Берега свободы

– В чем подозревает?

– Ну ты совсем отсталый… Секшуал харразмент. Это домогательства. Когда мужик намекает на секс. Делает дёрти, очень дёрти, грязные, намёки. Уразумел?

– И что тут такого?

– За это можно хорошо огрести. И одним штрафом не отделаешься.

– А как же с женщинами заигрывать? Чтобы они поняли, что ты в них заинтересован?

– А никак. Потому что они любой намек могут расценить, как секшуал харразмент. Вот ты ей говоришь, к примеру, комплимент. «Ты сегодня отлично выглядишь, Кейт». А потом тебя вызывает капитан. «Ну что, извращенец, ты почему клеишься к Кейт Лобкофф?» Ты такой: «Я?! Капитан, да я ни сном, ни духом… Да она мне даже не нравится». А он ничего слушать не хочет. Вот ее рапорт. Я пока попридержу его. Но если это снова повторится…

По тому, как Виктор в красках описывал эту сцену, я понял, что она происходила на самом деле, и подивился, как в Америке странно обстоит дело с общением между полами.

– Зато она тебе может сказать что угодно. «Отлично у тебя, Виктор, сегодня член из брюк выпирает. Пойдем трахаться сегодня вечером». И это нормально. Хотя можно, конечно, тоже на нее рапорт накатать. Но ты ведь мужик. Такое делать – западло. Да и другие копы не поймут. Даже Фрэнк, и тот не поймет, хоть он и не совсем мужик. Да, Фрэнк?

– Йэ.

Парочка, конечно, была колоритная. Мне понравилось кататься с Фрэнком и Виктором по району, только я не понимал, почему мы никак не приедем. Не может же участок находиться черт знает где. У меня сложилось впечатление, что мы ездим по кругу. Ну да, вот этот белый обшарпанный дом с покосившейся вывеской мы точно проезжали.

– А куда мы едем? – спросил я.

– Ты же просил тебе помочь… Вот, помогаю по мере сил. Расслабься. Это мой район…

– Ясно. – Я решил довериться Виктору. Он производил впечатление человека, который знает, что делает.

– Меня поначалу хотели с Кейт в смену ставить. Прикинь? После такого-то. Но я – ни в какую. Капитан раскричался. А он у нас суровый малый. Хули ты, говорит, права качаешь? Если надо будет, ты даже с Фрэнком будешь ездить. – Виктор кивнул на своего напарника. – С Фрэнком же никто не хотел работать. А я говорю, окей – давайте я буду с Фрэнком, мне, в принципе, по хрену. Все лучше, чем с Кэйт.

– А чем Фрэнк всем не угодил? Тяжелый характер? – Я подумал, что за все время, пока мы общались, чернокожий коп даже ни разу не улыбнулся. Хотя американцы обычно источают радость жизни по поводу и без, оскаливая хорошо отбеленную пасть. И говорил редко – отрывистыми предложениями.

– А он – педик, – сказал Виктор. – В смысле – гей.

– Педик? В полиции?

– Ну и что. Это в России все скрывают ориентэйшн. Хотя наверняка их везде полно. А Америка – свободная страна. Тут каждый живет, как хочет. У нас тут весь шоу-бизнес – сплошные геи, киношники тоже, артисты всякие, парикмахеры, стилисты, дизайнеры, даже политики – иногда прямо заявляют – люблю, мол, мужикам впердолить по самые гланды. И ничего, работают потом… Я их в Лос-Анхелесе насмотрелся. Некоторые даже не геи, но за то, чтобы в кино сняться, готовы продюсеру отсосать… Но Фрэнк, конечно, скрывал поначалу. Но потом как-то так получилось, что все всё равно всё узнали. Сначала слушок прошел. А потом парочка наших ездила по делу в гей-бар. Там у них рейд был, облава, одного дилера брали. А у Фрэнка как раз выходной был. Они его там и застали. В коже. Фуражке. И с каким-то пидором в обнимку. Фрэнк, – обратился Виктор к напарнику и перешел на английский: – Я рассказываю Степану, что ты гей. Ничего?

