Чудовищные сны разума (сборник)
Ночью, во сне ко мне явился Людвиг, весь окровавленный, но счастливый оттого, что успел как раз вовремя на нашу с Ладой свадебную церемонию, которая почему-то проходила в районном управлении внутренних дел. Обеспокоенный Теодорский вежливо, но настойчиво уговаривал Людвига смыть с себя кровь, но тот отнекивался, утверждая, что еще успеет это сделать.
Проснувшись наутро, я четко во всех деталях вспомнил свой странный сон. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что, во-первых, вероятно, с того света ко мне взывает мой друг, требуя отмыть его кровь местью и расправой над убийцей, и что, во-вторых, я с первого взгляда очарован его сестрой (НЕУЖЕЛИ ВЛЮБИЛСЯ?!), но вот к лучшему это или нет – этого я пока сказать не мог. Как говорится: поживем-увидим.
Позавтракав, мы отправились в город, так как на сегодня были назначены похороны Людвига. Как ни странно, но процессия растянулась на сотню с лишним метров – народу было достаточно. Помимо наших общих знакомых из мира литературного и кинобизнеса, отдать последнюю дань моему другу собрались многочисленные поклонники его творчества. Мы с Ладой шли сразу за гробом, и я с тревогой поглядывал на свою спутницу. Взгляд ее как будто остекленел, она словно ничего не замечала вокруг себя. И лишь когда гроб опустили в могилу, и вниз упала первая горсть рыхлой земли, она не выдержала и громко разрыдалась, уткнувшись в мое плечо.
Обняв всхлипывающую девушку за плечи и нежно гладя ее волосы, я как мог, старался успокоить ее. Вскоре она взяла себя в руки, с благодарностью посмотрела на меня. Боже, какая же она все-таки милая и чудесная! Ее слегка припухшее от слез лицо показалось мне в этот момент еще прекрасней. Продолжая шептать ей слова утешения, я незаметно окинул взглядом толпу, приметил неподалеку от нас Николая Теодорского. Он сочувственно кивнул мне.
Когда все закончилось, мы поспешили на стоянку автомобилей, где я припарковал свой «Вольво». За кладбищенской оградой нас поджидал следователь, облаченный в свой неизменный шерстяной джемпер. И как ему в нем только не жарко? Поздоровавшись, я представил их с Ладой друг другу.
– Примите мои соболезнования, – просто, но с участием в голосе обратился он к моей спутнице, затем повернулся ко мне, – если появится что-то новое, Иван, сразу же сообщите мне. Сегодняшней ночью я буду дежурить у себя в управлении.
– Хорошо, Николай, – я тепло, по-дружески пожал ему руку.
Вторую половину дня мы с Ладой посвятили улаживанию дел в нотариальной конторе, услугами которой пользовался Людвиг. Все формальности и бумажная волокита заняли около двух часов, после чего мы возвратились ко мне домой. Физически я чувствовал себя превосходно, чего нельзя было сказать о моем эмоциональном состоянии. Подавленной и усталой выглядела и моя новая знакомая.
После душа мы устроились в гостиной с прохладительными напитками в руках. Некоторое время оба молчали, затем я первый подал голос:
– А знаете, Лада, ваш брат никогда не упоминал о том, что у него есть родственники.
– Да, это совсем невеселая история, – она окинула меня быстрым взглядом, – но если хотите, я вам ее расскажу.
Я утвердительно кивнул головой, пояснив, что для меня будет интересным узнать все, что относится к Людвигу.
Она принялась рассказывать, поначалу с неохотой, по мере изложения все более воодушевляясь и вскоре уже оживленно жестикулировала, с увлечением описывая события из жизни не только Людвига, но и своей. Я узнал, что мать Людвига была родной сестрой отца Лады, и что, таким образом, моя гостья приходилась ему двоюродной сестрой. Их семьи были очень дружны, даже жили неподалеку друг от друга. Лада и Людвиг были единственными детьми в семьях и поэтому относились друг к другу как родные брат и сестра. Детство, вспоминала девушка, проходило у них, в общем, довольно безоблачно, пока не случилась БЕДА, изменившая судьбы обоих.
Когда Людвигу исполнилось четырнадцать лет (Лада была на четыре года младше его), их родители, выехавшие на дачу вчетвером в машине отца Людвига (автомобиль отца Лады был неисправен, поэтому детей с собой не взяли), трагически погибли в автокатастрофе. Осиротевших детей взяли под свою опеку престарелые родители матери Людвига и отца Лады.
