Лёжа со львами
– Он хочет видеть тебя сейчас.
– Сейчас? – спросил раздраженно Жан-Пьер. – У меня сейчас дежурство. У меня больные.
– Кто-нибудь наверняка о них позаботится.
– Но к чему такая спешка? В ближайшие два месяца я все равно никуда не поеду.
– Речь идет не об Афганистане.
– Тогда о чем же еще?
– Я не знаю.
– В таком случае почему в твоих глазах столько страха? – поинтересовался Жан-Пьер. – Какие-нибудь предчувствия?
– Мне известно, что арестован Рахми Коскун.
– Турецкий студент?
– Да.
– За что?
– Я не знаю.
– А какое это имеет отношение ко мне? Я с ним почти не знаком.
– Господин Леблон все разъяснит.
Жан-Пьер вскинул руки.
– Я не могу все здесь бросить и уйти.
– Что бы случилось, если бы ты заболел? – спросил Рауль.
– Я бы сказал об этом дежурной сестре, а она вызвала бы замену. Но…
– Ну, так позвони ей.
Они подошли к входу в больницу, где на стене был установлен целый ряд внутренних телефонов.
«Это может быть своего рода тест, – подумал Жан-Пьер, – тест на верность, чтобы проверить, достаточно ни я серьезен, чтобы выполнить это поручение». Он решил испытать гнев больничного начальства и снял телефонную трубку.
– Я вынужден отлучиться из-за непредвиденных семейных обстоятельств, – сказал он в трубку. – Немедленно свяжитесь с доктором Рошем.
– Слушаю, доктор, – спокойно ответила сестра. – Надеюсь, вас миновали печальные известия.
– Расскажу вам об этом позже, – проговорил он торопливо. – До свидания. О, минутку. – У него была одна послеоперационная больная, у которой ночью было обильное кровотечение. – Как чувствует себя мадам Ферье?
– Хорошо. Кровотечение прекратилось.
– Ясно. Наблюдайте за нею!
– Да, доктор.
Жан-Пьер повесил трубку.
– Все в порядке, – сказал он Раулю. – Пошли.
Они направились на автомобильную стоянку и сели в принадлежащий Раулю «Рено-5». От полуденного солнца в машине стало жарко. Рауль быстро ехал по каким-то закоулкам. Жан-Пьер нервничал, потому что точно не знал, кто такой Леблон. Он считал, что Леблон имеет отношение к КГБ. Сам Жан-Пьер размышлял о том, не сделал ли он чего-нибудь плохого для этой организации, внушавшей всеобщий страх. А если он был в чем-то виноват, то каким наказанием это для него обернется.
Ясное дело, что насчет Джейн они ничего разузнать не смогут.
То, что он предложил ей отправиться вместе с ним в Афганистан, касалось только их двоих и больше никого. В партии наверняка найдутся другие, к примеру, какая-нибудь медсестра, которая не откажется помочь Жан-Пьеру на месте, или врачи, отправляющиеся в разные районы страны. Почему бы Джейн не быть среди них? Правда, Джейн не медсестра, но она могла бы пройти курсы по укороченной программе. Ее преимущество перед другими заключалось в том, что она немного говорит на фарси, варианте персидского языка в том районе, куда собирался ехать Жан-Пьер.
Он надеялся, что Джейн поедет с ним из идеалистических соображений, а также из жажды приключений. Он надеялся, что пока будет в Афганистане, она забудет Эллиса и влюбится в ближайшего рядом с ней европейца, которым, разумеется, окажется Жан-Пьер.
Кроме того, он рассчитывал, что партия никогда не узнает, что он побудил ее поехать из личных соображений. «Незачем им это знать, да и едва ли это можно разузнать», – думал он. А может, он заблуждался или они держали зло на него.
Все это глупости, – размышлял Жан-Пьер про себя. – Я действительно ничего плохого не сделал, но даже если и сделал, никакого наказания за это не будет. Таков настоящий облик КГБ. Это вовсе не мифическая организация, внушающая страх подписчикам журнала «Ридерс дайджест».
