Инквизиция

Глава 3

Мы ждали еще две недели, но Танаис так и не появился. Небеса над Лепидором оставались неизменно серыми и мрачными, разнообразие внес лишь, пятидневный зимний шторм, пришедший с юга. Необычный циклон, пересекающий три штормовые полосы, он нанес серьезный ущерб городу Джесрадену и земле Кортьереса южнее по побережью.

Через восемнадцать дней после отплытия Олтана в Лепидор прибыла манта Барка, каждые два месяца совершавшая рейс за железом, и привезла запечатанное послание от Гамилькара.

К счастью, отец уже вернулся к своим обязанностям, думал я, неся письмо наверх. Я все еще занимался некоторыми клановыми делами, но только из чувства долга.

– Войдите, – ответил Элнибал на мой стук.

Он, как обычно, сидел за столом и выглядел почти так же, как раньше. Но вокруг его глаз появились морщины, которые никогда не исчезнут, и на минуту меня охватила ненависть к мертвому Премьеру, которая пыталась отнять у нас Лепидор. Надеюсь, она плывет в загробной пустоте, навсегда отрезанная от богов, которым якобы поклонялась.

Я вручил отцу письмо, вложенное в непромокаемый тканевый мешочек с зашитыми в него грузиками. Элнибал выразительно поднял брови.

– Там есть вещи, явно не предназначенные для посторонних глаз. – Он встал и подошел к голубому глобусу, любовно изготовленной модели Аквасильвы, которая стояла в углу на своей подставке. Крошечный изогенератор в основании окутывал модель нашего мира в постоянно меняющиеся узоры облаков. Отец слегка повернул крепление и извлек из северного полюса глобуса тонкий металлический стерженек.

– Он рисковал, когда писал это письмо.

– Ты невнимательно смотрел, – сказал отец, возвращаясь к столу. – Взгляни на сургуч. Там есть оттиски печати Сферы и печати Премьера. Несомненно, подарок от его опекуна.

А его опекуном совсем случайно оказался Лечеззар, подумал я, досадуя на себя, что не заметил крошечного символа из пляшущих языков племени. Гамилькар уже доказал свою верность во время вторжения в Лепидор, но Равенна по-прежнему не вполне доверяла ему из-за его связи с Лечеззаром. В конце концов он танетский торговец, и есть вещи, о которых ему безопаснее не знать.

Металлический стерженек имел крошечные несимметричные зубцы, особый узор, который откроет замок на этом пакете и больше нигде. Гамилькар дал нам его перед отплытием, на случай, если когда-нибудь ему понадобится отправлять конфиденциальные сообщения. Я не ожидал, что этим ключом воспользуются так скоро.

На самом деле мешочек был сделан из тонкой металлической сетки, покрытой промасленной тканью, и заперт на горлышке цилиндрическим замком с четырьмя отверстиями для ключа для вящей сложности. Должно быть, он стоил целое состояние, поскольку работа была филигранная. Только короли, экзархи и торговые лорды могли позволить себе такого рода защиту, а премьерскую эмблему на печати не могли купить никакие деньги.

Отец вставил ключ в замок, повернул его, затем протолкнул чуть дальше, после чего открыл мешочек и вытащил письмо, написанное на нескольких страницах дорогого пергамента.

Пока мы его читали, в кабинете стояла тишина, нарушаемая только криками из сада, где несколько моих кузенов и их друзей радовались редкому солнечному дню.

– Ну и что ты думаешь? – спросил отец, когда я дочитал последнюю страницу.

– Он не станет рисковать. Нужны заверения от диссидентов, что они заинтересованы, подтверждение, что они могут платить, связь через третью сторону. Даже это письмо не упоминает никого конкретно.

Мой отец кивнул.

– Он гораздо осторожнее, чем Дом Кэнадрата, но, учитывая его положение, я не удивлен. Кэнадрат может позволить себе массу новых предприятий; Гамилькар – нет. Но он намерен расширить бизнес на Архипелаге, когда наладит его, и вкладывать деньги в другие отрасли, кроме оружия. Я бы сказал, что он не уверен в шансах Танета на выживание.

Я не увидел в письме ничего такого, и Элнибал, должно быть, заметил мою досаду.

– Не переживай, я тридцать лет читаю политические письма. Надо одолеть не одну дюжину, прежде чем научишься распознавать ложь и читать между строк, и все равно иногда будешь что-то упускать.

– Он хочет, чтобы мы установили контакт с лидерами еретиков в Калатаре, – сказал я, надеясь, что больше ничего не пропустил.

