странное. В Брюсселе представитель бельгийской контрразведки признал, что последние месяцы за Буллом почти неотрывно следовал автомобиль без номерных знаков, в котором постоянно находились двое смуглых мужчин, по виду – уроженцев восточного Средиземноморья.

Одиннадцатого апреля в доках Мидлсборо британские таможенники обнаружили подготовленные к отправке восемь огромных стальных труб. Трубы были изготовлены из высококачественной стали и подвергнуты обработке по высшему классу точности. С помощью гигантских фланцев, крепившихся мощными болтами и гайками, восемь труб можно было собрать в одну. Таможенники с торжеством объявили, что эти трубы предназначались вовсе не для нефтехимического завода, как утверждалось в экспортных сертификатах и транспортных накладных, а представляли собой основные детали ствола огромной пушки, сконструированной Джерри Буллом по заказу Саддама Хуссейна. Так родилась история о суперпушке, которая постепенно обрастала все новыми и новыми подробностями; попутно вскрывались все новые и новые случаи двурушничества, незаконной деятельности секретных служб многих стран, глупости чиновников (таких случаев было особенно много), политического крючкотворства.

Не прошло и двух недель, как по всей Европе стали всплывать другие детали суперпушки. 23 апреля турецкие официальные лица заявили, что они задержали венгерский грузовик, перевозивший в Ирак десятиметровую стальную трубу, которая, по общему мнению, предназначалась для ее сборки. В тот же день греческие власти остановили другой грузовик с какими-то стальным деталями и на несколько недель посадили незадачливого британского водителя – за соучастие в перевозке контрабандных товаров.

В мае итальянские службы безопасности перехватили стальные детали общей массой семьдесят пять тонн, изготовленные компанией «Сосьета делла Фучине», а сверх того конфисковали еще пятнадцать тонн на заводе той же компании недалеко от Рима. Последние были сделаны из титанового сплава и, как и другие детали, обнаруженные на одном из складов в Брешии, Северная Италия, должны были стать затворным механизмом суперпушки.

Потом пришла очередь немцев. Во Франкфурте и в Бремерхафене они нашли странные изделия, произведенные на заводах компании «Маннесманн» и, если верить оценкам экспертов, также являвшиеся деталями суперпушки, которая теперь приобрела мировую известность.

Надо признать, что Джерри Булл очень умно разместил заказы на изготовление частей своего детища. Трубы, из которых предстояло собрать ствол, были сделаны в Англии двумя компаниями: «Уолтер Сомерз» в Бирмингеме и «Шеффилд Форджмастерс». Но самое главное заключалось в другом: перехваченные в апреле 1990 года восемь труб были последними из пятидесяти двух аналогичных секций. Этого количества секций как раз хватало на то, чтобы собрать два ствола длиной по сто пятьдесят шесть метров невиданного метрового калибра. Такая пушка могла бы выстрелить снарядом размером с цилиндрическую телефонную будку.

Крепежные детали были заказаны в Греции, трубы, насосы и клапаны откатного устройства – в Швейцарии и Италии, детали затворного механизма – в Австрии и Германии, метательный заряд – в Бельгии. В общей сложности подрядчиками оказались десятки компаний из семи стран, и ни один из подрядчиков не знал, что именно он взялся изготовить.

Средства массовой информации упивались скандальными новостями. От них старались не отстать ликующие таможенники и британское правосудие, которое поспешило предъявить обвинения ничего не подозревавшим подрядчикам. Никто не понял, что лошадь уже понесла. Перехваченные детали предназначались для второй, третьей и четвертой суперпушек.

Что же касается убийства Джерри Булла, то в газетах на этот счет появилось несколько самых невероятных гипотез. Само собой разумеется, прежде всего обвинили ЦРУ, руководствуясь популярным лозунгом: «ЦРУ виновато во всем». Это была очередная нелепость. Хотя в прошлом в определенных ситуациях Лэнгли действительно санкционировало физическое устранение отдельных лиц, основным занятием ЦРУ всегда была вербовка скомпрометировавших себя чиновников, предателей и двойных агентов. Россказни о том, что фойе в Лэнгли битком набито трупами бывших агентов, убитых их же коллегами по приказу людоеда-директора, разместившегося на верхнем этаже того же здания, очень занимательны, но чрезвычайно далеки от истины.