Рауль припарковал машину около роскошного многоквартирного дома на Университетской улице. Это было то самое место, где Жан-Пьер встречался с Леблоном в последний раз. Они вышли из машины и вошли в дом.
В холле царил полумрак. Они поднялись по изогнутой лестнице на первый этаж и позвонили в дверь. «Как много изменилось в моей жизни, – подумал Жан-Пьер, – с того момента, когда я в последний раз стоял в ожидании у этой двери».
Дверь открыл господин Леблон. Это был невысокого роста, худощавый, лысеющий мужчина в очках. В своем темно-сером костюме и серебристом галстуке он выглядел, как дворецкий. Он отвел их в комнату, расположенную в тыльной части здания, где состоялась первая беседа с Жан-Пьером. Высокие окна и утонченный дизайн свидетельствовали о том, что когда-то это была элегантная гостиная. Сейчас на нейлоновом паласе стояли дешевый письменный стол и несколько оранжевых пластмассовых кресел.
– Немного подождите здесь, – сказал Леблон. Его голос был тихий, глухой и сухой, как пыль. Легкий акцент говорил о том, что Леблон не было его настоящим именем. Он вышел через другую дверь.
Жан-Пьер опустился на одно из пластмассовых кресел. Рауль продолжал стоять. В этой комнате, – подумал Жан-Пьер, – тот самый скрипучий голос сказал мне: «Вы с детства были абсолютно лояльным членом партии. Ваш характер и ваше семейное положение позволяют рассчитывать, что вы будете полезны партии и в тайной роли».
«Надеюсь, что ничего не испортил из-за Джейн», – подумалось Жан-Пьеру.
Леблон вернулся в сопровождении какого-то мужчины. Оба остановились в дверях, и Леблон указал жестом на Жан-Пьера. Второй уперся взглядом в Жан-Пьера, словно желая запечатлеть в памяти его лицо. Жан-Пьер ответил таким же взглядом. Мужчина был очень крупным, с широченными плечами, как у футболиста. Волосы были длинные, но редкие на макушке. Усы смотрели уныло в пол. На нем был вельветовый зеленый пиджак, с разрезом на рукаве. Мгновение спустя он кивнул и вышел из комнаты.
Леблон закрыл за ним дверь и сел за стол.
– Случилась беда, – проговорил он.
«Это не связано с Джейн, – подумал Жан-Пьер. – Слава Богу».
– В кругу наших друзей оказался агент ЦРУ, – произнес Леблон.
– Боже милостивый! – сказал Жан-Пьер.
– Но не в этом беда, – раздраженно добавил Леблон. – Едва ли стоит удивляться тому, что в круг наших друзей просочился американский шпион. Без сомнения, внедрились еще израильские, южно-африканские и французские агенты. Чем бы пришлось заниматься этим людям, если бы они не проникли в группировки юных политических активистов? У нас, разумеется, тоже есть свой агент.
– Кто это?
– Вы.
– Ого! – Жан-Пьер оторопел, откровенно говоря, он никогда не воспринимал себя как шпиона. Но что еще означала фраза: быть полезным партии в тайной роли? – И кто же этот агент ЦРУ? – спросил он, испытывая нарастающее любопытство.
– Некто по имени Эллис Тейлер.
Эти слова настолько потрясли Жан-Пьера, что он вскочил с кресла.
– Эллис?
– Вы с ним знакомы? Это хорошо.
– Эллис – агент ЦРУ?
– Сядьте, – решительно проговорил Леблон. – Нас занимает не то, кто он такой, а что он предпринял.
Жан-Пьер задумался, если Джейн все узнает, она отбросит Эллиса от себя, как горячую картофелину. Заставят ли меня все ей рассказать? Если нет, дойдет ли она до истины самостоятельно? Поверит ли в это? Станет ли Эллис это отрицать?