– Людвиг и раньше не испытывал привязанности к своим бабушке с дедушкой, – Лада пожала плечами, – рос мальчишкой своенравным и упрямым, больше всего ценил свою личную свободу и независимость. Бабуля его тоже невзлюбила, а дед относился нейтрально. Зато во мне они души не чаяли. Три года Людвиг кое-как терпел совместное с ними проживание, затем, окончив школу, уехал, чтобы уже больше не вернуться никогда. Он приехал в этот город, устроился на работу и поступил на вечернее отделение филологического…
– Я знаю, – перебил я ее, – во время учебы в университете я с ним и познакомился.
– Ну вот, в общем-то, и все. За прошедшие десять лет он прислал мне около десятка писем – по одному в год. Дед умер спустя месяц после того, как первый роман Людвига принес ему успех. Честно признаться, та книга была первой и последней из всех его произведений, которую я прочла и сразу же прониклась отвращением к жанру, в котором он писал свои мрачные вещи. Впрочем, когда он сообщил мне о вас, я купила одну из ваших книг и… вы уж простите за откровенность, но впечатление у меня сложилось точно такое же. Не знаю, может быть у вас есть и другие произведения, более интересные, чем вся эта чушь о призраках, вампирах и монстрах, но я, во всяком случае, до сих пор таких книг не встречала. И дело не только в вас одних, я терпеть не могу и других авторов этого жанра черной мистики и ужасов. Все эти триллеры вызывают у меня головную боль.
Не удержавшись, я громко расхохотался:
– Вы попали в самую точку, Лада. Нет, я серьезно. Дело в том, что своими романами я и сам себе неприятен. Да-да, не смотрите на меня такими удивленными глазами. Это действительно так.
На мгновение я задумался, затем, продолжая улыбаться, промолвил:
– Но раз уж вы меня раскритиковали, и я, таким образом, являюсь пострадавшей стороной, то сегодняшний ужин готовите вы.
– С превеликим удовольствием, – она очаровательно улыбнулась.
11
– Значит, теперь кроме бабушки у вас из родных никого не осталось? – обратился я к Ладе после того, как горячо поблагодарил ее за превосходно приготовленный ужин.
– Бабушку я похоронила год назад. И теперь после смерти Людвига я действительно осталась совсем одна. Родственников по линии матери я не знаю, мы никогда не поддерживали отношений.
– Послушайте, Иван, – через мгновение встрепенулась она, – вы обещали рассказать мне об обстоятельствах гибели моего брата. Как это случилось, известно ли что-нибудь об убийце?
Я внимательно, без тени улыбки посмотрел на нее, затем отвел взгляд. Я ждал этого момента – когда она задаст самый главный вопрос. Ждал и боялся, стараясь оттянуть его, но рано или поздно он должен был наступить. И как бы мне не хотелось, я должен был объяснить Ладе истинное положение дел, погрузив ее в мир жутких ужасов и смертельной опасности. Это было неизбежно, и либо она станет подобно мне, пугающемуся любого шороха, либо решит, что я немного не в себе после смерти друга.
Однако когда я закончил свою невероятно-кошмарную исповедь, она сразу же поверила всему. И она не принялась хвататься за голову и навзрыд причитать, хотя вид у нее был достаточно испуганный. Нет, у нее возникла самая нормальная реакция выдержанного понятливого человека. Человека, которому можно выложить все, что затаено у тебя на душе, и он ПОЙМЕТ И РАЗДЕЛИТ твою ношу, подчас очень даже нелегкую. И за это я был благодарен ей вдвойне.
Закончив свое повествование, я извинился и закурил.
– Но ведь это чудовищно – Людвига убил его собственный персонаж! – взволнованно воскликнула Лада. – Кошмар какой-то!
«Что ж, я вполне согласен с тобой, дорогая», – подумалось мне. Это действительно был трансцендентный кошмар, какой мне не доводилось встречать даже в фантастической литературе. Но этот кошмар был подлинной реальностью.
– Бедный Людвиг, – прошептала она, на ресницы у нее навернулись слезы. Вскинув голову, она посмотрела на меня, – Иван, у вас остались какие-нибудь фотографии моего брата?
– Да, конечно, у меня их несколько и… – я запнулся, вспомнив об одной, – вы знаете, у меня есть одна фотография, на ней Людвиг такой красивый, у него очень одухотворенное лицо! Одним словом, я сейчас найду ее, и вы сами во всем убедитесь.
