Встав с постели, я открыл настежь окно, чтобы впустить утреннюю прохладу. Немедленно в спальню вместе с ветерком и солнечными лучами влетели звуки музыки. Это была легендарная группа «Иглз» со своим хитом «Отель “Калифорния”». Кто-то громко, на всю улицу включил проигрыватель. На какое-то время я предался блаженству воспоминаний.
Господи, какой же я был молодой и глупый, полный мечтаний и неосуществимых амбиций. Что и говорить, в детстве все мы были неисправимыми максималистами. В это время «Орлов» сменил старый добрый Крис Норман, поющий про полуночную леди, а я отправился под душ.
Стоя под обтекающими тело струями теплой воды, я мурлыкал себе под нос песенку Нормана. Интересно, а как там Людвиг? Придумал что-нибудь насчет своего Потрошителя? Подумав об этом, я моментально помрачнел, настроение сразу же испортилось.
Позавтракав безо всякого аппетита, я набрал домашний номер своего друга. Никто не отвечал. Выждав некоторое время, я позвонил еще раз, дал десяток гудков и повесил трубку. Безрезультатно! Позвонил ему на мобильник, но тот, как обычно, был отключен. Людвиг имел привычку забрасывать свой сотовый куда попало, забывал заряжать его и вовремя класть на счет деньги.
Черт, где же он может быть?! Неужели с утра пораньше решил прокатиться куда-нибудь? Но ведь мы договаривались накануне, что сегодня в первую половину дня нанесем очередной визит старику Аполлинарию, чтобы проверить, не вернулся ли старый волхв?
Расстроенный я закурил и устроился в кресле напротив включенного телевизора, совершенно не воспринимая происходящее на экране. Сознание рисовало мрачные картины. Я представлял себе Людвига лежащим в луже собственной крови с перерезанным горлом и выколотыми глазами. Я попытался отогнать эти мысли прочь, но ничего не получалось, возбужденное воображение лихорадочно выстраивало яркие видения – одно ужаснее другого. Наконец, я не выдержал и снова принялся набирать его номер. Надо ли говорить, что результат был тем же самым.
В сердцах бросив трубку, я взглянул на свои руки – они дрожали. Боже мой, я становлюсь похожим на какую-то истеричную бабу. Чуть что не так и сразу же бросаюсь в панику. Так нельзя, приятель, нет-нет, так совсем нельзя. Все время на нервах, да еще поддержки ждать неоткуда. Самого себя можно таким образом взвинтить до предела и деморализовать, а то и вовсе угробить.
С твердым намерением впредь больше не поддаваться панике, я завел машину и отправился к Людвигу. Но чем ближе я приближался к дому моего друга, тем все сильнее мною овладевало недоброе предчувствие чего-то ужасного и неотвратимого. Я ничего не мог с этим поделать, растеряв остатки своей воли и самообладания.
Когда я вылез из машины, то почувствовал, что весь взмок от охватившего меня волнения. Несмотря на все доводы рассудка, я беспокоился за судьбу своего друга. И хотя машина его оказалась на месте, в гараже, тревога никак не покидала меня. С тяжелым сердцем я надавил кнопку звонка. За входной дверью царила глубокая тишина. Позвонив несколько раз, я нетерпеливо толкнул дверь – она была заперта.
Людвиг не любил ходить пешком, предпочитая автодорожную нервотрепку и возможность покалечиться или вообще отправиться на тот свет из-за невнимательности какого-нибудь придурка. Но он мог и оставить машину, решившись на пешую прогулку в пределах своего района. И все-таки мое безошибочное чутье подсказывало мне, что сегодня он еще не выходил из дома. Неужели опять обкурился и теперь блаженствует в наркотическом дурмане?
Обойдя дом сзади, я резко остановился, увидев нечто такое, отчего у меня похолодело в груди. Дверь черного хода была распахнута настежь. Кто же мог это сделать и зачем?! Волна липкого страха окатила меня с головы до ног, руки опять противно затряслись. Судорожно глотнув, я с отчаянной решимостью двинулся внутрь темного коридора, чувствуя предательскую дрожь в коленях.
Я обошел весь первый этаж, заглядывая во все помещения, и вскоре убедился, что кругом пусто. В столовой и на кухне все было прибрано со вчерашнего вечера, значит, Людвиг еще не успел позавтракать. Я уже начал подниматься наверх, когда краем глаза заметил промелькнувшую в холле тень. От испуга я чуть было не грохнулся в обморок.