– Через Равенну, но он ничего не говорит о Палатине и Фетии. Она была дочерью президента клана – я думал, Гамилькар захочет использовать ее связи.

Хоть убей, я не мог понять, откуда отец это взял, но даже перечитав это место, я не увидел того, на что указывал граф. Гамилькар хочет, чтобы мы, через Равенну, связались с лидерами еретического диссидентского движения в Калатаре. Главным образом, чтобы узнать, хватитлй у них денег для торговли, подумаля..

– Я должен спросить Палатину и Равенну, поедут ли они.

– Конечно, должен. Однако в Калатаре опасно. Для вас троих отправиться туда сейчас, после того, что случилось здесь, значило бы искушать судьбу. Сфера пристально следит за приезжающими и уезжающими.

– А если договориться о встрече в другом месте, каком-нибудь нейтральном, вроде Рал Тамара? – предложил я. – На это уйдет больше времени, но так было бы лучше для всех.

– Идея кажется хорошей, но боюсь, у вас были бы проблемы. Легче будет вам попасть в Калатар, чем им оттуда выбраться. Мы могли бы попросить Сэганту, но до тех пор придется рассчитывать на помощь Равенны. Здесь решать ей, ведь это ее страна и ее народ пострадают, если что-то пойдет не так.

В этот момент изопередатчик на столе моего отца ярко вспыхнул и зажужжал.

– Кто это? – раздраженно спросил отец.

– Океанографическая гильдия. – Это был Тетрик, океанограф, которого я знал всю свою жизнь. Его голос, слегка искаженный передатчиком, звучал возбужденно. – Простите за беспокойство, мой лорд, но мы только что обнаружили кракена на записи одного из океанских зондов. Мастер сказал, что вы, возможно, захотите посмотреть. Мы не дозвонились до Катана, но если бы вы могли сообщить ему…

– Он здесь, и мы спустимся прямо сейчас. – Элнибал отключил связь.

Я уже вскочил на ноги, едва веря тому, что доложил Тетрик. Кракен так близко к суше? Это неслыханно. А возможность УВИДЕТЬ его…

Отец слабо улыбнулся, убирая письмо Гамилькара в стол, и взял свой плащ. Запись, конечно, никуда не денется, но встречи с кракеном даже в глубоком океане были так редки, что есть много людей, которые никогда его не видели. Мой отец видел, один раз, а я – нет.

Мы не смогли найти ни мою мать, ни Равенну, ни Палатину, но граф велел стражникам передать им, чтобы они шли к океанографам, как только появятся.

Несмотря на сияющее солнце, день был ветреный, и, казалось, идет дождь из сухих листьев. Они слетали из садов на крышах, еще не укрытых на зиму. Порывы ветра кружили их, словно миниатюрные океанские течения, и дергали за подолы наших плащей. На улицах было людно, хотя рыночные палатки, которые стояли там большую часть года, были убраны, и город без них смотрелся пустым.

Люди махали нам, когда мы проходили мимо, и я пять минут ждал, пока капитан морской пехоты у одной из сторожек совещался с моим отцом насчет ослабления стражи, чтобы еще больше солдат отправить на помощь разоренному Джесрадену. Казалось, Элнибал обладает почти нечеловеческим терпением, но меня задержки просто бесили, и, как я это ни скрывал, отец видел меня насквозь.

Очевидно, новость еще не распространилась, потому что на ступенях океанографической станции не толпился народ. Построенное в том же стиле, что и остальной Лепидор, это здание имело не плоскую крышу с садом, а купол, крытый бирюзовой черепицей, и большой хозяйственный двор. Внизу, я знал, располагались доки для служебного «ската» гильдии и моего личного, «Моржа», которого не продали на лом, а отдали мне, когда он стал слишком старым. Я редко появлялся на станции в эти дни, поэтому гильдия использовала «Моржа», когда им требовался второй корабль.

Оказавшись внутри здания, мы легко догадались, куда идти. Слева, из аппаратной, доносилось бормотание голосов, и весь штат гильдии втиснулся в эту маленькую комнатку, все глаза были устремлены на затуманенный изоэкран около двух локтей в длину и двух в ширину, висящий на стене над кучей записывающей и усилительной аппаратуры.

– Даже не верится в такую удачу, – говорила одна из помощниц мастера.

– Еще раз пропусти запись через фильтр, – велел мастер, сидевший в одном из двух кресел. – Все еще слишком много голубого, невозможно разобрать деталей.

– Что, если изменить еще и контрастность? – предложил кто-то, невидимый от двери.

Мастер кивнул, его моржовые усы подергивались вверх и вниз.

– Хорошая мысль. Шевелитесь, я не могу торчать здесь весь день.