С этими словами я отправился в рабочий кабинет, где у меня в шкафу вместе с книгами, справочниками и рукописями хранились фотографии. Я просмотрел их все до одной – толстенную пачку и еще целый альбом, но той, что была мне нужна, так и не нашел. Куда же она могла запропаститься? Я принялся рыться в письменном столе, выдвигая один за другим ящики, пока, наконец, ни отыскал ее в глубине одного из них, среди прочих нужных мне и совершенно бесполезных предметов. Достав фотокарточку, я уже начал задвигать ящик обратно, когда взгляд мой упал на небольшую связку ключей. Черт побери, это же были запасные ключи от дома Людвига! И как это я про них забыл?! Мой друг передал их мне на хранение, естественно они затерялись среди прочего хлама, и вот теперь я совершенно случайно обнаружил их. Прихватив ключи вместе с карточкой, я вернулся в гостиную.
– Вот, – я протянул снимок Ладе.
– Боже! – тихо воскликнула она, разглядывая фото, – вы оказались совершенно правы, Иван. Здесь он похож… на святого.
– Можно, – вскинулась она, – я оставлю этот снимок у себя?
– Ну, конечно. Он ваш.
Она посмотрела на меня долгим и, как мне показалось, полным признательности взглядом, затем поднялась и, одарив улыбкой, поцеловала. В щеку, разумеется, пока только в щеку.
– А знаешь, – обратился я к своей гостье, – думаю, что нам пора уже перейти на «ты». Как ты на это смотришь?
– Согласна, – она расцвела в улыбке, и теперь уже я не удержался и подарил ей ответный поцелуй, попав намеренно в шею под самую мочку изящного ушка. Щеки ее порозовели, но я отвернулся и отошел в сторону. Неожиданно в голову мне пришла интересная мысль.
– Лада, у меня к тебе просьба. Дело в том, что я должен сейчас побывать в одном месте и проверить кое-какие свои догадки, поэтому вынужден оставить тебя на время. Тебе не страшно будет остаться одной?
– Конечно, нет, – она беспечно пожала плечами, но я заметил, с какой неуверенностью она проделала этот жест.
– Все будет нормально, – я ободряюще улыбнулся, – думаю, что надолго не задержусь. Входную дверь я запру на оба замка и к тому же оставлю тебе оружие… – и, заметив в ее глазах беспокойство, добавил, – так, на всякий случай.
Я отдал ей свой газовый пистолет, наскоро объяснив, как им пользоваться. Не теряя времени даром, я накинул на себя пиджак и спустился вниз. Уже стоя в прихожей, я обернулся и с напускной веселостью подмигнул девушке. Она ответила мне взволнованным взглядом.
– Надеюсь, что на этот раз все будет в полном порядке, – промолвил я и в следующую секунду шагнул за дверь.
Какое-то время спустя я выруливал на небольшую, ярко освещенную электрическими фонарями улицу, на которой располагался особняк Людвига. После обнаружения ключей я решил проверить одно не дающее мне покоя предположение. А для этого мне просто было необходимо тщательно покопаться в личном архиве моего покойного друга, который он, как мне было известно, аккуратно вел на протяжении всей своей творческой деятельности. Надеюсь, он простит мне незаконное вторжение в его бывшую частную собственность. На земной же закон мне было наплевать. Слава Богу, существуют Законы повыше.
Эх, Людвиг, Людвиг! Как тебе сейчас там живется, на том свете? И можно ли вообще называть посмертное существование жизнью? Но одно я знаю наверняка и, как говорится, на том стою – смерть не есть уничтожение личности, а лишь переход на иной план бытия, к иному способу существования.
Проникнув внутрь дома, я сразу же направился на второй этаж – туда, где располагался рабочий кабинет. Было немного жутковато – а вдруг да Потрошитель притаился где-нибудь в темном доме? Оружия при мне не было никакого, потому мои страхи и опасения в тот момент были вполне оправданы. Однако никто не собирался нападать на меня с устрашающей физиономией, и я благополучно добрался до цели своего ночного визита. Покосившись на запертую спальню, ТУ СПАЛЬНЮ, я отвернулся и толкнул дверь кабинета.