– Эй! – хотел во весь голос крикнуть я, но получился лишь хриплый возглас, наподобие петушиного кукареканья.
Быстро сбежав вниз, я в растерянности остановился, никого не обнаружив. Неужели почудилось? Принимая во внимание мои растрепанные нервы, такое вполне могло случиться. Выругавшись вполголоса, я облегченно вздохнул и вновь взялся за перила лестницы.
Ковровая дорожка приглушала звук шагов, в полной тишине я поднялся на второй этаж, где надеялся найти похрапывающего в своей спальне Людвига. То, что я увидел на площадке второго этажа, на всю жизнь врезалось в мою память КОШМАРНОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ, равно как и представшее моему взору кровавое зрелище в спальне. Из-под двери, ведущей в спальную комнату хозяина, просачивался ручеек темно-красной жидкости. Это была кровь, ибо спутать ее с чем-либо другим было просто невозможно, тем более в такие минуты напряженного ожидания страшной развязки.
Как во сне я прошествовал к двери, аккуратно переступил кровавый ручеек и, действуя словно автомат, отворил ее и вошел внутрь комнаты. В следующий момент я потерял сознание, мешком повалившись на залитый кровью пол.
Сколько я пролежал в беспамятстве – этого я сказать не могу, так как часов в тот момент на мне не оказалось. Очнувшись, я поднялся на ноги, бросив всего один, мимолетный взгляд в сторону кресла, затем резко отвернулся и, шатаясь, словно пьяный, выбрался из спальни в коридор, где меня тут же стошнило. После чего я оперся рукой о стену, заметив, что весь перепачкан в крови.
Казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из грудной клетки, в висках стучало, а перед глазами все плыло. Сознание упорно возвращалось к увиденной в спальне картине мерзкого убийства. Голова Людвига покоилась на спинке кресла, словно он откинулся назад в надежде отдохнуть (да, мой друг теперь действительно ОТДЫХАЛ вечным отдыхом!). Лицо его не было тронуто, но вот что касается туловища и конечностей… Руки и ноги были аккуратно отрезаны и расчленены. Обрубки кистей и предплечий лежали на подлокотниках кресла, рядом с ними – плечи. Ступни стояли на полу, голени прислонены к нижней стенке кресла, а бедра покоились на сиденье. Там же находилось и тело, разрезанное и выпотрошенное с анатомической точностью, словно здесь действовал заправский мясник.
Меня опять вывернуло наизнанку. Еле передвигая ватными ногами, я спустился в холл и, набрав непослушными пальцами номер, вызвал милицию. Затем крепко зажмурился. Немедленно перед глазами возникли забрызганные кровью стены спальни.
«Такие красивые дорогостоящие обои, – внезапно вспомнилось мне, – Людвиг покупал их за доллары и еще…»
…и еще ЕГО БОЛЬШЕ НЕТ!
Я застонал, словно раненый зверь. Послышался пронзительный, надсадный вой милицейских сирен. Быстро же они отреагировали. Хотя, может быть, это я потерял реальный счет времени.
Далее все происходило по заведенному в таких случаях регламенту. Кругом сновали разные люди – в форме и в штатском, с саквояжами и без. Затем прошествовали двое мужчин с носилками и Людвига – вернее то, что от него осталось – унесли. Все это время я механически отвечал на вопросы следователей. Внутренне же я был совершенно опустошен.
В тот момент, когда мимо нас пронесли накрытые материей останки моего растерзанного друга, я на какой-то миг отключился от всех внешних впечатлений, уйдя куда-то внутрь своего «я», ничего не слыша и не замечая вокруг. Затем я очнулся и, вскочив на ноги, вне себя от гнева принялся кричать во весь голос, потрясая в воздухе кулаками. Я бранился с ненавистью на устах, обещая лично покарать злодея. Я бушевал до тех пор, пока один из следователей, его фамилия была – Теодорский, не взял меня под руку и отвел в сторонку.
– Господин Шахов, пожалуйста, успокойтесь, – с убеждением обратился он ко мне, – я думаю, будет лучше, если вы сейчас отправитесь к себе домой.
– Да, – я неуверенно покачал головой, – да, наверное.
– Я отвезу вас. Где вы живете?
Я назвал ему адрес, передал ключи от своей машины, а сам устроился рядом, откинувшись на спинку сиденья. Впервые за всю мою жизнь мне стало плохо с сердцем. Где-то в домашней аптечке должны быть сердечные капли, нужно будет воспользоваться ими.