Фрэнк безразлично пожал плечами – мол, мне все равно.

– Интересно, – сказал я. – Никогда бы не подумал.

– Так он эктив. Был бы пэссив, сразу было бы заметно. А так – Фрэнк совсем, как мужик. Качается. На стрельбах один из лучших. Нормативы у него даже лучше, чем у меня.

– Целоваться не лез?

– Чего-о-о?! – взревел Виктор. – Ты свои шуточки брось. А то я помогать тебе быстро брошу. Даже адвоката твоего искать не буду. Засажу тебя в твоем голожопом виде в камеру, и будешь там сидеть до выяснения личности.

– Да это же шутка была, – испугался я.

– Шутник, значит… Так, стоп, здесь. Фрэнки, парк хиа, плиз. Вот тут этот маза факер живет. В принципе, должен быть дома. А если он дома, тебе крупно повезло…

– Спасибо!

– Погоди, рано благодарить.

Виктор вылез из машины, взял наперевес резиновую дубинку с боковой ручкой и направился к ближайшему дому, такого убого вида, что даже входную дверь кто-то снял и утащил. А может, ее изначально не стали ставить… Не заходя внутрь, Виктор постучал дубинкой по дверному косяку. Что-то прокричал по-английски… Оглянулся. Фрэнк тоже выбрался наружу, и спокойно наблюдал за напарником. Я сидел в салоне, припав к стеклу.

Наверное, из-за зажатой в руке дубинки казалось, что Виктор сильно рискует. Из-за меня, между прочим. Хороший все же парень! Решил мне помочь, хоть и видит меня в первый раз. Впрочем, это его работа – помогать тем, кто попал в неприятности. Он же коп. Что это я расчувствовался?

Он еще раз стукнул по косяку и скрылся внутри дома. Через несколько минут появился. Сел в машину. И сказал:

– Никого живого. Не повезло.

– А он так и живет без двери? Заходи, кто хочешь? Бери, что хочешь?

– Там внутри вонючий притон. Желаешь посмотреть, приобщиться? Наркоши валяются в собственной блевотине и ссанье. Зрелище незабываемое.

– Спасибо, я, пожалуй, обойдусь.

– Ну и правильно… Фрэнк, – крикнул Виктор. – Летс го. Поехали на базу.

«База» оказалась в двух шагах. Причем, участок выглядел самым приличным зданием в этом убитом «войной» районе.

– Здесь у нас ремонт вечный, ты не обращай внимания, муниципалитет на нас экономит, – сказал Виктор, когда мы зашли внутрь, поскользнулся на строительном валике и с грохотом рухнул на колени: Брэинвошт потсмокер коксакерс! – вскричал он.

– Это ты что сейчас сказал? – заинтересовался я.

– Набор идиоматических английских выражений, – ответил Виктор, поднимаясь и отряхивая форменные брюки, – тебе все равно не пригодится. Даже не думай, что я буду тебя учить американской брани. А то ты шутник, как я погляжу. Еще скажешь судье, когда он примет решение выдворять тебя из страны, что-нибудь эдакое. И тебя обязательно спросят: «Кто научил? И зачем?» Придется сказать, Виктор, коп из Южного Бронкса…

Я улыбнулся.

– Ладно, не говори. Со временем сам узнаю.

– Это конечно. Это обязательно.

Полицейские поздоровались с дежурным, на меня он глянул устало через очки. И мы проследовали в главное помещение. Обширный зал, опенспейс-офис – по-американски. Здесь стояли столы, разделенные стеклянными перегородками. А на столах лежали папки, бумаги, стояли допотопные черные телефонные аппараты с дисковым набором номера. По стенам были развешаны карты в разноцветных пометках флажков и фотографии.

– Это все преступники? – спросил я, указывая на стену.

– Нет, родные и близкие тех, кто здесь работает.

– Шутишь?

