Аннапурна
– Перевал Тиличо? О нем никто и не слышал!
– Это уж чересчур! Еще один «карточный» фокус!
– Было бы уж слишком здорово, – заявляет Ребюф-фа, – перевал выше 6000 метров, с подходом по прекрасной тропе, а оттуда рукой подать до восьмитысячника!
В дальнейшем разведка района показала, что ущелье Миристи непроходимо, а пресловутый перевал Тиличо находится совсем в другом месте.
Тропа идет по краю пропасти. Сквозь хвойные деревья едва видны бурные грохочущие воды Кришна-Гандаки, время от времени мы проходим мимо шумных водопадов, низвергающихся с известковых стен. Подъем на глаз незаметен, но он ощущается косвенно, по различным признакам: походка становится тяжелой, темп движения замедляется.
В Гасе изумленные Ляшеналь и Террай обнаруживают обувную "фабрику": несколько кустарей в смежных хижинах без передышки отбивают дубленные мочой кожи.
– Работают без клея, – определяет Ляшеналь.
– Ты заметил, Бискант, это не настоящие швы. Они вместо дратвы употребляют тонкие кожаные полоски.
– А куда идут все эти туфли?
По правде говоря, лишь именитые жители города носят обувь. Особенным шиком считается носить ботинки с неза-вязанной шнуровкой. Между прочим, пара горных ботинок, подаренная нами Ж.Б… чрезвычайно повысила его престиж.
Становится прохладнее, так как мы уже на высоте 2000 метров. До Тукучи остается еще 500 метров подъема. Здесь уже больше нет ни бананов, ни риса. Невзрачные злаковые, в основном ячмень. Вдали видны верхние склоны Дхаулагири, испещренные полосами голубого льда. Спускающийся к нам юго-восточный гребень, на который мы до некоторой степени возлагали надежды, тянется без конца, острый как нож, с бесчисленными ледяными «жандармами»[30] и снежными карнизами. Отсюда он выглядит непреодолимым.
Рискуя вывихнуть шею, мы стараемся разглядеть эти гигантские стены, теряющиеся где-то шестью километрами выше, в голубизне небосвода. Темно-коричневые скальные выходы резко вьщеляются на фоне сверкающего снега. Блеск настолько ослепителен, что приходится прищуривать глаза.
У нас не хватает дерзости наметить здесь путь подъема. И все же мы не можем скрыть своей радости! Мы счастливы снова оказаться в горах, счастливы, что можем теперь посвятить все свои усилия достижению основной цели экспедиции. Что касается меня, то наконец я избавлюсь от роли не то начальника транспорта, не то режиссера и превращусь в руководителя альпинистской экспедиции.
Возле селения Лете мы с удивлением и некоторым волнением пересекаем сосновый лес, поразительно похожий на наши альпийские леса. Те же деревья, те же скалы и тот же свежий мох. Мог ли я подозревать, что не пройдет и двух месяцев, как этот чарующий, полный поэзии уголок будет свидетелем моей агонии?
Вскоре наш отряд выходит на обширную каменистую равнину, столетиями подвергавшуюся воздействию капризной и бурной Гандаки. Реке удалось прорезать в толще огромного Гималайского хребта громадный коридор. Прижимая нас к земле, в него с силой врываются мощные беспорядочные вихри. В течение всего года здесь буйствует ветер, уничтожающий всякую растительность. Клубы пыли поднимаются ввысь. Кругом мрачный каменный ад. Ишак, пытаясь как-то закрыться от дико завывающего ветра, кричит мне на ухо:
– Можно подумать, что мы в Каракоруме! Босиком, согнувшись, носильщики двигаются маленькими компактными группами, стараясь укрыться друг за другом. Всем не терпится скорее добраться до Тукучи!
Анг-Таркэ, убежденный буддист, уже чувствует себя как дома. Он увидел над домами Ларджунга развевающиеся священные вымпелы. Шелестя под порывом ветра, они возносят к Богу нескончаемые молитвы.
Вдали, на краю каменной пустыни, появляется селение, украшенное сотнями молитвенных флагштоков и окруженное, как нам кажется, укреплениями.
– Тукуча, сагиб!
Все ускоряют шаг.
Мы переходим вброд бурлящий поток Дамбуш-Кхола, к которому нам придется еще вернуться, и входим в Тукучу.