Леблон продолжал говорить. Жан-Пьер заставлял себя сосредоточиться на сказанном.
– Беда в том, что Эллис устроил засаду, в которую попался достаточно важный для нас человек.
Жан-Пьер вспомнил слова Рауля о том, что Рахми арестован.
– Рахми важен для нас?
– Да не Рахми.
– А кто?
– Зачем вам это знать?
– Тогда зачем вы привезли меня сюда?
– Молчите и слушайте, – резко оборвал его Леблон. Жан-Пьер впервые испытал страх перед собеседником. – Я, разумеется, никогда прежде не встречался с вашим другом Эллисом. К сожалению, Рауль тоже не знаком с ним. Поэтому ни один из нас не знает, как он выглядит. Только вам это известно. Вот почему вас привезли сюда. Кроме того, вы, наверное, знаете, где живет Эллис?
– Да. Он занимает комнату над рестораном на улице Древней комедии.
– Его комната выходит на улицу?
Жан-Пьер нахмурился. Там он был однажды, Эллис не любил приглашать людей домой.
– Думаю, что да.
– Вы в этом не уверены?
– Дайте мне подумать. – Он был там как-то поздно вечером с Джейн и компанией других людей, возвращаясь из кинотеатра в Сорбонне. Эллис угостил их кофе. Это была небольшая комната. Джейн сидела прямо на полу у окна. – Да. Окно с видом на улицу. Почему это так важно?
– Это значит, что вы сможете дать сигнал.
– Я? Зачем? Кому?
Леблон измерил его угрожающим взглядом.
– Прошу прощения, – проговорил Жан-Пьер.
Леблон сделал паузу. Когда он снова заговорил, его голос зазвучал чуточку мягче, хотя интонация оставалась такой же невыразительной.
– Вы проходите крещение огнем. Я сожалею, что вынужден привлекать вас к… подобной операции… при том, что вы еще ничего не сделали для нас. Но вы знакомы с Эллисом, и вы здесь, а в данный момент у нас нет больше никого, кто бы знал его. То, что мы намерены осуществить, утратит свой смысл, если это не произойдет немедленно. Поэтому слушайте внимательно, ибо это важно. Вам придется зайти в его комнату. Если он там, вы войдете под каким-нибудь предлогом. Решайте сами, под каким. Подойдя к подоконнику, вам надо будет высунуться из окна – знак того, что Эллис в комнате. Поэтому, что бы вы ни сделали, не приближайтесь к окну, если его там нет. Вам все понятно?
– Мне понятно, что вы от меня хотите, – проговорил Жан-Пьер. – Мне неясно только, для чего все это?
– Чтобы удостовериться в личности Эллиса.
– А когда я удостоверю, что это он?
Леблон дал Жан-Пьеру такой ответ, на который он даже не смел надеяться и который потряс его до глубины души: «Ясное дело, мы собираемся его убить».
Глава 3
Джейн расстелила белую скатерть в пятнах на крохотном столике Эллиса, выложив два набора старых ножей. Она нашла бутылку Флёри в шкафу под раковиной и открыла ее. Ей страшно хотелось попробовать, но потом она решила дождаться Эллиса. Джейн поставила бокалы, соль и перец, горчицу и бумажные салфетки. Она уже хотела начать готовить ужин, но потом решила, пусть этим займется сам Эллис.