Пока ехали, мы оба молчали. В боковом зеркале заднего обзора я заметил следовавшую за нами патрульную машину с отключенной «мигалкой». Остановившись возле усадьбы и вернув ключи, следователь предупредил, что заедет ко мне, как только освободится, чтобы «подробнее расспросить о моем погибшем товарище». Я молча кивнул и, не оборачиваясь, направился к дому, спиною ощущая цепкий взгляд Теодорского, провожавший меня до самого крыльца. Затем машина развернулась и уехала.
Войдя в дом, я направился в ванную комнату. Минут десять я простоял на одном месте, невидящим взором уставившись в белизну огромной ванны. Затем встрепенулся, представив улыбающееся лицо моего бедного друга.
– Людвиг… – прошептал я, до боли сжав кулаки, затем обречено завыл, – Лю-ю-у-дви-и-иг! – и, не в силах более сдерживаться, разрыдался, уткнувшись лицом в дрожащие ладони. Слезы несли облегчение, но не могли избавить от боли утраты. Сколько раз уже было сказано об этом и все же я повторю снова: как же все-таки не ценим мы людей при их жизни и как скорбим и раскаиваемся, когда они покидают нас навсегда.
9
– Таким образом, если следовать вашей версии, получается, что господина Зимербаума убил ЕГО СОБСТВЕННЫЙ ПЕРСОНАЖ, так? – с невозмутимым видом подытожил мой рассказ следователь.
Когда он навестил меня вечером того же дня, я решил поведать ему без утайки обо всех произошедших за последние несколько дней со мной и Людвигом роковых событиях. Наверное, со стороны это выглядело полнейшей ахинеей, бредом свихнувшегося сознания. Однако Теодорский, если и пришел к такому выводу, то внешне никак не выказывал своего недоверия. Наоборот, он со всей серьезностью внимательно выслушав мою фантастическую на первый взгляд историю.
– Это не версия и не догадки, а реальные факты, – я нетерпеливо пожал плечами, – конечно, я понимаю, что все рассказанное мною только что, звучит нелепо и неправдоподобно, и все-таки вы должны, ОБЯЗАНЫ поверить мне, потому что…
Я умолк на полуслове, внезапно осознав, что этот сорокалетний служитель законности в общем-то ничем мне не обязан и вполне может сомневаться – а в своем ли уме находится перепуганный и потрясенный смертью друга писатель, рассказывающий небылицы о том, как из ниоткуда прибыли неземные монстры с целью покарать двух взбесившихся с жиру писак, которые…
(…один из которых уже МЕРТВ, а второй определенно тронулся рассудком!)
– Пока что я не могу вот так голословно принять на веру ваши соображения, – спокойно ответил он и добавил, – впрочем, отвергать их я тоже пока не имею право.
С этими словами он поднялся и, мягко ступая, направился к окну. Я машинально проследил за ним – рост около метра восьмидесяти, крепкое телосложение, резко очерченные черты лица. Всем своим внешним видом он выражал уверенность и надежность. И еще в нем чувствовалась некая жизненная сила, словно перед вами находился не цивилизованный сотрудник уголовного розыска, а древний варвар, сильный, хитрый и живучий как дикая кошка. Вот с каким человеком свела меня судьба при весьма трагических обстоятельствах.
Он резко обернулся и одарил меня хмурым взглядом, продолжая почти неслышно расхаживать по гостиной, затем подал голос:
– По данным предварительной экспертизы удалось установить личность убийцы… – он выдержал паузу, после чего продолжил, – и вот тут-то как раз и кроется нечто такое, что не поддается рациональному объяснению.
Бесшумно обогнув журнальный столик, он уселся на свое прежнее место.
– Вам что-нибудь известно о деле так называемого «кавказского потрошителя»? – неожиданно задал он вопрос.
– Н-нет, ничего, – я неуверенно покачал головой, – во всяком случае, я не помню.
– Это было много лет тому назад, и финал этой истории довольно широко освещался в прессе. На протяжении почти десяти лет маньяк-убийца совершал одни и те же преступления – изощренные убийства с элементами садизма и… в общем, он потрошил и расчленял свои жертвы. Сам он был не с Кавказа, нет. Он являлся жителем одного из крупных административных центров на Украине, и его фамилия была Коган. А прозвище такое ему дали вездесущие журналисты из-за того, что всегда на месте совершения преступления он выводил кровью своих жертв надпись «Кавказ» – на стенах, на полу, даже на земле – где угодно. Как выяснилось потом в ходе судебного разбирательства, ублюдок мечтал отправиться на Кавказ, где ни разу не был. Это у него был такой сдвиг по фазе, навязчивое желание. А в остальном он, в общем-то, являлся вполне нормальным.