Вообще говоря, тут не так много народу, как мы ожидали. Нас немедленно окружает толпа ребятишек, с любопытством наблюдающих за каждым нашим шагом. Они барахтаются в протекающем среди улицы арыке, где женщины одновременно моют посуду и берут воду для чая. На порогах домов сидят старики, недоверчиво и подозрительно поглядывающие на этих белых людей, прибывших сюда неизвестно для чего. За несколько минут мы пересекаем селение. Перед нами обширная площадь. Над розовыми стенами буддистского храма развеваются флаги. Хотя место и малопривлекательное, но оно является единственным, пригодным для разбивки лагеря. Над нами возвышается мрачная голая стена утесов, накладывающая грустный отпечаток на окружающую местность.
Подходы кончились. Сегодня 21 апреля; таким образом, нам понадобилось немногим более 15 дней, чтобы полностью пересечь Непал.
Вечером мы ограничиваемся установкой нескольких палаток и приготовлением сытного обеда для успокоения взбунтовавшихся желудков. Все сагибы и все шерпы собрались вместе, усталые, в несколько мрачном настроении: ветер нас иссушил.
И завтра потребуется все сияние солнца, чтобы оживить наши сердца.
Карта Центрального Непала
Неизвестное ущелье
Дальнейший план действий несложен. Прежде всего нужно установить лагерь, распаковать, учесть, проверить и сложить продукты и снаряжение. На ближайшие 48 часов для каждого намечена вполне определенная работа. Все мои товарищи, грязные и шумные, проявляют бурную активность. Зрелище весьма красочное! Ишак ныряет в свои драгоценные ящики с пленкой и киноаппаратурой. Удо погружен в бинты и пакеты с медикаментами. Шерпы устанавливают палатки, помогают сагибам разбирать продукты, налаживают кухню…
Погода превосходная, и вершина приукрасилась в честь первого дня, проводимого нами в "Генеральном штабе". С какой радостью мы разглядываем окружающие нас острые пики! Длинное ущелье Гандаки прорезает два громадных массива: Дхаулагири на западе высотой 8167 метров и Аннапурну на востоке – 8075 метров. На дне ущелья часто клубится туман, еще более подчеркивая величие окружающих нас неприступных стен. В 4500 метрах над нами сверкают изящные вершины Нилгири[31].
К северу небо значительно светлее. Растительность, насколько можно судить, становится реже: там лежит Тибет.
Тукуча – лабиринт переулков. Трудно увидеть истинную жизнь города. Каждый дом – настоящая крепость. Чаще всего это караван-сараи, где случайный путник может найти пристанище на ночь. Большинство из 500 жителей города – буддисты. Вереница молитвенных мельниц длиной до 50 метров – свидетельство их религиозности. Наши шерпы, проходя мимо, не упускают случая весело повертеть металлический цилиндр, на котором выгравированы священные тексты. Это намного практичней, чем читать длинные молитвы.
В темных дворах или в низких лачугах ютятся примитивные кустарные мастерские. Здесь из шерсти яков или овец выделываются замечательно прочные ткани. Непривычное для нас зрелище: мужчины занимаются прядением.
В то время как «Куку-сагиб»[32] и «Ишак-сагиб», развернув антенны, кричат что есть силы в микрофоны «тэлкис-уэлкис»[33], прядильщики, сидя на корточках, до самой ночи терпеливо крутят свое допотопное веретено.
Комичный контраст…
На рассвете Тукуча безлюдна, и лишь гонг соседнего храма нарушает тишину. Странные низкие гармоничные звуки растворяются в воздухе.
Нечто вроде протяжного песнопения доносится из соседней палатки. Монотонный псалом с внезапными придыханиями похож на жалобу. Другие голоса отвечают в том же тоне. Анг-Таркэ и его товарищи читают молитвы!
– Good morning, sir!
– Good morning, Panzi, – говорю я, поднимая голову.
– Tea for Вага Sahib?[34]
Добродушная улыбающаяся физиономия показывается у входа в палатку.
– Yes, thank you.
Какие-то караванщики, окруженные толпой ребятишек, собрались на площади и оживленно что-то обсуждают: вероятно, тибетцы.
На женщинах яркие фартуки. Их типично монгольские лица чем-то намазаны. Уверенные в своей неотразимости, красотки радостно хохочут. Это зрелище немедленно поднимает моих товарищей.
– До чего же они привлекательны! – делится со мной пораженный Террай.
– Что мне нравится, так это их сапоги, – говорит более практичный Ляшеналь.
Вскоре вокруг тибетцев собирается толпа. Внезапно начинается неистовый танец.