Ей не нравилась комната Эллиса. Она казалась голой, тесной и безликой. Джейн просто оторопела, когда впервые оказалась здесь. Она назначала свидания этому сердечному, мягкому зрелому мужчине и надеялась, что его жилье отражает его натуру, что его привлекательная удобная квартира содержит черты насыщенного опытом прошлого. Однако, глядя на его кров, никак не скажешь, что здесь живет человек, который был ранее женат, участвовал в войне, принимал ЛСД, возглавлял в своей школе футбольную команду. Холодные белые стены были украшены торопливо подобранными плакатами. Фарфор попал сюда из мелочных лавок, а кастрюли для варки пищи представляли собой дешевую оловянную утварь. На бумажных обложках стихотворных сборников, стоявших на книжной полке, отсутствовали названия. Свои джинсы и свитера он хранил в небольшом пластмассовом чемодане под скрипучей кроватью. Куда подевались его старые школьные сочинения, фотографии племянников и племянниц, драгоценная копия «Гостиницы разочарования», его перочинный ножик в память о посещении Булони или Ниагарского водопада, салатница, которую каждый раньше или позже получает в подарок от своих родителей? В комнате не было ничего действительно важного, ни одной вещи, которые хранят не во имя их функционального назначения, а в память того, что они символизируют, будучи частичкой души их владельца.
Это была комната замкнутого и скрытного человека, который ни за что не поделится с кем-либо своими сокровенными мыслями. Постепенно, с ощущением жуткой печали, Джейн пришла к осознанию того, что по характеру Эллис напоминает свою комнату, холодную и замкнутую.
Просто невероятно. Какой Эллис был самонадеянный. Он ходил с высоко поднятой головой, словно никогда в своей жизни никого не боялся. В постели он чувствовал себя полностью раскрепощенным, абсолютно свободным в проявлении своей сексуальности. Он мог все, что угодно, делать, не испытывая при этом беспокойства, колебания или стыда. Джейн никогда не приходилось прежде общаться с таким человеком. Однако весьма часто – в постели, в ресторане или просто во время прогулки по улице – когда Джейн смеялась вместе с ним или слушала его рассказ, или разглядывала морщинки вокруг глаз, или в минуты его серьезных размышлений, или когда прикасалась к его теплому телу, – она ощущала, что он вдруг как бы отключался. В такие минуты «отключки» он больше не любил ее и не развлекал, переставал быть к ней внимательным и предупредительным, забывал о джентльменстве и сострадании. В такие мгновения Джейн ощущала себя брошенной и откровенно чужой, вторгающейся в его тайный мир. Ей казалось, будто солнце скрывается за облако.
Джейн понимала, что ей неизбежно придется с ним расстаться. Она любила его до безумия, но он, судя по всему, не мог ответить ей тем же. Эллису было тридцать три года, и если он до сих пор не постиг искусства сердечности, ему уже не постичь этого никогда.
Сидя на диване, Джейн стала читать «Обсервер», который купила в международном киоске на бульваре Распай по пути сюда. На первой полосе была напечатана статья о событиях в Афганистане, изложение которых убеждало ее в том, что именно туда надо ехать, чтобы забыть Эллиса. Эта идея сразу завладела ею. Хотя Джейн любила Париж, и ее работа по крайней мере не была однообразной, ей требовалось нечто большее: опыт, приключения и возможность ощутить себя причастной к борьбе за свободу. Ей неведомо было чувство страха. Жан-Пьер сказал, что врачей слишком высоко ценят, чтобы посылать в зону военных действий. Но всегда была опасность, что тебя настигнет шальная пуля или убьют в перестрелке. И все же, наверное, риск смерти был не больше, чем в Париже, где можно было запросто попасть под машину. В Джейн все больше пробуждался интерес к образу жизни афганских мятежников.
– Чем они там питаются? – спросила она однажды Жан-Пьера. – Во что они одеваются? Они живут в палатках? У них есть туалеты?
– Туалетов у них нет, – ответил он. – Нет электричества. Нет дорог. Нет вина. Нет автомобилей. Нет центрального отопления. Нет дантистов. Нет почтальонов. Нет телефона. Нет ресторанов. Нет объявлений. Нет Кока-колы. Нет прогнозов погоды. Нет бюллетеней фондовой биржи. Нет архитекторов-декораторов. Нет моды. Нет званых обедов. Нет стоянок такси. Нет очередей в автобус…
– Стоп! – проговорила Джейн, прерывая его, он мог продолжать эти разговоры часами. – У них должны быть и автобусы, и такси.