Свой архив Людвиг хранил в нижних полках книжного шкафа. На каждое произведение у него была заведена отдельная папка. Отыскав нужную, я уселся за письменный стол и погрузился в чтение, доставая из папки один за другим материалы, относящиеся к роману Людвига о Потрошителе. Я так увлекся этим занятием, сосредоточившись только на нем одном, что не заметил, как быстро прошло время, и стрелки часов перевалили за полночь. Лишь закончив просмотр бумаг, я взглянул на часы и ахнул. Лада, наверное, уже вся извелась. Пора было возвращаться домой, уже почти два часа как девушка пребывает в полном одиночестве.
Но душа моя теперь могла быть довольной. Мне удалось выяснить все то, что оставалось до сих пор загадкой, и итог моих полночных бдений подтвердил гипотезу, возникшую у меня вначале как неясное предположение во время нашего первого серьезного разговора с Теодорским.
Неожиданно царящую в доме тишину, прерываемую лишь шуршанием бумаг в моих руках да поскрипыванием кресла, нарушил какой-то посторонний звук. «Что это? – пронеслось у меня в голове, – неужели в доме есть еще КТО-ТО?!» Звук, хотя и приглушенный расстоянием и прикрытой дверью, был похож на слабый щелчок дверной защелки.
Я замер в кресле и, затаив дыхание, сидел ни живой и ни мертвый, чутко вслушиваясь в вязкую тишину. Вновь послышался какой-то шорох – вне всяких сомнений это был звук шагов. Некто, осторожно ступая, поднимался наверх (КО МНЕ! СЮДА!!!). Половицы жутко поскрипывали, шаги приблизились и затихли возле моей двери. Какое-то время я слышал лишь свое прерывистое дыхание, словно тот, кто стоял за дверью, застыл в зловещем ожидании (ЧЕГО?!). Казалось, сердце сейчас выскочит из груди, потной рукой я вцепился в подлокотник кресла и всем телом повернулся в сторону входа. Еще немного и я бы не выдержал и закричал.
Дверь медленно (совсем как в фильмах ужасов), со скрипом отворилась, но в темноте дверного проема я никак не мог разглядеть силуэт человека (или НЕЧЕЛОВЕКА?!).
– Не ожидал увидеть вас здесь, в такое неподходящее для встреч время, – раздался спокойный голос следователя.
Совершенно обессиленный, я откинулся в кресле, сердце продолжало бешено колотиться.
– Я что, напугал вас? – подойдя поближе и рассмотрев мое лицо при свете настольной лампы, удивленно поинтересовался он. – Вы бледны как полотно.
– Черт бы вас побрал, Николай, – хрипло вымолвил я, – так ведь и заикой сделать можно! Вы бы хоть предупреждали о своих неожиданных полночных визитах.
– Виноват, – несколько смущенно ответил он мне, – впредь постараюсь больше вас не пугать. Я заметил в окне свет, наткнулся на вашу машину, но все же не был уверен – вы это или кто-то другой. Ради чего вы притащились сюда ночью вместо того, чтобы спокойно спать?
– Я объясню, но сначала я бы хотел узнать, зачем ВЫ пришли сюда?
– А, – он махнул рукой, – вы не поверите, но у меня неожиданно возникла мысль о том, что, возможно, этот придурок околачивается где-нибудь поблизости, возле дома.
– И таким образом…
– И таким образом я застал здесь вас.
– Да я чуть в штаны не наделал со страху. Я ведь тоже подумал, что это он. Оружие я не взял, оставил дома.
– И что же вы надеялись найти здесь в столь поздний час?
Я кивнул головой, с довольным видом усмехнулся:
– Что ж, я действительно кое-что обнаружил. Я нашел ответ на ваш вопрос.
– А именно?..
– Каким образом причастен к совершенному преступлению отдавший концы несколько лет тому назад «кавказский потрошитель» Коган, – выпалил я на одном дыхании.
– Вот как?!
– Дело в том, – принялся я с жаром излагать установленные мною факты, – что этот роман Людвиг написал, опираясь на фактический материал. Естественно, что большинство сюжетов – вымысел автора, но вот основной, отрицательный персонаж имел свой реальный жизненный прототип. Догадываетесь, о ком идет речь?
– Коган, – прошептал пораженный Теодорский, – подумать только!
– Именно, сведения о нем и его деле побудили Людвига к созданию этого произведения в духе готических детективов. Коган был воплощен в образе Потрошителя Рубена в людвиговском «Взгляде изнутри». Название книги отражает своеобразие авторского стиля. Повествование ведется от имени самого злодея, как бы из его сознания, изнутри темной души принявшего человеческий облик демона. Вообще, надо сказать, роман в целом оставляет мрачное, гнетущее впечатление после его прочтения.