Танцоры выделяются на величественном фоне снежных вершин. Великолепно отработанный балет выражает извечный дуализм горя и радости, жизни и смерти. Красота его сурова, примитивна. Танец всегда отражает душу народа. Этот танец, безусловно, представляет интерес.
Вдруг все останавливается.
Посредине круга одна из тибетских женщин ставит на землю медное блюдо. Мимика танцоров как нельзя более красноречива. Их взгляды устремляются от блюда к нам и обратно. Бара-сагиб, полный достоинства, щедро раскошеливается на несколько рупий.
Какой успех! Танец немедленно возобновляется в еще более бешеном темпе.
Снова остановка!
Бара-сагибу вновь приходится всенародно демонстрировать свою щедрость.
В большой палатке мы все собираемся на скромный шота-хазри[35].
С момента прибытия в Тукучу мы надеемся отыскать нетрудный и безопасный гребень, дающий возможность выйти на вершину Дхаулагири или Аннапурны. Юго-восточный гребень Дхаулагири, нанесенный на карту и виденный нами из Баглунга, в какой-то мере поддерживает эту надежду. Однако полной уверенности ни у кого нет. Есть еще северный гребень. Он, правда, ледовый, однако небольшая крутизна и сравнительно малый набор высоты, судя по общей структуре вершины, кажутся весьма благоприятными факторами для попытки восхождения. Может быть, если установить несколько лагерей… Что касается Аннапурны, то, поскольку имеется тропа к перевалу Тиличо, эта вершина легко доступна и именно поэтому представляет лишь ограниченный спортивный интерес.
На другой день Кузи в сопровождении Панзи уходит на разведку. Он собирается произвести наблюдения с панорамного пункта (4000 метров) над Тукучей[36].
В 11 часов устанавливаю с Кузи радиосвязь.
– Говорит Куку! Я добрался до вершины. Вид фантастический, Дхаула мощно возвышается над всем массивом. Юго-восточный гребень ужасен! Очень длинный, множество ледовых "жандармов". Места для лагерей весьма проблематичны.
– Слышу хорошо. А как северный гребень?
– Сплошь ледовый. Крутизна порядочная. Наверняка большие технические трудности. Наиболее сложный участок посередине, но тут есть другое препятствие – участок, выводящий на гребень. По всей видимости, можно выйти по Восточному леднику[37], но отсюда он кажется невероятно разорванным.
– Виден ли тебе северный склон?
– Он очень опасен из-за больших ледовых сбросов. Вначале склон некрутой, и по нему, вероятно, можно выйти на северо-западный гребень. Но отсюда плохо видно.
– Что скажешь насчет Нилгири?
– Все отвесно. С этой стороны надежды мало!
– Спасибо, старина! До скорого свидания!
– Пока, Морис. Конец связи!
Первые сведения несколько охлаждают наш оптимизм. Когда вернется Кузи, мы с помощью его зарисовок приступим к первому анализу.
Вечером в большой палатке идет жаркая дискуссия. Между двумя чашками чаю Кузи подтверждает то, что он сообщил по радио.
– Надо добраться до основания вершинной пирамиды! – начинает Ребюффа.
С этим все согласны. Но в отношении подходов мнения разделяются.
Что делать? Подниматься по Восточному леднику Дхаулагири, такому изрезанному и, без сомнения, опасному? Обогнуть пик Тукуча, которым заканчивается северный гребень, и выйти в северный цирк Дхаулагири по пресловутому Г-образному ущелью, показанному на карте?
– Надо направить разведку в разные стороны, – говорю я, – а для этого нам, очевидно, придется разделиться. Пока мы будем исследовать окрестности Дхаулагири и Аннапурны, вполне можно работать двойками.
– На Аннапурне, безусловно, можно чего-нибудь добиться, – заявляет Шац и добавляет с мечтательным видом: – Шеститысячный перевал… тропа…
– Дхаула выглядит неважно. Другая симпатичнее, – признается Кузи.
– Ну что же, друзья! Завтра общий выход. Ляшеналь и ты, Гастон, отправляетесь на разведку Восточного ледника. Врач и Шац возьмут лошадей и, поднявшись над Лете, взглянут на перевал Тиличо и на Аннапурну. Мы с Марселем прогуляемся вверх по Г-образному ущелью, которое здесь называют Дамбуш-Кхола. Может быть, нам удастся увидеть северный склон Дхаулагири.
– А я? – спрашивает разочарованный Кузи.
– Ты? Отдыхай пока в лагере. Не бойся, работы хватит на всех. Сегодня только 23 апреля, до муссона еще далеко![38] Это относится и к тебе, Лионель, старайся не простудиться.