Он на мгновение смолк, а потом продолжил:
– В течение десяти лет не могли изловить этого подонка, но когда, наконец, удалось поймать его прямо на месте совершения очередного зверства, торжеству моих коллег не было предела. Местные жители близлежащих населенных пунктов и города, где он жил, чуть было не взяли штурмом здание суда, пока над ним шел процесс. И, наверное, они так бы и сделали, в праведном гневе растерзав его, но без излишних проволочек Коган был приговорен к смертной казни. Подумать только – на его кровавом счету было шестьдесят пять жертв! Одним словом, его расстреляли перед тем, как был установлен мораторий на смертную казнь.
Он на время задумался, затем вскинул голову и как-то странно посмотрел на меня в упор своими темно-карими глазами из-под упрямо изогнутых, кустистых бровей.
– С тех пор прошло четыре года, – он говорил тихо, словно боясь быть подслушанным кем-то посторонним, – и вот он объявился вновь…
– Вашего друга, Людвига Зимербаума убил и выпотрошил этот негодяй, который уже четыре года, как должен находиться в ином мире. Сходство мы обнаружили буквально во всем – почерк, мотивы совершения преступления. Но, самое главное – данные дактилоскопии. Обнаруженные по всему дому отпечатки пальцев полностью соответствуют когановским. Никаких сомнений в этом быть не может.
– Я не могу в это поверить, – продолжил он после небольшой паузы, – но получается, что «кавказский потрошитель» воскрес из мертвых и присоединил к своему длинному списку жертв еще одну фамилию – вашего друга. Конечно, это абсурд, но…
Он молча развел руками и вопросительно посмотрел на меня. Затем снова заговорил, смущенно потирая висок:
– Нечто подобное я уже где-то встречал – в книге, или в фильме…
– Да, я понимаю, о чем вы говорите. Можно привести в качестве примера роман Уильяма Блэтти «Легион», в котором дух погибшего преступника вселяется в живых людей и опять продолжает совершать изощренные убийства руками одержимых им пациентов психиатрической клиники. Схожие сюжеты существуют и в некоторых голливудских фильмах…
– Но у нас, здесь, случай совершенно иного рода, – продолжил я после небольшой паузы, во время которой обдумывал свой ответ, – мы имеем дело не с душами убийц, а с живыми убийцами и монстрами, с воплощенными в реальность и облаченными в материальную оболочку образами литературного творчества, проникшими сюда с другого уровня бытия.
Немного помолчав, я добавил:
– Хотя, конечно, я и сам не могу пока понять, при чем тут этот Коган и все эти сходства. Может быть… впрочем, это нужно будет проверить. Послушайте, а ведь над изголовьем кресла на стене тоже шла кровавая надпись «Кавказ».
Тяжело поднявшись с места, я отправился на кухню за пивом. Когда я вернулся с несколькими запотевшими банками, Теодорский курил возле окна, задумчивым взором осматривая шелестящий в сумерках сад.
– У вас тут настоящий райский уголок, прямо идиллия какая-то, – усмехнулся он, кивнув вниз.
У него была странная манера улыбаться, словно он хотел подчеркнуть всем своим видом: «Не смотрите на то, что я расплываюсь в улыбке и соглашаюсь с вами, на самом-то деле я парень себе на уме». Возможно, так оно и было в действительности, во всяком случае, судя по его внешности и поведению, создавалось впечатление, что он и впрямь далеко не промах.
– Точно, – поспешно согласился я и водрузил упаковку с пивом на стол, – я часто люблю возиться в саду, знаете ли, это очень благотворно воздействует на психику и еще стимулирует мое творческое воображение. Берите пиво.
– Интересно, – отхлебнув, он откинулся в кресле, – значит вот здесь, ухаживая за цветочками, вы придумываете своих монстров?
Немного смутившись, я уже начал оправдываться, но тут же понял, что со стороны это выглядит смешно и нелепо, поэтому лишь мрачно кивнул:
– Здесь, будь они неладны.