Кроме того, Джерри Булл никогда не имел ни малейшего отношения к миру тайных операций. Он был известным ученым и предпринимателем, конструктором артиллерийского вооружения, как обычных видов, так и выходящих за рамки этого понятия, гражданином США, долгие годы работавшим на американскую армию и детально обсуждавшим свои идеи и планы с друзьями в армейском обмундировании. Если взять за правило «ликвидировать» каждого американского конструктора оружия и предпринимателя, который работал на военную промышленность страны, не считавшейся (по крайней мере в то время) врагом США, то придется перестрелять около пятисот весьма уважаемых джентльменов, рассеянных по Северной и Южной Америке и по всей Европе.

Наконец, по меньшей мере последние десять лет Лэнгли не дают свободно вздохнуть бесчисленные чиновники разных наблюдательных советов и контрольных комиссий. Без письменного приказа ни один офицер разведки не решится отдать распоряжение о «ликвидации», а если речь идет о таком человеке, как Джерри Булл, то приказ должен быть подписан самим директором ЦРУ.

В то время директором ЦРУ был Уилльям Уэбстер, ранее работавший судьей в Канзасе. Получить у Уилльяма Уэбстера подпись под приказом о «ликвидации» было бы не проще, чем сбежать из Марионской тюрьмы, вырыв подземный ход тупой чайной ложкой.

Но безусловным лидером в списке претендентов на звание убийцы Джерри Булла был, разумеется, израильский Моссад. Эту организацию называли все средства массовой информации, большинство друзей и родственников Булла. Булл работал на Ирак, а Ирак был врагом Израиля – все совершенно ясно, как дважды два четыре. Беда в том, что в мире теней и кривых зеркал то, что на первый взгляд кажется двойкой, может быть равно двум, а может и отличаться от двух, а если эту то ли двойку, то ли нет умножить на другую то ли двойку, то ли нет, то в принципе не исключено, что получится четыре, но скорее всего результат будет иным.

Из разведывательных служб всех ведущих стран мира Моссад – самая малочисленная, самая безжалостная и самая фанатичная. Не приходится сомневаться, что в прошлом Моссад организовал не одно политическое убийство. Для этой цели были созданы специальные команды кидонов (на иврите «кидон» означает «штык»). Кидоны подчинялись боевому отделу, или Комемиуту, тщательно законспирированной организации, ударной бригаде Моссада. Но даже Моссад подчиняется определенным правилам, хотя сам же их и устанавливает.

Политические убийства можно подразделить на две категории. Убийства первой категории вызываются «оперативными соображениями», то есть возникшими в ходе выполнения операции непредвиденными обстоятельствами, угрожающими жизни друзей. Для устранения этих обстоятельств приходится убирать с пути того или иного человека, убирать быстро и надежно. В таких случаях руководитель операции или наблюдающий «каца» имеет право приказать ликвидировать противника, грозящего сорвать операцию; разрешение от тель-авивских боссов он получает задним числом.

К другой категории относятся убийства тех, кто уже внесен в список лиц, подлежащих уничтожению. Этот список существует в двух экземплярах: один хранится в личном сейфе премьер-министра, другой – в сейфе главы Моссада. При вступлении в должность каждый премьер-министр должен просмотреть этот список, в котором может быть от тридцати до восьмидесяти фамилий. Премьер-министр имеет право поставить свою подпись рядом с каждой фамилией и тем самым дать добро Моссаду на убийство этих лиц при определенных обстоятельствах и в определенное время. В альтернативном варианте премьер-министр может настаивать на консультациях перед каждой новой операцией. В любом случае он должен подписать приказ о приведении приговора в исполнение.

Тех, чьи фамилии внесены в список, в самом грубом приближении можно подразделить на три группы. В первую группу входят немногие из оставшихся в живых лиц, занимавших высокое положение в нацистской иерархии. Впрочем, таких практически не осталось. Несколько десятилетий назад Израиль потратил немало сил и средств на похищение Адольфа Эйхмана лишь для того, чтобы суд над ним превратить в показательный процесс невиданного масштаба. Однако в те же годы Моссад ликвидировал других нацистов без какой бы то ни было огласки. Вторая группа – это почти исключительно ныне действующие террористы, главным образом арабы, как Ахмед Джибрил или Абу Нидал, которые уже пролили еврейскую кровь или намеревались сделать это. Здесь попадалось и несколько неарабских фамилий.

Третью группу составляют лица, выполняющие по заказу врагов Израиля такую работу, которая, если ее удастся довести до конца, представит большую угрозу для безопасности Израиля и его народа.

Словом, в список вносят имена тех, кто уже обагрил или собирается обагрить свои руки еврейской кровью.

Если Моссад запрашивает разрешение на ликвидацию того или иного человека, то премьер-министр сначала передает запрос судебному следователю, настолько засекреченному, что о его существовании слышали лишь несколько израильских юристов и никто другой. Следователь созывает «судебное заседание», на котором присутствуют прокурор, зачитывающий обвинительное заключение, и защитник. Если запрос Моссада признается оправданным, то дело передается премьер-министру на подпись. Остальное делают – если могут – кидоны.