– И… не забывай про диету, – советует Удо.
– Мне уже немного лучше, – уверяет Террай, хотя он выглядит неважно после подхваченной еще в Баглунге болезни.
– А мне что же, прикажете бить баклуши? – спрашивает Нуаель.
– Да соблаговолит "ваша светлость" немного заняться черной работой. Кончайте с Куку установку лагеря.
Просыпаюсь в пять часов.
Ляшеналь и Ребюффа проходят мимо с двумя шерпами, несущими лыжи и высотный комплект[39]. Чтобы не терять времени даром, через местность, покрытую лесами и оврагами, их проведет шикари.
– Пока, Морис!
– До свидания! Не забудьте про крюки!
– До завтра!
Удо и Шац уже на ногах. Их лошади должны прибыть к семи часам. За день, надеюсь, они смогут подняться достаточно высоко, чтобы увидеть пресловутый перевал Тиличо и раскрыть его тайну.
В свою очередь мы с Ишаком, довольные тем, что снова выходим в горы, покидаем лагерь. Через несколько минут подходим к Дамбуш-Кхола, по ущелью которой, обходя глубокие и узкие каньоны, мы пройдем как можно дальше.
– Поток явно мелковат, – отмечаю я.
– Не хочу навязывать тебе свое мнение, Морис, но я почти уверен: северный склон Дхаулагири питает какую-то другую реку.
С той стороны должно быть еще ущелье. Следовательно, где-то есть гребень, отделяющий нас от северного склона.
– Ладно, увидим!
Дремучие джунгли поражают своим великолепием. Первые лучи солнца приветствуют нас. В этот ранний час розовые цветы источают тонкий аромат. От недавно сваленных сосновых стволов исходит хорошо знакомый запах смолы. Уже жарко!..
Прыгая с камня на камень, перелезая через преграждающие путь скалы, балансируя и ежеминутно рискуя свалиться в поток, преодолеваем препятствия и быстро набираем высоту.
– Первый снег! – радостно кричит Ишак.
– Ну как, здесь пойдет веселей, Марсель?
Какие контрасты! Это тебе не Альпы! Здесь от джунглей до снега действительно лишь один шаг.
Поднимаясь по левому боковому ущелью, мы надеемся найти просветы в окружающих горах и, может быть, даже увидеть северный склон. Мы возлагаем на этот склон большие надежды, так как знаем, что в Гималаях, по многим причинам метеорологического и геологического характера, пути с севера часто бывают более пологими и легкими. Некоторое время мы движемся вдоль основания скальной стены.
– Похоже на цирк Гаварни, но куда больше по масштабам, – говорит Ишак.
Семитысячный пик Тукуча закрывает вид своими величественными грозными стенами. Вокруг нас низвергаются со скал водопады, на склонах горы зацепились пятна талого снега. Зима кончается. Как-то проявится в этих местах таинственная сила весны? Сморщенная, искривленная, придавленная растительность вылезает из-под тающего или обваливающегося снега. Птицы и насекомые перемещаются выше по ущелью, где они смогут теперь найти себе пропитание.
– Еще несколько недель – и наступит лето!
– Экспедиция прибыла вовремя, не правда ли?
Орография массива Дхаулагири по индийским картам
Ишак производит засечки. Высотомер показывает 3400 метров.
Северная Нилгири – 111° к востоку. Пик Тукуча – 270° к западу… Карта явно врет! Все ясно. Громадный цирк Дамбуш-Кхола ограничен с севера гребнем, спускающимся с пика Тукуча! У северного подножия Дхаулагири расположен другой цирк, вот и все. Но если надо пересечь гребень, чтобы выйти в этот цирк для штурма северного склона, то нам хватит работы еще на год! Я начинаю серьезно колебаться. На сегодня, пожалуй, достаточно.
Орография массива Дхаулагири по данным французской экспедиции 1950 года
– Спешим вниз, если хотим поспеть в лагерь к ужину! Мы быстро спускаемся, длительно глиссируя[40] по снегу.
Время от времени останавливаемся, фотографируем. Собираем для геологов образцы минералов. В 16 часов 30 минут, обгоревшие, но несказанно довольные, мы уже наслаждаемся в лагере чудесным чаем с молоком. Наши товарищи удивляются:
– Как, вы не видели Дхаула?
Они, кажется, думали, что мы принесем им цветную карту с горизонталями в масштабе 1:20 000!