– Да. Но не в сельской местности. Я собираюсь поехать в район, который называется Долина Пяти Львов – оплот мятежников в предгорье Гималаев. Там был первобытный строй еще до того, как русские подвергли их бомбежке.
Джейн нисколько не сомневалась, что будет там счастлива без водопровода, губной помады и прогнозов погоды. У нее было предчувствие, что он недооценивает опасность даже вне зоны военных действий. Так или иначе, он не удерживал ее. У ее матери наверняка случилась бы истерика. А ее отец, если бы он был жив, сказал бы: «Желаю удачи, Джейн!» Жан-Пьер понимал важность совершения чего-то полезного в жизни. Хотя он считался хорошим врачом, ему так и не удалось скопить денег, ибо где бы он ни жил – в Нассау, Каире, Сингапуре и главным образом в Родезии – он всегда лечил бедных бесплатно, из-за чего те приходили к нему толпами. А состоятельным клиентам Жан-Пьер неизменно отказывал.
В ее мысли ворвался шум шагов по лестнице. Джейн вспомнила, что успела прочесть лишь несколько газетных строчек. Она подняла голову и прислушалась. Шаги Эллиса звучали по-другому. Тем не менее, раздался легкий стук в дверь.
Джейн отложила газету и открыла дверь. Перед нею стоял Жан-Пьер. Он был так же поражен, как и она. Какое-то время они молча пристально смотрели друг на друга.
– У тебя такой вид, будто ты в чем-то виноват. А у меня?
– Да, – сказал он и ухмыльнулся.
– Я как раз думала о тебе. Входи.
Он переступил порог и огляделся.
– Эллиса дома нет?
– Он скоро будет. Садись.
Жан-Пьер опустил свое длинное тело на диван. Уже не в первый раз Джейн ловила себя на мысли о том, что он был, наверное, самым привлекательным мужчиной, который встретился ей в жизни. Его лицо было красивой правильной формы, с высоким лбом, крепким, ярко выраженным аристократическим носом, светлыми, подернутыми влагой, карими глазами, с чувственным ртом, который частично растворялся в окладистой темно-коричневой бороде с редкими рыжеватыми проблесками в усах. Он предпочитал дешевые, но тщательно подобранные вещи, причем носил их с небрежной элегантностью, вызывавшей зависть даже у Джейн.
Она испытывала к нему большую симпатию. Его огромная ошибка заключалась в том, что он был о себе слишком уж высокого мнения. Но при этом он был обезоруживающе наивным, как хвастливый ребенок. Ей нравился его идеализм и его преданность медицине. Жан-Пьер обладал колоссальным шармом. Кроме того, он отличался маниакальным воображением, которое иногда принимало весьма забавные формы, под влиянием некоторой абсурдности, а порой и соскользнувшего с языка словечка он мог разразиться причудливым монологом, продолжавшемся десять – пятнадцать минут. Когда кто-то напомнил ему замечание Жан-Поля Сартра о футболе, Жан-Пьер дал стихийный комментарий футбольному матчу словно устами философа-экзистенциалиста. Джейн хохотала до слез. Говорили, что его веселость иногда оборачивается своей противоположностью – наступлением мрачной депрессии. Однако Джейн никогда не была свидетельницей подобного превращения.
– Выпей вина, у Эллиса тут есть кое-что, – сказала Джейн.
– Нет, спасибо.
– Ты уже репетируешь, готовишься к жизни в мусульманской стране?
– Не очень.
В его взгляде засветилась какая-то торжественность.
– В чем дело? – спросила она.
– Мне нужно серьезно поговорить с тобой, – проговорил он.
– Ты разве не помнишь, мы уже беседовали три дня тому назад? – резко бросила Джейн. – Ты предложил мне бросить моего возлюбленного и отправиться с тобой в Афганистан. Немногие девушки устояли бы перед таким искушением.