– А ты зачем спрашиваешь?.. Сам не видишь, какие рожи. Вот этого, кстати, встретишь, – он ткнул пальцем в одну из фотографий, – сразу беги… Самый опасный отморозок на весь Южный блок. Действует в одиночку. Знаешь, чем занимается. Грабит наркодилеров. Другого бы уже нашли с перерезанной глоткой где-нибудь в сточной канаве. А этот жив-живехонек и изредка разгуливает по улицам. Кличка – Диггер. Зовут Леонард. Короче, Леонард Диггер. Не путать с Леонардом Коэном.

Слово «диггер» я знал.

– Копальщик?

– Какой еще копальщик? Могильщик. Неправильная у него кликуха. Потому что на самом деле никого он не хоронит. Бросает там, где пристрелил. А мы потом трупы за ним собираем.

Я некоторое время вглядывался в чернокожую физиономию. Парень как парень. Только нижняя челюсть слишком тяжелая и глаза навыкате. Нос пуговицей.

Из-за стола поднялась миловидная блондинка. Она, похоже, была в помещении совсем одна. Оно и понятно – ночь. Только патрульные, дежурный, остальные – спят мертвым сном.

– Кейт, – сказал Виктор по-русски, – я, конечно, с тобой не разговариваю, но мы тут привезли парня. Его сильно избили, раздели, и надо бы его осмотреть.

– Конечно, – ответила Кейт и направилась к нам.

– Она что, доктор? Она же коп? – удивился я.

– Она училась на доктора, – раздраженно ответил Виктор. – У нее диплом медсестры. И навыки есть. И вообще, что ты задаешь столько вопросов? Расслабься – и получай удовольствие.

Блондинка подошла ко мне, сначала тщательно осмотрела все ссадины и ушибы, бесцеременно повернула, взяв за плечо, затем развернула обратно, нажала на живот в области печени.

– Здесь болит?

– Нет, вроде.

– А здесь? – она нажала чуть правее.

– И здесь нет.

– Что, вообще нигде не болит? – удивилась она.

– Наоборот, болит везде. Они меня толпой били…

– Это понятно.

«Откуда «это ей понятно?» – подумал я. Но вслух сказал:

– Кстати, вы отлично выглядите. Меня Степан зовут.

– Тш-ш-ш, – зашипел Виктор, как пробитое колесо, и замер, ожидая реакции девушки.

Но та оставалась спокойной.

– Спасибо, – сказала она и посмотрела мне прямо в глаза. – Вы мочились с тех пор, как это произошло?

– Нет.

– Пойдите помочитесь. Если в моче будет кровь, скажете. Туалет за углом.

– Хорошо, – я ушел. И услышал, как за спиной начали о чем-то свирепо переговариваться Кейт и Виктор. Все-таки у них были сложные, запутанные отношения. Фрэнк при этом в разговор не встревал. Мне показалось, что Кейт несколько раз повторила, что она не доктор. Но Виктор убеждал ее, что это неважно, потому что «хи ис ол райт». Веселенькое дельце!

Но с другой стороны, представим, что Виктор привез бы меня в хоспитал. И там меня осмотрели, сказали, что все в порядке, и выписали счет. А я и так должен столько, что хоть вешайся. Кто придумал эту идиотскую пословицу: «В долгах, как в шелках?» Правильнее было бы говорить: «В долгах, как в гробу».

Я помочился. Цвет мочи меня вполне устроил. Обыкновенный цвет. Крови не было.

Тут из кабинки раздалось кряхтение, и через секунду громкий звук «пр-р-р-р-р». Плеск воды. И за ним вздох облегчения. Зажимая нос, я выбежал из туалета.

– Ну как моча? – спросила Кейт.

– Все в норме! – отчитался я.