– Не стройте себе иллюзий, разведка часто дает очень мало. Ведь здесь все настолько грандиозно! Наверняка нужно идти не один день, чтобы взглянуть на северный склон хотя бы издали…
– Почты не было? – спрашивает Ишак.
– Нет ничего, – отвечает Нуаель. – Я говорил с Ж.Б… Он выясняет, в чем дело.
– А как Аннапурна? Видели? – набрасываюсь я на Удо и Шаца, которые только что вернулись.
– Только верхнюю часть…
– И то хлеб!
– То, что мы видели, выглядит прилично. Впечатление неплохое, правда, Удо? А вот подходы… боюсь, как бы они не оказались головоломкой! Ведь мы видели все это только издали.
– Над тесниной Миристи мы заметили небольшую седловину. Склон, спускающийся к нам, как будто проходим. Что делается по другую сторону – неизвестно. Надо было бы подойти поближе…
– Ты прав, нужно наконец во всем этом разобраться, – говорю я Марселю. – Как только отдохнете, отправляйтесь снова. На этот раз на несколько дней…
Пока что мы находимся в полнейшей неизвестности. Дискуссии бесконечны, но ясности не прибавляется ни на йоту.
– Эй! Морис! Начальство прибыло!
Появляются Нуаель и Ж.Б… в сопровождении хорошо одетого человека лет сорока. Роскошные висячие усы. Острый взгляд. Это суба, префект района! Следуют индийские поклоны с обеих сторон.
– Не is of Thinigaon[41], – проникновенным голосом объявляет наш друг Ж.Б… указывая на местного жителя, стоящего поодаль, и уточняет: – A friend of the great man![42]
Незнакомец оказывается шикари, якобы прекрасно знающим перевал Тиличо. Мы тащим его к карте, и начинается допрос:
– Перевал Тиличо под Аннапурной?.. Нет? Так где же? Здесь? А?!
– Не может быть! К северу от Нилгири? Не к югу? Не возле Миристи?
– Он, наверное, путает Тиличо с другим перевалом – Торунгзе, выше Муктината!
– Нет, гляди, он говорит "нет"!
– Стойте, это же очень важно! Если перевал Тиличо находится к северу от Нилгири, значит, нужно их пересечь, чтобы выйти к Аннапурне, а это невозможно, или же совершить длительный обход с севера.
– Он может нас провести на перевал Тиличо? За два ходовых дня? Это меняет дело! На месте мы разберемся.
– Действительно, на карте есть звездочка, указывающая на какой-то проход к северу от Нилгири.
– Но смотри, перевал Тиличо ведь ясно показан между Нилгири и Аннапурной! Может быть, топографы перепутали название? Должен же все-таки здесь быть перевал. Эй, спроси-ка этого человека из Тинигаона, нет ли прохода между Дана и Манангботом?
– Он никогда о нем не слыхал!
Чему верить? Есть только один выход: сходить и посмотреть на тот перевал Тиличо, о котором говорит этот человек из Тинигаона! Но это относится к исследованию Аннапурны, и мы пойдем туда позднее. Пока займемся Дхаулагири.
На следующий день, полные энтузиазма, возвращаются Ляшеналь и Ребюффа. Проводник вывел их на правую сторону Восточного ледника Дхаулагири, почти под самый пик Тукуча.
– Великий вождь этот шикари, – говорит разбирающийся в людях Ляшеналь.
– По сравнению с ним мы просто мальчишки, – добавляет Ребюффа.
– Ну что же, будем знать на будущее. А как насчет ледника?
Ребюффо объясняет:
– Мы поднялись до высоты Монблана после ночевки на 4000 метров. Восточный ледник представляет собой сплошной ледопад. Пройти его, наверное, можно, но это отнюдь не прогулка!
Ляшеналь продолжает:
– Предположим даже, что мы преодолеем ледопад. Не видно, как выйти на северный гребень. По-моему, об этом нечего и думать! Настоящее ребро Уэлкера[43] с ледовыми сбросами в придачу.
– Ближе к югу, возможно, есть более простой выход на гребень, – возражает Ребюффе. – Сам гребень снизу не кажется таким страшным. Конечно, он длинный, но не такой уж крутой. В бинокль видны ледовые башни. В общем, проходимо!..
– Во всяком случае, мы сильно ошибались в масштабах. Все куда больше, чем казалось. Правда, Гастон?
– О, это факт!
Альпийская тактика здесь неприменима. Нужно переходить к тактике организации последовательных лагерей. Личные подвиги должны уступить место коллективным действиям. Теперь все мы отдаем себе отчет в том, что такое гималайская экспедиция. Ее можно определить одним словом – команда.