Стоявший сзади Тетрик посторонился, освобождая для нас место, потом огляделся.

– Здесь граф и эсграф, – объявил он, и внимание присутствующих на минуту отвлеклось от экрана.

– Не беспокойтесь о нас, – сказал мой отец. – Нам видно.

Это было не совсем так. Из-за своего невысокого роста я не мог разглядеть экран – его заслоняла голова Тетрика, но когда океанограф подвинулся, я проскользнул внутрь и получил беспрепятственный обзор.

– Ну вот, уже лучше, – резко сказал мастер. – Оставь так.

– В самом деле! – возликовала помощница, ее обычно спокойное лицо стало изумленным. В комнате воцарилась почти осязаемая атмосфера возбуждения, которой совершенно не мешала теснота. – Посмотрите на эти плавники!

Я всматривался в экран, когда участок океана вдруг потемнел, и что-то появилось из Мрака. Оно все еще было неотчетливым, но можно было разглядеть движение пары ласт… но они же не могут быть такими большими? Затем оно начало поворачиваться на бок, и я задохнулся. О, Фетида, какое оно огромное! Я знал, что плезиозавры большие, но этот… шея чуть ли не десять ярдов длиной, а пасть могла бы проглотить акулу.

Я смотрел в ошеломленной тишине, как огромное, рябое тело проплыло перед записывающим прибором, занимая все поле зрения, хотя находилось от зонда в нескольких сотнях ярдов. Тело казалось совершенно черным, потому что на таком расстоянии и на такой глубине прибор мог уловить только формы и движение, но это не имело значения. Никакое другое существо не внушало мне столько благоговения и страха – неудивительно, что Сфера считает кракена порождением хаоса. Рядом с подобным созданием Лечеззар и вся Сфера превращались в ничтожных букашек.

– Взгляните на его кожу! – воскликнул Тетрик. – Она толщиной дюймов шесть.

– Ты уже измерил длину? – спросил мастер кого-то, присевшего в углу возле одного из приборов. Мне не было видно, кто это. – В нем должно быть не меньше семидесяти ярдов.

– Чем же он питается? – поразилась помощница. – Ему, наверное, нужно съедать по киту каждый день.

– Думаю, они едят что угодно, – откликнулся эксперт по животным, Фраатес, и пустился в детальный рассказ о китовом усе и креветках. Его описание умолкло, когда показался хвост.

– А может, малость побольше, – изрек мастер, ударяя кулаком по столу. – Думаю, восемьдесят – лучше пойти и проверить по предыдущим наблюдениям.

Сделав несколько резких движений своим волнистым, продолговатым хвостом, чудовище снова исчезло во мраке, и кто-то остановил запись.

– Святой Рантас! – выдохнул Тетрик. – Как оно может быть таким большим?

– Лучше скажите, что оно делает здесь, наверху? – риторически спросил мастер. – Видно, что это глубоководное создание. Внизу нет света, а броня должна выдерживать давление на восьми милях или больше.

– Интересно, почему он не напал? – хмурясь, рассуждал Фраатес. – Тот зонд больше ярда в поперечнике – животное должно было его заметить.

– Наверное, он не очень хорошо видит, – предположил мастер. – А может, он как дельфин – пользуется щелчками для эхолокации.

Казалось диким сравнивать этого исполина, только что проплывшего через наши воды, с дельфином – впрочем, не таким диким, как сама идея о существе столь огромном. Мы снова просмотрели запись, на этот раз под оживленный спор между Фраатесом и помощницей о том, зачем это создание могло подняться к поверхности из своего лишенного света дома.

– На какую самую большую глубину опускались корабли? – спросил Тетрик, когда мастер поручил двум ученикам установить еще один экран на переднем крыльце для всех, кто сюда сбежится, как только распространится новость.

– По-моему, девять миль, – ответил Фраатес, на секунду отрываясь от спора.

– Тринадцать, – одновременно с ним сказал я.

– Когда это было? – возразил Фраатес. – Если ты думаешь об «Откровении», то самая большая глубина, которую они зарегистрировали, это девять миль.

– Но мы не знаем, как глубоко они погрузились в последней экспедиции, – напомнил Тетрик. – Возможно, намного глубже, хотя записи не осталось. Но я не помню никого, утверждающего, что достиг тринадцати.

– Во время Таонетарной войны фетийский флагман опустился на тринадцать. – Я пошел на обдуманный риск, заговорив об этом, но эта тема интересовала только океанографов. И кроме того, они могли помочь.

– Что-то я о таком не читал, – воинственно заявил Фраатес. Тетрик пожал плечами, но вид у него был заинтригованный.