– Я же говорил, – сказал Виктор. Девушка бросила на него убийственный взгляд – словно говоривший: ну ты и ничтожество. Не хотел бы я заслужить такой же. Тем более, что Кейт мне понравилась. Я вообще всегда любил миниатюрных блондинок с аккуратным носиком. К тому же, женщины у меня не было очень давно. В иммиграционной тюрьме я даже стал поглядывать на крупнозадых латиноамериканок, размышляя, не присунуть ли мне по случаю одной из них. Но потом передумал. Еще поймаешь какую-нибудь заразу. А тюрьма не то место – где приятно лечить венерические заболевания. Хотя процесс их заполучения наверняка приятный.

– Он так и будет голым? – спросила Кейт. – Где его одежда?

«Заботливая, – подумал я с нежностью, – даже не скажешь, что фЕминист. Похоже, Виктор на нее наговаривает».

– Нету одежды, – отрезал он. Почесал подбородок. – Ладно, это решаемо. Сейчас схожу на склад.

Он ушел, и я продолжил дёрти секшуал харразмент с Кейт.

– Говорят, ты фЕминист, – сказал я.

– Кто говорит?.. А – этот. Сам он фЕминист. Я просто не люблю, когда лапают, не спросив.

– А он тебя лапал?

– Лапал… Не твое дело, вообще. – Спохватилась Кейт. – Ты кто такой? Почему я с тобой говорю по-русски?

– Потому что ты русская, я русский, вот и по-русски, – нашелся я.

– Я не русская, – рявкнула Кейт.

«Вот те на, – подумал я. – Ни одного русского, одни татары. Не управление полиции – а Золотая орда».

– Ай эм джувиш, – гордо сказала Кейт.

– Кто? Кто? – переспросил я. – Это что за национальность такая?

– Я иудейка, – пояснила она. – Моя мама еврейка. Поэтому мы и уехали из Советского Союза, как только стало возможно. Нас там всячески притесняли.

– Не знал, что евреев у нас притесняют, – сказал я, вспомнив одного еврея-бизнесмена, с которым познакомился в ресторане, когда жил на широкую ногу, делая бизнес под покровительством дяди Дато. Тот сорил деньгами и хвастался, что может себе позволить купить все – даже яхту и самолет, если захочет…

Кейт стала раздраженной.

– Может, ты не любишь евреев? – спросила она с вызовом.

– Почему же. Очень люблю. Особенно таких симпатичных.

Кейт поморщилась.

– Если тебе неприятно, когда я говорю, что ты красивая, я могу больше этого не делать, – поспешно сказал я.

– Да говори, что хочешь, – она изобразила безразличие.

Виктор вернулся с комплектом полицейской формы.

– Старой не было, – сказал он озадаченно, – пришлось взять новую. Кэп будет в ярости, когда узнает.

Я стал поспешно облачаться в полицейскую униформу. Она пришлось мне точно в пору. Как будто шили по мерке.

– Вылитый коп, – одобрил Виктор.

– Спасибо тебе, – я едва его не обнял от полноты чувств. Вдруг ощутил, как приятно быть одетым.

– Да ладно… – Он махнул рукой. – Ты лучше молись, чтобы мы нашли в базе твоего адвоката. Потому что если мы его не найдем, пойдешь в камеру прямо в таком виде. Тебя там примут хорошо. У нас там ласковые ребята сидят.

– Я клянусь, все, что я говорил, правда.

– Дай-то бог.

– Пойду кофе налью, – сказала Кейт и ненароком бросила. – Кстати, Ричард здесь…

– Как здесь?! – переполошился Виктор. – Да что за ночь такая?! Никто не хочет спать! Ты здесь! Капитан здесь! Он-то, что забыл в участке в, – он глянул на наручные часы, – в пять о клок? О, май год!

– Не знаю, – ответила девушка, улыбаясь, – я-то отчет пишу. А вот ты… Взял новенькую форму со склада – и подарил ее своему другу.

– Мы не друзья! – отрезал Виктор.

– Значит, партнеры, – съязвила Кейт. – Никогда не видела, чтобы ты о ком-то так заботился…

– Иди уже куда шла! – рявкнул Виктор.

Из коридора вдруг появился человек в штатском с красным усталым лицом. Он двигался, словно никого не замечая. И придерживал живот. Я понял, что это он мучился в туалете.