Пока пришедшие с жадностью набрасываются на тушенку под острым соусом, мы продолжаем обсуждать ситуацию.
Хорошего пока что мало. Однако первая разведка дала нам возможность проникнуть в гималайское высокогорье и понять суть задач, которые оно ставит перед нами. О том, чтобы разрешить эти задачи в 48 часов, не может быть и речи. Только теперь мы можем приступить к планомерной осаде намеченных объектов.
Пока Кузи, Удо и Шац исследуют подход к Аннапурне по ущелью Миристи-Кхола, Ишак, Террай и я изучим северный склон Дхаулагири и путь к нему по ущелью Дамбуш-Кхола.
На рассвете 26 апреля оба отряда выходят на несколько дней. Сопровождающие нас шерпы несут лыжи и высотные комплекты. Тот же шикари, который ходил с Ляшеналем и Ребюффа, доводит нас до первого фирна. Выше он никогда не поднимался. После короткого завтрака мы отправляем его вниз.
Ужасная жара. Снег превратился в какую-то кашу. Чтобы не слишком проваливаться, надеваем лыжи. Для шерпов, барахтающихся по пояс в снегу, подъем особенно тяжел. Пять часов! Все шерпы, кроме Анг-Таркэ, должны идти вниз. Нам же надо устанавливать бивак.
Невозможно снять темные очки. Блеск снега нестерпим для наших усталых глаз. Рядом с нами грандиозная северная стена пика Тукуча. Сверкая алмазами, она буквально подавляет нас своей неприступностью. Наши палатки очень малы. Мы зовем их "гробами". Влезть туда можно только ползком. Но, сделанные из нейлона и алюминия, они весят всего 2 килограмма и свободно умещаются на дне рюкзака. Лежа в спальных мешках на надувных матрасах, перевернувшись на живот, Ишак, Террай и я готовим ужин. Приходится учитывать каждый сантиметр – резкие движения недопустимы. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы не поддаваться угнетающему влиянию столь ограниченного жизненного пространства.
На другой день с первых же шагов Террай задает быстрый темп. Может быть, он хочет взять реванш? В последнее время он так ослабел от болезни, что еле двигался. Мы с трудом поспеваем за ним. Крутизна склона настолько велика, что камосы[44] еле держат. Приходится даже налегать на палки. Солнце уже над головой. Рельеф усложняется, мы втыкаем лыжи в снег, чтобы можно было найти их при спуске. Дает себя знать высота, равная примерно высоте Монблана. Несмотря на терзающий нас голод, мы продолжаем подъем, надеясь дойти до пологого места. Террай идет уже с большим трудом. Не слишком ли он понадеялся на свои силы? Не знаю. Во всяком случае, чтобы дойти до площадки, он вынужден «выложиться» без остатка. Тяжело опустившись на снег, он говорит:
– Больше не могу, у меня такое чувство, что я сейчас скончаюсь.
Осторожности ради ему надо выпить чашку горячего чая и спуститься в первый лагерь.
– Это горная болезнь, – замечает Ишак. – Ты еще не совсем поправился. Внизу ты сразу придешь в норму. Анг-Таркэ поможет нам установить второй лагерь и после этого также пойдет вниз.
Прощаемся с товарищем и траверсируем наискосок обширные снежные поля, над которыми возвышаются большие ледяные стены. Снег несколько лавиноопасен. Мы сознательно идем на риск. Быстро добираемся до склона, ведущего к перевалу, и начинаем бесконечный подъем, который из-за действия высоты дается с большим трудом. Сказывается недостаток акклиматизации. Перевал еще далеко. Решаем отослать вниз Анг-Таркэ. На маленьком скальном островке посреди склона можно установить палатку. Сбросив свой груз, Анг-Таркэ быстро уходит, чтобы поспеть засветло в лагерь. Начиная с 5000 метров головная боль – частое явление; вскоре у нас начинаются сильные приступы. Таблетки аспирина, розданные нам предусмотрительным Удо, оказались кстати. Хотя мы оба сильно устали, однако всю ночь не смыкаем глаз. На восходе, оставив палатку на месте, продолжаем путь. Поднимаемся гораздо быстрее, чем накануне, и нам требуется меньше часа, чтобы подойти под перевал. Утреннее солнце придает пейзажу необыкновенную рельефность. Уходящий от нас гребень окрашен в совершенно чистые тона.
Вы ознакомились с фрагментом книги.