В полном молчании мы потягивали пиво, затем я обратился к своему гостю, вспомнив об одном, не дававшем мне покоя вопросе:
– Послушайте, господин Теодорский…
– Вы можете обращаться ко мне по имени – Николай, – неожиданно перебил он меня, – так будет проще.
– Хорошо, Николай, – я улыбнулся, – в таком случае и я для вас просто Иван.
– Договорились. Так о чем вы там хотели узнать?
– О сводке тяжких преступлений за последнюю неделю. Не было ли…
– Я понимаю, о чем идет речь, – опять перебил он меня, – но ничего подобного по городу не происходило уже в течение целого месяца. Один придурок из охотничьего ружья под пьяную лавочку пристрелил свою жену, тоже порядочную забулдыгу. Двое молодых балбесов изнасиловали четырнадцатилетнюю девчонку, но они уже сидят в следственном изоляторе и ждут возмездия за свои грехи. Еще один кретин грабил квартиры пенсионеров, помогая тем при этом отправиться на тот свет – так его пару дней назад взяли с поличным. И все – никаких вам загадочных зверских убийств, тяжелых увечий или изощренных надругательств. Вот только ваш друг Зимербаум…
Теодорский смолк и потянулся за очередной сигаретой. На какое-то время в комнате повисла тишина, прерываемая лишь поскрипыванием кресла под плотным телом следователя. Пока он молча курил, сосредоточенно наблюдая за тлеющим кончиком сигареты, я усиленно соображал, пытаясь предугадать варианты дальнейших действий Потрошителя. Каков будет его следующий ход, и кто окажется пешкой-жертвой в его смертельной игре?
– Знаете, – подал я голос, – мне кажется, что очередной удар этот мерзавец нанесет мне.
Теодорский удивленно хмыкнул:
– И на чем же основывается ваша уверенность?
– Не могу сказать точно, – я пожал плечами, – наверное, потому, что я был единственно близким другом Людвига, и вообще, как я уже говорил, эти твари нападают, прежде всего, на своих создателей.
– А как же тот парень из налоговой полиции, насиловавший девушек? Кстати, подобных заявлений к нам не поступало.
– Тот персонаж был исключением из правил. Мы ему были не нужны. Объектами его нападений являлись симпатичные молодые женщины. Что же касается Потрошителя, то… Ну, я не знаю, как это объяснить, но я твердо убежден в том, что теперь после гибели Людвига он захочет разделаться со мной.
– Можете назвать это предчувствием, – спустя мгновение, добавил я.
Вероятно, я его все-таки не убедил в правильности моих предположений. Во всяком случае, он ничего не сказал по этому поводу вслух.
– Ну, мне пора, – спохватившись, он бросил взгляд на часы, – в отличие от вас мне завтра рано утром вставать, а потом весь день торчать на этой треклятой работе.
Уже выйдя за порог, он обернулся и негромко произнес:
– В любом случае вы должны поостеречься, пока мы его не поймаем.
Вскинув голову, я встретился с его твердым взглядом и взволнованно промолвил:
– Мы обязаны его найти, Николай, вы и я, потому что это наше общее с вами дело. Мое – в виду известных вам причин, а ваше – постольку, поскольку это дело ведете вы, и поэтому ваша обязанность – найти его и помочь мне уничтожить. Это не человек, это – пришелец из иных миров, злобный монстр.
Выслушав меня, он молча кивнул – я так и не понял, согласен он со мной или нет – и, распрощавшись, удалился. Я запер за ним дверь и, чувствуя накатывающую на меня пустоту, отправился к себе в спальню, чтобы поскорее заснуть и на время забыться.
10
Весь следующий день я провел в хлопотах. Нужно было помочь юристам разобраться относительно наследства моего покойного друга. Оказалось, что у него имелась-таки одна-единственная родственница, к которой после смерти Людвига переходило все его состояние, включая усадьбу и прочую недвижимость.
Кроме того, я встретился с Теодорским, с которым снова имел долгую и обстоятельную беседу. По моей просьбе он через своих сотрудников в два счета выправил мне лицензию на ношение оружия газового действия. От него я выходил уже с кобурой под мышкой и с приятным чувством некоторой защищенности от непредвиденных опасностей.
Домой я возвращался уже затемно. Несмотря на сильную усталость от постоянного пребывания в напряжении, я старался все время быть начеку, ведь этот чертов ублюдок мог поджидать меня где-нибудь поблизости, затаившись в укромном месте или устроив засаду прямо у меня в доме. Я поставил машину в гараж и я направился к дому, держа оружие наготове. Все мои чувства были обострены, поэтому, когда из темноты возник неясный силуэт, я мгновенно отреагировал и, отпрыгнув в сторону, прицелился в зловещую тень.