– Прошу тебя, будь серьезней.
– Ладно. Я для себя еще не решила.
– Джейн! Я сделал страшное открытие в отношении Эллиса.
Она измерила его пристальным взглядом. Что там еще за сюрприз? Придумает какую-нибудь историю, нафантазирует, чтобы убедить ее отправиться вместе с ним? Скорее всего, ни то, ни другое.
– Ну так что же?
– Он не тот, за кого себя выдает, – проговорил Жан-Пьер, весь облик которого окрасился драматизмом. – Эллис вовсе не нищий поэт. Он работает на американское правительство.
Джейн нахмурилась.
– На американское правительство? – Прежде всего Джейн подумала, что у Жан-Пьера все смешалось в голове. – Он дает уроки английского языка французам, работающим на американское правительство.
– Я имею в виду другое. Он шпионит за группировками радикалов. Он – агент. Работает на ЦРУ.
Джейн рассмеялась.
– Ну, это уж полный абсурд! Не считаешь ли ты, что, рассказывая все это, тебе удастся заставить меня бросить его?
– Это правда, Джейн.
– Это не правда. Эллис не мог быть шпионом. Уж я-то, наверное, знала бы. Я ведь прожила с ним фактически целый год.
– Однако этого не было, не так ли?
– Какое это имеет значение? Я его знаю. – Даже говоря, Джейн не переставала думать, это многое могло объяснить. Она действительно не знала Эллиса. Но она достаточно хорошо знала его, чтобы быть уверенной в том, что он не подлый, не низкий, не коварный и не гнусный злодей.
– Об этом уже известно в городе, – сказал Жан-Пьер. – Сегодня утром арестован Рахми Коскун, и все говорят, что виноват в этом Эллис.
– Почему был арестован Рахми?
Жан-Пьер повел плечами.
– Сомнения нет. Подрывные действия. Так или иначе, Рауль Клермон носится по городу в поисках Эллиса, а кто-то требует мщения.
– О, Жан-Пьер, это смешно, – проговорила Джейн. Вдруг ей стало очень жарко. Она подошла к окну и распахнула его. Пока Джейн разглядывала улицу через окно, перед нею, в дверях подъезда, появилась белокурая голова Эллиса. – Ну вот, – сказала она Жан-Пьеру, – сейчас он будет здесь. Теперь в его присутствии ты сможешь повторить свою смешную историю. – До ее слуха с лестницы донеслись шаги Эллиса.
– Да, конечно, – ответил Жан-Пьер. – Для чего, ты думаешь, я здесь? Я пришел предупредить, что его ищут.
Джейн стало ясно, что Жан-Пьер действительно искренен, он на самом деле верил в то, о чем рассказывал. Ну что ж, Эллис быстро снимет все сомнения.
Открылась дверь, и вошел Эллис.
Он выглядел счастливым, словно душа его сияла от добрых вестей. Когда она увидела его круглое улыбающееся лицо со сломанным носом и проницательными голубыми глазами, ее сердце учащенно забилось, Джейн чувствовала себя виноватой, ибо могло возникнуть впечатление, что она флиртовала с Жан-Пьером.
Остановившись в дверях, Эллис с удивлением воспринял присутствие Жан-Пьера. Его улыбка чуточку поблекла.
– Хелло, оба, – проговорил он.
По привычке Эллис закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Джейн всегда считала это эксцентризмом, но сейчас ей показалось, что так поступил бы именно шпион. Она отогнала от себя эту мысль. Первым заговорил Жан-Пьер.
– Они тебя раскусили, Эллис. Они все знают. Они идут по твоему следу.
Джейн переводила взгляд с Эллиса на Жан-Пьера, который превосходил Эллиса ростом, у Эллиса же были широкие плечи и впалая грудь. Они стояли, глядя друг на друга, как две кошки, оценивающие взаимные намерения.