Виктор вытянулся во фрунт, Фрэнк вскочил со стола, за которым сидел. Только Кейт, посмеиваясь, ушла вглубь помещения, где ее не было видно.

Грузный человек с красным лицом остановился, обвел нас сердитым взглядом.

– Какого хрена вас принесло? Привезли, что ли, кого-то? Вы должны быть на улицах, мать вашу. Там черти что происходит каждую гребаную минуту, – сказал он по-английски. Правда, состояла его речь почти сплошь из одного слова «fuck», которым он подменял и глаголы и существительные, и даже междометия. Я порадовался, что так отлично его понял. То ли мой английский становился все лучше и лучше. То ли обилие слова «fuck» делало этот язык простым и предельно ясным. Тут он уставился на меня.

– Ху а ю? Вот зе фак?.. – Он вопросительно уставился на Фрэнка. И спросил его грубо: – Это что, твой дружок? Будете после смены играть в полицейских?

На месте Фрэнка я бы обиделся, но он только хмыкнул и сказал:

– Сэр, я никогда не играю в полицейских со своим дружком, сэр.

– Ху а ю? – снова повторил он.

Виктор понял, что придется объясняться, хотя очень не хотелось. И заговорил быстро, так что почти ничего было не разобрать. Но в общих чертах – он рассказал, что парня ограбили на улице, сняли всю одежду, и вот им пришлось привезти его сюда для дальнейших разбирательств, поскольку документов у меня нет, нет даже ай-ди. А форму он взял, чтобы хоть во что-то одеть меня. Из соображений гуманизма. Холодно, сэр, – добавил он, – сейчас ночь.

Тут капитан поинтересовался, как именно меня ограбили и где. И Виктор рассказал, что я недавно приехал в страну, еще не знаю местных порядков, поэтому отправился гулять поздно ночью по Южному Бронксу.

– Крэйзи рашшенс, – сказал капитан Ричард, – сначала они хотят устроить нам ядерную войну, а потом приезжают и нервируют наших добропорядочных афроамериканцев.

– Нот ол фо зем крэйзи, – возразил Виктор и, поймав свирепый взгляд капитана, добавил, – ай эм нот рашшн. Ай эм татар.

– Это немногим лучше, – заметил кэп. И оторвал у меня нашивки. Проделал он это быстро и умело, как будто у него был богатый опыт в такого рода делах. Силищи у толстяка Ричарда было хоть отбавляй, так что он немного перестарался – левый рукав, где находился шеврон полицейского департамента штата, он немного надорвал. – Ничего, – проворчал капитан. – Так походит. Все лучше, чем если кто-то подумает, что он настоящий коп.

– Ай эм шуа, хи из нот э бэд гай, – заступился за меня Виктор, за что заслужил еще один взгляд, исполненный злобы.

– Делайте, что должны, – распорядился капитан, медленно прошел между стеклянными перегородками в расположенный в углу кабинет и скрылся там.

Виктор многозначительно посмотрел на меня.

– Спасибо, – еще раз сказал я. – Поверь мне, я так ценю все, что ты для меня делаешь…

– Сам себя не узнаю, – посетовал Виктор, – наверное, кофе перепил. На доброту пробило.

В полицейской базе адвокат Иосиф Хэйфиц нашелся быстро. Виктор присел к столу и взялся крутить диск, набирая номер.

Иосифу позвонили прямо домой, а не в офис, подняли с постели. Он сказал, что отлично меня знает, но приехать никак не сможет. Попросил подозвать меня к трубочке. Выразил мне свое искреннее сочувствие в связи с этим досадным инцидентом и попросил впредь быть аккуратнее, поскольку «ваша жизнь, Степан, для нас очень важна, быть может, даже более важна, чем для вас, я вижу, молодой человек, вы ее совсем не бережете…» Я понял, что для них важна не столько моя жизнь, сколько долги по финансовым обязательствам, но поблагодарил Иосифа за то, что он подтвердил мою личность.