– Господин Шахов? – донесся до меня из темноты неуверенный женский голос. В тоне незнакомки чувствовалась изрядная доля страха.
У меня отлегло от сердца – Господи, это была женщина! Она выступила из тени на освещенную лунным светом дорожку, в испуге уставилась на поблескивающий в полумраке ствол пистолета.
– Вы напугали меня, – хриплым голосом вымолвил я, шагнув в ее сторону, – кто вы и что здесь делаете?
– Я… извините, но может быть нам лучше войти в дом?
Подозрительно прищурившись, я окинул ее настороженным взглядом, но в неверном свете луны неясные очертания ее фигуры и лица мало о чем могли мне поведать.
– Хорошо, – кивнул я в ответ, – пойдемте.
В конце концов, опасаться не было причин, ведь я намного крупнее ее, к тому же моя правая рука в тот момент сжимала заряженный пистолет – пусть и газовый.
В доме при ясном свете я смог, наконец, как следует разглядеть ее. И был приятно поражен – точеная фигурка, стройные ножки, прелестное личико. Легкий загар гармонично контрастировал с восхитительными, серо-голубыми глазами и светлыми локонами. Взволнованность моя усилилась, когда я узнал, что она та самая, фигурировавшая в документах о наследстве родственница Людвига, ее звали – Лада.
– Когда мне сообщили о смерти моего брата… – с этими словами она достала из сумочки платок и, отвернувшись, вытерла набежавшие слезы, после чего, приведя себя в порядок, продолжила, – …я сразу же выехала в ваш город, но, попав по нужному адресу, убедилась, что дом заперт. Я не знала, куда деваться и уже хотела обратиться в полицию, но тут вспомнила о вас. Как-то в письме Людвиг упоминал о вас, как о своем лучшем друге, человеке, который ему очень близок и дорог. Ну и, кроме того, я видела вас вместе в какой-то передаче по телевизору. Одним словом, узнав в адресном бюро адрес, я отправилась к вам и… вот я здесь.
– Долго вам пришлось ждать?
– Часа четыре, не больше.
Я неодобрительно покачал головой. Четыре часа торчать в моем саду, в то время как где-то рядом возможно бродит этот маньяк с ножом, острым как лезвие бритвы.
– Вы отчаянная девушка, Лада, – пробормотал я вслух.
– Почему? – она удивленно округлила глаза.
– Наверное, потому, что вы ни о чем не подозреваете, – я выдавил улыбку и, неожиданно для самого себя, добавил, – блаженны не ведающие.
На ее лице было написано недоумение, но я, настойчиво избегая ее вопросительного взгляда, ловко переменил тему и поинтересовался насчет ужина.
– О, я ужасно голодна! – слегка смутившись, воскликнула моя гостья.
«Ага, к тому же из нас двоих проголодалась не только ты одна», – подумалось мне. Лада благосклонно предложила свою помощь в приготовлении трапезы. Вполне естественно, что я не отказался.
За ужином мы поддерживали непринужденную беседу, во время которой я предложил своей новой знакомой некоторое время, пока будут улажены все формальности по передаче наследства, пожить у меня.
– Вы так добры ко мне, Иван! – взволнованно воскликнула она, сложив перед собой руки в жесте, напоминающим молитвенный, – но мне как-то неловко пользоваться вашим доверием…
– Глупости, – перебил я ее, – будет ничуть не лучше, если вы поселитесь в гостинице. К тому же цены сейчас, ой-ой какие.
Одним словом, мне не пришлось долго ее уговаривать. Самому же мне было приятно от того, что родственница Людвига, тем более такая симпатичная, остановилась у меня.
Покончив с трапезой, мы поднялись наверх, где я предложил Ладе расположиться в моей спальне, а сам устроился в комнате напротив, рядом с гостиной. Я поступил так потому, что ведущая в спальню дверь, единственная из всех, запиралась на засов, а на окно не далее как вчера я на всякий случай поставил металлическую решетку. Пусть уж моя ни о чем не догадывающаяся гостья будет в большей безопасности. О себе я уже не так беспокоился, наверное привык к постоянному ожиданию новых нападений. К тому же к моим милым друзьям – кочерге и тесаку – присоединился теперь еще и газовый пистолет. Не хватало только базуки и противопехотных мин.