Теодорский в задумчивости потер подбородок:
– Таким образом, получается, что ваша фантастическая гипотеза получила неожиданное и полное подтверждение?
Слушая его рассуждения, я вспомнил слова Людвига.
– Это не гипотеза, – я твердо посмотрел ему в глаза, – это факты. Неужели вы настолько слепы и закоснелы, чтобы отрицать очевидное?!
Теодорский коротко кивнул, нисколько не смутившись и не отведя взгляда.
– Согласен. Хотя с точки зрения здравого смысла все это выглядит довольно-таки абсурдно и нелепо.
– С точки зрения здравого смысла, – язвительно парировал я, – нелепым выглядит все мироздание – от бессмысленности зарождения Вселенной и до глупой жадности представителей рода человеческого! Нельзя все измерять одними только устоявшимися категориями привычного мышления. Ум – ограничитель информации, интуиция же – дверь, ведущая в просторы космического сознания, сверхсознания.
– Хорошо, хорошо, – Теодорский поднял руки вверх, – сдаюсь. Вы меня убедили.
Он посмотрел на часы:
– Сейчас уже слишком поздно. Мне нужно возвращаться в управление. Давайте, встретимся завтра и обговорим все подробнее.
Я не возражал.
– В три часа пополудни, у вас дома, идет?
12
Когда я вернулся и вошел в дом, свет горел только в гостиной. На диване, свернувшись калачиком, спала Лада. Телевизор был включен, но звук убран, и на экране в полном безмолвии разворачивалось действие очередного ночного триллера. Сплошная мистика и секс – очередная голливудская дребедень. Шел уже третий час нового дня, и на дворе стояла глубокая ночь.
Пистолет в одиночестве покоился на столе. «Беспечность, – пронеслось у меня в голове, – непростительная беспечность».
– Лада, – тихо позвал я ее, легонько тронув за плечо.
Встрепенувшись, она открыла глаза и непонимающе уставилась на меня.
– Кажется, я заснула, – пробормотала она сонным голосом.
– И потеряла бдительность, – кивнул я в ответ.
– Я… ну, извини.
– Да я тут ни при чем, – я пожал плечами, – речь идет о твоей безопасности, так что вини самою себя.
Она легко соскочила с дивана, юбка при этом взметнулась верх, открыв моему взору загорелые ноги. «Какие ножки!» – не преминул отметить я про себя, восхищенным взглядом обозревая ее прелести. Разумеется, от нее это не укрылось. Кокетливо улыбаясь, она оправила юбку – к моему сожалению.
– Ну, как твои дела? – как ни в чем не бывало, спросила она.
– Отлично. Мне удалось кое-что выяснить, хотя совсем недавно я чуть не умер со страха.
И, заметив ее вскинувшиеся от удивления брови, добавил:
– Завтра все расскажу – тебе и еще одному человеку. А сейчас пора баиньки.
Несколько минут спустя мы разошлись по своим спальням. Мне показалось, что, пожелав мне спокойной ночи, она с каким-то выжиданием посмотрела на меня. Все же я проигнорировал этот взгляд, что бы он ни означал, и отправился к себе. В таком деле спешка может лишь навредить. Нет-нет, спешить сейчас ни в коем случае было нельзя. Я чувствовал, что нужный момент еще не наступил. И все же всю ночь я проворочался, не в состоянии заснуть, думая лишь о ней одной. Я влюбился, отчаянно влюбился в нее, словно мне было не тридцать, а каких-нибудь пятнадцать, ну, или двадцать лет. Что ж, для любви любой возраст – не помеха. Это уж однозначно.
На следующий день Теодорский появился у меня, как и обещал – ровно в три часа, предварительно позвонив по телефону из дома (этот день был у него выходным). Я еще раз пересказал им с Ладой то, что мне удалось установить накануне.
– Таким образом, – подытожил я, – на свободе разгуливает опасный маньяк-убийца, точная копия «кавказского потрошителя». А сам Коган находится там, где ему и надлежит быть – в аду. Чтобы изловить «нашего» ублюдка, необходимо досконально изучить все его повадки. Поэтому я посоветую вам, Николай, еще раз проштудировать все обстоятельства того четырехгодичной давности дела, а также прочесть роман Людвига «Взгляд изнутри». Сам я этот роман за последнее время изучил от корки до корки. Думаю, что нам это поможет. И еще, – я посмотрел на Теодорского, – если нам удастся его обнаружить, то мы должны, ОБЯЗАНЫ будем его уничтожить на месте, убить, вы понимаете?