– Ну все, – сказал Виктор, хлопнул в ладоши, – теперь мы знаем, что ты тот, за кого себя выдаешь. Так что ю фри нау, можешь идти на все стороны, как говорят в Совке.

– На все четыре стороны, – поправил я.

– Да хоть на все пять. Свободен.

– А как же мои документы?

– Ну, ты же видел, мы заезжали. Этого упыря дома нет. Значит, его хрен найдешь. Он может быть где угодно. Заезжай через недельку-другую. Если что-нибудь отыщется, мы тебе вернем. Но, честно говоря, я сильно в этом сомневаюсь. Очень сильно…

– Что же я буду делать без документов?

– Не знаю. А ты спроси у своего адвоката. Может, через посольство как-то можно получить русский паспорт?

– Мне в Россию нельзя. Мне нужен американский.

Виктор засмеялся.

– Все хотят в свободную Америку. Но не у всех получается здесь остаться. Надеюсь, тебе повезет, Степан. Ну, ладно, мэн, давай. – Он протянул руку, которую я крепко, от всей души, пожал.

Фрэнку я тоже кивнул на прощанье. Кэйт видно не было. Жаль. Хотелось увидеть и ее тоже. Очень мне эта джувиш девушка понравилась с первого взгляда.

Я вышел на темную улицу. После того, что случилось, отходить далеко от полицейского участка было довольно боязно. Но – на мне все же полицейская форма и ботинки, подумал я, это должно отпугнуть всякую шваль. И потом, сколько можно боятся? Пора дать им всем прикурить! Я же русский! Я покрутился немного на освещенном пятачке возле участка и вернулся. Дежурный уставился на меня непонимающе.

– Виктор, – сказал я, – ай нид ту спик виз Виктор.

– Ок-ок, – ответил он, махнул рукой.

У Виктора я попросил взаймы двадцать долларов – «только на первое время, перекантоваться».

– Ладно уж, – выдавил он с неудовольствием, и дал мне двадцать баксов. – Разбогатеешь, вернешь.

– Само собой.

Я и сам был расстроен, что приходится фактически побираться. Снова распрощавшись, я наконец покинул гостеприимный участок и направился в неизвестном направлении по улице, отметив, что уже светает. Надо бы вернуться в хостел – и выспаться как следует. Но этим утром выспаться мне было не суждено.

Через пару кварталов, возле темного парка на меня налетела какая-то американская баба лет сорока и, вереща что-то, потащила за собой.

– Да я не коп! – орал я, отбиваясь. – Ай эм нот а полисмэн. Ду ю андерстенд? Ай эм нот…

Но она ничего и слушать не хотела, скороговоркой проговаривая что-то непонятное. Мне удалось только разобрать, что кто-то приехал в ее квартиру. А она его не ждала. И что этот кто-то хулиганит, ей очень нужен полис, или этому кому-то нужен полис, а ей этот кто-то совершенно не нужен. Я выбился из сил… Как же плохо не знать язык, не уметь объясниться, сразу ощущаешь себя человеком второго сорта и полным идиотом. Но я выучу, обязательно буду говорить не хуже, чем тот же Виктор.

Я даже не могу понять логику своего поступка. Зачем я потащился за этой женщиной? Наверное, мне было ее немного жаль. Но я направился вместе с ней в ее квартиру, чтобы помочь ей – все равно дура не понимает, что я не настоящий полицейский. А еще мне хотелось доказать себе, что я мужик, и могу еще справиться с каким-то зарвавшимся хулиганом. Мы поднялись на второй этаж. Она распахнула дверь и показала на одну из комнат: «He's there»… Тут мне стало зябко, но не от холода, а от нехорошего предчувствия.

– Ху из хи? – спросил я.

Она всплеснула руками.

– My son.

– Ё сан? – удивился я.

– Yes. My son Leonard.