Гипотеза о том, что Булла убил Моссад, была всем хороша, однако при более детальном рассмотрении она не выдерживала никакой критики. Булл действительно работал на Саддама Хуссейна, участвуя в модернизации обычного артиллерийского вооружения (для которого Израиль был недосягаем), разработке ракет (которые, возможно, в будущем смогут поражать цели и на территории Израиля) и гигантской пушки (которую израильтяне вообще не принимали всерьез). Но таким был не один Булл, на Саддама Хуссейна работали сотни европейцев. В создании иракской промышленности боевых отравляющих веществ, которыми Ирак уже не раз угрожал Израилю, участвовали с полдюжины немецких компаний. Немцы и бразильцы работали над ракетой в Сааде-16, а французы фактически были вдохновителями работ по созданию иракского ядерного оружия; они же поставляли необходимые для этого материалы и оборудование.

Нет сомнений, что сам Булл, его идеи, его проекты, его предпринимательская деятельность и достигнутые им результаты представляли большой интерес для Израиля. После убийства Булла предметом множества спекуляций стал тот факт, что в последние месяцы жизни его квартиру не раз тайком вскрывали в отсутствие хозяина. Таинственные взломщики никогда ничего не брали, но всегда оставляли следы посещения: сдвинутые с места или переставленные бокалы, открытое окно, перемотанную или вынутую из видеомагнитофона кассету. Булл не раз задумывался, не являются ли эти таинственные посещения своеобразным предупреждением и не стоит ли за всем этим Моссад? Однако даже если эти догадки были верны, то суть предупреждения оставалась совершенно непонятной.

В конце концов журналисты пришли к единому мнению, что смуглолицые иностранцы со своеобразным акцентом, следовавшие за Буллом по пятам по всему Брюсселю и его пригородам, были израильскими профессиональными убийцами, выжидавшими удобный момент для приведения приговора в исполнение. Однако агенты Моссада предпочитают оставаться невидимками и уж тем более никогда не действуют, как Панчо-Вилла[1]. Конечно, они есть и в Брюсселе, но их не видел и не видит никто: ни сам Булл, ни его друзья или родственники, ни бельгийская полиция. Они могут внешне не отличаться от бельгийцев или от американцев – как им будет выгодно в конкретный момент. К тому же именно они намекнули бельгийцам, что за Буллом следят другие.

Больше того, Джерри Булл был фантастически неосмотрителен. Достаточно было просто усомниться в его компетентности, чтобы выведать у него все что угодно. Прежде он работал на Израиль, любил эту страну и ее жителей, у него было множество друзей в израильской армии, в разговорах с которыми Булл никак не мог держать рот на замке. Стоило ему сказать, например, что-нибудь вроде: «Джерри, держу пари, тебе никогда не удастся запустить эти ракеты в Сааде-16», – как Булл разражался трехчасовым монологом, в котором во всех деталях объяснял, что он делает, насколько успешно продвигается работа над проектом, какие трудности ему встретились, как он намеревается их преодолеть и многое-многое другое. Для служб безопасности он был настоящим кладезем информации. Даже за неделю до гибели он в своем кабинете развлекал двух израильских генералов, между делом выложив им всю самую последнюю информацию. Разумеется, эта информация была записана на пленку магнитофонами, спрятанными в портфелях генералов. Зачем же израильтянам было уничтожать этот рог изобилия ценнейших сведений?

Наконец, имея дело с учеными или промышленниками (но, разумеется, не с террористами), Моссад строго придерживался правила давать приговоренным к смерти последнее словесное предупреждение – вполне конкретное предупреждение, а не затевать непонятную игру со взломом квартиры, перестановкой бокалов и перемоткой видеоленты. Это правило было соблюдено даже в случае с доктором Яхья Эль Мешадом, египетским физиком-ядерщиком, который принимал участие в создании первого иракского ядерного реактора и который был убит в своем номере парижского отеля «Меридьен» 13 июня 1980 года. К нему в номер пришел каца и на хорошем арабском языке объяснил, какая судьба ему уготована, если он не прекратит работать на Ирак. Физик поступил необдуманно: он не пустил незнакомца дальше порога и послал его к черту. После такого разговора с кидоном ни одна страховая компания не взялась бы за страховку жизни египтянина. Два часа спустя Мешал был мертв. Но все же Моссад дал ему последний шанс. Через год весь построенный французами ядерный комплекс в Осираке был уничтожен израильскими ВВС.