Джейн положила руки на плечи Эллису, виновато поцеловала его и сказала:
– Жан-Пьеру наговорили глупостей о том, что ты шпионишь на ЦРУ.
Высунувшись из окна, Жан-Пьер стал разглядывать улицу. Потом Жан-Пьер повернулся к нему лицом:
– Ну так скажи ей, Эллис.
– Откуда ты это взял? – спросил Эллис Жан-Пьера.
– Об этом весь город говорит.
– От кого именно ты это слышал? – спросил Эллис суровым голосом.
– От Рауля Клермона.
Эллис кивнул. Перейдя на английский, он сказал:
– Джейн, сядь, пожалуйста.
– Я не хочу садиться, – бросила она с раздражением в голосе.
– Мне надо тебе кое-что сообщить, – сказал Эллис.
Этого не может быть, не может. Джейн почувствовала, что паническое состояние сжало ее горло.
– Тогда скажи мне, – воскликнула она, – и перестань просить меня сесть!
Эллис измерил Жан-Пьера взглядом.
– Может, ты оставишь нас вдвоем? – проговорил он по-французски.
В душе Джейн стал закипать гнев.
– Что ты собираешься мне рассказать? Почему бы тебе просто не сказать, что Жан-Пьер не прав? Так скажи мне, Эллис, что ты не шпион до того, как я сойду с ума!
– Все это не так просто, – ответил Эллис.
– Это просто! – Джейн не могла больше сдерживать истерику, вырывавшуюся из ее голосовых связок. – Он утверждает, что ты шпион, что ты работаешь на американское правительство и что ты лгал мне постоянно, бессовестно и подло с того самого момента, когда познакомился со мной. Это правда? Это правда или нет? Ну?
Эллис тяжело вздохнул.
– Думаю, что да.
Джейн почувствовала, что она вот-вот взорвется.
– Ты мерзавец! – пронзительно вскрикнула она. – Гнусный мерзавец!
Лицо Эллиса окаменело.
– Я как раз собирался обо всем рассказать тебе сегодня, – проговорил он.
Тут раздался стук в дверь. Оба никак не отреагировали на это.
– Ты шпионил за мной и за всеми моими друзьями! – крикнула Джейн пронзительным голосом. – Мне так стыдно!
– Моя работа здесь завершена, – ответил Эллис. – Мне больше не придется тебе лгать.
– У тебя не будет возможности. Я не захочу больше видеть тебя.
Стук в дверь повторился, и Жан-Пьер сказал по-французски:
– За дверью кто-то стоит.
– Ты ведь не думаешь, что не хочешь больше видеть меня, – проговорил Эллис.
– Ты просто не понимаешь, как ты со мной обошелся, так ведь? – сказала она.
– Открой ты эту чертову дверь, Бога ради! – воскликнул Жан-Пьер.
– Боже милостивый! – шептала Джейн, приближаясь к двери. Она повернула ключ в замочной скважине и открыла дверь. Там стоял огромный широкоплечий мужчина в зеленом вельветовом пиджаке с разрезом на рукаве. Джейн никогда не видала его прежде.
– Что вам нужно, черт побери? – проговорила она, после чего увидела у него в руках пистолет.
Последующие несколько секунд тянулись, видимо, очень медленно. Джейн мгновенно сообразила, если Жан-Пьер прав, утверждая, что Эллис – шпион, он, наверное, прав и насчет того, что кто-то будет мстить, и что в мире, и котором тайно обитал Эллис, «мщение» действительно могло означать стук в дверь и появление человека с пистолетом в руках.
Она уже раскрыла рот, чтобы закричать.
Мужчина на мгновение заколебался. Он, видимо, никак не ожидал столкнуться с женщиной. Он переводил взгляд с Джейн на Жан-Пьера. Но его смутило то, что не видно было Эллиса, который находился за полуоткрытой дверью.
Вы ознакомились с фрагментом книги.