Тудум – стукнуло в башке – а не тот ли это Леонард, которого активно ищет полиция? Что там Виктор про него говорил. Кажется, если увидишь его, быстрее удирай со всех ног, а то пришьет…

Но удирать было поздно. Из указанной комнаты вразвалочку вышел Леонард. Он оказался крепким парнем с проступающей рельефной мускулаторой. На нем были тренировочные штаны, кроссовки и черная майка с пантерой без рукавов. Он смотрел на меня и на мать и нагло ухмылялся.

– Я привела полицию, – торжествуя, закричала по-английски чернокожая добропорядочная гражданка, решившая сдать собственного сына – так он, видимо, ее допек.

– Ну, чего, коп, ты один пришел, или там на улице еще копы? – поинтересовался Леонард Диггер (Могильщик – по-нашему). Выглядел он при этом горделиво – мол, смотрите, как я нагло разговариваю с копом, я совсем его не боюсь. Я крутой мэн!

Я продемонстрировал ему надорванный рукав куртки и проговорил:

– Ай эм нот э коп. Ай эм ё френд… – И улыбнулся на всякий случай.

Леонард сильно озадачился таким поворотом событий. Его тяжелая челюсть малость отвисла.

– Ай эм рашн, май нейм из Степан, – добил я его окончательно. Подмигнул ему.

Но тут все пошло наперекосяк. Леонард выдернул из-за спины пистолет, который до поры – до времени прятал в штанах, дожидаясь удобного момента, и направил на меня, держа его в вытянутой руке. Лицо его было злым и решительным.

Дальше разговор пошел на английском. Причем, речь была торопливой. У меня откуда-то проснулось знание языка. Наверное, помог направленный на меня ствол.

– Постой, постой, – закричал я. – Не надо стрелять. Ты совершаешь большую ошибку. И упускаешь отличную возможность.

– Я не знаю, кто ты, – сказал он, – но ты мне не нравишься. Тебя привела моя мать.

Матери, между тем, уже и след простыл, она спряталась в глубине квартиры, предоставив «полиции» самой разбираться с опасным сынком.

– Лиссен, ай эм ё френд. Ду ю хэв сам пот? Летс смок энд спик виз ми…

– About what?

– Эбоут дилс, – брякнул я. – Мы можем с тобой делать крутые дела, Леонард, и зарабатывать очень хорошие деньги. Я знаю одно место, где можно взять много, очень много денег.

Он молчал, явно размышляя – пристрелить меня или все-таки стоит выслушать.

– Ок, – сказал Диггер… – You are not a cop. Who are you?

– А эм рашшн, – повторил я, подивившись его непонятливости. – Степан.

Видимо, русских он знал не понаслышке. Репутация у выходцев из нашей страны в Америке была не очень – среди достойных граждан. Зато всякое отребье, вроде этого типа, напротив – нас уважали. Так что вскоре мы уже курили гашиш из большого фарфорового дракона. Впервые в жизни я видел такой огромный пыхательный аппарат. Комната у Диггера оказалась смешной – совсем детской, с плакатами баскетболистов на стенах и обоями в медвежатах. Не похоже было, что здесь живет крутой грабитель наркодилеров. Наверное, он давно покинул родное гнездышко, но иногда наведывался проведать маму. Что там между ними произошло, я не знаю, должно быть – серьезная ссора…

Она появилась на пороге комнаты, увидела, что коп раскуривает с ее сыном-преступником дракона и, причитая, убежала вглубь квартиры. Увиденное ее сильно расстроило. Даже не так – немножечко свело с ума. Коррупция и оборотни в погонах захватили управление Южного Бронкса, должно быть, подумала она. И больше уже не появлялась. Только из дальней комнаты доносился ее причитающий голос – по-моему, она молилась богу, причем, истерично крича, не переставая…

Трава сближает. Мы сидели и улыбались друг другу, не обращая внимания на вопли несчастной женщины. Причем, он не ухмылялся, а именно улыбался – во весь рот, набитый золотыми коронками. Я раньше думал, такие только цыгане носят. На шее у него тоже было золото. Цепь шириной с мизинец.