Я не успел ничего больше сказать, потому что мастер ткнул меня в ребра своей тростью. Быстро повернувшись, я увидел на его лице свирепое выражение.

– Почему ты не записал в журнал результаты последних измерений? – грозно спросил он. – Температура воды упала на два градуса на краю залива, а ты мне не говоришь? Ступай в мой кабинет и дай мне устный отчет. Может, ты и эсграф, но пока ты член моей гильдии, я не потерплю подобных небрежностей!

Я возмутился: незачем было бранить меня из-за такой ерунды, но потом уловил едва заметное движение его головы. Кипя от злости, я последовал за мастером в кабинет, и он закрыл дверь, отрезая шум вестибюля.

– Прости, – буркнул мастер, садясь на маленький, захламленный стол в одном углу. В Лепидоре работало девять океанографов, большой штат для такого городка, а здание было недостаточно большим, чтобы вместить всех как положено. – Ты собирался сказать то, о чем потом пожалел бы.

– Что вы имеете в виду? – Я примостился на краешке стула, занятого Безластым – котом, живущим на нашей станции. Почти все океанографические станции держат кошек, на счастье, но Безластый, подобно большинству кошек в Лепидоре, был наполовину диким котом. И довольно свирепым, если его потревожить, поэтому я был осторожен.

– Не следует упоминать тот корабль, – сказал мастер. – Особенно при людях.

– Вы говорите об «Эоне»?

– А о чем еще? Фетийский флагман в Войне – конечно, я говорю об «Эоне». Но любой разумный человек держит рот на замке, когда дело касается того корабля.

– Значит, вам известно, где он?

– Не говори глупостей. Я знаю, что он существует, и кое-кто из других мастеров это знает. Будь нам известно, где он, у нас не было бы этой дискуссии. Но, ради всеобщего блага, Сфере лучше не знать. А тебя я хочу спросить: зачем ты его ищешь?

– Шторма, – объяснил я. – «Эон» имел доступ к системе «небесных глаз» – он мог видеть погоду сверху. Если бы мы имели возможность предсказывать шторма, мы бы отняли у Сферы массу преимуществ.

Лицо мастера затвердело.

– И тогда ты сможешь сделать другим городам то, что сделал здесь? Мне не нравится, как это звучит.

– Если вы думаете, что я бы на это пошел, вы, очевидно, не очень хорошо меня знаете.

– Тогда к чему эти расспросы? – резко спросил он. – Власть над непогодой поможет тебе, только если ты докажешь, что Сфера не может защитить от нее людей. А единственный способ доказать это – обрушить шторм на какой-то город, в котором случайно оказался инквизитор.

– Вы бы предпочли, чтобы я оставил инквизиторов делать их работу? После того, что они устроили здесь?

– Ты даже не отрицаешь того, что я говорю, Катан. Здесь, в Лепидоре, ты всех нас спас от той сумасшедшей помощницы Премьера и ее планов. Ты использовал шторм, чтобы защитить свой клан, свою девушку, своих друзей, и в этом нет ничего дурного. Но если ты используешь «Эон», чтобы наслать шторма куда-то еще, ты сам станешь агрессором и будешь повинен в смерти людей.

Старик не желал меня понять. Печально. Я-то надеялся, что гильдия мне поможет, но мастер оказался типичным старшим океанографом.

– Если бы Сфера вела себя по-другому, мне бы вообще не понадобилось использовать шторма.

– Такова жизнь, Катан. Есть только один бог, и они – Его последователи. В данный момент они опасны, да, но это не повод, чтобы рисковать жизнью, чтобы отрекаться от истинной религии. Твой отец не верует, но он всегда довольствовался тем, что защищал свой уголок. Однако ты не сын своего отца, поэтому мне не следует удивляться.

Я уставился на него во все глаза. Мне было семь, когда я познакомился с мастером, и хотя он всегда был грубоват и прямолинеен, его никто не мог упрекнуть в несправедливости. А теперь он вдруг ополчился на меня, стал совсем другим, не похожим на мастера, которого я знал. У меня было такое чувство, будто он только что всадил мне нож в спину.

– Если вы не расскажете мне об «Эоне», кто расскажет?

– Никто. Гильдия считает, что этот корабль исчез навсегда, и ни один океанограф, кроме меня, не скажет тебе иного. Планете не нравится, когда люди вмешиваются в законы природы, Катан, а ты уже сделал это однажды. – Его обветренное лицо смялось в улыбку, но мне она показалась просто насмешкой. – Из тебя бы вышел блестящий океанограф. Действительно, жаль.