– Мы сделаем все, что будет в наших силах, – произнес он после небольшой паузы.
Поговорив еще с полчаса, мы расстались. На прощанье я всучил ему книжку Людвига. Повертев ее в руках, он ухмыльнулся: «Вообще-то я не люблю читать фантастику и мистику, но раз уж вы настаиваете».
Он ушел, а я остался стоять в прихожей, задумавшись над его словами. Я писал с детства, но лишь в двадцать пять с лишним лет началась моя карьера профессионального беллетриста. Пять лет я работал в этом жанре мистической фантастики и никогда не задумывался, а что значат для людей мои произведения? Мы с Людвигом были известны и богаты, и все это – и славу, и достаток – принесло нам наше творчество. Но существовало немалое количество людей (а я подозревал, что таких читателей большинство, хотя и не желал себе в этом признаться), которые были невысокого мнения о жанрах «фэнтези», литературы «ужасов» и криминальных романов. И, пожалуй, они по-своему правы, ведь по существу вся эта литература – лишь развлекательное, бульварное чтиво. Да, возражал я себе, но и в мистической беллетристике можно выразить величайшие дерзания духа и ума, глубокое проникновение в суть вещей и психику человека, поставить важнейшие проблемы современности и описать вечные темы – жизнь и смерть, человек и природа, добро и зло, ненависть и сострадание, любовь, Бог, красота и убогость. Примером этому служат лучшие произведения мировых знаменитостей, не говоря уже о классиках – отечественных и зарубежных.
Из состояния задумчивости меня вывел голос Лады:
– Что будем делать дальше, Ваня?
Какое-то время я продолжал стоять, глядя на нее с отсутствующим видом, затем улыбнулся:
– Собирайся, сейчас мы поедем проведать одного очень милого старичка.
Я имел в виду деда Аполлинария. Возможно, он уже вернулся из своей таинственной поездки, и на данный момент я нуждался в нем как ни в ком другом. По дороге я поделился с Ладой теми сведениями, какими располагал о старом оккультисте сам.
– Ты полагаешь, что он сумеет нам помочь? – взволнованно обратилась она ко мне, когда мы поднимались к старику Аполлинарию на пятый этаж.
– Надеюсь на это, – я тяжело вздохнул.
Не успел я надавить на кнопку звонка, как дверь распахнулась, и моему взору предстало приветливо улыбающееся лицо хозяина. При виде его у меня отлегло от сердца – это был дед-кудесник. Мне показалось, что он ждал нашего визита – такой у него был вид. Впрочем, удивляться было нечему, я уже давно привык к необъяснимым странностям его поведения. Ясновидец – он и есть ясновидец.
Хозяин провел нас в гостиную, где все уже было приготовлено для чаепития.
– Какая удача, что вы, наконец, вернулись, – промолвил я, прихлебывая его целебный травяной чай.
– Я приехал вчера поздно вечером, а утром узнал о горе… Ваш друг являлся чрезвычайно интересной личностью. Да, весьма неординарной. Вы ведь его родственница? – неожиданно обратился он к моей спутнице.
– Да, сестра. А как вы… – начала было она, но старик прервал ее на полуслове, взмахнув рукой.
– Я много чего могу, но сейчас важно не это, ведь так, Иван? – он испытующе посмотрел на меня.
– Верно, – кивнул я в ответ, – мы пришли к вам за помощью. И если не вы, то нам уже никто не поможет.
Не спеша, со всеми подробностями, в присутствии Лады я поведал ему обо всех произошедших событиях – начиная с того памятного вечера у приятеля на даче и кончая вчерашним днем. Старик Аполлинарий внимательно слушал, уставившись в одну точку и поглаживая свою седую бороду. Он не проронил ни слова, ни разу не перебил меня, ни единым жестом не выдал своих чувств во время моего рассказа. Когда я закончил свое горестное повествование, он остался сидеть в той же позе, продолжая ритмично поглаживать бороду. В ожидании я принялся украдкой рассматривать его внешность. Бог его знает, сколько ему было лет. Возможно, уже за сто перевалило, а может, еще и семидесяти не было. Во всяком случае, он выглядел молодцом.